назад, Часть II. Глава 17. Возведох очи мои в горы...: http://www.proza.ru/2017/08/24/609
Пятачок лежал на земле, не понимая, что же произошло. Сперва он подумал, что
весь мир взлетел на воздух, потом он подумал, что, может быть, только их
любимый Лес; ещё потом – что, может быть, только он, Пятачок, взлетел и сейчас
он один-одинешенек лежит где-нибудь на Луне и никогда-никогда не увидит
больше ни Пуха, ни Кристофера Робина, ни Иа... И тут ему пришло в голову,
что даже и на Луне не обязательно всё время лежать носом вниз. Он осторожно
встал, осмотрелся кругом.
Александр Милн, «Винни-Пух и все-все-все»
Конечно, маленького Бобриана хранил Промысл – остаться живым в этой селевой мясорубке, безусловно, было чудом. Понятно, он бобр, и бобр отважный и уже даже не по возрасту опытный, но всё же...
Его дерево пристало у каменной плотины. Это был тяжкий и увесистый дуб. Наверное, если бы течение было не столь быстрым, он бы осел на дно, а так – стоял теперь, привалившись поникшей и перепутанной кроной к её краю. Вода переливалась через плотину в этом месте не очень обильно – камни здесь оказались чуть выше, – и дуб относительно спокойно лежал, колыхаясь на волнах. В других частях плотины поток ещё оставался ревущим и порывистым, и она содрогалась под его толчками и ударами.
Воздушные стражники суетились над предгорьями, ведущими к скалам возле водопада, а здесь, над каменной плотиной, их не было ни одного. Похоже, им было трудно представить, чтобы кто-то достиг её живым и неутонувшим.
Однако клиссов и прочей темноты на берегах вокруг запруды было довольно много – это напоминало какой-то штаб или лагерь. Наконец от их массы отделилась часть и устремилась в том же направлении, где кружились и стражники воздушные. Видимо, у тех не очень-то получалось схватить (или даже обнаружить) беглецов с Плато ежей.
Бобрисэй не шевелился. Трудно было понять, в сознании ли он, – может быть, он и сам не смог бы сказать, так это или нет. Пальцы его, сомкнувшиеся на бугровинах толстой коры дубового ствола, даже не дрожали, когти словно в неё вросли.
Клиссы не очень беспокоились о конспирации, и вокруг их лагеря стоял беспорядочный шум и галдёж.
Подступал вечер и смена воздушной стражи. Воссы и нлиифы сидели здесь же, похожие на странные и страшные плоды на сучьях ещё невысоких в этих местах каменных деревьях.
Наконец наступили сумерки, и все предметы у всякого смотрящего стали как бы ускользать из глаз, так что всё видимое словно трепетало. Маленький бобр осторожно пошевелил лапой. Она настолько затекла, что ему с трудом удалось оторвать её от ствола дуба. Кажется, никто его не замечал – его прикрывала мощная крона.
Он немного передохнул, шевеля пальцами, потом перехватил лапу и высвободил другую... Всё. Он был свободен... от дерева. А что дальше?
Он нырнул.
Через несколько секунд под одной из частей плотины, где поток был особенно многоводен, ровная до сих пор струя ударила о поверхность реки необычно плотно. Однако никто из клиссов не обратил на это внимания, а воссы и нлиифы пока бездействовали. Были сумерки.
Бобрисэй осторожно поплыл вниз по течению, стараясь выныривать как можно реже. Течение всё ещё было слишком сильным, и пытаться вернуться к Плато ежей по воде было бессмысленно. Но и ждать тоже было опасно – кто знает, сколько продлится это многоводие и как долго будут стоять тут табором эти клиссы...
Река, бывшая в Стране ежей Изумрудной, сделалась обычного для Тёмной долины чёрно-бурого цвета. Она была притоком Бобривер, точнее, той реки, которая над Ничевойским водопадом именовалась Бобривер. Мелкая Камнетура впадала в неё с другого берега.
Плыть было всё равно куда...
Но у Бобрисэя, похоже, возникла какая-то мысль, потому что вдруг его движение приобрело какую-то осмысленность, даже уверенность. Он всё плыл и плыл вперёд по течению. Туда, где в неизвестном далеке было море.
Опять наступала ночь. Впрочем, в Тёмной долине...
