ДВА СНАРЯДА В ОДНУ ВОРОНКУ,
или
НАЧАЛЬНИКИ И ДУРАКИ
Чуть более сорока лет прошло, но до сих пор события того дня живы в памяти автора. Они могут ярким примером народной мудрости вписаться в любое десятилетие современности, и служить подтверждением того, что она всегда права. Ведь в копилке человеческих знаний особое место занимает фразеологизм: «Ты – начальник, я – дурак; я – начальник, ты – дурак».
Как ни странно, но затронутая тема вновь касается одного из моих ключевых героев – Кирилла Петровича. Вроде ничем не примечательный шахтёр, при взгляде на которого больше эмоций вызывает мысль, о нём как об объекте для шуток, а не как о продолжателе славных шахтёрских традиций. Но именно Петрович оказался своеобразным стержнем сюжета, призванного напоминать о тех частых моментах, когда нужно держать ухо востро, т. е. быть во всеоружии, чтобы встретить опасность, ежеминутно подстерегающую на каждом углу (имеется в виду подземелье Донбасса), что рядового шахтёра, что горняка.
В кровавой битве за уголь сошлись наши старые знакомые, лесогоны бригады Анатолия Князева, против всех остальных сил, сопротивляющихся человеческому вторжению в подземелье Чигарей (ст. назв. шахты «Южная»).
Тут, как раз, следует вовремя сделать нелишнее отступление…
Коллектив отрабатывает пласт Рудный-Восток. Участок неожиданно попал в число лав, от которых зависит процент увеличения механизированной добычи угля, не только в Донбассе, но и в СССР. А это уже показатели международного уровня!
Так-то!
Лава была сложной в плане управления кровлей. Выразился мудрено, оттого что деваться некуда, а то спецы учёного мира Углепрома – зашипят, защиплют, заклюют. Спецы – Бог с ними, а вот, если настоящий профессор (с двумя дипломами) доберётся… то точно напророчит беду, и не будет тогда автору ни сна, ни покоя.
В механизированной части лавы снимался слой (пачка) породы по кровле. Комбайну, конечно, всё равно, что перемалывать: уголь или породу – у него есть электродвигатель. Правда, время от времени толщина пачки увеличивалась, и комбайн «Комсомолец» уже не справлялся в полном объёме с работой. Тогда его место занимал более мощный «Темп». Приходило время, и они снова менялись местами, и так из месяца в месяц, страхуя друг друга, они поочерёдно пылились и ржавели на верхнем штреке, дожидаясь своей очереди.
Из-за чьего-то упорного желания увеличить цифру снижения ручного труда на шахтах ЦРД, лесогоны Рудного постоянно трахались (ну нет больше приемлемых выражений!) каждую смену. Между прочим, ежедневно трахаться в воде, одетым в сапоги, каску со светильником и брезентовые несгибаемые штаны, в которые может поместиться ещё два тебя – это довольно редкое искусство!
Высоким дядям, сидящим в двух городах на семи холмах, процент для отчёта, и, естественно, получения премии и похвалы, нужен?
Нужен!
А у добытчиков чёрного золота создалось стойкое впечатление, что именно для озвученных корыстных целей и мучили людей на этом участке.
Эта история с процентом механизации напоминает другой случай, не менее интересный, когда на шахте им. Артёма, долгое время внедряли угольный комбайн, который по задумке очень умного мужа, должен (просто обязан!) был сделать переворот в угольной промышленности. Конструкция комбайна устроена таким образом, что он должен рубать уголёк, двигаясь по лаве не снизу вверх, как обычно, а сверху вниз, чуть ли не под своим весом.
Хотели, как лучше, получилось, как всегда. Люди мучились, ничего у них не получалось, и так из месяца в месяц, топтались на одном месте, но упорно пытались двигаться к намеченной цели.
Прямопропорционально приложенным усилиям, цель отдалялась. Но снова и снова с невидимым упорством железное изделие* пыталось пробить дорогу техническому прогрессу.
Невиданное упорство в освоении новой техники, заключалось в том, что соавтором созданной удивительной машины будущего был тогдашний министр Углепрома товарищ Щадов Михаил Иванович.
Умные изобретают, а дураки внедряют. У умных на бумаге и в ведомостях на зарплату комбайн крутит и рубит уголь, в крайнем случае, вот-вот начнёт рубить. У дураков опять ничего не получается. Не хотят дураки умную мысль за хвост поймать. Из-за этих лодырей умные не стали лауреатами Ленинской премии, или ВДНХ, что тоже очень престижно.
