Когда и кем эта потеха-забава придумана, мужики небольшой деревеньки Рябинка сказать толком не могут. Из покон веков от поколения к поколению передавалось это увлечение и дошло до них. Они свято придерживались многих обычаев стариков и, как могли, не только поддерживали их, но и вносили свою изюминку в одно из таких совсем необычных занятий.
Рано утром на первый день Рождества Христова, когда рассвет только-только открывал глаза, начиналось это действо. Вдруг в одночасье, как по команде, из всех дымовых труб деревеньки Рябинка начинал валить дым. Этой потехой здесь занимались исключительно мужики. Каждый хозяин старался, чтобы его столб дыма, выходивший из печи, обязательно превосходил соседские.
Как раз на этот праздник, когда домашние дела, которым в деревне нет ни конца ни края, а утренние морозы крепки и продолжительны, и происходит невидимое, на первый взгляд, соревнование. То из одного, то из другого дома выходили, а зачастую выбегали мужики на улицу и, задрав головы вверх, смотрели сначала на свое творение, а потом, сравнивая, на соседские. Чем гуще, а главное, чем выше поднимался столб дыма к небу, тем радостнее становилось у них на душе.
Матвей еще от деда и своего отца унаследовал искусство плотника и столяра. К празднику Рождества Христова он всегда собирал в определенное место опилки и стружки после своей работы. Чтобы это добро, не дай Бог, не подмокло и не отсырело, Матвей тщательно трамбовал отходы в большой железной бочке и накрывал её плотно крышкой.
В это раннее утро он осторожно разбудил своих сыновей. Они сначала нехотя, а потом, поняв в чем суть дела, с детским темпераментом устремились за отцом. У него была своя хитринка на эту забаву, которую ему передали по наследству его предки. На глазах своих наследников он выгреб из бочки огромной пятерней содержимое и положил в плетеную корзину. Затем они втроем подошли к печке, младший открыл дверцу, а отец осторожно - порция за порцией - укладывал стружки на колосники, полегоньку придавливая их.
Когда он заполнил все пространство лежанки, то сказал себе и своим ребятам: «Ну, кажется, все. Смотрите, не забывайте. Печка – это душа дома. Пора». При этом он посмотрел на старшего сына, а тот, поняв команду отца, взял лист старой газеты и подошел к зажженной лампаде, что висела у икон. Все трое в этот момент перекрестились, прося Бога в помощь. С факелом газеты старший подошёл к проему печки, а потом осторожно поджёг сухие стружки.
Пламя при закрытом поддувале на секунду замерло, а потом, спохватившись, обняло всё пространство печки и с ревом, петляя по дымоходу, выскочило раскаленным жаром через трубу наружу. Еще отблески пламени плясали по темным углам деревенской прихожей, а старший сын уже стоял наготове с полной корзиной стружек. Как только первое пламя умирало, младший сын начинал кормить печку снова. И так три раза.
Что в это время делали мужики-односельчане, Матвей только догадывался. А вот его хорошо и быстро нагретая печь готовилась к следующему этапу. На остаток жара он клал три сухих поленца, а сверху на них – только слегка подсушенные дрова осины. Эта комбинация - вперемешку сухих и сырых поленьев - давала нужный эффект.
Дружное пламя в горячей печке моментально сушило влажные дрова, отчего из трубы поднимался густой и стойкий столб дыма. Попутно поленья осины здорово очищали дымоход от накопившейся сажи, придавая дыму черный окрас, отчего дымовая свеча дома Матвея чаще других побеждала в этом необычном споре. Это действо длилось не более часа, в течение которого мужики по несколько раз выскакивали наружу и сравнивали свой результат с другими. После этого они собирались в центре деревеньки и по-честному определяли на этот год победителя.
Конечно, не обходилось и без жарких споров, которые подогревали атмосферу праздника.
-Мой-то дым куда заметнее других, - сказал ближайший сосед Матвея Архип.
-А мой, ото ж, понятно стелился поверх твоего. Мой дым сизый, а твой белый, - сравнивал Николай-однорукий свое произведение с Архиповым.
-Братцы, вы просто плохо глядели на мою хату, - взял слово Терёха-примак. - Сегодня мой дым так высоко зашёл, что его с неба заметили.
-Это кто ж приметил? Ангелы что ли? – спросил Матвей.
-И ничего не ангелы. Просто летел самолет, и летчики вовремя заметили, что летят прямёхонько на мой столб дыма, и успели отвернуть в сторону. А то быть аварии.
-Да над нашей деревенькой отродясь не летали самолеты, - заметил Прошка-четвертинка.
-А в этот раз решили пролететь, чтобы поглядеть на мой дым, - не успокаивался Терёха-примак.