Представьте себе утро без рассвета, без пения и ликования птиц, без кротких солнечных лучей, пробивающихся сквозь зеленоватые узоры древесных крон, без зыбкой росы, без таинственных туманов, без пения цикад и стрекотания кузнечиков, – это будет утро Тёмной долины.
Бобрисэй проснулся не от наступившего утра, а просто потому, что проснулся. Утро это или не утро – можно ли понять?
Осторожно выглянул из-под куста. Было тихо, даже слишком тихо – смертельной тишиной Тёмной долины. Это было то самое место, на котором сколько-то времени назад он встретился с Мальтой. И сколько же времени прошло? Действительно, здесь год идёт за вечность.
Он вылез на открытое место и сел, опустив лапы на колени. Лапы немного дрожали – ещё не прошла вчерашняя усталость. Так и сидел, и выражение лица у него было таким же серым, как это утро. Потом откинулся на спину и долго смотрел в глубину каменных крон. Где-то там, за ними, было солнце... Он закрыл глаза.
Всё было всё равно. Ничкисы не было, Мальты не было, Митька не было, и он – один.
Вдруг он открыл глаза и сел.
– Налаки! – он чуть не хлопнул себя лапой по лбу, он даже улыбнулся.
И тут он услышал, что кто-то ломится к нему сквозь заросли кустарника. Бобрисэй кинулся к реке, но не так-то просто было бежать по мелким камням, беспорядочно кувыркающимся по крутому склону. Он несколько раз упал. Наконец, увидев, что совсем не имеет сил бежать, остановился и, обнажив алмазные резцы, повернулся на звук.
Звук стих. Осторожно раздвинулись кусты... И в образовавшийся разъём между колючими ветвями просунулась ухмыляющаяся физиономия Лютика.
– Привет, – тихонько сказал он.
– Лютик, – выдохнул бобрёнок и сел.
Господи, как же хорошо вот так снова найти друзей!
– Я не один... – всё так же шептал Лютик, вылезая из куста. – С-с-с... уя!.. колючий какой...
За ним выбрались ещё несколько таких же лохматых мальчишек.
– Ромашку ты уже знаешь, – говорил Лютик (Ромашка здесь улыбнулся Бобрисэю). – А это – Каштан (и шевелюра его была именно такого цвета), это – Цикорий (он был таким же тощим, и глаза его были такие же голубые), это – Ландыш (он был самый маленький), это – Мирт, он у нас старший (это был очень серьёзный молодой человек, даже с небольшой бородкой цвета соломы), ну, а это – Мешкайчасик, он музыкант (этот был всегда задумчивым)...
– А что ты шепчешь? – всё же тоже шёпотом спросил Бобрисэй.
– Я не знаю... – задумчиво ответил Лютик, – Может быть, уже и не нужно... – и объяснил: – За нами была погоня... Ух, и страшный был шторм наверху, ты не представляешь! – и парни, рассевшись в кружок, стали наперебой (но так же вполголоса) рассказывать Бобрисэю о событиях прошедших двух дней.
– А как же куры и коровы? – спросил Бобр.
– А ты уверен... – лукаво ухмыльнулся Лютик, – что ты их видел?..
Вот тебе и раз!
– Да как же! – забеспокоился Бобриан, – Ну как же, да я ведь... – и остановился. Все парни смотрели на него с такими улыбками, что – что тут говорить? – Ладно, – махнул он лапой. – Я понял. Это был образ.
– Да нет, – сказал Мирт, быстро став серьёзным. – Всё правильно, ты видел... Ты видел то, что есть на самом деле... но не так, как всё остальное... – он обвёл взглядом окружающий лес. – Они могут быть видимы, когда становятся делом – я говорю о том, что ты видел – а могут и не быть видимы... Но не потому, что не стали делом – тогда их просто нет, – а потому, что они такого рода или, лучше, состояния, которое – другое для смотрящего... Я непонятно говорю?..
Бобрисэй молчал, нахмурившись, но не сердито, и внимательно глядя на Мирта.
– Я подумал, что ты поймёшь, ведь ты сказал... – стал объяснять тот и остановился.
– Я ещё всё-таки довольно маленький, – вздохнул бобрёнок.
– Э-э-э... А ты куда собирался идти? – неловко пробормотал Ромашка, прерывая повисшую паузу.
– Я думал – к налакам... – живо ответил Бобрисэй. – Знаете их?
