Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)
Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый» ДКБФ 1971-1974».
Глава 818. ВМБ Лиепая. БПК «Свирепый». Суворов, с вещами! 01.11.1974 года.
Фотоиллюстрация из открытой сети Интернет: ВМБ Лиепая. БПК «Свирепый». Ворота на территорию бывшей гарнизонной гауптвахты ВМБ Лиепая МО СССР (ныне здесь музей). Офицер в советской морской форме – это точная копия того капитан-лейтенант, начальника гарнизонной гауптвахты, который встретил меня, Валеру Маховика и нашего сопровождающего, мичмана Михаила Ивановича Любонько. Точно так же тот начальник «губы» указал нам на выход из гауптвахты и прогнал нас, потому что документы об арестовании были оформлены неправильно, с ошибками, да и амнистия перед праздником Великого Октября должна была нас освободить. Кроме этого, перед нашим приходом был звонок коменданту гауптвахты от командира БПК «Свирепый», капитана 2 ранга Е.П. Назарова: «Немедленно вернуть матросов Суворова, Маховика и мичмана Любонько на корабль». Но на «губе» я всё-таки был! 01 ноября 1974 года.
В предыдущем:
Ушли первые из нас, годков призыва осень-зима 1971 года. Остались мы – «отличившиеся» с другой стороны. Чует моё сердце, скоро и мы, скоро и нам собираться. Только вот куда? На «губу»? Домой! В море?
Оказалось - на гауптвахту….
В пятницу 01 ноября 1974 года меня разбудил грубый и настойчивый стук в дверь «ленкаюты». За дверью стоял мичман Михаил Иванович Любонько в полном снаряжении и облачении конвоира-сопровождающего арестованного на гауптвахту, с пистолетом в кобуре, прикреплённой ремешками к портупее и поясу, поверх чёрной шинели.
Миша Любонько сообщил мне, что согласно приказу старшего помощника командира корабля, капитан-лейтенант Ю.А. Кличугина, ему приказано «немедленно сопроводить меня и матроса Валерия Маховика на гарнизонную гауптвахту для отбытия наказания в виде ареста на 5 суток». Миша Любонтко виновато показал мне письменное распоряжение старпома и мою записку об арестовании, которую я сам и оформлял, собирая подписи корабельного доктора о том, что я «здоров, в бане помыт и наказание отбывать могу».
- Замполит тоже настаивал, чтобы тебя и твоего друга Маховика поскорее убрали с корабля, - поделился со мной секретом мичман Миша Любонько. – Дело в том, что вчера ДМБовские годки из БЧ-5 «отметили» проводы первых «ДМБ» в запас, их застукали, но старпом и замполит считают, что это ты организовал пьянку на корабле почти что в день выхода в море на ходовые испытания. Они считают, что ты специально подзуживаешь годков и таким образом пытаешься сорвать ходовые испытания…
Ого! Это было уже серьёзно! Одно дело – арест по поводу «низкой исполнительности», а другое – за срыв боевой подготовки боевого корабля перед выходом в море на БС (боевую службу)…
Я спросонья размышлял, но Миша Любонько уже другим (не дружественным) тоном поторопил меня и приказал, чтобы я собирался быстрее.
- Так что. Давай, Саша, как говориться: «Суворов, на выход с вещами!».
У меня давно была заготовлена огромная 54 размера длинная чёрная шинель, драная большая шапка, которая полностью скрывала мне голову на пол лица, старая, но чистая матросская роба и большие «прогары» - матросские ботинки без шнурков. Были и газеты, которые я тут же засунул пачкой себе за пояс и тем самым получил дополнительную защиту (броню) от «дружеских» тычков в живот конвоиров (так они «дружески» проверяли боеготовность матросов с кораблей встречать неожиданные «птюхи» - удары кулаком «под дых» - автор).
Как меня мичман Миша Любонько не торопил, но я подгадал появиться на юте у трапа=сходен на причал как раз в тот момент, когда только-только началось построение личного состава на утренний подъём флага. Матросы и старшины, мичманы и офицеры ещё не стояли ровными рядами в строю, а толпились и собирались на своих местах построения на корме БПК «Свирепый» и тут по трапу, не спеша (торопиться не надо – автор), нарушая закон «Бегом по трапу!», спокойно и размеренно краснофлотец Суворов, не обращая внимания на всех, в том числе и дежурного офицера по кораблю, командиров боевых частей и т.д., спустился по боковому трапу со шкафута на ют и встал рядом с матросом-сигнальщиком Валерием Петровичем Маховиком, который уже некоторое время тут «прохлаждался».