-А у меня сегодня дым сподобился чернее других быть, - похвастался Лешка-перстень
-Лешка, - обратился Матвей к говорившему, - ведь был уговор не жечь резину в этот день. От неё копоть, дым и запах неприятный на всю деревню. Зачем ты…
-Да я слегка, для окраса.
-Не дым сподобился, а ты его окрасил. Теперь вот нюхай вместе с тобой. За такие отклонения надо лишать права участия на следующий год, - вставил Колька-желудок.
-Но это высшая мера. Мы к ней никогда еще не прибегали, - рассудил Матвей.
-А надо бы наказать, чтоб другим неповадно было, - настаивал все тот же Колька-желудок.
Однако собравшиеся хорошо понимали, что эта перепалка только прелюдия к главному голосованию. И на этот раз столб дыма Матвея почти единогласно избрали победителем. За это ему полагалась премия – он становился старшим и одновременно виночерпием на следующей забаве мужиков: купании в прорубе в праздник Крещения Господня.
В этот день и для деревенских баб было своеобразное сходное утро. Натопленные с раннего часа печи ждали своих хозяек и встречали их радушным теплом, которое уже царствовало во всем доме. Нагретая вода, принесенные дрова помогали женщинам быстрее подготовится к празднику...
Через две недели на небольшое деревенское озерцо собрались все, в ком жил дух русский. В виде креста во льду кто пешней, кто топором, а кто ломом вырубили прорубь. Большие куски сплавили под лед, мелкие подняли наверх и отбросили подальше от купели. Загодя заготовили толстые сучья и целые сухие деревья, потом их пилили, кромсали, рубили на дрова для предстоящей ночи. В половине двенадцатого зажгли большой костер. Это служило своеобразным сигналом к началу праздника. Когда пламя набирало силу, принимались за главное – купание.
Купались мужики не просто так, а под интерес. Забава состояла в том, что в воду лезли сразу по двое. Они в присутствии земляков спорили, кто на что горазд. А выигрывал тот, кто дольше просидит под водой.
-Спорю на твою двуручную пилу, - сказал Терёха-примак.
-Спорю на твой топор с длиной ручкой, - ответил Прошка-четвертинка.
Спор принимали, разбивали сжатые ладони. Потом старший – Матвей, наученный горьким опытом предыдущих поколений, привязывал каждого отдельно веревкой под руки, а концы для страховки отдавал крепким мужикам. По команде оба - «Топор» и «Пила» - опускались с головой в воду, а Матвей считал вслух: «Раз, два, три…» Такую процедуру проходило большинство стоящих у проруби мужиков. Кто не хотел спорить, опускались в купель по своей инициативе. Но таким после крещенского купания подносить хмельное не полагалось.
Матвей зорко следил: кому положена чарка, а кому нет. Все это делалось для того, чтобы в холодную январскую ночь было веселее, да и статус забавы поднимался высоко. Традиция подносить крепкое только спорящим из рук виночерпия строго и свято соблюдалась. Порой спорили на перочинные ножи, на плотницкий и слесарный инструменты, на домашнюю утварь. В течение нескольких лет все это добро возвращалось путем спора обратно к своим хозяевам. Но никогда в деревеньке не спорили на магарыч.
В Рябинке для всевозможных массовых потех и забав домашнюю настойку заранее приносили виночерпию, который распоряжался ею в праздник по своему усмотрению: сильно охмелевшим больше не наливали во избежание ненужных последствий. Этому тоже их научила прожитая жизнь.
Пламя костра горело ровно, и языки пламени плясали в темноте крещенской ночи. Потом он загудел, и, сложенные в пирамиду бревна, упали в беспорядке, отчего искры взметнулись высоко-высоко вверх. Вслед за ними устремился дым, подгоняемый раскалённым воздухом. Все невольно подняли головы. Теперь огромный столб дыма не разъединял односельчан, как на Рождество, а соединял всех вместе. В день Крещения Господня почти всё село побывало в купели, очищалось от прежних грехов и становилось хоть на шаг ближе к Богу.
Мужики поправили большие поленья, и пламя костра быстро вновь набрало силу, осветив счастливые лица односельчан. А к проруби подходили запоздавшие спорщики. Их привязывали веревками, они трижды крестились и по команде Матвея исчезали с виду в благодатной крещенской воде...
Отчего деревенька называлась Рябинка? Односложного ответа на этот вопрос нет, но есть устойчивая новелла, которую передаёт из уст в уста уже не одно поколение небольшой деревеньки. И даже есть тому материальное подтверждение.
Детишки Матвея - Семен и Димка - играли во дворе в футбол. Одной из штанг ворот служила небольшая пирамида, ладно сложенная из камней. Стояла она и при отце, и при деде Матвея, но никто не покушался разобрать её, уж больно мастерски были подогнаны камень к камню. И тут удар мяча пришелся по каменной штанге. Мяч, естественно, отскочил, а вот один из камней упал внутрь пирамиды и загадочно звякнул.