В этом случае нужно было всего лишь изменить существующий подход к самим принципам внедрения новой техники. Не чертежами и, главное дело, не надеждой располагать, а конструктору приехать на шахту, и просто по-человечески лесогонам поставить банку, да посидеть с ними, послушать их с умным видом, изредка поддакивая, и на следующий день та глупая железяка уже рекордную выемку давала бы. А так в памяти бывших шахтёров остался лишь эпизод мытья московского профессора в итээровской бане, когда два ассистента одновременно мочалками тёрли могучую и волосатую спину, похожую на спину пятилетнего вепря со стоящей дыбом щетиной.
Сложившуюся ситуацию, можно обрисовать одним словом – жлобы! Всё норовят: и на ёлку взобраться, и в клею не выпачкаться…
Время от времени, из-за горно-геологических условий, менялась длина механизированной лавы на многострадальном Рудном; то она составляла 35 м, то 50, то 65.
Упрощённая картина гонки леса в этой лаве…
Вдоль части забоя механизированной лавы лежит стальной канат, на котором висит комбайн, и электрический кабель, питающий его.
Лесогоны-каторжане один обапол бросили вниз – он, с удесятерённой силой брошенного копья, влетел (застрял) между почвой (полом) и комбайном. Следующий обапол влетает под первый, и так до тех пор, пока необходимое количество пиломатериала не будет сброшено куда-то вниз – в бездну шахтёрского горизонта. И так изо дня в день, ежемесячно, из квартала в квартал, ради премии для «дяди» из Минуглепрома.
И вот однажды эти коварные обаполы не довезли до места разгрузки (под лаву). В этом случае лесогоны делают чужую, кстати, неблагодарную (!) работу: им приходится уже вручную толкать вагоны с лесом.
Часть рабочих отправилась в лаву. Наверху остались: бригадир, ваш покорный слуга, Кирила Петрович, Валера Степанов (пусть простит – прошло 40 лет, уже иные люди столько не живут), и новый начальник участка Вячеслав (отчество и фамилия улетели в небытие, всё те же 40 лет!).
Кирила и Валерий пошли за вагоном с обаполами, а мы с начальником сидим – ждём, ведя неторопливый разговор о ничего не значащих пустяках. Ждём-ждём – нет обапола, только вдали сначала мелькало два огонька от шахтёрских светильников, затем – один, что заставило нас озадачиться: к чему бы это? Свет пропадает не к добру – светильник выгорел, выходит, бригада лишилась одного штыка, и, как следствие, увеличивается нагрузка на каждого рабочего.
В те далёкие времена у лесогонов не могла даже мысль появиться, что они отправятся на-гора, не выполнив наряд. В подобном отношении к работе непричастна угроза наказания. Просто это была наша работа, которую мы обязаны сделать. Мы все добровольно пришли на шахту трудиться. И никто… Никто не сможет сделать наше дело лучше нас! Всё остальное, из чьих бы уст не звучали красивые слова – блеф!
Увидев, что единственная точка света направилась в нашу сторону, мы умолкли, удивившись странному обстоятельству.
Спустя несколько минут, подошёл Кирила Петрович, как всегда спокойный. Сразу стало понятно, что случилось нечто неординарное.
На вопрос начальника, Кирила ответил, что в узком месте, толкая вагон со злополучными обаполами, его напарник отбил первую фалангу на правом мизинце.
Как обычно гоняют вагоны в шахте?
Руками упираются в верхний край борта, и, тужась, толкают вагон.
В месте, где травмировался Валерий, металлическая рама крепления просела, и по правой стороне (по ходу движения к забою) получился всего лишь полуторасантиметровый зазор между металлокрепью и вагоном.
Рабочие толкают вагонетку с лесом…
Кисть руки лежит на краю вагона…
В их головах одна мысль: быстрее подогнать вагон к лаве, ведь от их сноровки зависит время выезда всей бригады.
В этом случае ни причём стечение обстоятельств, хотя такая формулировка вообще не может рассматриваться, а виноват человеческий фактор: гаву поймал – фаланги лишился.
Вроде бы горе чужое, боль тоже – нам пережить можно. И эту боль мы легко перенесём, а вот Славик… Да, начальник в шоке: в его присутствии подчинённый травмировался, и это всего-то после пары недель активной работы в новой должности. На-гора ему придётся пережить очень неприятный момент в жизни: всю эту историю придётся как-то связно объяснить директору А. С. Шистке. И после этого объяснения, скорее всего, можно будет поставить жирный крест на своей будущей карьере.
