Эпизод 26

Об этом он задумывался давно, точнее не задумывался, а принял решение. И решение твёрдое, осознанное и искреннее, Главное!  Понимал зачем, Знал почему. Чётко осознавал весь путь, приведший к такому решению. Появилась даже явная тяга к совершению Поступка. А это был именно настоящий Поступок. Поступок с большой буквы. Некоторые идут к нему всю жизнь, но так и не совершают, а некоторые даже никогда не задумываются.
  Батюшка ещё давно сказал: «… не за что, а для чего…». Теперь стало, как никогда, для чего. Для чего были нужны потрясения последних лет его существования. Впечатляющие потрясения! В них невозможно было поверить, и даже линия жизни на левой ладони изменила вою форму!  Так, вот именно для того, чтобы прийти к решению о совершении Поступка.
Сначала, возникло сильное чувство утраты. Причём, утраты, именно самого себя. Потом он понял, что путь к обратному самообретению лежит через совершение Поступка. И, что это будет не обретение снова себя того , а фактически, крещение нового человека. Теперь осмысленное, выстраданное и долгожданное.
Семья улетела в столицу на все праздники. Он остался дома так, как Губернатор назначил пару совещаний на это дни, плюс одно дежурство в МЧС, плюс приём населения, да ещё и комиссия из министерства в первый же рабочий день – надо всё подготовить. Короче, Семён остался один и ничто не могло помешать осуществлению задуманного.
Взял в Храме кое-какую литературу, изданную в помощь таким, как он.
Будучи человеком системным, не стал ничего выдумывать, а двинулся, прямо по давно разработанным другими пунктам.
Начал с простого – пост. А этот шаг стал, как раз, по-настоящему возможным во время временной разлуки с семьёй. Для поста тоже нужно готовить, но совсем другую пищу. А, кто будет накрывать, например, второй обеденный стол. Или как объяснить детям, что папа не будет есть, подаренные ими от всей души «вкусняшки». Да, что дети… Как можно отказаться от изысканного блюда, на приготовление которого, жена потратила два дня. Рестораны и готовка «эксклюзивного мяса для «себя любимого», с обязательным его поглощением под телек и бутылочку «Shiraz», исчезли. Чтобы «не сбиться с ритма», всем возможным гостям было отказано от дома, под самыми разными, но обязательно благовидными, предлогами.
Учитывая, что разговаривать в пустом доме было не с кем, а говорить с собой – стопроцентная клиника, дни коротались в тишине, за исключением редких выездов для исполнения служебных обязанностей. Обложился духовной литературой и читал, читал, читал… Временами молился, как умел, но в полный голос, нарушая надоевшую тишину.
К вопросу о целомудрии. И, так было всё в порядке. Жены нет, а любовь давно изменила отношение Семёна к женщине и к понятию верности. Измену невозможно было даже предположить, что называется, в страшном сне. Кстати, о снах - оставалось лишь справиться с ними.
В потребностях ограничил себя самым необходимым. Во-первых, как оказалось, у него всё было. А во-вторых, он обратил внимание на то, какие сумасшедшие деньги уходили раньше на абсолютно не нужную ерунду.
Одной из самых трудновыполнимых задач, при подготовке к Поступку было хоть немного достичь кротости. Бесконечные сложные рабочие вводные не давали возможности сердцу избавиться от гнева, а иногда и от ярости.
Где-то, через две недели произошел интересный случай, точнее событие. Событие, которое ещё больше подвинуло его к Поступку.
Семён, если честно,  немного устав от домашнего безмолвия, наварив себе полный ковшик постной каши, уселся напротив телевизора, включив одну популярную передачу, которая ещё не так давно, нравилась ему,  почти до обожания. Сразу после неё должны были быть новости, потом футбол.
Слегка воротить от пошлости современных юмористов стало ещё на первом просмотре. Потом новости обострили ощущение какого-то мирового греха. И уж совсем «добило» дерби «Спартак» - «ЦСКА».
Он вдруг понял, что уже начинает воспринимать мир иначе. Появилось ощущение какого-то всеобщего обнищания души.  Звучит громко, но, именно так. Обнищание души всего Человечества. Семён реально стал переживать о чужих ему людях. Очень захотелось, чтобы их всех кто-то образумил и защитил.  «Боже! Неужели я такой же, как они!» - подумал он – «Неужели нет никакой надежды!?».
