СТАТЬИ И ОЧЕРКИ А. А. ДИВИЛЬКОВСКОГО
Сборник составил Ю. В. Мещаненко
А. Дивильковский
2. Стиснутый боевой кулак Советской власти
(Стр. 9 — 18)
9
В первое время после Октября, после победы рабочего класса над своими вековыми врагами, сами победители ещё совсем плохо разумели, как должно быть устроено на деле всё управление Советской республикой. Конечно, они твёрдо знали, что власть принадлежит только Советам трудящихся, и что всякие попытки со стороны побеждённой буржуазии к обратному восстанию (контрреволюции) должны быть раздавлены немедленно и без пощады. Но тем более казалось ясным само собой, что, вытеснив долой своих поработителей, рабочий класс и трудовое крестьянство могут устроиться на захваченной земле, в захваченных предприятиях и в своих новых учреждениях вполне без всякого стеснения себя, как полные и ни с кем в свете не считающиеся хозяева.
Фабрика, мол, должна управляться только общим собранием её рабочих, не терпя никакого иного вмешательства. Армия, мол, — общим собранием солдат. Земля — общим Советом тех земледельцев, что сидят на таком-то участке земли. Железные дороги — союзом ж.д. рабочих и т.д. Советской Власти они должны лишь оказывать своё, какое могут и сами заблагорассудят, содействие.
10
Так оно и было более или менее вначале, сейчас после Октября. Лучше сказать, так думалось вначале многим рабочим и, особенно, крестьянам — мелким хозяевам, что должно управляться всё новое, свободное Советское государство.
Но сразу же такая идея (мысль) натолкнулась на неодолимые препятствия, и скоро на опыте большанство трудового народа уразумело, что не всё то правильно, что на первый взгляд кажется простой и ясной идеей. В чём же дело?
Дело в том, что в первоначальное понятие «свободы» незаметно прокралась та самая обманная «демократия» (мнимые равные права), которую мы уже достаточно осудили в 1-й главе этой маленькой книжки. Вы помните, что там обман меньшевиков и эсэров-соглашателей заключался в том, что под видом справедливости они старались протащить в трудовые Советы своих кумовьёв — богачей и угнетателей.
Теперь в идее будто бы полной свободы неопытные трудовые люди тоже заражаются буржуазными, хозяйскими интересами. Ставши хозяевами фабрики, бывшей помещичьей земли, железной дороги и т.д., они воображают, будто тут их свобода состоит в том, чтобы вести себя, как хозяева. Разница лишь та, что был, мол, хозяин-фабрикант или помещик один, а теперь все вместе. Как хозяин, они знать не хотят ничьего вмешательства в свои «домашние» дела.
Это хозяйская, или буржуазная свобода. Если её проводить на практике, то отдельные фабрики, крестьянские общества и прочие станут рвать друг у друга выгоду ничуть не лучше, чем бывалые хозяева. Одна фабрика работает много, а заработок получают её рабочие меньше других (хорошие революционеры!), другая ленится и отваливает своим рабочим тройной заработок. И, пожалй, таких будет огромное большинство. А всё рабочее государство оттого пойдёт разваливаться. Значит, такая, подобная хозяйскому самодурству свобода, вовсе не революционная, не трудовая, не Социалистическая.
11
Это очень скверная, буржуазная свобода, та самая, которая привела капиталистов ко всемирной, звериной грызне, к империализму (бешеной охоте ограбить весь свет для одной кучки капиталистов), а, наконец, их завела в яму гибели. Свобода рабочих как раз в том и состоит, чтобы уничтожить такую безумную хозяйскую свободу (иначе называемую «анархия», т.е. беспорядок или безвластие) и на место её водворить разумный общий порядок, где каждый человек и каждое общее собрание думают о судьбе всего трудового государства, а не только об интересе своей колокольни. А такой разумный порядок возможен только, когда имеется сильная центральная (в середине страны) выборная власть, которая постоянно руководит всей работой трудящихся, направляет её согласно разумному, общему плану, кого надо усмиряет, кого надо поощряет, словом, действует сама, как один сборный, всеобщий хозяин. Да иначе как же бы возможно было бы построить социализм, т.е. товарищеское, общенародное хозяйство в стране, веками привыкшей к разнобою, к беззаботности обо всём, кроме своего интереса, что только под моим носом?
