День Геолога
После этого вечера начались наши свидания с Лидой. На каждом из них я пытался признаться, что я не швед, но так и не решился, потому что развитие наших отношений с Лидой шло по нарастающей и мне не хотелось прерывать их захватывающую крутизну… Тем более, Лида как-то обмолвилась, что ее подруга Катя видела нас в очень интересном положении, в котором мы не видели вокруг себя никого, и ей теперь все с нами ясно. А, значит, информация о наших отношениях уже распространилась в определенных неопределенных кругах…
Наступила настоящая весна, а с ней приближался и наш ритуальный День геолога. По традиции мы решили отметить его за городом в лесу на берегу заповедной речки Усманки в давно облюбованном нами месте.
Я пригласил на нашу вылазку Лиду. Она любезно приняла приглашение.
Ваня привел на вылазку незнакомую нам прежде брюнетку, которую представил нам, как «очень сильную парашютистку». Постоянная подруга Вани была классной парашютисткой, кажется, даже мастером спорта, но в тот период она была на сборах перед соревнованиями и, для контроля за Ваней навязала ему свою подругу.
Мы благополучно добрались на электричке до ближайшей к облюбованному нами месту остановки, прошли километров 5 по напоенному весенними ароматами сосновому «мачтовому» лесу и вышли к берегу Усманки. Где и расположились, поставили палатки, развели костер.
Скоро стемнело. От сильного возбуждения близостью Лиды и ее нахождением в нашем геологическом кругу я вел себя очень активно, много провозглашал тостов и много их поддерживал, что привело в к моему сильному опьянению, в результате которого я неожиданно для себя начал оказывать большое внимание Ваниной «засланой парашютистке», а потом и увел ее от костра. В укромном уголке усадил на землю, а затем и уложил, и начал страстно обнимать и целовать. Она не очень сопротивлялась, но потом нас нашли, разлучили и подвергли жесткому остракизму. Поледующие моменты я помню плохо …
…
Очнулся я в кромешной тьме, из которой, однако, ясно прослушивались треск костра и стройные голоса под бренчание гитары. Я вовсю таращил глаза, размахивал перед собой руками, но все равно не мог найти в этой полной темноте ни одного зрительного или осязательного образа… Я не мог понять - как такое может быть? в каком мире я нахожусь? - и от охватившего меня животного страха начал издавать крики ужаса.
Бренчание гитары вдруг прекратились, голоса стали более сумбурными и вдруг фон кромешной тьмы прорезала треугольная полоска желтого света с силуэтами людей. Я еще истошнее закричал. И тут уже начались внешние тактильные контакты, меня тормошили, затем возник луч фонарика, который и внес полную ясность в окружающую меня обстановку и в мое положение в ней: я лежал в спальнике, один в наглухо застегнутой палатке, и поэтому слышал все, что происходило по ту сторону палатки, но не мог видеть окружающий ее внешний мир через плотную ткань…
И уже совершенно полное понимание ситуации произошло, когда я на четвереньках выполз из открытого входа палатки «на свет божий» под всеобщий хохот обитателей ее внешнего мира…
Первым ко мне подскочил Ваня с большими претензиями на похищение его сопровождающей. Сама же «сопровождающая» не предъявляла претензий, она только оправдывалась, что у нее нет никаких женских чувств - поэтому она и была выбрана доверенным лицом Вани на эту вылазку.
- Я целовалась с ним, как с женщиной! - смеялась она, показывая недопитым стаканом в мою сторону.
«А я целовался с ней как с Лидой», – подумал я.
И тут я вспомнил о главном:
- А где же моя Лида?!
Воцарилась тишина. Потом Ваня деликатно рассказал мне, что после того, как нас с «парашютисткой» обнаружили в кустах, Лида исчезла. Ее долго звали, но она не откликалась. Ее искали по лесу, но из облюбованного нами места вылазки выходила только одна тропа - ведущая к электричке. Саня, как марафонец, сбегал по этой тропе и только и смог увидеть, как Лида села в некстати подошедшую электричку, следующую в Воронеж. Сам же он на электричку не успел совсем немного, и Лида уехала одна.
- Я тебе не завидую, Эрик. Но ты сильно не унывай, жизнь наладится! – как мог, попытался успокоить меня Ваня.
- Какой же я идиот! – простонал я. - Все это тосты, проклятые! Вскружили голову… Я поеду за Лидой.
Меня отговаривали, но я ушел по тропе, долго ждал электричку и приехал в Воронеж только утром.
И сразу направился в общежитие, где жила Лида, постучал в дверь ее комнаты.
Мне открыла Катя. Привычного дружелюбия на ее лице не наблюдалось. Я попросил позвать Лиду.
- Не знаю, захочет ли она вас видеть, молодой человек, - сухо и официально ответила Катя.