Семён выключил телевизор и с каким-то остервенением стал молиться. Молиться, как никогда. Молиться не только за себя, но и за всех. Всех! Притом, обращаясь к Богу, он чувствовал его присутствие, прямо здесь и сейчас. И это была не метафора! Мелькнула мысль, что должно быть страшно, но страшно не было, а напротив, стало тепло и уютно. Как в детстве.
Всё! Он понял, что готов.

А задумал он, не много не мало - покаяться Господу в грехах своих, совершенных на протяжении всей своей жизни, вольно и невольно. А таковых было более чем достаточно.  И совершенно серьёзно подошел к этому вопросу.
Покаяние это не просто исповедь. Семён исповедовался великое множество раз, и никогда его душа не успокаивалась и не получала искомой благодати, которая, хотя бы намекала на то, что он получил призрачную надежду на спасение. А он всем существом чувствовал, что такая надежда ему ох, как нужна! Он понимал, что настало время генеральной уборки своей жизни. После похорон своего лучшего друга, вдобавок ко всему, решил, что можно и не успеть.
Исповедь – это преамбула покаяния, признание греха, но не более. Не всякая исповедь стоит прощения,  а покаяние – это то, что происходит в душе. Покаяние – искреннее раскаяние в этих грехах перед самим собой и перед Богом.  Покаяние – окончательное признание своей духовной немощи, греховности и подтверждение стремления к полной перемене себя
И завершает эту триаду Метаноя – фактическое изменение себя. Изменение жизни.  Устранение самих причин, приводящих к греху.
Системный ум разработал следующий порядок действий:
- Подготовительная часть пройдена;
- Подготовка к исповеди (Продолжение поста, составление максимально полного перечня совершенных грехов;
- Исповедь и причастие у своего духовника в родном Храме;
- Этим же днём ехать на Байкал, на берегу, которого уже давно был присмотрен старый полуразрушенный скит в лесу. Остаться там, отпустив водителя на трое суток. С собой взять только самое необходимое.
Полное покаяние возможно только наедине с собой. Нужно докопаться в себе до самого дна. Найти и признать, наконец, то, что ты скрываешь от всех. Даже, пытаешься утаить от Бога, хоть это и смешно. Это и будешь ты. Настоящий ты! Душа должна обнажиться.

Открыл в помощь нужную книжку и в голову потоком потекли мысли:
Первое. Сколько праздных, необдуманных, а подчас глупых или жестоких слов было сказано. Слова, слова, слова…  Просто так… Не замечая, что они могли быть ненужными и обидными для кого-то, или, в конце концов, просто кощунственными. Например, сколько раз, будучи на похоронах, или поминках ржали с друзьями, как ненормальные под «шикание», убитых горем, родственников. Или мерялись количеством глупейших анекдотов на вечеринке, совершенно забыв про повод, который нас собрал. Сколько пустых обещаний. «Главное – подарить человеку надежду» - Смеялся он.  Да, мало ли… Бесконечное количество пустых слов…
А грех «Клятвопреступления»! Неисчерпаемый кладезь его грехов! Сколько раз призывалось в свидетели имя Господа и различных святых, что бы подтвердить кому-нибудь силу принесённой клятвы, заведомо, будучи уверенным, что её нарушишь, или уже нарушил. Например: «…Богом клянусь, что не пил я..; …не пить сегодня..; …не курить..; …бросить курить..; не смотреть на других женщин..; не изменять; не садиться за руль пьяным..; никогда не повториться..; …завтра пойду..; …не слышал..; …не видел..; …не знал..; и т.д. и т.п.» - Всё это произносилось и не раз.
 Бывало и посильнее. Реальные клятвопреступления, которые привели к тяжелым последствиям у кого-то из окружающих или близких. Чего стоит только публичное обещание нелюбимой любить вечно и через четыре месяца уйти, «хлопнув дверью», оставив детей, или ложное свидетельство под присягой в суде! Клялся Богу заботиться и крестниках - и что? А о скольких других, данных Богу обетах было забыто в суете!