– Да, знаем, – сказал Мирт. – Мы у них были один раз... Но мы не настолько... гм... хорошо плаваем, чтобы идти сейчас с тобой... Ты уж прости...
Бобриан удивлённо посмотрел на них.
– А вы куда идёте? – спросил тогда он.
– Мы думали – в горы... – сказал маленький Ландыш. – Но там, где было Плато ежей, уже невозможно... Нужен другой отрог, а туда пройти можно только через низ, вот мы и... Но днём идти нельзя, нужно переждать...
Все замолчали.
– Здесь выше есть старая нора Тропкиных, – сказал наконец Бобрисэй. – Она, конечно, разрушена... Но, может быть, там ещё можно укрыться?
– А что? – сказал Каштан. – Мне нравится...
–...Клиссы называют нас хипаресами... – они сидели в норе, точнее, в том, что от неё осталось, и Мирт рассказывал Бобрисэю разные вещи. – Ну, это, конечно, презрительное название, хотя, в принципе, мы не против... Это потому, что мы не укладываемся в их представления... Наверное, и тебе мы кажемся странноватыми, да?
– Да нет, почему... – замямлил Бобрисэй.
– Ладно, можешь не объяснять, – улыбнулся Мирт и продолжил: – Однако ты всё же видишь, кому мы друзья... Мы немного странники, очень любим пустыню, а также искусство. Я знаю, ты это поймёшь...
Бобриан не произнёс ни звука, он слушал.
– ...Мешкайчасик наш – музыкант, но, когда он ни на чём не играет, от него трудно дождаться хотя бы несколько слов... Ландыш – художник, как и Лютик, а он и поэт немного тоже (Бобрисэй здесь фыркнул), Ромашка – резчик... Эх, ты бы видел, какую он вырезал сень...
– Сень?.. – спросил со значением Бобрисэй. – Но ведь сень должна быть над чем-то...
– Ну разумеется, разумеется... – засмеялся Ромашка. – Ты же Его тоже видел...
В норе было довольно темно, несмотря на свет нескольких случайно затерявшихся гнилушек, но было видно, как сверкнул глазами Бобриан.
– Так вот... – продолжил Мирт. – Каштанчик наш – поэт... Он немного манерный пока... – (раздался глухой звук пинка, а Мирт, дёрнувшись, потёр одно место и чуть слышно засмеялся). – Но ничего...
– А ты? – вдруг спросил Бобрисэй.
– Я?.. – Мирт, казалось, был озадачен. – Я тоже, всё понемножку, хотя так, конечно, не бывает... Но есть большее искусство, о котором ты знаешь... То, что Ничкиса называла пением...
– Да, – сказал Бобриан, уже не ничему удивляясь.– Это то же, что летать.
– Да, – сказал Мирт. – Или вычищать туалеты.
Наступил вечер, и они снова выбрались наружу.
– Хорошая нора, – сказал Каштан, задумчиво глядя вниз, в сторону реки. – Только почему так воняет? Вроде, Тропкины...
– Там ежи съели трёх зъемев, – объяснил Бобрисэй.
– А-а-а...
– Кстати о еде, – вспомнил Мирт. – У нас с собой кое-что есть... Как ты относишься к огурцам с хлебом?..
Бобрисэй отнёсся к ним хорошо, от всего живота и со всем широко раскрытым ртом.
– Хочешь, мы тебя на прощанье чему-то научим? – спросил Лютик.
– Да, хочу, а чему? – Бобрисэй ещё не всё успел прожевать.
– Ну вот, смотри... Допустим, на тебя нападает клисс... Толкает тебя вот так... А ты, допустим, упал на спину... И тогда можешь сделать вот так!
И Лютик, стоя на руках, звонко шлёпнул Бобрисэя по носу розовой ступнёй.
– Апчхи! – сказал Бобрисэй. – Ой.
– Что и требовалось доказать, – сказал Лютик.
– Ну вот, мы тебе сейчас примерно покажем, как это делается, – и они стали ходить на руках, шлёпая друг друга пятками. Пятки у них были неожиданно розовенькие, несмотря на длинный путь и всё прочее. – А ты можешь делать так хвостом.
– Фу. Странная какая вещь, – хмыкнул Бобрисэй, глядя на всё это.
– А что ж? Мы и сами странные, – сказали они, махнув ему на прощанье и поднимаясь по склону в гору, – зато до смерти никого убивать не надо...
И Бобрисэй тоже помахал лапой в синюю темноту.