Мичман Михаил Любонько доложил дежурному офицеру по кораблю, что арестованные матросы Суворов и маховик готовы к сопровождению на гарнизонную гауптвахту, дежурный офицер проверил наши сопроводительные документы, придирчиво осмотрел нас на предмет полного комплекта того, что положено иметь арестанту, и дал «добро» выпустить нас с корабля. Старшина-дежурный вахтенный у трапа записал наши данные в журнал и жестом показал нам, что мы можем взойти на трап.
В тот момент, когда мы с Валерой Маховиком вступили на трап-сходни с боковыми фальшбортами-полотнищами с названием «Свирепый», из боковой двери коридора личного состава вышли старпом, капитан-лейтенант Ю.А. Кличугин и замполит, капитан-лейтенант А.В. Мерзляков. Только тут я обернулся к ребятам, стоящим в рядах боевых частей, взмахнул рукой и гордо прокричал: «Прощайте, товарищи!»…
Старпом что-то гневно сказал дежурному по кораблю, но было уже поздно, мы с Валерой и мичманом М.И. Любонько быстро проскочили трап-сходни, отдали честь кораблю и не спеша пошли по свежевыпавшему белому снежку по заводскому причалу, у которого стоял на швартовах БПК «Свирепый».
Мы шли не торопясь, хотя Миша Любонько очень нервничал, ему хотелось поскорее избавиться от нас, но он не знал, как нас можно подгонять, торопить и можно ли на нас повышать голос. Мичман М.И. Любонько шёл за нашими спинами и судя по характеру нашего движения, сохранял между нами соответствующую дистанцию (по инструкции – автор).
Сначала мы шли с Валеркой молча, потому что перед этим мы с ним повздорили и долго не общались, как прежде, по дружески, но теперь, когда мы оба были в одинаковом положении и нас обоих ждало что-то неведомое, мы снова почувствовали тягу друг к другу.
Потихоньку мы с Валеркой начали обмениваться репликами, потом начали показывать друг другу нашу арестантскую одежду и я поделился с Валеркой газетами из-за пояса. Потом нам стало весело и мы уже шли по территории 29-го судоремонтного завода, как по бульвару. Миша Любонько немного расслабился и стал идти рядом с нами и мы вместе начали вспоминать события дня, когда искали и приглашали на корабль девчонок со школы, нашли и увидели нашу «крёстную» Наташу, а потом вспомнили как мы освящали бутылкой шампанского наш корабль при выходе его из дока.
Подходя к месту, где была центральная заводская проходная, мы вдруг увидели нашего командира корабля, капитана 2 ранга Евгений Петровича Назарова, который с группой офицеров разных рангов, шёл спорок, в ногу со всеми. Когда он увидел нас с Валеркой Маховиком, у него округлились глаза, и он только жестом пригласил к себе мичмана Любонько.
Миша Любонько строевым шагом подскочил к Евгению Петровичу Назарову и коротко доложил о полученном от старпома приказе сопроводить арестованных на 5 суток Суворова и Маховика на гауптвахту. Кто-то из сопровождающих Назарова офицеров весело хмыкнул и сказал примерно так: «На губу? Первого ноября? Ну-ну!».
Капитан 2 ранга Е.П. Назаров бегло посмотрел наши документы, которые протянул ему мичман Любонько, хмуро взглянул на меня и также хмуро спросил: «Суворов, тебя то за что арестовали?».
- За низкую исполнительность! – чётко и громко (как учили – автор) ответил я.
- А что? - опять иронично спросил кто-то из старших офицеров. – У вас на корабле открыли новые критерии исполнительности? Низкая, высокая, средняя?
Евгений Петрович Назаров недовольно поморщился, отдал Любонько наши документы, козырнул и коротко приказал:
- Идите, выполняйте приказание. Приду на корабль, разберусь. Любонько, отведёте арестованных и немедленно возвращайтесь на корабль. Скоро выходим.
И мы пошли. Теперь уже мы шли так, чтобы не подставить под «цугундер» нашего конвоира-сопровождающего, мичмана М.И. Любонько и поскорее его отпустить, освободить от нас. Мы его утешали, как могли, а он, в ответ, уже откровенно жалел нас и мы все вместе нелицеприятно отзывались о манере руководства и командования старпома и замполита.
Здание гарнизонной гауптвахты ВМБ Лиепаи я уже описывал в предыдущей новелле, но ещё не поведал о том, что было внутри гауптвахты, и как нас принял её комендант.
