Пенсия.
Что это вообще за термин такой, заставляющий всё чаще задумываться о приближении старости?
Где та грань, за которой пенсия незаметно переходит в старость, со всеми вытекающими последствиями?
Женщинам проще бороться со старостью.
Бизнес-леди или артистка из шоу-бизнеса вполне могут себе позволить: сделать подтяжку кожи, то ли убрать чего-нибудь, то ли наоборот – добавить.
XXI век открыл дверь, за которой в ожидании топчется множество ухищрений для «омоложения» личности. Деньги давай, и тогда любая старая леди запомнится молодой и красивой!
Женщины с меньшим достатком пользуются старым проверенным способом: носик – пудрой, щёчки – кремом «Балет».
Правда, никто из участников данного процесса даже не желают подумать о том, что Мать-природу не обманешь. На этом пути варианты отсутствуют. С другой стороны, конечно, можно попытаться, если только твоё сердце категорически отказывается перешагнуть 28-летний рубеж, независимо от пола…
Всё остальное – обыкновенная унылая старость!
У мужчин этот период проходит несколько в ином русле. Гомосексуалистам, бесспорно, легче: подкрасился, улыбнулся и пошёл…
Прочим представителям сильного пола, в частности шахтёрам – гораздо сложнее. Раньше в народе гуляла крупинка горького юмора, что шахтёр живёт 7 лет до школы, и два года после пенсии; итого: 9 лет.
С другой стороны, а ведь эта шутка почти соответствует истинному положению дел в шахтёрском мире.
Дом – шахта.
Каторга (синоним слова «шахта») – дом.
Подобный ход жизни в шахтёрских посёлках бывшего СССР вполне закономерное явление. И уж совсем не стоит отрицать – шахтёрская жизнь иногда переполняется хмельными напитками, в результате чего она заметно сокращается.
Не мешало напомнить, что, лишь благодаря лесогонам «Северной» потребление алкоголя на душу населения в Донбассе (из года в год), в два раза выше, чем во Франции, частенько занимающей верхние позиции рейтингов, среди самых пьющих стран в мире. Статистика – наука неблагодарная, а в рассматриваемом случае – подлая.
Так продолжалось до тех пор, пока в 1991 году, при помощи голубятников-шахтёров, великая держава не дала трещину… Взамен шахтёрам пошла масть: работники основных угледобывающих профессий приобрели право уходить на пенсию, при наличии стажа в 20 лет, даже не ожидая первого юбилея (50 лет). И как следствие, в связи с изменениями в ПФУ (уточнить!), на шахтах резко возросло число «подснежников», включая разного рода кайбашистов, и т. д. Именно в этом случае статистика помалкивает – нет данных. Быть может, автор и не прав, не видя дальше своего носа, т. е. города, шахты, участка?..
Как бы там ни было, но временной разрыв, между пенсией и старостью, заметно увеличился.
Десять лишних лет отпахать на каторжных работах – отрезок весьма и весьма ощутимый. А рубать уголёк на пятом десятке жизни, или дорабатывать недостающий стаж на насыпке – тогда действительно каждая упряжка обретает свойства настоящей каторги, укорачивающей жизнь шахтёра. Как тут добрым словом не вспомнить притчу о девяти годах?
Каторга, конечно, звучит несколько непривычно, вернее, грубо. Но если режет слух, то можно выразиться более поэтично: когда, действительно, каждая упряжка кажется новым родившимся днём Прометея.
Однажды мне, выехавшему из шахты, девочки в ламповой передали записку: «Т. н. (табельный номер) 1816, срочно зайти в ОК».
Понятно, что в отдел кадров, но ни имени, ни фамилии (на отчество не претендовал) – точно как на настоящей сибирской каторге: номер на робе, номер на тачке…
Быстро помывшись, полетел в ОК, догадываясь, что вызов каким-то образом связан с приближающейся пенсией. Закрыв за собою дверь кабинета, громогласно объявил:
- № 1816 прибыл! К кому, барышни?
Девчата подавили усмешку, только Зоя Николаевна, добро улыбнувшись, ответила:
- Ко мне.
- Понятненько. За пенсией…
Подойдя к перегородке, наигранно глубоко вздохнул и, напустив на себя более чем серьёзный вид, спросил:
- Что там? Никак срок добавили? Или из Киева позвонили и потребовали в категорической форме, чтобы вы мне пенсию не давали, мотивируя, мол, эти руки ещё нужны нашей стране?