11
Если такая сильная всеобщая, центральная, руководящая, выборная власть — Советская власть — совершенно необходима даже тогда, если бы кругом нас всё было бы в мире, и нам бы оставалось только с головой уйти в мирный труд по устройству счастья всех и каждого из трудящихся, то что сказать о том лихом времени, когда на нас как несметные стаи бешеных и ядовитых слепней и оводов мчатся со всех сторон империалисты и белогвардейцы?
В 1917—1918 г.г. то наседал на нас царский генерал Корнилов, донской атаман Краснов, то наступали с Урала чехо-словаки, подбиваемые к тому западными империалистами, под самой Москвой кипело одно за другим восстания тёмных крестьян, подбиваемых опять таки нашими врагами. Словом времена были самые неслыханно лихие.
12
Вопрос был таков: или в сию минуту погибнуть рабочей республике, или найти быстрое и верное средство к спасению.
В таких обстоятельствах сразу проясняются мозги у людей без дальних разговоров. Сразу стало понятно, что средство к спасению одно: усиление централизации, т.е., именно такого устройства власти в государстве, о каком выше говорилось. Нечего было бояться, что Советская власть как-нибудь повредит свободе ьрудящихся, нет, надо было заботиться как раз об обратном: чтобы вся власть всех разрозненных, разбросанных по всей стране рабочих и крестьянских Советов и организаций сжалась, стиснулась вокруг единой высшей Советской власти, как сжимается крепко кулак, когда человеку приходится вступать в смертный бой за свою жизнь. Руководство центральной власти должно было стать самым решительным, исполнительность всех трудовых организаций — самой точной и срочной — только тогда можно было рассчитывать сравняться с громаднейшей и хорошо налаженной силой капиталистов, что на нас отовсюду двигалась.
Только тогда наш советский кулак мог, как дубиной, дробить голову врага.
Как происходило сжатие этого богатырского кулака Советской власти? Вот как.
Возьмём фабрики, заводы, железные дороги, рудники. В первое время по захвате их от хозяев управление ими по всей советской стране находилось почти вполне в руках фабрично-заводских комитетов. Рабочие и те из служащих, которые шли с рабочими, выбирали из своей среды комитет, который исполнял лишь постановления общего собрания всех рабочих, собиравшегося для этого чуть не ежедневно.
И оказалось, что, увы, эта неверно понятая свобода и на деле гораздо хуже налаживает производство, чем было при самодержце-хозяине. У всех рабочих вместе всё же далеко не хватает и познаний технических хозяина и инженера, и даже нет возможности заставить
13
всякого рабочего работать так мало-мальски производительно, как работали из-под хозяйской или мастерской палки.
Факт всем известный, что производительность труда на наших фабриках и заводах пала частенько чуть не в десять раз, и все ещё помнят, как безобразно ходили наши поезда, и кто же не знает, что вина тут была не только в саботаже инжененров и высших служащих, но и в неумелости рабочих работать по-свободному.
Если бы мы ждали когда они сами собой успеют справиться с собственным неумением, то давно бы были в лапах торжествующего империалиста. Что делать? Надо было сильной властью из центра наладить расхлябавшуюся машину производства.
И он повёл свою центральную политику вплоть до самой мелкой фабрики.
Прекратился невозможный порядок вмешательства в каждый шаг управления всей фабричной массы рабочих. Выбранный фабрично-заводской комитет вёл всё дело по указаниям из центра.
Но вскоре и этот порядок признан был недостаточным, ибо никакой выборностью и никакими даже бумажными предписаниями центра нельзя было вознаградить отсутствие тоже центральных руководителей, т.е. знающих, нарочно для того обученных долгими годами в университетах и в институтах специалистов.
И вот центр стал посылать таких специалистов-инженеров и даже бывших хозяев и передавать им хозяйственную власть над предприятиями.
Так возникло у нас два боевых вопроса:
1) Насчёт необходимости «спецов» и
2) Насчёт коллегиальности или единоличия в управлении.
Что без хорошо знающих своё дело «спецов» Советская власть не может сложиться в хороший, крепкий в бою кулак, это скорей всего, ещё в 1918 году, стало ясно в военном деле. Тут всякая проволочка и всякая ошибка сразу же стоила нам тяжких поражений от злых наших врагов. У них-то «спецов», т.е. генералов да офицеров, было предостаточно, а у нас герои-добровольцы из
14
рабочих и крестьян, так называемая «Красная гвардия». Геройства у нас было хоть отбавляй, но знания стратегического (в искусстве воевать и именно руководить в бою), которое даётся лишь долгим учением и долгим опытом во многих войнах, — не было. Мы поневоле решили, что надо использовать для себя старых царских генералов и офицеров, ведь никто не будет спорить, что в своём ремесле они были порядочными мастерами.