Но Лида вышла, очень осунувшаяся, под глазами круги.
- Эрик… ты приходи вечером, мне надо все обдумать… - сказала она
- Прости меня, Лида – попросил я.
Лида закрыла дверь.
Исповедь, покаяние и прощение
Я уныло побрел в свое общежитие, и мне нужно было все обдумать… Мои спутники по походу на природу еще не вернулись, и наша «тридцать пятая» была пуста, я прилег на первую же кровать и мгновенно заснул.
Обдумать мне так ничего и не удалось. Мой продолжительный глубокий сон нарушили разнообразные звуки вернувшегося с природы студенческого коллектива, и я сразу проснулся.
- А Эрик-то оказывается здесь, отсыпается. Соблазнил «девушку без женских чувств» и спит сном праведника.
Это была сентенция Сани, который ночью бегал за Лидой, предполагавшая мой бурный ответ.
Но я проявил выдержку и на провокацию не поддался. Мужественно отклонил также предложение опохмелиться – у них немного оставалось после вылазки.
«Народ» же не стал принципиальничать и в один присест прикончил оставшийся резерв.
Затем начались откровенные обсуждения произошедшей со мной ночью ситуации и возможных вариантов по достойному выходу из нее.
- Скажи Лиде прямо: прости меня - и за все сразу! – такую трактовку моей покаянной речи предлагал Ваня
Я покинул судилище и зашел подкрепиться в студенческой столовой под неофициальным названием «Бухенвальд». Несмотря на свое сомнительное качество, пища придала моей душе спокойствие и уверенность. В таком состоянии можно было идти на предстоящее очень непростое свидание.
Лида была в комнате одна.
- Все пошли погулять, учитывая сложность нашего разговора, который неудобно проводить на ногах на улице, объяснила Лида.
- Лида, я хочу попросить у тебя прощение, если это возможно, за свой гадкий поступок, но учесть также, что это было неискреннее мое поведение – я был в состоянии такого сильного опъянения, что принял эту парашютистку за тебя.
Я очень раскаиваюсь в содеянном. И я очень ненавижу себя за то, что тебе пришлось пережить в прошедшую ночь из-за меня. Прости меня, пожалуйста, если можешь. Я очень тебя об этом прошу!
- Я все обдумала и посоветовалась с Катей – она моя лучшая подруга. Вобщем – я тебя прощаю! Потому что у тебя, на самом деле – чистая душа, - я это сразу поняла.
- Я тебе так благодарен! И – польщен… Дай-ка я наконец-то тебя поцелую!
- Это твое действие наводит меня на неприятные воспоминания… Ну, ладно – простила, так простила! Катя, кстати, за тебя очень просила… Характеристика «чистая душа» - это ее…
- Лида! Я хочу еще открыть правду об одном обстоятельстве!
- Неужели там была еще одна парашютистка?!
- Нет, это обстоятельство не из области любовных ласк…
- Тогда – что это может быть? Эрик – ты меня пугаешь и очень интригуешь!
- Дело в том, что никакой я ни Эрик…
- Так кто же ты тогда – президент Кеннеди? Или - Джон Леннон?
- Я ни Эрик и ни Эрикссон и ни швед. Я – советский студент, Погорелов Юрий Сергеевич.
- Но это же совсем непохоже на Эрика Эрикссона!
- Но это так. Эрик Эрикссон – это мое студенческое прозвище. Друзья-пижоны придумали. Атлеты. У них тоже обычные имена, но это долго рассказывать…
- Катя будет очень разочарована, она же за тебя просила. Ведь ты, оказывается, не тот человек, за которого она просила. И она, может быть, будет «против». Ведь ей так нравилось, что ты швед, Эрик…
- Юрий, Погорелов. А швед – это опасно, это - подданный иностранного государства, причем капиталистического, члена НАТО…
- Советских студенток не запугать! Ладно, решу сама. Положительно. Сегодня у меня будет «прощеный вечер». Тем более, скрываться от девушек под вымышленным именем - это меньший грех, чем перепутать свою девушку с парашютисткой без женских чувств... За что я уже простила… И ты больше ничего от меня не скрываешь, Эрик?!
- Я - Юрий… Нет. Теперь я – действительно «кристально чистая душа»! Я так тяготился этим вымышленным именем и все никак не мог придумать форму признания и покаяния.
- Покаяние принимаю и прощаю! Но – чтоб в последний раз!
- Клянусь тебе, Лида. Больше не повторится!
- Но что-то мы совсем забыли про сервированный стол. Надо отметить свершившееся признание, покаяние и прощение.
Этот «прощеный вечер» имел большое продолжение - в виде нашей с Лидой свадьбы менее чем через год и благополучного супружества по сей день.