Вспышки памяти. Детство

               
   Когда я работала, время неслось, сломя голову. Мою, конечно же, голову. И всё думалось: «вот уйду на пенсию, и оно приостановится». Надо много сделать полезного, рукотворного – что-то сшить (покупала понравившиеся ткани),  обязательно связать (при каждом посещении магазина приобреталась пряжа, есть множество красивых узоров, скопированных из интернета). 
Рукоделие  моя фишка.

  Если уж не сделать ремонт в квартире, то обновить  её аксессуарами  для уютного и комфортного пребывания в ней.
 
  Ещё планировалось многое прочитать – это самый главный пункт плана. Чтение постоянно  откладывалось на такое и близкое, и далекое «потом». Книг много, но прочитаны они в непростительно малом количестве.

  А жизнь показала, что время бежит, несётся, галопирует еще быстрее, когда обязанностей, связанных с работой, нет. И  успеваю всё не так быстро: завтрак у нас с 11 до 12.  Только к 13.00 мы готовы к бытовым «подвигам». Но их приходится иногда откладывать, так как неожиданно наступает время  обеда, который еще надо приготовить. Переносим на завтра с надеждой, что пораньше проснёмся. «Куда нам торопиться?» стало нашей поговоркой. И оказалось, что в безработном состоянии время, издеваясь, проносится на сверхкосмической скорости.

  Кое-что из планов свершилось - в квартире появилось два новых предмета обстановки – маленький  сундук из соломки для хранения пряжи (разместился на шкафу) и значительно больший, тоже из соломки – для тканей,  это к слову о пополнении жилья аксессуарами.   Сундуки заполнены, их содержимое, изъятое из шкафа и снятое с антресолей,  в полном порядке лежит в нетронутом виде уже около четырёх лет.

     В социальных сетях кто-то выставил пост о градации возрастных групп. Детство, юность, молодость, зрелость. Годы от 55 до 75 определялись, как желанные. Оказалось, что я истребила 16 лет желанного возраста на работе, и  на «заслуженный» отдых ушла на 72 году жизни. Не могу сказать, что с большой радостью, и даже не ушла, а бежала, так как новаторство и реорганизации в здравоохранении не давали мне покоя.

   Сопротивляться тому, что творилось, не было сил и возможности. Достучаться до чиновников, когда им что-то взбредет в голову, не возможно. Пришел в наш департамент «великий специалист», который перевернул представление и о медицине, и о здравоохранении с ног на голову. Ничего не оставалось, как смириться с тем, что мой путь в профессии  закончился.  Медицина и здравоохранение в СССР были одними из лучших в мире. Но, разрушая всё до основания,  мы не оставляем камня на камне  от того  прогрессивного, что было, не используем ничего из прежнего опыта.

   Речь в моём рассказе будет не о реорганизации. Речь пойдет о другом. Я вдруг совсем недавно впала в состояние воспоминаний о былом и прошлом. И потом осознала, почему. В той градации возрастов 75 лет представляется уже возрастом старости. А старости свойственно жить воспоминаниями. Вот я о них – о воспоминаниях.  А мне исполнилось...75

   ...Небольшое отступление – предыдущие строки были написаны в прошлом 2016 году. А вернулась к ним в вначале июня 2017 года.  Поначалу отказалась публиковать написанное, а потом вдруг решилась...
 
   Сегодня нахожусь под впечатлением сновидения. Приснилась странная книга: из страниц разного цвета, очень объемная, страницы не открывались обычным способом – справа налево.  А открывались снизу вверх. Текст прочитать было невозможно. Несколько страниц, как из календаря, оторвала и от объявшего  чувства тревоги проснулась. Жаль, надо было перелистать всё. Но сны иногда повторяются. Буду настроена на возможное "прочтение".
 
     Одни из первых страниц этой странной книги, наверное, детство, которое  было счастливым, не смотря на то, что было военным и послевоенным. Этот период для родителей был тяжелым в те лютые времена. А у меня ощущение постоянной любви, тепла, ласки и заботы.

   Из эвакуации  мы возвратились на малую родину, где нас ждала бабушка. Наш с братом папа был её любимым сыном, но к нам, внукам, она была  холодна.  Поскольку мы с братом были "нехристи", по её выражению.  Крестить брата было уже поздно в 14 лет.

  А мои крестины по настоянию бабушки состоялись.  Очень хорошо помню этот день – мне пять лет. Мы с бабушкой и тётушкой идём в церковь. Чудовищно знойный июньский день.
 
