Пускай это будет лабиринт без стен. С чудовищем находящимся в центре пустоты пространства.
Оно поднимет свою косматую голову к предполагаемым небесам и завоет, завопит, заколотит по земле ладонями. Потому что ему известно нечто, что монстру знать не обязательно. И это знание – запершит в горле, опалит внутренности, смочит глаза. Мутант, насмешка человеческого рассудка, ты думал, что все это создано для героев, которые придут покорять новые горизонты, встретятся с тобой, как с испытанием, и ты умрешь – вместив в себя холодный восклицательный знак стали? Нет, все это – для тебя. Гениальный Дедал разработал изящную ловушку только оттого, что мир не попытался вместить в себя твою двоякую сущность. Или не мир, а какой-то капризный Мидас, которому надоело наблюдать, как жадно вдыхаешь ты через бычьи ноздри воздух, наполняя свои легкие жизнью, как ты ешь – любуясь каждой былинкой, как смотришь вокруг расширенными зрачками, желая протолкнуть внутрь как можно больше реальности, его это волновало и он приказал отгородить Минотавра от всего света.
А знаешь, ведь белая серна, которую ты встретил в юности возле берегов безымянной реки, затерянной в дебрях Тайгета, она – уже мертва. Жрец, в пурпурных одеждах, улыбаясь будущей милости богов, перерезал ей горло в глухую ночь, когда звезды побоялись холодных поцелуев ветра, спрятавшись в густой прослойке эфира. И кровь ее толчками лилась на притихшую траву, а пар поднимался ввысь, отчетливо видный на фоне черноты, подбадриваемой в беззастенчивом соглядатайстве лепетанием дубовых листьев, с остервенением умалишенного повторяющих один и тот же слог. Хочешь знать, что она чувствовала, когда изящный серп в виде молодого месяца отрезал ее от горных склонов, от осоловевшей дубравы, от утренних облаков и капелек росы на лепестках ирисов? Хочешь, я поведаю, как она по-звериному кричала сердцем, как напряглась ее плоть, сопротивляясь чужой воле, по стечению обстоятельств облегчая задачу?
И никто не придет. Кому вообще нужен лабиринт без стен? Тебя видно издалека, ты – не удивление, ты - предопределенность. И был бы нею, даже если окружи тут все зарослями гранита. Каждому известны законы мифов. Монстр, помнила ли тебя серна, или ты был для нее всего лишь эпизодом, странный картинкой, которую выбрасывают из головы, стоит хоть на секунду ей исчезнуть? У тебя личные счеты с этим местом. Ты не знаешь, как выйти оттуда, где нет входа. Пытался отломать себе рог и напороться на него? Ничего не получится. Они крепко вросли в твой череп. Сколько не прижимай подбородок к груди, а так просто отсюда не разрешишься.
Иной раз выход из лабиринта – это другой лабиринт. С еще более страшным чудищем. И мы оба знаем, как его зовут. Знаем, где оно живет. Знаем. Ему не нужно острие меча или рога, не нужен громкий рык и пена у пасти. Оно из тех, что сметает, разрывает, топчет, рвет и калечит, пока внутренний огонь не расползется во все стороны. Пока не выжжет, пока не исцелит. Главное – неустанно звать, главное – вспоминать. Как барашки волн шипели на влажном песке, как сочно брызгал по нёбу виноградный сок, как ласково гладило шерсть августовское солнце, заблудившееся в полях Аркадии, как пах мирт, стекая по ноздрям медовым ручейком, как меловым бликом расплывался в дали ее силуэт, перед этим смутив тебя оливковой нежностью взгляда. Изнемогай в красках того, что вне, истощай себя недостижимым, терпеливо жди - монстр придет, а эффект от его появления ничуть не хуже того, что знает белая серна, взбежавшая вместе с дымом к опаловым глазам Селены, которая, будь уверен, этого даже не заметила.