Лица сотрудниц расплылись в улыбке – в кабинете стало гораздо светлее. Лишь одна Зоя смутилась:
- Нет-нет. Просто нужно свериться. Вы же, наверное, знаете: сколько ещё остаётся работать до получения пенсии?
- Да, - спокойно подтвердил, - в моей трудовой книжке единственное тёмное пятно зияет огромной дырой, величиной в 26 месяцев. Когда я рассчитывался в 93-ем, то мне до светлого дня оставалось ровно 22 месяца.
Улавливается разница между 26 (не работал) и 22 (оставалось)?
Если бы смирился с некоторыми обстоятельствами (в шахту ездить за три купоно-карбованца), то уже 4 месяца считался бы пенсионером.
Затем Зоя Николаевна задала несколько вопросов, связанных с трудовой биографией, сверив их со своей «шпаргалкой».
- Сошлось? - спросил наивным голосом, зная, что вызову улыбку.
- Да, - она улыбнулась, - в конце мая вывесим списки. Ждите.
Выйдя из АБК, вздохнув с чувством облегчения, направился в сторону автобусной остановки. В ожидании транспорта смотришь перед собой на копры, терриконы, шахтный двор – всё как на ладони.
Ты – домой, а на твоём месте кто-то другой несёт вахту – стране постоянно нужен уголь.
- Ну, вот и ещё один Рубикон перешёл… Не успеешь оглянуться – старость незаметно подкрадётся, пытаясь нежно обнять и тихо на ушко прошептать: «Привет. Не бойся, я с тобой», а за нею сразу в гроб, чтоб только без больничных коек и каталок…
В голове мелькнули знакомые образы пожилых соседей, почти ровесников моих родителей.
Тяжёлое время было для всех – война. Отец побывал в Германии (не привлекался). Мать с двумя детьми прошла через оккупацию.
Будущие соседи, коммунисты, партизанили, и одновременно увеличивали свой род. После войны он на шахте трудился председателем профкома. Её в конце 60-хх пр. ст. пришлось палкой выгонять с должности заведующей промтоварным магазином.
Почему: «палкой»?
Как-то утром народ в очередях живо обсуждал новость, когда после очередной ночной кражи в вышеупомянутом магазине, заведующей, сделав скидку на боевое прошлое, соответствующие органы заявили: «Ещё раз обкрадут магазин – пойдёшь по этапу». Кражи прекратились.
Судя по рассказам родителей, в то время забойщик зарабатывал больше, чем соседи в совокупности, сидевшие на окладах. Но в этой семье выжило четверо детей. Жили небогато, как и миллионы советских граждан, имея минимум кухонной утвари и мебели. Правда, телевизор появился рано – в 1957 году.
У соседей выросло трое детей. В наличии были дорогие вещи обихода: авто «Победа», пианино, шикарные ковры…
Наверное, моя мать одного лишнего родила?
Тогда, выходит, из-за меня достаток ушёл из семьи? М-да-а…
Тятя всего четыре недели пролежал дома в кровати перед смертью (месяц не дожил до 90 лет). Матушка лишь пару недель прожила в незнакомом мире, пугающем и непонятном, на пути к встрече с любимым (4 месяца не дожила до 90 лет).
Хотя их, всех четверых, живущих в одном доме, счастливая старость и в чём-то объединяла, но по соседям она всё-таки прошлась очень жестокой отметиной.
Последние восемь лет жизни, соседка провела в инвалидной коляске. А ведь после окончания войны она в руки ничего не брала тяжелее кухонного ножа и авторучки. Муж её… Тоже не сладкая старость…
Вот такие нюансы иногда получаются в старости.
Какая же она, старость, будет у меня?
Как вспомню соседей!..
Я же тоже грешен и немало! И по сравнению с моими грехами, грехи бывших коммунистов – детский лепет!..
И как скоро!..
И что я?!
И как теперь я?..
Май сдался наступающему июню – солнышко уже не на шутку припекает.
Не скандальный, общительный, добросовестный (нужно признаться: редкое качество для простого работяги), бывший забойщик, а ныне асс-насыпщик Владимир Герасимчук, с которым мы долгое время работали в одной смене, тоже ждал пенсию, как солдат – дембеля.
Однажды на первом наряде он сообщил, что сегодня должны вывесить списки будущих пенсионеров.
