Наконец-то мы сюда попали,
Мамы нас сюда не отпускали,
Здесь нас рано поднимают,
На работу выгоняют.
Чап, чап, чап, чали.
Из студенческой песни
Заканчивали мы тогда второй курс пединститута, и многим из нас, мне в том числе, хотелось попасть в стройотряд, а то, как это так – студенты, а в стройотряде ни разу не были. Правда, девчонок с младших курсов отправляли только в Астраханскую область на уборку помидоров, об этом нам рассказали наши однокурсницы, побывавшие там в прошлом году.
Но прежде чем туда отправиться, нужно было пройти медкомиссию. Одной девочке, Тане, из нашей группы медики не разрешили ехать на работу в Астраханскую область – у нее оказалась гипертония. Таня очень расстроилась, но ничего нельзя было поделать.
Наконец-то сессия позади. Мы с вещами собрались у института. Если учесть, что в стройотряде собрались ехать девочки со всех факультетов, то толпа получилась немаленькая. Подъехали три автобуса, и мы едва туда поместились. Привезли нас в Иваново на железнодорожный вокзал. Вообще-то в Астраханскую область ехал не один наш отряд, который был только частью сводного отряда студентов Ивановской области. Кроме нас в него входил довольно большой отряд Ивановского университета и пять отрядов поменьше: один из Ивановского культпросветучилища, остальные четыре – из Кинишемских техникумов. Всех нас уже ждал эшелон.
Ехали мы сравнительно недолго. Утром сели на поезд, а на другой день уже были в Камызяке, это небольшой городок в Астраханской области. Там нас ждала целая вереница грузовиков. И уже на грузовиках отправили в Раздор.
Вообще Раздор это большое село, неподалеку от Камызяка, но так же назывался и лагерь стройотряда, находившийся буквально, сразу за селом.
Было там четыре барака. В один из них поселили наш отряд из ШГПИ, в бараке напротив, поселили отряд ИвГУ, в третьем – поселили девочек из техникумов, ну а в четвертом, находились кухня и столовая.
Поднимали нас, как и поется в студенческой песне, действительно очень рано, в 5 утра. Полчаса отводилось на утренний туалет, а потом, как в пионерлагере, была линейка. Командиры отрядов рапортовали командиру сводного отряда Аверьянову (аспиранту кафедры истории КПСС ИвГУ) о наличии заболевших, после рапорта каждого командира, отряд хором скандировал речевку, каждый день речевки были разные. Нам, студенткам с физмата и филфака, это было скучно, а девушки с дошфака, самые старшие по возрасту (все они уже закончили педучилище), над речевками откровенно смеялись, но девочки с педфака с восторгом их сочиняли. После линейки строем шли в столовую на завтрак, и опять-таки получалось как в песне:
Мы к столовой подойдем,
Еще часик подождем.
Чап, чап, чап, чали.
Ну, часик не часик, но иной раз ждать приходилось довольно долго, пока столовую откроют. После завтрака шли на работу в поле, но не всем отрядом, а по звеньям. Звенья, по крайней мере, в нашем отряде образовывались по факультетам – одному факультету соответствовало одно звено, только на педфаке было два. В ИвГУ было отдельное звено, состоящее из одних парней; они, в отличие от девушек, все работали на погрузке арбузов.
Работали в поле до 12-ти часов. Красные помидоры собирали в большие ящики, их должны были отправлять в Астрахань, а крупные зеленые – укладывали в мелкие ящики в два слоя, как это делать, нам показали в первый же день. Зеленые помидоры отправляли в Ленинград.
С 12-ти утра начиналась такая жара, что работать для нас, непривычных к этому, было невозможно. А местные работали, правда, одевались они во все белое, руки, ноги и даже лицо все было закрыто, только глаза сверкали. У нас же до 16-ти был перерыв, в 14 опять-таки строем шли на обед, потом отдыхали – когда спали, когда на речку купаться бегали (хотя это и не рекомендовали, уж очень вода в ней была грязная). После 16-ти снова шли на работу и работали до ужина. От ужина и до отбоя каждый занимался чем хотел.
Вот так, довольно однообразно, и проходили дни. До поры до времени никаких проблем не возникало, пока не стали замечать, что девочки из техникумов ходят грустные. Стали спрашивать, в чем дело, они долгое время не хотели ничего говорить, отнекивались, что, дескать, все в порядке, однако видно было, что они чего-то боятся. В конце концов, они все же рассказали, что их обижает приехавший с ними воспитатель по прозвищу «Утка» (он и впрямь ходил, переваливаясь как утка). Он мог обругать любую из девочек, не всегда цензурно, мог стукнуть по лицу или пнуть ногой. Мы поинтересовались: а кто он такой и как стал воспитателем. Кинишемские девочки рассказали, что был он раньше офицером то ли милиции, то ли КГБ, откуда его за какие-то провинности уволили, и вот теперь кто-то решил, что он подойдет в качестве воспитателя для совсем юных девочек (им и 16-то лет не всем еще исполнилось). Мы, старшие студентки, повозмущались, и решили, что надо жаловаться в зональный штаб стройотрядов. Написали письмо (не помню уж, кто именно писал, и даже из какого отряда, нашего или из ИвГУ), описали все художества «Утки», в которых мы лично убедились. Подписали это письмо все старшие студентки. Однако ни Аверьянову, ни парням из ИвГУ это письмо не показали, не любили их у нас в отряде. Письмо отправили. Отреагировал на него штаб очень быстро, буквально через несколько дней «Утка» из лагеря исчез, другого воспитателя на смену ему не прислали, видимо, решили, что старшие студентки с этой ролью неплохо справляются.
