ЛЮДМИЛА МАЙ - http://www.proza.ru/avtor/lyudmiladamer - ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В 1-М КОНКУРСЕ НА СВОБОДНУЮ ТЕМУ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
День первый.
Ширк-ширк, ширк-ширк…
Иван Сергеевич не забывал боковым зрением по привычке оценивать ситуацию во дворе: сейчас сутулый мужик из второго подъезда выйдет – тот всегда рано уходит... О! Точно, вышел! Хмуро на ходу закурил и направился к трамвайной остановке. Дворник с уважением относился к Сутулому – тот никогда обгоревшие спички или смятые пачки на землю не бросал.
Из пятого подъезда выскочил в спортивном костюме не старый еще мужик, как всегда, побежал трусцой к бульвару, вскинув обе руки над головой в приветствии. Иван Сергеевич в ответ махнул своей метлой. К Спортсмену он относился скорее снисходительно, с легкой иронией: ну, давай-давай, беги, веди свой здоровый образ жизни.
Сейчас толстая бабенка из первого поведет своего ротвейлера выгуливать. Собака не доставляла дворнику дополнительных забот: волоча за собой довольно упитанную хозяйку за туго натянутый поводок, ротвейлер всегда устремлялся к своим заветным местам в скверике за два дома отсюда. Ну, а это уже не его участок.
А там уж попрут: мамаши сонных ребятишек в детские сады потащат, машины зафырчат и захлопают дверцами, ученики потянутся вереницей в сторону школы.
А вот и лохматая девица из второго выскочила и сразу – за гаражи. Оттуда, как всегда, потянуло сигаретным дымом. Некурящий Иван Сергеевич не то чтобы осуждал Лохматую, но и не одобрял ее действия: девица всегда втаптывала окурок в землю так, что ему приходилось лопатой подковыривать тоненький мундштук с губной помадой на кончике.
За два года работы дворником он узнал многих обитателей большого пятиэтажного дома. Он и сам жил здесь же на втором этаже и часто, сидя на кухне, продолжал из окна наблюдать за жизнью своего двора. Раньше-то, когда на заводе работал, никого из дома не знал, а сейчас – интересно...
Ширк-ширк, ширк-ширк… А что? Красота! Вместо утренней зарядки. И бегать попусту, как Спортсмен из четвертого не надо, и денежки какие-никакие к пенсии.
Продавщица из продуктового прошла с сыном-пэтэушником. Эти в четвертом живут, в его подъезде.
– Сразу домой, понял меня?! – закричала вслед уходящему парню мамаша.
Тот даже не оглянулся, отправился в свое училище.
– Не-ет, не училище теперь, бери выше – колледж, – Иван Сергеевич ухмыльнулся: – Надо же – колледж! Сервиса и дизайна! На парикмахеров учат, на поваров тоже…
Он знал про этот колледж, потому что его внучка Ленка тоже училась там на дизайнера… этого… ландшафтного!
– Придумают же! – дворник иронично улыбался, хотя внучкой своей гордился: та с детства картинки всякие рисовала, а бабка на ковер над кроватью развешивала.
– Смотри у меня!! – не унималась крикливая дамочка, оглядываясь на удаляющегося сына.
– Что ж ты орешь-то так! – не выдержал Иван Сергеевич, – Все равно же не услышит, уши-то наушниками заткнуты!
Та только зыркнула раздраженно – не твое, мол, дело!
А вот и главный недруг Ивана Сергеевича: из третьего подъезда вальяжно вышел молодой мужчина.
– Пик-пик! – отозвалась ярко желтая иномарка на его небрежный жест.
Этот Гад (именно так обозначил для себя Иван Сергеевич ненавистного ему жильца) доставлял ему немало мелких неприятностей: то жвачку выплюнет, а она потом приклеится к его рабочим ботинкам, то карманы свои почистит и все ненужное на тротуар выкинет. Гад, одним словом!