Упряжка подходит к концу. Володя кричит мне в люк:
- Ты скоро?! Я побежал на первую клеть!
- Наверно, не успею. Следующей спокойно выеду.
Так и получилось. Подхожу к люльке (шахтёрский тремпель) в грязной бане, следом подходит уже вымывшийся Владимир. Нужно заметить, что Герасимчук мылся как метеор, то есть очень быстро, и без огрехов.
- Я сходил в ОК. Посмотрел списки. Тебя там нет, - он «обрадовал» меня.
- Нет? - растерянно переспросил. - А ты?
- Я – есть. Тебя – нет. Я побежал на автобус.
- Пока, - только и смог я произнести.
Не знаю, что со мной случилось. Внезапно силы оставили моё ещё крепкое тело. Душа 28-летнего человека в мгновение сжалась, словно её обладатель вновь попал под выброс, или молча выпрыгивает из начавшей валиться крепи, когда от скорости реакции зависит жизнь. Слова будут, резкие, скорее всего, непечатные, но потом…
С таким же чувством я сейчас стоял в грязном отделении шахтёрской бани. Обида рвала сердце на мелкие кусочки…
Люльку еле снял, а на место водворил только с третьей попытки. Повесил, тяжело вздохнув, оглянулся – никто не видел ли моей слабости?
Мылся в баньке столь долго, что, наверное, за это время Герасимчук уже и домой вернулся, и поел, и жена за ним посуду помыла.
Считал-считал, хорошо считал, но кто-то где-то чего-то не досчитал. Как тяжело не было, но нужно сходить в ОК и самому убедиться, что всемогущие силы всё равно умудрились кинуть мою пенсию через… борт човна (лодки, укр.) на простор речной волны.
Ноги отказывают. Но идти-то нужно! Представилось, что если в данную минуту кто-то наблюдает за мной, то он видит картину из прошлого, как Маресьев учится ходить на протезах.
Больно! Нестерпимо больно!
Допустим, не учли какой-нибудь больничный лист. Мало ли что… За 25 лет забоя пять раз «Скорая помощь» отвозила в больничку – штопать, латать, и т. д. Может быть, месяц-другой и проскочил мимо стажа, не вписавшись в нужную цифру.
Но зачем же так подло – втихую?
Неужели нельзя вызвать в ОК под каким-либо предлогом, и по-человечески объяснить, мол, так и так?
Сегодня бортанули, а завтра начальник затеет откровенный разговор, или директор вызовет и начнётся нескончаемое:
- Понимаешь, там сложилась настолько сложная ситуация, что срочно необходима помощь…
В мои уши, естественно, вольётся пара ведер отборного елея, и я вначале внутренне буду сопротивляться, а потом сдамся и полезу в очередную дыру (обрыв, завал), потому что так нужно – это та работа, которую я люблю. И если не я, то кто тогда?
Когда рядом никого не было, то два лестничных пролёта пролетал с комсомольским задором за пять секунд (душа-то не стареет – всё те же 28 лет). А сейчас каждая ступенька давалась также трудно, как и после аварии на нижней «Пугачёвке» (гор. 830 м, ш-та им. Н. А. Изотова, П/О «Артёмуголь»). Тогда, в 1982 году, было неимоверно тяжело подниматься в главную нарядную, где ждал директор с эскизом… С каждым следующим шагом я хватался руками за перила, помогая своему обессиленному молодому телу взобраться по лестнице на второй этаж. Труден был тот путь, но превозмогая боль, я сам преодолел его. Рядом шёл товарищ, готовый в любой момент поддержать, подхватить меня…
Сегодня мне тоже нужно попасть на второй этаж, где находятся три «святых» кабинета для каждого шахтёра: директорский, ОТИЗ и ОК.
Нынче я не травмирован, но мои душевные муки вылились в чисто физическую слабость. Половина первого пролёта преодолена. Навстречу спускается Александр Асютин с женой. Хороший товарищ, с которым мы вместе проработали несколько лет.
Почти одновременно поздоровались. В их глазах увидел искру сочувствия. Вопрос не замедлил себя ждать:
- Н., что случилось? Ушибло?
- Нет.
- Заболел?
В ответ я махнул рукой, через пару секунд, вздыхая, ответил:
- Долгий рассказ, Саша. Потом, когда-нибудь…
На площадке, поворачивая на финишную прямую, увидел, как они стоят и мне вслед смотрят глазами, полными сострадания.