  К нам в гости приехала жена маминого брата в качестве крёстной матери. В подарок она привезла мне гарусную шапочку с красивой пелериной. Шапочка была предназначена для зимы. Я поставила условие – в церковь пойду, если мне дадут одеть подарок. И жертва упрямства из-за грозящего теплового удара могла остаться некрещеной. Но всё обошлось.
  Окрестили меня Марфой. Брат частенько напевал: «Девушки, где вы? Тута! Тута! А моей Марфуты да нету тута!»

  У меня была одна неисправимая, неистребимая, грешная, запретная  страсть, доводившая взрослых до тяжелейшего физического и морального состояния – ходить в гости, без спросу.
 
   Брат и двоюродная сестра были значительно старше меня. У них были отличные от моих интересы и устремления в жизни. А  из-за внешней суровости и строгости моей бабушки к нам в  гости дети моего возраста заходили очень редко. И я при любой удачной ситуации выскальзывала со двора. Найти меня было сложно, так как география проживания моих друзей была огромной и непредсказуемой – вычислить, к кому я вознамерилась пойти, было невозможно.

  Небольшое отступление:  надо отдать должное бабушке. Суровой и строгой она только выглядела. Ей трудно было осознать невозвращение с фронта младшего сына и гибели  брошенной  гитлеровцами в шурф шахты дочери. 

  Она была доброй и отзывчивой, знала целебные травы, вправляла вывихи, иногда до приезда скорой помощи помогала роженицам и несколько раз даже принимала роды – самоучка! Соседи её уважали и ценили.

   В середине сентября 1947 года я вдруг обнаружила, что оказалась в одиночестве, выяснилось, что все мои приятели и подруги пошли в школу. И я тоже воспылала желанием пойти учиться. А коли решила, остановить меня невозможно. Как-то исхитрилась удрать, и часов в одиннадцать была  в одном из классов  находившейся рядом с нашим  домом школы.
   
   Учительница, первая моя, моя дорогая, добрейшая и незабвенная Анна Федоровна, разобравшись, кто я и откуда, отвела меня домой и предложила маме разрешить мне посещать уроки без оформления документов, а если я буду хорошо учиться, то зимой и «запишут» в школу.

   Я умела хорошо читать, знала числа и начала  учиться с огромным удовольствием, получая пятёрки и четвёрки. Двойки были лишь  по каллиграфии (чистописанию), поскольку была урожденной левшой, а меня «переделали» в правшу.

  Проявила самостоятельность и при поступлении в музыкальную школу. В доме было пианино, но желания ходить в музыкальную школу я не испытывала. Играла, подбирая на слух, песни того времени ( всё, что было на пластинках, то, что пели во взрослых компаниях)...

   Мама вспоминала стихи классиков, я «сочиняла»  музыку и мы с удовольствием пели "мои" романсы. Осталось их в памяти немного. Но один, «Острою секирой ранена берёза», помню до сих пор. И моя музыка мне нравится больше, чем написанная А. Гречаниновым.

   Мама любила скрипку и в мечтах представляла меня скрипачкой – тоненькой, высокой, в черном платье, играющей «Цыганские напевы» Сарасате – одна из любимых  ею  мелодий . Поскольку я обладала тонким слухом вообще, и абсолютным музыкальным,  в частности, мама задумывалась о моём музыкальном образовании. А на меня скрипачи производили впечатление божественных существ – я не понимала, как можно извлекать ТАКИЕ! звуки из четырех струн. 

  Сентябрь 1951 года, мне 10 лет, я ученица 5 класса. При выходе из школы увидела на доске объявление о дополнительном наборе в музыкальную школу по классу фортепиано детей в возрасте до десяти лет. Сообразила, при таком количестве клавиш (а не четырех струн) можно научиться хорошо играть серьезную музыку. И принимается решение – идти поступать. Я успела прийти на прослушивание в объявленное время. Комиссия состояла из трех человек. Меня попросили исполнить любую из известных любимых песен.