– ...Ну что ж, значит, к налакам, – сказал он сам себе и вошёл в воду.
Здесь, в этих местах, ещё недавно они плавали с Наречником, добывая жемчуг.
Он совсем немного успел проплыть. Его вдруг привлёк в глубине какой-то блеск. И всего-то на секунду остановился!
Бобрисэй взмыл в воздух, и вода с шумом упала назад в реку. С него ещё текли потоки и струи, создавая бессвязный шум.
Вокруг него была сеть.
...Ночь быстро прошла, и снова наступило утро, как будто тот же вчерашний единый день.
Он всё висел в воздухе внутри сети. Алмазные резцы оказались бессильны – это был камень, судя по всему, те самые каменные ивы.
– Ха! Смотри-ка! Попался-таки! – сказал клисс, выходя из зарослей на правом берегу. Он свистнул в кусты, и оттуда выскочило ещё несколько клиссов.
– Ну что? – сказал он им. – Я говорил вам?
– Да-а-а... – с усмешкой протянул в ответ курносый клисс. – Ты молодес-с!..
Это был Курносый красавец! Вальяжной походкой он прошёлся по берегу.
– Ну вот, парень, – сказал он Бобрисэю, подойдя к нему и смрадно дыша ему в лицо. – Мы снова и свиделись.
Бобриан поморщился и попытался отвернуться.
Клисс захохотал:
– Не бойся! Разбираться с тобой буду не я! Скоро ты узнаешь настоящее дыханье! Жемчуг-лов несчастный!.. – и с яростью, почти вплотную к уху Бобрисэя: – Если бы не это, то знаешь, что бы я сейчас с тобой сделал?! В лепёшку бы тебя... – и добавил, обращаясь к своим: – Надо сообщить Дорноку, пусть подгоняет транспорт... – и снова Бобрисэю: – В Замок Ив тебя понесут! Честь-то какая! Повеселишься там!
И клиссы нестройно и некрасиво захохотали. Даже смех у них был какой-то... неживой.
– Так, – снова сказал Курносый, когда один из клиссов убежал к прогалине. – Сеть останется здесь. Мало ли, кто ещё... – и он вдруг как-то с опаской глянул на Бобриана. – А для него подготовьте дерево. И браслетики...
И опять клиссы как по команде засмеялись холодным и корявым смехом.
Курносый достал из сумки на животе какой-то пузырёк.
– Ослабьте трос! Так...
Он полил жидкостью на верхний узел сети. Раздалось шипенье, пошёл небольшой дымок, и от ивы послышалось как бы чавканье. Шерсть на загривке у Бобрисэя стала дыбом.
Узел раскрылся. Со всех сторон его схватили клиссы, и сеть медленно ушла под воду.
Принесли «дерево». Это была средних размеров жердь.
– Так, – скомандовал Курносый. – Ставьте дерево тут... – и вдруг ему пришла идея: – А слушайте-ка! Зачем ему браслеты?! Мы его сейчас мазью помажем, чтобы ему мягче было!
На этот раз клиссы не смеялись своим мёртвым смехом, и страшные и кривые морды их чуть оживились, но живость эта была ещё страшней.
Они принесли на палке дымящийся котёл.
– Так, – опять сказал Курносый. – Нет, жечь нам его нельзя. Ладно. Чуть охладим, – они опустили котёл в реку, и от неё с шипением взвился пар. – Теперь давайте...
Смола проникла в каждый изгиб его тела, впитала в себя каждую ворсинку его шубки. Они прилепили его к принесённой жерди и прислонили к стволу огромного дерева.
– А ну, попробуй, шевельнись, – хохотнул Курносый.
Бобрисэй молчал, стиснув зубы.
И вот жердь с подвешенным Бобрианом положили на козлы, с которых её за края должны были взять два ушронка.
– Ну что, где там этот Муртуз? – деловито спросил клисс, отряхивая лапы. – Придёт воздушная стража?
Словно в ответ на его слова затрещали кусты, куда незадолго до этого удалился с поручением этот самый Муртуз.
Курносый с ожиданием уставился на куст... И получил по остатку носа розовой пяткой.
И тут началось такое! Даже Бобрисэй, приклеенный к жерди, развеселился.
Ромашка и Лютик ходили колесом перед бросившимися на них клиссами, звонко щёлкая их по носу босыми пятками. Так они им нашлёпали, что в конце концов уже все клиссы сидели у реки и чихали не переставая.