Стало ещё тяжелее. Не привык, точнее, не люблю сопли-слёзы, тем более, когда дело касается моей ранимой души.
Через минуту стоял возле листков со списками будущих пенсионеров.
Через минуту… Ощутимая разница: два пролёта за пять секунд, и один – за минуту. Не правда ли?
Список составлен не в алфавитном порядке, а по дате обретения счастливой старости. Не так, чтобы быстро, но и не медленно просмотрел фамилии – нет меня!
Тут не вздыхать – выть захотелось от собственного бессилия.
- И как же кадровикам так ловко удалось обмануть «честь и гордость» шахты «Северная», бывшей имени К. Е. Ворошилова?
И рад бы своим глазам не верить, однако…
Оглянувшись, убедился, что никто за мной не наблюдает, начал заново смотреть список, но уже под пальчик.
Первый листок проверил пальцем, результат нулевой. Второй – ничего. Мелькают знакомые фамилии счастливчиков.
Душа уже не выть хочет – в чью-то жилетку поплакать бы, но это опять – водка. Не хочу…
В конце третьего листа, из-под пальца вынырнули шесть букв в знакомой конфигурации.
Не знаю почему, но первым делом, увидев свою фамилию, опять оглянулся, таясь, по-воровски, словно что-то умыкнул и сейчас пущусь в бега.
С телом и духом началась метаморфоза, обратная тому состоянию, в которое меня вверг Володя своей ошибкой.
- Ну, Герасим на всё согласен! - только произнёс, как почувствовал: моментально улетучилась вся усталость сегодняшнего дня.
Я стал самим собой.
Две секунды – я на площадке. Поворот. Два прыжка, и я, улыбающийся, довольный, с лицом, на котором отражены все радости мира, остановился возле Саши.
Лица моих знакомых преобразились: мимика сострадания сменилась искренним удивлением. Если бы мы сейчас находились в шахте, то я сказал, что у Александра челюсть отвисла, настолько он был шокирован моим перевоплощением.
Мой товарищ сделал рукой движение, будто хотел проверить: я ли это? И по лицу видно – ему интересно, что опять со мною случилось?
Улыбаясь, перехватил его руку и пожал её, затем легко хлопнул по плечу:
- Дождался-таки пенсию! Сашенька, потом когда-нибудь подробности расскажу. Нужно на автобус бежать…
Выйдя из АБК, отметил – сегодня, оказывается, хорошая погодка, а солнышко-то, солнышко вообще светит как-то особенно по-доброму…
На автобусной остановке, оказавшись в одиночестве, ничего не оставалось делать, как проанализировать прибавку в семейный бюджет.
90 гривен! (Кажется, 90, но точно не больше 96 гривен – авт.).
Это много, или мало за двадцать лет подземной работы?
Нужно быть честным: а стоит ли эта смешная цифра того вложенного труда, наработанных болячек, «убитых» нервов и ожидания подачки от государства, чтобы гордо называться пенсией шахтёра, добывшего угля, которого в перерасчёте на тонны, хватило бы для начисления пенсий почти трём забойщикам.
Если с озвученной суммы заплатить за все комуслуги, то ещё и шесть гривен останется. Этих денег хватит разве что на несколько пачек жвачки… семье в подарок.
Соседка по площадке, бывшая работница горсовета, на этот момент получает пенсию – 240 гривен. Выходит, государство её труд эквивалентировало стажу 2,66 забойщика.
А если эту схему экстраполировать на моё долевое участие в добыче энергетического сырья, то последнюю цифру нужно умножить на 3, и получим 8.
Получается, что Анна Васильевна (условно) своим трудом (руками, или… вообще-то, она смазливой была) могла заменить целых восемь забойщиков.
Вывод: разогнать к… всю многочисленную рать шахтёров, этих никчемных дармоедов! И всех их заменить Аннушками.
Ну, а мне, при такой мизерной пенсии, остаётся только один выбор: вечно быть 28-летним!
Выходит, что опять обманули! Но как?! В сложившейся ситуации – невозможно!
В голове появилась довольно улыбающаяся Анна Васильевна:
- Много-то ты знаешь…
- Ах, ты, Вовка-Вовка, чтоб твоя винтовка…
В автобус садился с чувством, словно я дождался не желанную пенсию, а проклятую осень…
05.08.2017