   Почему-то подбоченившись, я запела: «У самовара я и моя Маша! А на дворе совсем уже темно». До страсти, которая кипела, как в самоваре, мне допеть не дали, остановили: «А ещё какую песню можешь предложить нам?»
   «Эх, Андрюша, нам ли быть в печали? Не прячь гармонь, играй на все лады…» На этом меня тоже прервали: «А что вы поете в школе»? Я вспомнила, что на уроке пения мы начали разучивать спортивную песню и грянула: «Штурмуем гордо новые рекорды. Шлифуем мускул кованый, стальной! СТАЛЬНОЙ!!!»
   Комиссия начала заходиться в смехе, и я растерялась. Наконец я вспомнила пристойную песню и спела: «То березка, то рябина, куст ракиты над рекой»
   Спросили, есть ли дома инструмент,  и играю ли я на нём. На мой ответ мне предложили сыграть. Исполнить «черные глаза», «чубчик» не решилась. Исполнила «Хороши весной в саду цветочки».

   Я понравилась. Заставили простучать предложенный ритм, исполнить сыгранную мелодию (проверка музыкальной памяти)  и объявили, что я принята,  попросили пригласить в класс маму. Когда узнали, что я пришла одна, очень удивились и спросили, знают ли дома, что я поступаю в музыкальную школу. «Пока нет, я пришла из общей школы по объявлению, не заходя домой».  На листке бумаги маме написали, какие принести документы и дома я «порадовала» известием об изменениях в моей судьбе.
   Потом постоянно звучал мамин голос: «Ты музыкой еще не занималась! Завтра занятия!!!» После гамм, «Фуг» Баха, которые очень действовали на детскую психику, я подбирала песенки из новых кинофильмов. После «легонькой музыки» я слышала: «Ты не занималась общеобразовательными уроками!!! Немедленно принимайся за физику!!!»

   Помню совершенно позорный случай в моей школьной жизни. Были очень большие трудности с пониманием, что такое электричество. Никак не могла понять, почему горит лампочка, почему под действием электричества «говорит и поёт» радиоприёмник. И когда преподаватель физики спросил у меня виды тока, я назвала - физический. «И что это значит», - спросил он. После очень долгого раздумья был ответ: "ток убивает". За убийственное свойство тока я получила двойку.

   Впервые в жизни папа кричал на меня: «Позор -  получить двойку по физике!!!  В продавцы отдам, в ПРОДАВЦЫЫЫ!!!» Я, конечно же, была очень напугана такой перспективой. Долго не могла уснуть. У меня была любимая продавщица в кондитерском отделе магазина необыкновенной красоты. Но очень часто она появлялась за прилавком с синяками и ссадинами на лице. И тогда знающие её женщины вздыхали: «Опять Лёнька руки распустил». И я в темноте представляла себя на месте этой Люси, битую каким-нибудь Лёнькой, и моя потрясённая душа не могла справиться с душившими рыданиями.

Наутро я маме рассказала о своей тревоге за «будущую» жизнь. Она обещала «поговорить»  с папой, который уже и забыл о ссылке в продавцы и наши «любовные» отношения продолжались.

Знал бы папа, как был неправ, когда хотел «приговорить» меня к занятию торговлей, как к страшному наказанию. Если бы стала продавцом – жизнь была бы разлюли-малина...
Хорошо, что моя  профессия была востребованной, а то бы вместе с музыкантами, актёрами, инженерами  и прочими несчастными гражданами нашей страны в  девяностые пришлось "челночить" и идти на рынок.  Только это и спасло тогда наших людей.

   Воспоминания приходят не в хронологическом порядке…
Так, вспомнился исход по нашей улице большого цыганского табора.  По воспоминаниям мамы это был 1945 год, а мне кажется, что я была старше. Я стояла у калитки и во все глаза смотрела на цыганок в монистах, в длинных ярких юбках, с огромными серьгами в ушах, на унизанные руки браслетами. А кибитки были тоже очень яркими, в коврах, полные черноволосой вихрастой детворы. Уже во взрослом состоянии, вспоминая, недоумевала: «как могло сохраниться такое богатство?» Они для немцев были низшей расой и жестоко уничтожались.

   Кибитки быстро проехали, я была довольна  необыкновенно ярким событием – день прожит не зря! Входя в свой двор, обратила внимание, что проезжает еще одна кибитка, пустая. За ней шла цыганка.  Подошла ко мне со словами: «Ах, какая девочка красивая, не боишься со мной прогуляться?» Я поверила, что я красивая девочка, мне это было приятно, и я согласилась, но немного поторговалась.  Попросила поносить браслет, который через секунду, дважды обогнув моё запястье,  был пристегнут.
 