Многие горячие революционеры из рабочего класса пришли было в ужас от такого решения.. Как, подпустить буржуев, наших непримиримых врагов, к такому нужному делу, как война! Да они изменят, продадут нас тысячу раз! Нет, сами рабочие и крестьяне должны выработаться в искусных военных вождей.
«Это верно, — отвечали им старые, испытанные в революции борцы, во главе с т.т. Лениным и Троцким, — пусть вырабатываются наши красные герои в военных вождей, но только в школе военной науки, у старых спецов. Эта школа будет вернее и короче, чем личный опыт, где ошибки слишком дорого будут обходиться, где двадцать погибнут раньше, чем один станет сносным офицером. Что же до измены, то, во-первых, мы приставим к спецам зорких комиссаров (наблюдателей) из числа лучших пролетариев, во-вторых, измена спецов нам не так страшна: вред от неё, конечно, не малый, но он гораздо всё же меньший, чем польза от науки, которую каждый спец даст сотням и тысячам трудовых воинов.
Сказано, сделано. И оказалась великая правда в словах т.т. Ленина, Троцкого и других.
Замечательно быстро наше войско превратилось из разрозненных, геройских кучек, неспособных к правильному ведению большой, долгой, упорной войны в стройную и многочисленную Красную Армию, которая, как великолепная машина, подчинялась единому командованию из центра. Словом, истинный боевой кулак рабочей революции.
15
Были, конечно, измены — даже самого главнокомандующего в войне с чехо-словаками эсера Муравьёва, измена офицеров в форте «Красная Горка» под Петроградом (против царского забулдыги генерала Юденича) и многие другие, но они быстро находили конец в сознательной твёрдости и преданности своей выборной Советской влсти со стороны массы рабочих и крестьян.
Оказалось, что революция может как бы пережёвывать и переваривать спецов, доставшихся ей в наследство от буржуазного царства. И надо прибавить по справедливости: многие военные спецы бросили всякую мысль о сопротивлении могучей Советской власти, и по всей совести стали служить на пользу ей, умирая за трудовое, социалистическое отечество. Ведь и они — люди, и способны душевно воскресать под благодатным действием всеобщего трудового подъёма.
То же и по второму вопросу: насчёт коллегиальности и единоличия. Нечего долго и распространяться, в военном деле это сразу само собой видно, что командовать в бою должен всегда один человек, а не какая-нибудь выборная организация. В первое время после революции ещё можно было ошибаться, думать, что полк или роту можно водить в огонь по товарищескому сговору, производя под огнём и штыками противника как бы постоянный митинг. И даже такие полковые «солдатские советы» были очень полезны сперва в момент революции , когда они были огромной силой против контрреволюционного офицерства.
Но когда от восстания задача перешла на простое, практическое дело — бить неприятеля на фронте, то сразу стало ясно: боевой момент требует одного начальника. И понятно, что таким начальником по необходимости был большей частью спец. Только понемногу из новых военных школ прибывали новообученные красные командиры и замещали спецов, конечно, начиная с низших командных должностей. Теперь красных командиров уже десятки тысяч в Красной Армии, есть (хотя ещё и мало) и высшие командиры, прославившие своё имя, как т. Будёный, командир конного корпуса, раздавивший царскую каналью Деникина, и бывший прежде только унтер-офицером.
Военное дело послужило образцом и для мирной советской организации. Потому что было бы глупо думать, будто смертельная опасность грозит нам от взбешенной буржуазии только на фронте. Фронт ничего не стоит без тыла, тыл даёт всю силу фронту, готовя для него и массы новых бойцов, и вооружение, и амуницию, и продовольствие, и обмундирование. А всё это возможно готовить так быстро и обширно, как требуется для победы только тогда, когда весь тыл, т.е. и всё народное хозяйство, и все учреждения Советской власти действуют тем же, можно сказать, дыханием, что и фронты: быстро, стройно и энергично, — иначе сказать, по-военному. Некогда тут долго размышлять, разговаривать, критиковать свои ошибки да исправлять их, нужно во что бы то ни стало, под страхом гибели, сию минуту дать фронту всё, что возможно. А это достигается тоже только, во-первых, употребление в дело лучших знатоков хозяйства — спецов, во-вторых, единоличным управлением в предприятиях и в правительственных учреждениях.