Много раз, ещё в детстве, он с приятелями осмеивал и осуждал прилюдно тех, кто по какой-то причине не нравился большинству, вынуждая осмеянных страшно страдать. Не забылась эта практика и во взрослые годы. Один из незаслуженно «затюканных» сотрудников семёновской фирмы был уволен и с горя запил. Говорят, что он помер потом из-за пьянства. Сколько людей было оклеветано! Подчас, без всяких причин, а просто, чтобы «отвести от себя удар», или на фоне оклеветанного возвысить, либо изменить мнение о себе. Мог и оболгать, или осмеять человека, без всякой причины, а просто, чтобы развеселить собутыльников.
Кстати, о бесконечных застольях… Сколько пили, жрали. Пили!, Жрали!, Пили!, Жрали!..  Рестораны, клубы, дни рождения, корпоративы, новоселья и, просто, тривиальные пьянки…  В те времена, тех, кто держал посты считали, не иначе, как чудаками, а иногда и хуже.
 Был раз, когда вместе с бывшей женой бросили дома спящего малолетнего ребёнка и умчались на полночи пьянствовать в клуб! Прямо, как есть , в тапочках с кухни!!! Вот живой пример, когда страсть к неуёмным развлечениям превысила даже любовь к ребёнку.
О! Вот где грешил, так грешил! - Ленность! Тут Семён себя чувствовал, просто, профессионалом высшего уровня! Лениться он любил и умел, используя всю изобретательность своего ума, лишь бы поменьше делать самому, а получать доходы и удовольствия за счёт других. Даже, целую теорию разработал – «Лень, как двигатель жизни». Самыми лучшими деньгами считал именно те, которые были не заработаны, а «свалились с неба, на халяву». Десятки людей, окружавших его, клали своё время, умения и здоровье на алтарь его лени.
В помогающей Семёну сориентироваться книге, следующими грехами были поименованы кража, сребролюбие, скупость, лихоимство, неправда, зависть. В общем, всё то, без чего работа, и бизнес в первую очередь, была, практически, невозможна.
 Ложные банкротства, отказ возвращать долги, необоснованное завышение цен, присвоение чужого, пусть даже сэкономленного имущества, скупка по дешёвке имущества у, находящихся в трудном положении, особенно если сам довёл их до такого состояния. В связи с этим, вспомнилось: Однажды, включив вездесущий телек, Семён увидел специальный репортаж какого-то корреспондента о последствиях банкротства одного градообразующего завода. К какой разрухе, нищете и бедности привело это событие маленький городок, живший за счёт существования этого предприятия! Просто, ужас! И тут всплыло, как готовились к процедуре, как специально «рисовали» долги несчастного производства, как захватывали дирекцию и делили с местными бандюгами сферы влияния и активы. Денег заработали кучу, весело и смеясь! Но только сейчас он понял, сколько страданий невинным людям принесла его деятельность. И не одному человеку, даже. Целым семьям! Всему городку!
 Необоснованное расходование или растрата государственного имущества, тоже, приравнивается к греху кражи. А сколько было таких «сделок» на прежней службе!
Были и совсем отвратительные поступки: Случайно узнал, что только вышел на свободу человек, после одиннадцати лет лагеря.  А, ведь, попал он туда, косвенно, и по его вине – где-то солгал, где-то приврал, где-то промолчал… Или, воспользовавшись связями, услал не в меру ретивого следака, крутившегося вокруг него, в горячую точку. Слава Богу!, что живым вернулся.
Вспомнил, даже, как булочку в магазине стащил во времена детского сада и белую гуашь из «Школьника» в пятом классе.
Первопричиной такого поведения, конечно, было жуткое сребролюбие. А, что это – сребролюбие. Казалось бы, ну и что с того, что человек тянется к благополучию, деньгам, богатству, обладанием имуществом?  Вполне нормальное желание. Надо обеспечивать семью? Естественная потребность? С первого взгляда – да, но есть очень опасный нюанс: Самое большое счастье для человека – это любить и быть любимым. Это уже потом идут личная свобода, успех и т.п., но именно сребролюбие, как и ненависть, изгоняют из сердца любовь. Любовь и сребролюбие не совместимы в принципе.
Сребролюбец никого не любит и его никто не любит. Он играет в любовь и с ним играют, в ответ .
Поэтому и добро, то они тащат, не для того, чтобы якобы сделать чью-то жизнь лучше (Если только попутно), а чтобы возвысить собственную гордыню через зависть других людей.
 Опасно оно и тем, что если, например, блуд, пьянство, гнев – это очень явные грехи, то сребролюбие прорастает из маленького, сначала невинного и незаметного, желания и превращается в монстра, пожирающего счастье.