    И...пошла. Когда мы вышли за город, мне стало немного грустно и захотелось к маме. Шли по степи, которую я увидела впервые, очень грустное впечатление было от курганов на фоне заходящего солнца,  меня вдруг пронзили  печаль и страх.  Я сказала, что уже устала и хочу домой. Цыганка взяла меня крепко за руку и сказала, что идти осталось недолго, скоро дойдём и отдохнём…
 
   Навстречу шла пара пожилых людей, толкая перед собой тележку. После войны это был распространенный вид транспорта для перевозки скарба, урожая и прочего. Их заинтересовала, видимо, странная пара: цыганка и светловолосая девочка, они спросили, чья я. Цыганка отказалась с ними общаться.
 
  Я назвала имя и фамилию, потом попыталась высвободить руку, но не получалось. И эти прекрасные бдительные люди не покинули меня, они не давали возможности пройти по степной дороге, вдоль которой росли полынь, колючки и чертополох и говорили: «Виддай дивчинку по-хорошому! Цэ дытына нэ цыганська, цэ дытына панська».  К счастью, цыганка  намного приотстала от кавалькады, помогать ей было некому, и нас настигла мама. Узнав  от соседей, что мимо прошел табор, она  помчалась  на поиски. 
Браслет был возвращён его хозяйке.   

  Эта история испугала меня до такой степени, что какое-то время я не выходила из дома, боялась, что за мной вернётся цыганка, поскольку брат постарался напугать меня до смерти, предположив (рассказав), что бы со мной сделали цыгане, если бы мама не спасла.

  Слава богу, башку мне не оторвали, к медведю в конуру не кинули, цыганские дети меня не съели, старый цыган не бросил в костер.

  Но передышка для моих родных была не очень долгой и я продолжила тайные побеги из дома и  странствия по знакомым и друзьям...
  В тот день ко мне не применили наказания, которое было достаточно частым  за несанкционированные выходы из дома. Как правило, приводя из «гостей» , меня сразу вели в нашу с братом комнату и ставили в угол, образованный комодом и стеной. Я никогда не сопротивлялась и не просила прощения, не обещала, что больше такого не повторится.
 
   В памяти осталось приятное сочетание наказания с чудесным  запахом лепешек из кукурузной муки, которые через некоторое время бабушка ставила на комод,  брат приносил подушку, я усаживалась, наедалась и засыпала …  Просыпалась утром в кровати. 

  ...Весной бабушка пыталась увлекать меня посевными работами на огороде. Она давала семена и приговаривала: у тебя такая ручка лёгкая, всё, что ты посадишь, будет расти сильным и красивым – и цветы, и подсолнечник, и кукуруза. Мне нравилось, когда меня хвалили, и я действительно что-то сеяла.   Я даже решила внести долю рационализаторства и в один из дней пожарила семечки и посеяла их в надежде вырастить уже готовые жареные. ( Для меня в моей  жизни, даже взрослой, «движетелем» прогресса была лень). Об этом опыте никому не рассказала, так как планировала всех удивить.
    Грядка так и не обзавелась подсолнечником с жареными семенами. Проросло одно не прожаренное семечко, а вся она  была заполнена красивой травкой-сорняком.
   
   ...А в четвертом классе меня пригвоздили к столбу позора за любовь. У меня была подружка, которой во время урока  пришла мысль написать мне письмо. Письмо надо было передать через средний ряд, так как сидели мы в крайних рядах. Оно попало в руки кому-то из мальчиков и произошел скандал.
 
    В четвертом классе у нас уже были разные учителя, и классным руководителем была Мария Михайловна Миронович, преподаватель  украинского языка и литературы  – женщина необычайной доброты, с которой мама дружила.
   Её на перемене ребята срочно вызвали в класс и доложили о моём позоре. Письмо было следующего содержания: «Я люблю Лёнечку Баранова, а ты, конечно, Юрочку Носко».  Почему ей пришло в голову во время урока по арифметике напомнить о  своей любви, а заодно и о моей?
 
   Почему-то возмущены были мною, а не подружкой и, в основном, мальчики. Помню, возмущение отличника Щербакова, как он говорил: «ВЛЮБИЛАСЬ она!!! А еще СТАРОСТА класса!!! БЕССССССОВЕСТНАЯ!!!»

