В английских учебниках часто встречается стихотворение, перевод на русский язык которого звучит так:
Чем больше мы учимся, тем больше знаем.
Чем больше знаем, тем больше забываем.
Чем больше забываем, тем меньше знаем.
Чем меньше знаем, тем меньше забываем.
Чем меньше забываем, тем больше знаем.
Зачем учиться?
Я очень любила давать ученикам это стихотворение, чтобы вызвать дискуссию о цели и смысле жизни, об образовании и развитии личности, о разных видах памяти, о позитивных и негативных событиях в жизни, которые хочется хранить на протяжении всей жизни или забыть. К сожалению, очень трудно забыть те события, которые связаны с сильными эмоциями.
Когда я училась в институте, в нашей группе была девушка Лена. Обычная девчонка, симпатичная, весёлая, не сказать, что подруга, просто однокурсница.
Однажды она пришла на занятия нарядная, а на пальце у неё было кольцо необычайной красоты, золотое кольцо с бледно-розовым камнем в виде восьмиугольника. Благодаря красивой огранке камень блестел и переливался разными оттенками от бледно-розового до красно-фиолетового цвета.
Все девчонки сразу заметили дорогое кольцо и бросились к Лене с женскими вопросами: что за камень, сколько стоит, где купила. Праздные вопросы, такого кольца нам не купить (мы носили бижутерию, копеечные колечки, дешёвые серёжки), но интересно!
- Это розовый турмалин, - с радостью объясняла Лена. - Мама дала поносить своё колечко. Она купила его в Ленинграде, во время блокады, всего за буханку хлеба. Тётка, которая продала его, обещала маме кулон с таким же камнем принести, но обманула, не пришла.
- А откуда у твоей мамы была буханка хлеба в блокадном городе? - спросила я.
- Мама продавцом тогда работала, так незаметно насобиралось.
- И на кулон хватило бы, а тётка обманула, значит, не пришла, - медленно проговорила я. - Не жмёт колечко?
Лена не заметила моего состояния и приняла всё буквально.
- Нет, даже свободно ещё, - она покрутила кольцо на пальце, любуясь игрой света.
А у меня потемнело в глазах, когда я представила, как умирающая с голоду женщина меняла дорогое кольцо на буханку хлеба, спасая себя и своих близких от смерти. Скорее всего, она не обманула продавщицу, когда пообещала принести ещё и кулон, но так и не пришла. Не выжила, как и сотни тысяч блокадников, умерших в те страшные месяцы.
Я вспомнила рассказы своего папы-артиллериста, воевавшего на Ленинградском фронте. Зимой 1941–1942 года паёк состоял из 300 граммов «хлеба», 90 граммов гороха и 20 граммов сливочного масла на одного бойца в день. «Хлеб» пекли из муки, в которую примешивали какой-то суррогат. Замёрзшие на морозе буханки превращались в камень, их невозможно было резать ножом, делили с помощью топора. Папа рассказывал, как ему приходилось следить, чтобы суточную порцию сливочного масла делили на весь личный состав батареи (87 человек). А в морозные дни делили не на 87, а на 88 или 89 частей, чтобы самым ослабевшим от голода и холода солдатам выдавать по две порции и масла, и хлеба.
Мы с братом плакали, когда папа рассказывал, как во время прорыва блокады он в районе Синявинских болот встретил двух детей-сирот. Старший, лет двенадцати, работал на заготовке торфа и получал скудный паёк: селёдку и хлеб, на которые они с восьмилетним братом жили.
Папа, увидев, что они обсасывают селёдочные косточки, спросил, почему они едят селёдку без хлеба.
- Хлеб мне дают на два дня, 300 грамм, мы его вчера съели, а на сегодня осталась одна селёдка. Завтра получу хлеб, а сегодня обойдёмся селёдкой. Привыкли.
Кругом была война, смерть. Папа долго не мог забыть их полуразваленную холодную избушку с окнами без стекла, лица мальчиков светло-серого цвета, их впалые глаза, тени вокруг глаз, посиневшие губы, лохмотья вместо одежды и изношенную обувь. И сожалел, что ничем не мог помочь им – в его карманах не было ни грамма хлеба.
Такая картина представилась мне тогда, когда Лена радостно щебетала об удачной маминой покупке. Боюсь, не забудется она никогда. А, может быть, это и правильно: нельзя, чтобы те события канули в Лету. Только мёртвые не помнят.