 «А  ведь это действительно так» - Подумал Семён. – «Раньше у меня было всё. Все, что хотел. А не было только одного – счастья, и это приносило страдания.  Было огромное количество суррогатов, но счастья - нет. Теперь, бесспорно, есть счастье, но нет денег. Опять страдания. Неприятный парадокс, но подтверждающий правило. А кому принесли счастье деньги без любви? Вообще-то, получается, что если хочешь подарить благо кому-нибудь, то это можно сделать, только пожертвовав своим персональным счастьем».
Дальше по списку шло «лихоимство». Тоже греховная страсть, заключающаяся в приобретении выгоды за счёт затруднительного или зависимого положения других. Здесь опять ярко вспомнилась прежняя государственная служба большим начальником в федеральном министерстве. От него зависели, не только сотрудники, но и большие и малые организации, и целые регионы в подконтрольном ему вопросе. А, что он? – Цинично выставлял им обременительные условия или ставил их в положения, которые по итогу приводили к получению денег от их проблем.
Притом, происходило это без пошлых взяток, а иезуитски продуманно. К примеру, договариваешься с неким олигархом о работе по следующей схеме:   Существует солидная компания с акциями, котирующимися на лондонской бирже. Его «бойцы» налетают на неё с жесткой комплексной проверкой, инициированной по жалобе какого-то  старичка, заранее оплаченного олигархом. Создаётся угроза приостановки деятельности предприятия. На фоне таких новостей стоимость акций на бирже резко падает и олигарх их активно скупает. Потом проверяющие требования снимают, цены возвращаются на прежний уровень и олигарх их продаёт. На разнице цен все, кто участвовал в деле вместе  с олигархом, зарабатывают. И подобных дел было…  И, опять же, сколько невинных людей страдало – были уволены или оставались без зарплат на долгое время. Да, мало ли… Стыдно! Стыдно, просто ужас! 
Плюс ко всему, ещё и иногда отдавал свои деньги под проценты нуждающимся в них людям, включая друзей, и даже считал это единственно правильным и обоснованно справедливым. Тоже грех!
Вся эта суматошная, неправедная жизнь была обильно сдобрена неправдой. Это и договорные суды, для целей вынесения «нужных» решений, подчас даже связанные с осуждением невинных. Всевозможные обманы, подлоги и подделки, при заключении сделок и многое, многое другое.
 И это только факты обманов и лжи по работе, а уж, что творилось в личной жизни! Семёну казалось, что вся его предыдущая жизнь была построена на обмане.  Сначала жертвами становились бабушки,  дедушки, воспитатели, учителя. Потом больше - друзья, родственники, преподаватели, командиры, начальники. Конечно, множество женщин, среди которых была и бывшая жена. Ведь, он никогда её не любил. С самого начала. А все пятнадцать лет убеждал её в обратном. Зачем? А ведь этим обманывал не только её, но и детей. Может она и пить стала именно из-за того, что долгое время жила с этим обманом в душе. Но тогда ему было всё равно…
Теперь о зависти. Ею было пронизано все. Он завидовал. Ему завидовали. «Зависть – есть печаль о благополучии ближнего». – Говорил Святой Отец Василий Великий. Ещё можно  добавить, что зависть может возникать как к материальной обеспеченности, так и к другим нематериальным вещам.  Например, к способностям, талантам, возможностям, чертам характера, умениям и т.п. Уму, наконец!
Как в детстве он завидовал соседскому мальчишке, что у него есть мопед. И как искренне радовался, когда этот мопед сломался. А ещё больше радости принёс момент, когда этот же мальчик, позже просто умолял Семёна дать поиграть с его собакой, какой не было ни у кого во дворе. Что-то похожее было и потом. Сперва (в девяностых), Семён завидовал тем, у кого стали появляться шикарные евроремонтные квартиры, а потом (в начале двухтысячных) свысока смотрел на тех, кто не жил в собственном доме в каком-нибудь элитном посёлке, как он. А те, в свою очередь, смотрели с завистью на него, холя ему вездесущую гордыню.
 Зависть порождает неприязнь и осуждение других. Даже внутри созданной им семьи жена завидовала его успехам, он её неге и праздности. До того завидовал, что порой не мог слышать её голос, когда звонил ей с работы в полдень, а она только проснулась. А, начало зависти – гордость, когда ты не можешь терпеть, чтобы кто-нибудь, в чём-нибудь был выше. Фу, какая мерзость! Настоящий, неподдельный стыд жег огнём до самого нутра!