На КПП гарнизонной гауптвахты часовой проверил документы только у нашего мичмана и пропустил нас на территорию. Кирпичный дом гауптвахты показался нам старым, очень старым. Особенно старой была двустворчатая входная дверь, одна створка которой намертво была прибита гвоздями к дверной раме. Справа от зашарпанного входа и двери висела табличка «МО СССР. Гарнизонная гауптвахта г. Лиепая».
За дверями слышались голоса, оттуда несло таким «духом», что мы, войдя внутрь гауптвахты, с улицы, невольно закашлялись и поперхнулись. Это был «дух», вмещавший в себя всё: запах старого здания, лекарств, мертвечины, человеческих фекалий и мочи, карболки и хлорки, мыла и человеческого пота, крепкий запах табачного дыма и не менее крепкий запах тюремной баланды – смеси из запахов варёных макарон, кислой капусты и сырого картофеля. Здесь не пахло только одним – свободой…
Не помню уже, поднимались ли мы по разбитой лестнице на второй этаж или остались на первом этаже, но хорошо помню длинный коридор, в котором, как тени, хмуро ходили и работали заключённые – была большая приборка с мытьём полов (палубы) мылом, щёлоком, каким-то хлорным порошком.
Двери камер были открыты, на полу (палубе) – мокрые разводья пены и лужи, щётки, вёдра (обрезы), половые тряпки. Некоторые заключённые лениво трут тряпками двери камер, стены, плинтусы. А за всем этим наблюдает какой-то офицер, сидящий в дальнем конце коридора на большом кресле с подлокотниками.
Этот офицер сидел в своём кресле в позе императора Нерона – развалившись, закинув ногу на ногу, облокотившись лениво и вальяжно на один подлокотник. Вокруг него в подобострастных позах (реально, как в кино – автор) стояли в полупоклонах трое каких-то парней, один из которых был не в матросской робе, а просто в синих матросских штанах и полосатой майке-тельняшке. У этого парня рельефно выпирали мощные бицепсы, трицепсы и другие всякие «мышепцы»…
- Вы кто? – грозно спросил нас «Нерон» в кресле. – Чего надо?
Наш сопровождающий, мичман М.И. Любонько, немного помедлил, оглянулся по сторонам, а затем пошёл прямо, не разбирая дороги, мимо работающих заключённых, к этому офицеру в кресле. Подходя, он спросил: «Где можно увидеть начальника гарнизонной гауптвахты?».
- Здесь! – резко ответил ему «Нерон» в кресле. – Увидьте! Это я.
Михаил Любонько разглядел погоны офицера и сухо ему доложил, что «по приказу старшего помощника командира БПК «Свирепый», капитан-лейтенанта Ю.А. Кличугина, доставил двух арестованных на 5 суток матросов, Суворова и маховика, сообщил, что наши документы в порядке и попросил нас принять на гауптвахту».
«Нерон», не вставая с кресла, выставил перед собой руку и Миша Любонько вынужден был подойти ближе и сунуть в руку офицера наши документы. Начальник гауптвахты начал их рассматривать, а вместе с ним наклонили головы и стали их читать его «приближённые».
Заключённые перестали работать и начали нам делать всякие знаки на предмет «угостите сигареткой», «как там, на воле», «давай к нам!» и т.д., на что немедленно последовал окрик того «Бицепса», что в майке-тельняшке: «Работать! Дармоеды!».
- Капитан-лейтенант Имярек, - представился начальник или комендант гарнизонной гауптвахты ВМБ Лиепая. – Мичман, вы знаете какое сегодня число?
- Первое ноября, - ответил Миша Любонько.
- Точно, а что будет через неделю, знаете?
Миша Любонько немного подумал и неуверенно сказал-спросил: «7 ноября?».
- Опять точно стреляешь! – одобрительно сказал «Нерон». – А что бывает перед праздником Великого Октября? Знаешь?
Миша Любонько молчал.
- Амнистия, мичман, амнистия! – весело воскликнул комендант гауптвахты. – Всех этих дармоедов приказано вернуть на ваши корабли, чтобы они даром не жрали флотский паёк, а служили родине, как положено.
- Вот сейчас они всё вымоют, вычистят, отдрают к празднику и пойдут по своим местам службы, а вы, мичман, с вашим старшим «каплеем», мне на праздник решили праздник испортить, да?
- Кто из вас тут Александр Васильевич Суворов? – громко обратился к нам начальник гауптвахты.
- Я! - выдохнул я хрипло и шагнул вперёд. – Только не Александр Васильевич, а Александр Сергеевич Суворов.
- Да?! – спросил «Нерон» и обратился вновь к мичману Михаилу Любонько. – А где Александр Васильевич? Мичман, ты чего меня путаешь? Ты кого привёл? Ты не того привёл! Где Александр Васильевич Суворов?