Кирила Петрович, словно смакуя, начал говорить не о деталях травмы, а вокруг да около:
- Там кровищи набежало. Нужно вывезти его самоспасатель. Молодой уже убежал в травмпункт, потом на-гора. А завтра со спокойной совестью уйдёт на больничный лист по производственной травме.
Со стороны начальника раздалась ничего не значащая, но довольно импульсивная тирада с упоминанием матери пострадавшего, и что ничего нельзя доверить этим сосункам.
После его упоминания о сосунках, я лишь хмыкнул.
Здесь нужно уточнить, что автор с Валерием были одногодками, а начальник старше всего на 3-4 года.
С человеческой точки зрения возмущение Славика вполне понятно. Отведя душу, он вздохнул со словами: «Ничего нельзя доверить», кивнул Кириле, мол, пошли.
Мы остались вдвоём с бригадиром. Ждём, в молчании наблюдая за дальними мельканиями пары шахтёрских светильников.
В лаве давно стихло – всё готово к приёмке леса.
Мысль одна донимает, что меня, что бригадира: «Минус один человек, и как не крути, отодвигается время выезда из шахты на полчаса».
Таково неписанное правило…
Князь Гвидон начинает возмущаться:
- С такой гонкой мы вообще завтра выедем, - намекая, что уговорит начальника занять место горнорабочего на штреке, который должен будет бросать лесок в лаву.
Его возмущение тоже вполне понятно.
Я, поняв намёк, добавил: «Если Славика уговоришь – должны успеть на первую клеть».
- Уболтаем. Куда он денется? Лес ему или нам нужен? - и мы засмеялись доброй шутке, зная, что лава без леса не останется.
Мелькали-мелькали светильники, и вдруг история повторяется: один исчезает, а второй направляется в нашу сторону, т. е. возвращается. Мы в недоумении.
- Опять Кирила идёт, смотри, как низко свет движется, - я поспешил прокомментировать наблюдаемое событие.
Подходит Кирила Петрович, улыбаясь гораздо шире, чем в первый раз.
- Ну, что там ещё у вас приключилось? - бригадир спрашивает, с понятным раздражением.
Кирила с ещё большей улыбкой, из-за чего его речь стала похожа на клекот старого орла:
- Начальник отбил фалангу, и побежал догонять Валерку. Нужно вывести оба самоспасателя, они просили.
Улыбка сошла с лица, и он вновь повторил, ни к кому не обращаясь:
- Нужно будет не забыть: их спасатели вывезти.
Гвидон и я одновременно посмотрели друг на друга, и так же синхронно произнесли:
- Кошмар.
После чего бугор добавил: - Заставь дурака Богу молиться…
Его реплику я счел вполне приемлемой, но решил уточнить, потому, как других слов для случившегося факта не нашлось:
- Начальников – великое множество, специалистов – ещё больше, а уголь некому добывать. Говорят, что два снаряда в одну воронку не падают. А вот иногда как бывает.
Бригадир согласно кивнул:
- Да, можно согласиться: не падают, если поле битвы не находится на участке «Рудный», горизонт 490 м, шахты «Южная».
Я, поднявшись, обратился сначала к бригадиру:
- Разминайся. Готовься к скоростной гонке, как умеешь, а ты, - повернулся к Кириле, - пошли – попытаешься ещё одного человечка угробить. Твоё счастье, что не 37-й год, вредитель…
Сделав пару шагов, обернулся, и попросил Толика: - Если что, вывези самоспасатель, а то как-то я начал сомневаться в Петровиче, - улыбнулся и поплёлся за Кирилой, который у нас не выходил из «дураков».
В тот день, чтобы успеть вовремя выехать, бригаде пришлось немало попотеть. Легко ли отработать коллективу, если он оказался в двойном минусе, потому как при нехватке одного человека, на наряде начальник обещал нам, что покажет и научит молокососов, как нужно работать…
P. S. Оказывается, мало иметь комсомольский билет в кармане, или думать, что нечаянный порыв души поможет крушить угольные пласты, зашибая копеечку. Для этой цели нужно: или родиться с думой об угле, имея глубокие корни рода, или всем сердцем прикипеть к перемене вольной жизни, или родиться Кирилой Петровичем. И пусть меня простит, и Бог, и читатель за последнее (третье) сравнение.
* Намёк на резиновое изделие № 2 (г. Армавир, СССР), цена которого за одну штуку составляла 2 копейки.
03.07.2017. Яцкое