 Он завидовал, что чужие дети получают более крутые подарки, чем мог позволить он. Ему - что у него несколько дорогих иномарок, а не убитая «шоха». И так далее… Круговорот зависти, в котором было тяжело, но необходимо существовать, подчиняясь принятым в больном социуме правилам. А правила таковы, что если ты на минутку расслабился и потерял темп в погоне за теми, кому завидуешь ты, то тут же, неизбежно скатываешься в самый низ пирамиды завистников и теряешь уважение остальных участников погони. Разве тут может остаться время на «какую-то» любовь. Теперь, только стыд…
И вот, Семён добрался до самого главного своего греха (как он считал) – гордыни. За всю прошедшую жизнь он взрастил в себе такое древо тщеславия и гордости, что теперь и без сторонних подсказок понимал причину именно таких перемен в его жизни, которые случились. Только они смогли «дать по башке», усмирив неконтролируемый рост  греховной страсти.
Во время, когда он, постоянно пытаясь взять от жизни всё, казалось, был на «гребне успеха» - молодым, здоровым, богатым и удачливым бизнесменом, его отношение к людям резко структурировалось. Тем, кто был богаче и успешней его – он продолжал завидовать, а тех, кто хотя бы немного был в чём-то ниже его – относил к никчёмной массе. 
Стал оценивать окружающих сквозь одну призму – «сколько они стоят». Это относилось как к стоимости стоявших за ними денег или других активов, так и в затратах для него самого на поддержание общения с данным человеком. Такое отношение распространялось на всех – на партнёров, коллег, знакомых, родственников и даже (О ужас!) семью, включая детей и родителей.
 Богу было, за что обрушить на Семёна свой гнев!!!
 Семён любил повторять, что «человек, у которого нет хотя бы трёхсот тысяч баксов, может только, либо смиренно гнуть спину на других, либо мешать людям жить». Именно тогда, он переехал на Рублёвку и пытался реже бывать в городе, максимально оградив себя от общения со «сбродом». Быстро забывая про чаяния и проблемы простых людей.
Только сейчас, когда жизнь, независимо от его воли, вбросила его в ранее отторгаемую среду, он стал обращать внимании на простых людей, цены в магазинах, очереди в поликлиниках и ужасные дороги. Стало занятно и поучительно болтать со стариками и соседями.
На низшей ступени его иерархии стояли женщины. Редко к кому из представительниц прекрасного пола он испытывал уважение. Может быть, мама, сестра и дочь, в виде исключения. Но, об этом позже…
Гнев и, подчас, ярость одолевали Семёна с завидной регулярностью. И этому, как нельзя лучше, способствовали работа и пьющая жена.
 В припадках ярости поразбивал с десяток сотиков. На работе он орал на сотрудников, кидался всем, что было на письменном столе в несчастных и бесправных секретарей. Оскорблял и выгонял партнёров по переговорам. Не давал спуска ни одной обиде. И чем изощрённей была месть – тем лучше.
Когда жена впадала в очередной запой, то он готов был убить её, если бы позволял закон. Особенно, когда это как то затрагивало детей. Часто, дело доходило до драк.
Всегда отвечал злом за зло, а то и кратно большим.  Мог долго вынашивать план возмездия.   
Слава Богу! что сам никого не убивал, но часто был близок к совершению самого страшного и спокойно мог оправдать убийство, совершенное кем-то из знакомых. Осуждал и с удовольствием участвовал в мягких наказаниях, на его взгляд, виновных. Драки…
Открыл книгу на интересной странице «Грех чародейства и колдовства». Сначала, не понял. А потом…
Он когда-то всерьёз увлекся гороскопами, посещал магов, а когда заболел – бабок с заговорами, с готовностью давал ладони, для гаданий и искренне верил в предсказания всяких шарлатанов…  Грешен, в общем.