– Аджя! Аджя! – бухал один толстым басом.
– Джи. Джи, – деловито отвечал второй.
– Чи! Чи! Чи! – верещал третий.
– Чух-чух-чух! Чух-чух-чух! – пускал очереди четвёртый.
А один не соглашался быть ничем иным, кроме как классиком:
– Апчхи! Апчхи! Апчхи!
Пятый приводил разные цитаты:
– Ча-ча-ча! Чио-чио-сан! Чук-и-гек! Чук-и-гек!
Шестой укоризненно говорил своим нехорошим собратьям про то, что же у них получится:
– Пшик! Пшик! Пшик!
Седьмой был с этим не согласен:
– Чушь! Чушь! Чушь!
И т.д. В общем, настоящий концерт.
– Взяли, – сказал Мирт, и они с Каштаном подтащили жердь с Бобрисэем поближе к реке. – Стоп, – скомандовал он ещё раз. – Разбежались... – и они прыгнули так, что перескочили через Камнетуру!
Но радоваться было рано. Там оказались кловы. Те самые. А с ними ещё...
И тогда вышел Мешкайчасик-музыкант, достал гусельцы и стал играть. И клиссы остановились, извиваясь, тявкая и повизгивая от злости, а кловы рычали и выли, но сойти с места не могли. А Крыссь таращила свои круглые глаза, не зная, как оторвать свои лапы от дерева.
Но тут... Даже каменные деревья содрогнулись от ужаса. И наступило такое зловоние, что невозможно было дышать. Это шла Красомаха.
А Лютик тем временем писал в воздухе картину. На ней был изображён... Человек.
А Мирт с Каштаном лихорадочно пытались освободить Бобрисэя от жерди. Они поливали смолу из отнятых у Курносого пузырьков. Он пытались отделить его от жерди перочинным ножиком. Они...
– Всё! – Красомаха ударила лапой о землю, и музыка прекратилась, краски поблёкли.
Страшен был её вид. Вся её шкура была подобна каким-то лохмотьям, под которыми однако перекатывались огромные мышцы. Хвост её был подобен грязной лохматой метле, из пасти капала жёлтая слюна. Глаза... Кажется, никто не попытался глянуть ей в глаза.
И одновременно образ её был неясен, она словно терялась в пространстве, так что её трудно было ясно видеть.
Схватив какое-то бревно, неизвестно для чего приготовленное клиссами, она швырнула его в картину Лютика. Оно прошло её насквозь, и изображение исчезло.
Тогда вся эта свора кинулась на них. Мирт с Каштаном бросились бежать вдоль реки, таща жердь с Бобрисэем, а Лютик, Ромашка, маленький Ландыш и Мешкайчасик остались на перешейке низкого берега между крутым склоном и рекой.
– Стойте! Я не хочу! Отдайте меня им! – кричал Бобриан, а Мирт с Каштаном всё бежали. А он всё смотрел назад, как их схватили, как им выкручивали руки, как Красомаха...
Потом кловы стали настигать и бегущих.
Но Мирт с Каштаном уже достигли цели.
– Стой, – скомандовал совершенно измождённый Мирт. – Здесь.
Каштан молча опустил жердь на землю. Нижняя губа у него была закушена, лицо было таким бледным, что словно светилось в вечных тёмно-долинных дневно-сумерках.
Перед ними был ручей, довольно широкий – и он служил для Мелкой Камнетуры не притоком, а оттоком. Русло его уходило в глубь гор, где было то, что в Тёмной долине называлось Гиблыми пещерами, – Наречник однажды упоминал о них. Никто из клиссов не смел ходить туда, да и Красомаха, как было слышно, ни разу...
– Вот, – сказали они Бобрисэю. – Лучшего у нас нет. Тебя понесёт внутрь горы. Постарайся там, чтобы твоя жердь стала поперёк. Мы вернёмся и тебя оттуда достанем – эти пещеры гиблые только для них, – и они опустили его в воду, когда преследователи были уже в десяти шагах.
Вода быстро подхватила его, и он, бросив последний взгляд перед тем, как нырнуть в Пещеры, увидел, как Мирт с Каштаном молча повернулись лицом к нападавшим...
И опять наступила тьма.
дальше, Глава 19. Путь во тьме: http://www.proza.ru/2017/08/26/226