Новый пульс
В назидание, что так жить нельзя!
Дихлофос-Ректальный сиял. Расплывалось странной живой улыбкой его скорбно-рассудительное лицо эдакого Вселенского судии. Резво, как юноша, бежал он с микрофоном в руке по залу от одного к другому созерцателю спектакля, и, приставив к тому микрофон, невольно превращал оного в своего соучастника. Созерцатели не хотели быть “белыми воронами” (на фоне “авторитетного и смелого” Дихлофоса) и “баранами, которых можно стричь”, и Дихлофос-Ректальный стриг их, как хотел и сколько хотел. На сцену выходили манекены-люди. Дихлофос-Ректальный тыкал в них микрофоном, вымогая что-нибудь сказать. Говорить им было нечего, но на них смотрели упорно: кто с надеждой, кто вопросительно, кто гневно, кто радостно. Всем надо было угодить: кому дать надежду, кому ответить на вопрос, кого успокоить, кому прибавить радости, кого напугать, кого – занять. А говорить всем приходилось одинаково. Такие слова надо было искать. Манекены искали их. Дихлофос-Ректальный помогал. Зал дымился от напряжения. Разношёрстная толпа, пришедшая в зал, постепенно превращалась в баранов, в тех баранов, которых можно было – не только стричь, но даже и брить, а при желании – зарезать себе на обед. Только они, бараны эти, только учились узнавать это, а думали, что они учатся чему-то очень высокому, демократии, например, думали, что удовлетворяют все самые свои сокровенные духовные запросы и желания, которые почему-то свелись в конечном счёте к одному единственному – выжить! Выжить любой, даже самой страшной ценой! Выжить как-нибудь, когда-нибудь, но – не кому-нибудь, а – именно – им – баранам… Каждому из них. И поэтому простой бараний глазок обывателя и манекена, под руководством Дихлофоса-Ректального, засверкал узким звериным волчьим блеском, зловещим и беспощадным.
Дихлофос-Ректальный сиял. Он бегал по залу, как мальчик, как резвый юноша (“свистеть – не мешки таскать”, а лопаты Дихлофос-Ректальный в жизни не держал), он везде хотел быть желанным, везде хотел успеть, был нарасхват, и не успевал. Всем хотелось “учиться демократии”. Всем хотелось видеть Дихлофоса-Ректального, быть такими же раскованными, б/к, сверять с ним себя, потому что – были слишком полны пока собой. Ректальный затыкал собой мелкие бреши и пустоты такой полноты, надувался, расширяясь, сужая её (душу человека) до нуля и даже минуса, не оставляя от самого человека – уже совсем ничего.
И люди сами становились Ректальными, уже по своей воле и согласию. До какой-то черты – сами… По своему согласию… ПОТОМ – ВОПРЕКИ ОНЫМ. Чтобы НЕ НАРУШАТЬ УЖЕ УСТОЕВ НОВОГО ОБЩЕСТВА. Кто сопротивлялся – становился уже – возмутителем, нарушителем, террористом… У Ректального были ещё и СВОИ СЧЕТЫ с Россией. Ректальный не только за деньги старался, у него ещё был “КОМПЛЕКС ПОЛНОЦЕННОСТИ”, который опровергала реальная действительность, и поэтому Ректальный ещё и МСТИЛ ей, действительности этой, которая звалась – РОССИЕЙ, и которую он хотел низвести до “своего” уровня.
И по стране раздавались крики-разборки:
– Ты ходишь без носков!..
– Нет ты!.. Ты и без штанов ходишь.
– Тебе заплати – ты и без…
– Без чего?..
– Бе… бе…
– Что… бе?
– Я знаю,– тебе платили!
– А тебе – не платили?!
– Этого в природе не может быть, чтобы мне платили!
– Не может?!
– Не может!
– А если проверить?..
– Не имеете права!
– А бдительность – вот моё право!
– Я сам тебя проверю! Я тоже бдительный!
В глазах людей-баранов постепенно, исподволь, от тускло-розового, всё ярче, резче к невыносимо-красному, безжалостному, неотвратимо раздувался волчий звериный огонёк.
Ректальный ткнул, как приговорил, указкой в министра:
– Говорят, что бандиты ходят без носков… Что вы на это скажете?
Тот с перекошенным от страха лицом, как школьник учителю, сразу стал отвечать заученный урок:
– Государство – это мы. А мы – это каждый из нас. А раз – каждый из нас, то государство здесь ни при чём! Ни при чём. А каждый из нас причём. А каждый из нас виноват! Будьте бдительны! Будьте очень бдительны. Снимайте друг с друга штиблеты! Снимайте! Безжалостно. Не только семейные, а и – случайные знакомые. А мы обязуемся обеспечить всех презервативами. Более того. Мы уже дали команду в соответствующие инстанции! Всех обеспечим. Буквально. И это мы вам обещаем определённо!
– А вы сами – в носках? – раздался крик.
– Я вам сейчас покажу…– министр торопливо наклонился (как будто зрителям поклонился). И стал торопливо расшнуровывать ботинки, испуганно моргал.
– Мы вам верим…– смилостивился Ректальный. Но зал, одурманенный демократией, взбунтовался:
– Пусть снимает! Хотим видеть!
Министр снял штиблеты, прошелся по сцене. С возмущённой галёрки раздался гул:
– Пусть и штаны снимает!
Министр послушно снял штаны, пошёл на него, на этот гул, пошёл в народ. Все увидели, что на министре есть носки, но что они – телесного цвета (демократия), как будто их кто-то нарисовал. Разбираться стало лень. Бдительный, жадный, кровавый блеск глаз толпы стал меркнуть. Одновременно мстительно стал разгораться кровавый блеск глаз добренького Дихлофоса-Ректального. А в зале стали раздаваться шутки и смешки. Ректальный ликовал. Стал раскован. Бегал с микрофоном. Рассуждающе задирал глаза: жил.
– К нам приехали зарубежные эксперты…– говорил министр.– Те, кто без носков. Рвутся нам помогать… Будем взаимодействовать… Искать технологии… Определять, есть ли носки. Надо бороться… И бороться решительно… Адекватно… Жестоко… У нас хватит на это сил… Да, у нас много проблем… Да, есть голодные… И мы это знаем… И – где они – мы знаем… И что они будут всегда – мы тоже знаем… Поэтому мы создадим комиссию для определения категории: голый-не голый, и что такое – носки… И тогда мы войдём в новый этап...
Но тут широко растворилась дверь “Лаборатории душ” Ректального”, широким, вихляющим шагом ворвался какой-то человек, прохрипел:
– Там – бо-омба…– и упал.
Сердечный приступ случился. С рёвом взметнулась “баранья толпа”, простой блеск её глаз сменил иной, волчий, звериный. Ломая стулья, “бараны-волки” бросились к выходу, но впереди всех уже бежал Ректальный. Его сразу сбили на пол, стали в мясо топтать. Несколько баранов споткнулись о него, упали… Началась давка… У выхода стояли проститутки, хватали за руки, манили… Откуда-то с улиц, на шум ползли десяток наркоманов. Остальные сидели дома – смотрели трансляцию.
Кто-то крикнул:
– Это не бомба, это коробка с карандашами!
– Мы не уверены! – кричали другие. И рвались к выходу.
Ударил (дефибрилляционный) взрыв. Пульс нового, “демократического” общества забился.