Иван Сергеевич внимательно следил за его движением. Так и есть! Опять скомканная бумажка полетела в кусты!
– Чтоб тебя!.. Самого, чтоб так швырануло! – Иван Сергеевич проводил недобрым взглядом выезжающую со двора машину, – Ну что ж, мы люди не гордые – поднимем. Только кто же тебя, Гад, поднимет, когда швыранет-то?
Было уже что-то около девяти, когда выскочили эти двое: парень в очках стал нервно звонить по мобильному, а девушка, смеясь и дурачась, сунула ему в рот коричневый квадратик шоколадки.
– Опять проспали, – догадался Иван Сергеевич, – Такси вызывают.
Вот и такси подъехало, и парень уже открыл заднюю дверцу и протянул руку подружке, когда та побежала к стоявшей возле другого подъезда урне, чтобы выкинуть шуршащую обертку.
– Молодежь… Шоколадка, поди, вместо завтрака, – неодобрительно проворчал дворник. Однако поступок девчонки ему очень понравился.
Ширк-ширк, ширк-ширк…
Иван Сергеевич вдруг встревожился: – А где же Она? Неужели, он не заметил, пропустил? Не может быть!
Он стал с недоумением посматривать на третий подъезд: – Нет, не мог он ее пропустить.
Когда он впервые увидел Ее, он просто остолбенел: она шла какой-то плавной походкой (не шла – плыла!), вся такая… Иван Сергеевич не мог тогда сразу понять, какая «такая». Это он потом уже разглядел: светлые волосы, распущенные по плечам, высокая, стройная, с легкой загадочной улыбкой, а глаза… Глаза лучатся каким-то неземным светом. Она вела за руку девочку в бантиках с точно такими же лучистыми глазами.
– Доброе утро! – пропела Она нежным голосом.
– Доброе утро! – так же нежно пропела девочка.
Иван Сергеевич аж зажмурился от такой красоты.
Они прошли, переговариваясь меж собой, словно два колокольчика, оставив шлейф каких-то очень утонченных духов. Он долго ловил этот почти неосязаемый аромат, и в душе его поселилось ощущение чего-то такого, давно забытого…
Они виделись теперь каждое утро, и Она неизменно приветливо улыбалась ему: – Доброе утро!
– Доброе утро! – вторила девочка-колокольчик.
Иван Сергеевич широко улыбался и кивал головой, мол, «здравствуйте, здравствуйте», и каждый раз теплая волна детской радости накатывала на него.
Сегодня ему не пришлось ощутить эту радость. Взволнованный этим неприятным событием, Иван Сергеевич, попивая дома чай, усмотрел в окно, как во двор зашла участковая врачиха из детской поликлиники. Он выбежал на балкон проследить: – Точно! Зашла в третий подъезд! Ой, видать, дочка ее заболела…
– Ну что ты скачешь! – заругалась жена, развешивая на балконе белье, – То в окно уткнется, то скачет, как... – и, не найдя подходящего определения, как именно скачет Иван Сергеевич, добавила: – Как, не знаю кто!
Иван Сергеевич промолчал. Он и сам не знал: чего это он? Мысли его упорно тянулись туда, к ее улыбке и нежному голосу. Не то чтобы он влюбился, нет конечно. В его годы это непозволительная роскошь. Просто ему нравилось представлять, как Она, откинув свои золотистые локоны, вечерами читает книжку своей прелестной дочке, как трогательно ухаживает за ней, заболевшей, и грустит возле окна…
Иван Сергеевич сердито одернул свои мысли, покосился на жену: не заподозрила бы чего. Тогда все, кранты: обсмеёт, разобьет своими грубыми циничными словами всю его нежность, разливающуюся в груди.
Думая о незнакомке, он возвращался в свою молодость, когда ему тоже встретилась однажды девушка, как теперь ему казалось, мечта всей его жизни: такая же светловолосая, утонченная…
День второй.