Конечно, где лишь возможно, должна сохраняться коллегия (совещание), но вообще, приходится милитаризовать (поставить на военную ногу, от латинского слова «милитарис», значит — военный) всю промышленность и всё государственное управление. Конечно, всё это при выборности всех советских властей — Съездами Советов.
Но никто из сознательных пролетариев не станет думать такой нелепости, что Советская власть вообще всегда должна иметь только такой военный вид. Нет, это неверно. Только война, только угроза гибели со всех сторон заставляет сгудиться как бы в единую машину, действующую по команде. В более
17
мирные времена Советская власть оставит эту чрезвычайную форму и перейдёт ко всё большему и большему участию массы рядовых трудящихся во всех ступенях и во всех подробностях управления.
Хотя, конечно, и сейчас дело вовсе не обстоит так, чтобы вся власть оставалась будто бы у «верхов», а «низам» приходилось лишь молчать и носа ни во что не совать. Нет, такой порядок возможен лишь там, где в верхах сидит один немногочисленный класс — класс паразитов и хищников, а в низах пребывают все трудящиеся, служащие лишь как бы пищей для тех хищнических верхов.
Но когда сами же ьрудящиеся милитариизуют своё управление для укрепления своей боевой способности, то дело совсем иное. Они превосходно понимают, что вся юоевая Советская машина основана всё же на живой работе самих масс. Замрёт эта работа — и конец всей Советской власти.
Поэтому и сейчас «единоличие» в управлении не только не подавляет участия масс в нём, наоборот — наше рабочее единоличие стоит твёрдыми ногами на работе масс — хотя эта работа и сжата несколько в тесную военную форму.
Стоит лишь вспомнить опять про нашу Крсную Армию. В ней в одно и то же время «спецы» командуют единолично, и тут жес спешно готовятся десятки тысяч красных офицеров из рабочей массы, которые и сами становятся единоличныи командирами. И так всюду. Приток массы новобранцев-работников идйт без перерыва и всё шире и шире во всём решительно управлении, начиная, например, от Государственного Контроля, который из чисто «спецевского» вида превращается в Рабоче-Крестьянскую Инспекцию, и вплоть до железнодорожных мастерских с рабочими-распорядителями паровозного ремонта и до продлтрядов, где только благодаря сознательным рабочим удаётся без больших столкновений собирать хлеб в голодный год от крестьян.
18
Несмотря на единоличие, вся наша система так устроена, что масса, так сказать, снизу заливает постепенно всё учреждение. Конечно, это идёт пока медленно, и ещё лучше будет делаться в более мирные времена, когда подготовка трудящихся может происходить на полном просторе. Но и сейчас наш стиснутый кулак только тем и крепок и могуч, что складывается из огромнейшей энергии самих масс, только, так сказать, довершающих целиком всё верховное командование в смертном бою своим выборным центрам.
Словом, сейчас, к третьей годовщине Октября Советская власть всё ещё переживает такое время, когда ей всю многомиллионную волю трудового народа надо направить в одну точку — на помощь фронту. И она была бы просто безумна, если бы в чрезвычайную минуту не сумела дать себе необходимого, чрезвычайного устройства. И она его нашла — это видно из того, что мы успешно отбиваемся от великолепно снабжённого всем врага и чуть-чуть уже взятием Варшавы не опрокинули весь буржуазный порядок даже за границей.
Велика сила пролетарской добровольной централизации.
--------
Из книги:
А. Дивильковский
ТРЕТЬЯ ГОДОВЩИНА ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Советская Власть и её злые враги
Речи и беседы агитатора, Выпуск № 38
Государственное Издательство
Москва
1920
Примечания
* Материалы из семейного архива, Архива жандармского Управления в Женеве и Славянской библиотеки в Праге подготовил и составил в сборник Юрий Владимирович Мещаненко, доктор философии (Прага). Тексты приведены к нормам современной орфографии, где это необходимо для понимания смысла современным читателем. В остальном — сохраняю стилистику, пунктуацию и орфографию автора. Букву дореволюционной азбуки ять не позволяет изобразить текстовый редактор сайта проза.ру, поэтому она заменена на букву е, если используется дореформенный алфавит.