Босиком по небу

Алёна Цами
       У плетёной изгороди дремал конь. Ночь давно накрыла собою двор, околицу, поле и дальний лес. Месяц только ещё родился, и звёзды, даже самые мелкие, высыпали на прогретое за день небо и, как водится, замигали друг другу и Земле.
       Конь повёл ухом, прислушался. «Серко-о! – звенел где-то знакомый голосок. – Серко!..» Его зовут! Лёгкой дрожью отозвалась радость Серко. Стал он искать глазами друга своего – Егорку. Смотрит вокруг, никого в темноте не видно, лишь слабое очертание лопуха невдалеке. А голос всё ближе и откуда-то сверху доносится. Глянул конь в небо – так и есть: опять из своей звёздной дали возвращается Егорка, бежит босиком по небу, такой маленький, ручонки-плёточки тянет, и несколько звёздочек вихрами нечаянно зацепил…
       Спустился мальчонка, обнимает за шею коня, чёлку спутанную с глаз убирает, смотрит внимательно. Глаза у Егорки – что два василька, и серьёзные. И запах от него знакомый идёт – скошенной травы и хлеба. И опять в детских ладошках заветная корочка – с солью! Жуёт ту корочку Серко, всхрапывает от удовольствия и… просыпается.
       Светает. То ли звёздная россыпь на плетне поблёскивает, то ли роса… Переступил конь ногами, фыркнул, стряхнул с себя рассветный холод, потёрся лбом о плетень. И вновь ощутил кисловатый вкус ржаной корочки и прикосновения детских рук…
       Один и тот же сон видел Серко перед рассветом, один и тот же.
       А утром выбегал на крыльцо подросший Егорка с корочкой хлеба, похлопывал коня по спине, вёл на водопой. Купались в реке, дурачились. А после мчался мальчуган на верном своём Серко лугами да косогорами в соседнее село, где жил дед Егорки, помочь старику по хозяйству. К вечеру же и старик, и внук спускались к небольшому озерцу, рыбачили. Серко пощипывал сочные травы на берегу и краем уха улавливал разговоры людей. Говорили они всё о жизни и о смерти, и о каком-то Боге.

       Егор охотно слушал деда, особенно, если тот переходил на любимую «звёздную» тему. Когда рыба шла хорошо, засиживались допоздна, и внук оставался ночевать. В один из таких вечеров, сооружая из сушняка костерок, он и подвёл разговор к заветной теме:
       – Деда, глянь, а звёзд-то нынче больше, чем обычно бывает.
       – Об эту пору всегда так, – охотно отозвался дед, набивая табак в трубку, – конец лета, да и луна отвернулась, не следит за ними. Оне и рады – вишь, пересмешничают! Прислушайся, так историю какую расскажут. А коли падёт звезда – успевай желанье загадать.
       – Загадывал… не сбылось пока… – лёжа на спине и покусывая травинку, доложил Егор, – и слушать пытался, сколько раз – ничего не слышно! Не могут они рассказывать, они ж не живые, и далеко от нас.
       – А вот и могут, – настаивал дед, – не беда, что далёко. Слушать-то надо уметь… Я вот скажу тебе: до тех пор ты слушай, Егорша, пока земные звуки вокруг тебя мало-помалу не затихнут, и не слышно чтоб совсем их стало. А ты всё смотри на звёзды-то и думу свою думай, так и откликнется кто в душе твоей и подскажет… И живые оне, ещё какие живые! Бог их по небу расставил, чтоб смотрели на нас днём и ночью.
       – А зачем на нас смотреть? – дивился внук, и впрямь примечая в вышине похожие на лучистые очи парные звёздочки.
       – Чтоб обитель свою не забывали.
       Егорка приподнялся на локте:
       – Разве там наша обитель? Мы на земле живём…
       – На земле живём и на земле умираем, а душа-то к Богу вертается. И на какой звезде Господь позволит, на той отдыхает и на землю оттоль поглядывает.
       – Откуда ты знаешь, деда?..
       – Бабушку твою намедни во сне видал. Сказывала, где живёт и видит, как я тут живу.
       – Бабулю?.. И где ж она живёт? – допытывался Егорка.
       – А вон, вишь, от ковшика вверх четвёртая звёздочка мигает? Там и живёт.
       – Да где? Их так много… А не сказывала, как ей там?
       – Помолодела, платок кашемировый на плечах… – будто издалека отозвался старик. – Стало быть, хорошо.
       – Деда… – всматриваясь в родные морщины, тихо позвал Егор, – а ты… на которой будешь?
       Старик пустил клуб дыма, прищурил глаза, словно выискивая над кронами деревьев подходящее место.
       – Да, поди, рядышком с ней и поселюсь.
       – Чудно-о… А я? – уже сонным голосом спросил внук.
       – Про тебя неизвестно, там видно будет… 
       Старик вздохнул, поворошил палкой затихающий костерок, укрыл внука своим армяком и, гладя непослушные мальчишеские вихры, добавил:
       – Тебе ещё здесь пожить надо, кой чего сделать.
 
       Тишина окутала берег, редкие всплески, голоса соловьёв и зарянок. И Серко дремал в рощице неподалёку. Егор улыбался, отправляясь в своём отроческом сне в необозримую, манящую звёздную даль. Лишь старик в задумчивости будто прислушивался к чему-то. Это была одна из тех ясных ночей, когда, казалось, золотые нити дрожат в воздухе, соединяя небесное и земное, и ничего уж более не беспокоит душу.

       *