Следующий день не принес Ивану Сергеевичу ничего нового: все те же листья, огрызки яблок, фантики, окурки…
Ширк-ширк… Спортсмен убежал, Лохматая шмыгнула за гаражи... Все, как всегда. Ширк-ширк…
Разве ж только Колька наведался с утра на дворовую помойку. Он давно знал этого не старого еще бомжа, но уже с явными отпечатками жизненных обстоятельств на лице. Увидев копающуюся в мусорном контейнере фигуру, Иван Сергеевич вынес из своего подвала прибранную для этого случая кожаную куртку, брошенную кем-то на металлическое ограждение возле мусорки. Куртка была хорошая, с целехонькой молнией, только сильно потертая.
Колька обрадовано надел огромного размера кожанку поверх мятого пиджачка, заулыбался беззубым ртом: – Спасибо, Сергеич, а то холодновато становится.
– Носи, - хмуро ответил Иван Сергеевич, снова взявшись за метлу.
Продавщица опять наполнила двор своими пронзительными криками – пацан чуть ли не бегом свернул в переулок.
Этот Гад снова наподличал: уезжая, выкинул из салона пустую пластиковую бутылку. Тихо негодуя, Иван Сергеевич отнес бутылку в контейнер.
Все дела на сегодня были сделаны, и он, тоскливо оглянувшись на третий подъезд, пошел домой пить чай.
День третий.
С утра небо затянуло тучами, заморосил мелкий противный дождик. Иван Сергеевич только успевал сметать листья, а ветер все приносил и приносил новые порции.
Сутулый заторопился к трамваю.
Спортсмен, несмотря на непогоду, выскочил на утреннюю пробежку, надев, однако, шапочку.
Ротвейлер, роняя слюни, нетерпеливо побежал в сквер.
Надев брезентовый плащ и резиновые сапоги по случаю дождя, Иван Сергеевич упорно боролся с листьями, ловко отправляя мокрые вороха в тележку.
Захлопали двери подъездов, запиликали домофоны, школьники понуро отправились за новыми знаниями, машины одна за другой стали выезжать со двора, забрав своих заспанных хозяев.
Лохматая уже покурила.
Очкастый с Девушкой выпорхнули, прижавшись друг к другу под зонтом.
Неугомонная мамаша выкрикнула в сыновью спину напутственные слова…
Вот тут-то и открылась дверь третьего подъезда и появилась Она, раскрывая зонтик. Иван Сергеевич распрямился, подался вперед с разлившейся улыбкой, предвкушая радостную для себя встречу.
– Пик-пик! – встрепенулась желтая иномарка.
Этот Гад, вышедший следом, подхватил беленькую девочку, понес к машине. Старательно перепрыгивая через лужи своими чудесными ножками, Она заторопилась вслед.
– Папа! Папа! – смеясь и повизгивая, заливалась девочка.
Не может быть! Этого просто не могло быть! Дворник застыл на месте, раскрыв рот от неожиданности, все еще не веря своим глазам.
Машина плавно выехала со двора. Девочка с заднего сиденья помахала рукой. Ему?
Иван Сергеевич, ошеломленный, опустился на скамейку. В его душе поднималась отчаянная обида, заполняя все ее уголки липкой горечью. Огромное чувство потери и несправедливости обрушилось на него, вдавило в мокрую скамейку, не давая опомниться и осознать до конца...
– Так, значит… Вот оно как … Поня-ятно... – пробормотал, наконец, Иван Сергеевич. Он вспомнил вдруг, что и этот… со своей ядовитой машиной появился во дворе не так давно…
– Поня-ятно, – тянул растерянно дворник, хотя ничего понятно ему не было.
Он долго еще сидел, не шелохнувшись и не замечая, что накрапывающий с раннего утра дождик постепенно вырос в настоящий ливень, и вода, стекая ручьями с капюшона, давно уже превратила лежащие на его коленях верхонки в две мокрые тряпки.