Подбежали ребятишки и заглянули внутрь. Там посередине стояла какая-то стеклянная бутыль. Детишки переглянулись, но лезть рукой внутрь, хотя и раздирало любопытство, не решились. Старший Семен побежал сообщить отцу о таинственной находке. Втроем они еще раз внимательно осмотрели пирамиду, и уже потом Матвей осторожно просунул руку внутрь. Сначала он вынул бутыль с темной жидкостью, потом металлическую небольшую шкатулку и в последнюю очередь - большое блюдо, похожее на поднос. Каждый взял по одной вещице и бережно понес домой.
Находки со всеми предосторожностями положили на стол. Матвей включил свет, хотя на дворе - обед. Сначала он открыл коробочку. В ней - тряпица. Когда её развернули, то увидели пять монет, похоже, серебряных, и колечко с камнем. Осмелев, каждый член семьи, включая детей и хозяйку, осмотрели внимательно содержимое. Ничего особенно загадочного никто не отметил.
Тогда взор Матвея упал на бутыль. Он осторожно протер ее тряпкой.
-Похоже на штоф. Такие я видел в исторических фильмах, ставили на стол, - подсказал старший сын Семен.
-На водку не похоже. Жидкость- то темно-коричневого цвета. Гм-м. Да, загадочка, - произнес Матвей.
-Пап, а ты открой, попробуй, - подсказал младший Димка.
-А если это яд. Здесь надо осторожно действовать. И пробка какая-то не такая.
Матвей легонько покрутил крепкой рукой пробку, и она легко подалась. Он положил её на стол, а она распалась на две половинки, к одной из которых прилипла бумажка.
-Во, дела. Записка что ли, а может, инструкция какая? – загадочно произнес Матвей. Все домочадцы стояли в ожидании, как завороженные.
-Пап, разверни. А то давай я, - нашелся Димка.
-Ты стой и помалкивай. И вы все пока о находке никому не говорите. Сами разберемся, а там будет видно. Все в знак согласия кивнули головами.
Матвей пальцами полегоньку развернул бумажку. На ней было написано: «И есть это рябина на коньяке. Матвей Семенов сын».
-Вот оно что. Стало быть, вот откуда пошла «Рябина на коньяке». А ну, мать, дай-ка красивую рюмку.
-Пап, - обратился к отцу старший сын, - а тут написано: «Матвей Семенов сын». Тебя-то тоже кличут Матвеем и фамилия наша Семенов. Что же это получается? Наши предки жили тоже на этом месте.
-Да, получается, что схрон сделал наш пращур. А ну осмотри повнимательнее этот, говоришь, штоф.
Семен слегка присел и увидел отчетливо на стекляшке цифру «1700».
-Что тысячу семьсот грамм что ли в ней?
-Да нет, не похоже. Здесь не больше литра, - предположил Матвей.
-Вот рюмка чистая. А, может, не надо Матвей, - посоветовала жена.
-Ну, если это родственники нам таким образом передали какой-то секрет, то травить своих они же не будут? Правильно я рассуждаю? И как мы узнаем, что в этой бутылке? Кому-то надо попробовать. Ты, сынок, говоришь, а вернее думаешь, что 1700 – это столько граммов. А если это год? Ты у нас с историческим уклоном. Кто в те годы царствовал?
-Так, размышлял Семен, – это конец семнадцатого и начало восемнадцатого века. Получается, что Петр Первый.
-Вот оно откуда пришла к нам посылка, - осторожно наливая содержимое штофа в рюмку, загадочно произнес глава семьи и выпил, перекрестившись.
Все посмотрели на него как бы уже со стороны. А он, мысленно провожая напиток до желудка, с облегчением произнес:
-О-о-о! Вот это прелесть! Ну, прямо, бальзам тебе! Умели же делать люди, ни чета нам.
-Пап, а давай бутыль в музей сдадим, - не унимался Димка.
-Ага. Еще нам музеев не хватало. Такое районное начальство в два счета выжрет, даже не поперхнется, знаю я их. Вечно с мешками под глазами ходят, да с мордами красными. Только других учат как жить, а сами… Да ну их.
Испокон веков в каждом дворе и по улице растет здесь рябина. Когда ударит первый морозец, хозяева собирают ярко-алые гроздья этих плодов и творят рябиновую настойку. Ох! И хороша чертовка! Мягкая, с едва заметным горьким привкусом, легко пьётся в праздники, напоминая нашу жизнь: сладость с горечью. И птиц зимой здесь полным-полно. Прилетают, бедолаги, отовсюду покормиться сюда и послушать запьяневший говор местных баб и мужиков.
Над деревенькой Рябинка в простые дни невпопад поднимаются из труб столбы здешнего дыма. Деревенька живёт. И, слава Богу!