Миша Любонько взглянул на мою записку об арестовании и убедился, что начальник РТС БПК «Свирепый», капитан-лейтенант К.Д. Васильев ошибся и вместо «Александр Сергеевич» написал «Александр Васильевич Суворов».
- Мичман, - опять обратился «Нерон» к ошарашенному М.И. Любонько, - вы знаете за какие грехи сажают на гауптвахту? По уставу?
Миша Любонько уже и так чувствовал себя очень неуютно, а теперь ещё более неловко, поэтому неуверенно начал перечислять поводы для ареста матросов: «грубые дисциплинарные проступки», «годковщина», «самоволка», «неявка на службу без уважительных причин», «нарушение правил несения боевого дежурства и обращения с оружием», «употребление спиртных напитков при исполнении служебных обязанностей».
- А вы что написали в записке, как повод арестовать Александра Васильевича Суворова? – спросил начальник «губы».
Миша Любонько опять прочитал вслух то, что показал ему «Нерон» в документе: «Низкая исполнительность».
- Это как же понимать? «Низкая исполнительность»! Ниже чего? Головы вашего старпома или ниже его пояса? Вы там, чем думаете, когда свои «пёрлы» пишете? Головой или головкой?
- А этого за что к нам? Маховик! – спросил начальник «кичи». – «За самовольное оставление воинской части без разрешения»… Вы что там, охренели совсем?! Вы хотите этой фразой сказать, что «воинскую часть можно самовольно оставить, но только с разрешения»?
- Ну и на хрена мне ваш маховик-шатун сдался на праздники? – уже не в шутку закричал возмущённо капитан-лейтенант и его окружающие тут же приняли стойку «смирно!».
- Хочешь, мичман, я вместо этих двух матросов тебя арестую суток на двое? – спросил «Нерон». – Может, поумнеешь, прежде чем опять сюда кого-то приводить?
Миша Любонько стоял неподвижно, выпрямившись по стойке «смирно» и молчал.
- На! Забирай свои писульки, - сказал начальник гарнизонной гауптвахты ВМБ Лиепая, - и катись обратно на свой корабль. Звонил ваш командир и сказал, чтобы я немедленно вернул вас всех на корабль. Смирно! Кругом! Шагом марш!
Мичман М.И. Любонько, с пунцовыми пятнами на щеках и скулах, резко повернулся и вразвалочку пошёл на выход.
- Оставить! Кругом! Ко мне! – тоже резко, отрывисто и грозно скомандовал «Нерон» в кресле. – Забыли строевые приёмы, мичман? Так я вас научу!
- Смирно! Кругом! В расположение своей воинской части вместе с арестованными шагом… марш!
Мичман М.И. Любонько на этот раз чётко повернулся через левое плечо. Высоко поднимая прямые ноги, твёрдо ступая по мокрому полу (палубе) коридора, он быстро прошёл, не глядя, мимо нас с Валеркой Маховиком и выскочил за дверь. Мы за ним…
Обратный путь мы почти бежали, так торопились вернуться на корабль. При этом мы все тяжело молчали, подавленные случившимся, хотя мы с Валеркой вдруг ощутили такую свободу, вольность и радость, что нам было не до обид нашего друга и товарища, мичмана Михаила Ивановича Любонько.
БПК «Свирепый» уже давно стоял «под парами», свистели турбины, пахло нагретым железом, и солярным дымком. Вахтенный у трапа встретил нас радушно и передал нам приказ – немедленно идти на камбуз, принимать пищу и после этого идти по своим местам по боевому расписанию. Миша Любонько даже не попрощался с нами, он только отрывисто доложил обо всём, вышедшему на ют дежурному по кораблю, и как-то сгорбившись и уменьшившись в росте, пошёл к себе в каюту.
Вот так неожиданно, просто и интересно закончилась наша тюремная эпопея с Валеркой Маховиком. Сначала рано утром нам скомандовали: «На «губу», выход с вещами!», а теперь – «С «губы», на выход с вещами!». На этой «губе» мы были, но не пробыли и часа…
Однако вместо «губы» мы с Валеркой Маховиком получили не просто неприязнь, а ненависть тех наших командиров и офицеров, которые арестовали нас, хотели нас примерно наказать и помучить перед ДМБ в тюрьме…
Дежурный офицер по кораблю за моей спиной вполголоса сообщил мне: «Старпом, узнав о том, что командир корабля приказал срочно вернуть вас на корабль, заявил, что «всё равно, он добьётся, чтобы этот генералиссимус сыграл ДМБ только 27 ноября!». Что я мог ответить на это?
- Это мы ещё посмотрим, кто кого…