   Мария Михайловна сказала, что она обязательно поговорит с моей мамой. Так требовали «судьи». Но при этом растолковала, что любить людей гораздо полезнее, чем не любить. Она проводила меня домой, я отправилась в свою комнату, а мама и учительница остались на кухне. Как мне показалось, они безудержно хохотали. Над рассказами Марии Михайловны мы тоже на уроках хохотали, очень колоритная речь у неё была.
   Видимо, и маме она рассказала в своей чудесной манере. Нареканий от мамы за столь раннюю влюблённость не помню. 

   Юрочка Носко поглядывал на меня загадочно, но я очень быстро его разлюбила, а Лёнечка Баранов был мальчиком-сиротой (из детского дома) и с удовольствием провожал влюблённую в него после школы домой, его оставляли на обед. Её мама была очень кроткая, добрая, набожная, с вечной печалью в глазах, женщина. Мальчик был принят и в последующем их семьёй усыновлён. А потом они поженились.

   Вот так!  «Уличена», должна идти под венец! 
 
   Самой необычной из юных воспоминаниях осталась «дружба» с немецким пленным, который стоял в будке на проходной перед входом  в строящийся дворец культуры. Совершенно не помню, как состоялось наше знакомство. Но длилось оно несколько месяцев. Помню, что я носила ему хлеб,  бабушкины лепёшки, их нужно было донести почти сразу с пылу, с жару, поскольку потом они превращались в камень, макуху ( отход семечек при получении подсолнечного масла).

   На одном из «свиданий» он мне показал помятое фото беленькой девочки, я  поняла, что это его дочь. И я, как могла старалась  сгладить тоску по ней, что-то лепетала, он делал вид, что понимает.  При встречах я чаще пела (хорошо помню, что это были "Тонкая рябина" и "Синенький платочек"), а он слушал и плакал. В  один из дней я его не обнаружила.

   Стала приходить каждый день. Потом от русского дежурного на проходной узнала, что немцев больше не будет, их отправили домой, в Германию. Чувство грусти памятно и сейчас.

   Остался дом культуры, который фашистами во время войны был полностью разрушен, а потом немецкими солдатами заново построен.

   Не остановим бег времени, галоп жизни, с огромной скоростью мчится мысль, всё в памяти мелькает, как в калейдоскопе. Остановись, торопыга!

   Остановилась и поняла, что в жизни могла достичь гораздо большего. Вспомнила, что крайне редко учила уроки – для меня было главным понять суть предмета, заданной темы.  Иногда на столе лежали открытые учебники, на коленях – художественная взрослая книга и увлеченная чтением, не замечала, как ко мне подходил брат…
  ...Однажды он разразился саркастическим смехом: «Мама, хочешь посмотреть на набирающуюся опыта  куртизанку?»  Я читала Бальзака «Блеск и нищета куртизанки»...
   
    Училась без затрат сил и труда, в памяти всплыла приложенная к аттестату зрелости  характеристика математика Акименко Ивана Фёдоровича, нашего классного руководителя, который написал, что «если бы к врожденным  способностям на твердую «четверку» добавить  усидчивость, побороть природную лень, могла бы учиться на «пять». Обладает выраженными качествами лидера». Что-то в этом роде . . .

    Природные качества лидера действительно проявились: через два года после  окончания института и поступления на работу, заведовала терапевтическим отделением; а  после работы участковым терапевтом в Московской поликлинике в течение двух  с половиной лет, стала главным врачом, потом, в пенсионном возрасте, работала заместителем главного врача до окончания профессиональной деятельности.

    Если бы не была ленивой, могла бы стать пианисткой,  а  могла бы уйти и в науку. 
    За год до отъезда с Урала сдала кандидатский минимум, но обстоятельства сложились благоприятно для переезда в Москву. Вначале горела желанием закончить практически готовый материал диссертации (труд четырех лет), но потом … потухла, пришли другие проблемы.
    А еще, с ужасом думаю, что было бы со мной, окажись я в цыганском таборе...
Бессонными, тяжелыми ночами приходят в голову невеселые мысли, хотя пока с чувством юмора всё в порядке.
    Не хочу думать о том,  что уже стою у края жизни – больше нравится выражение Михаила Михайловича Жванецкого: «Я нахожусь на вершине склона своих лет».   
   
    Вот и мне больше хочется, чтобы это была вершина склона и сколько с неё  катиться, одному богу известно.
Можно же и не катиться, а медленно "скользить"...
Это еще не конец, это только начало...
Будет продолжение...
 Для тех, кто меня читает.