Была и еще одна проблема. Кормили нас не сказать, чтобы хорошо, и воды в поле маловато привозили, поэтому все во время работы ели помидоры. Нас, правда, предупредили, что поливают их очень грязной водой из речки и, следовательно, возможна дизентерия, но мы и девочки из ИвГУ приспособились чистить помидоры от шкурки и есть только мякоть. Пытались объяснить это девочкам из техникумов, но они только посмеялись, больше всего нас поразило, что грязные помидоры ели даже девочки из медучилища.
Кончилось это, разумеется, плохо. Большинство из них заболело дизентерией, тогда как в наших двух вузовских отрядах было всего два или три случая. Медики, две студентки со старших курсов Ивановского мединститута, лечили их своими силами (Аверьянов боялся, что если об эпидемии узнает зональное начальство, то лагерь закроют на карантин). Из-за этого чуть было не погибла моя соседка по комнате Лена. У нее заболел живот, наши медики сразу решили, что это опять дизентерия и соответственно начали лечить, но легче Лене не становилось. Перепуганные медики вызвали зонального врача Сашу, он хоть и был еще очень молод, но был уже именно врачом, а не студентом. Саша приехал и, едва глянув на Лену, обругал наших медиков: «Вы что с ума сошли? Немедленно вызывайте машину и отправляйте в райцентр, у девчонки аппендицит». Девочки испугались еще больше и поспешили выполнить Сашин приказ. Лену увезли, а когда она из больницы вернулась, то рассказала такую историю. В больнице хирург, осмотрев ее, сразу отправил на операционный стол, а после операции сказал ей, что привезли ее «очень вовремя», что аппендицит был гангренозный и еще какие-нибудь пять минут, аппендикс бы прорвался и начался перитонит. Мы хоть и учились в пединституте, но на первых двух курсах нам раз в неделю читали лекции по медицине, и даже была практика в больнице, поэтому что такое перитонит мы знали, и от души порадовались за Лену, что такой беды с ней не случилось.
Другой случай произошел со мной, исключительно по моей собственной глупости. Вообще на работу все девушки ходили в платочках, и я, конечно, тоже, но в тот раз забыла сразу повязать платок на голову, а потом возвращаться за ним не захотелось. Пришли с работы распаренные, и, как всегда, сразу же отправились в душ. Вода же там нагревалась только солнышком, то есть горячей точно не была. После обеда мне становилось все хуже и хуже, на работу я уже не пошла, а к ужину даже и встать с постели уже не могла. И мои однокурсницы и соседки по комнате встревожились и позвали наших медиков. Они прибежали, смерили мне температуру, оказалось 40,1°. Девочки тут же натащили кучу лекарств, им хотелось сделать мне укол, но хоть шприцы у них и были, они забыли привезти с собой стерилизатор, а одноразовые шприцы в то время, если где и были, то мы об этом не слышали. Что делать? Вылили из ампул лекарства и дали мне выпить один за другим пять или шесть антибиотиков, а потом столько же разных таблеток, я все это выпила, а утром голову от подушки поднять не могла. Померили снова температуру, оказалось 35,5°, это после сорока-то с лишним, впрочем, дня через три я уже была совсем здорова.
Однажды мы, возвращаясь с работы, заглянули на поле, где неделю назад убирали помидоры и были потрясены: помидоры так никто и не увез. Красные помидоры уже все сгнили, а зеленые превратились в красные, было жаль своего труда, мы перебрали их по-быстрому и все не гнилые уложили в ящики, для отправки в Астрахань. Не знаю, вывезли ли их потом.
Перед отъездом устроило нам зональное начальство две экскурсии. Сначала съездили в Астрахань, посмотреть достопримечательности города, видимо, это не показалось мне интересным, поскольку запомнилось только, как мы покупали арбузы и дыни. Стоили они очень дешево, даже и по тем временам: три копейки за килограмм – арбузы и пять копеек – дыни. Второй раз ездили на катере по Каспийскому морю посмотреть, как цветут лотосы, вот от этой поездки все были в восторге.
Наконец прошли два месяца нашей работы в Раздоре, и очень довольные этим мы уехали домой.