Блуд и прелюбодеяния были постоянными пороками, верными спутниками гордыни и тщеславности. Сам себя называл мастером пикапа. С радостью хвастался этим перед друзьями.  Семёна окружали десятки женщин. Кто-то из них был «тупо» падок на деньги, кого-то сам мастерски запутывал в сети обольщения. С кем-то был на спор. А статус некоторых, напротив, льстил ему самому (Типа, балерин Большого, или политических деятельниц). Подчас, даже не просто участвовал, а был инициатором занятия свальным грехом. Хорошо, что удержался от содомии. Если хотел разорвать затянувшиеся отношения, то сам искал возможность спровоцировать измену с её стороны. Даже если не получалось, то всё равно, обвинял брошенную женщину. Жена не знала. Ну, или делала вид, что не знает.
Долго склонялся к еретическим течениям и в религии, пока не обрёл истинную веру. Только благодаря тому, что встретил истинную Любовь!!!
Говорить о милосердии с его стороны, было бы, вообще, не уместно, так как к любой, особенно финансовой, помощи кому-либо он подходил очень избирательно и расчётливо, с прицелом на встречную услугу.
Ещё, на интересный момент обратил внимание Семён: И сейчас грехи продолжали копиться. Уже грехи новой, изменённой жизни. Он не успевал исповедоваться, а не то, что покаяться. Теперь, конечно, на первый план вышли совсем другие грехи, чем раньше, но количество, только прибавлялось.
Скорей! Скорей! Надо торопиться! Тем более, что неожиданно нахлынувший на него недуг, прогрессировал.

Воскресная служба затянулась надолго и план выехать на место пораньше, провалился. Плюс ко всему, уже выехав за город, вспомнил, что забыл свой  любимый топор. Пришлось возвратиться домой. С собой он решил взять совсем мало – Писание, Дождевик с антимоскитной шапкой, тёплую одежду, спальный мешок, фонарик, воду, новую зажигалку и свой любимый охотничий топор. Обычный топор с деревянным топорищем, но идеальной заточки. Это был такой его «маленький фетиш». Этот топор много раз выручал Семёна в разных ситуациях на многочисленных охотах, которые он так любил.
К обеду солнечный с утра день, стал подавать лёгкие намёки на дождь.
- Семён Аркадьевич, надо бы трогаться, а то под дождь попадём. А нам еще двести километров ехать. Темно будет. – Беспокоился водитель Слава.
- Погнали! – Решительно хлопнул дверцей, садясь в машину, Семён.
Он давно уже присмотрел этот заброшенный скит в тайге неподалёку от берега Байкала. Набрёл на него в один из природоохранных рейдов.
Километрах в тридцати от этого места, расположился большой монастырь и в этом скиту, видимо, некий монах-отшельник, когда-то коротал в молитвах свои дни и ночи. Но, это было давно, а сейчас это был старый, замшелый, маленький (в четыре наката), но крепкий сруб с тёмными проёмами, вместо окон, больше напоминающий землянку, чем дом. На удивление,  крыша ещё была цела. Видимо, зимой его часто использовали охотники, так как земляной пол в хижине был завален всяким охотничьим мусором
 Хотя к скиту от бетонки и вело некое подобие грунтовой дороги, но всё же, добраться до места можно было только пройдя ещё метров сто пятьдесят  пешком, через лес, прорываясь через, висящие до земли, ветви кедрача и перепрыгивая, через превратившиеся в глубокие ямы, растаявшие зимние ледяные бугры.
Пока ехали, солнечное утро совсем сменилось на пасмурный день. Сначала несильно, а потом и совсем уверенно, тяжелыми каплями пошел дождь. На  горизонте надвигались свинцовые тучи. Небо быстро мрачнело. Там где ещё было заметно солнце, облака, «подожженные им», были похожи на огонь. В конце- концов, всё небо стало тёмно-серого цвета. Только очень вдалеке видна была пара светло-серебристых свидетелей утра, но и они суматошно убегали, подгоняемые сильными порывами ветра.
- Ээх… Не поспеваю.- Вздохнул Славка, глянув на циферблат, встроенный в панель торпеды. – Ладно, завтра сгоняю…
- Ты чего? – Спросил Семён.
- Да сын у меня в летнем лагере, тут неподалёку.
- Понятно. Проведать?
- Не слыхали? Переполох на всю область. Какой-то опасный малолетка сбежал из Ангарской воспитательной колонии. Притом, каким-то чудесным образом. Минуя все посты и заборы. Вот жинка и запилила меня всего – поезжай, да поезжай… Как там Ванечка… Я ей говорю – Что может случиться, а она всё поезжай, да поезжай…
- Ну, сгоняй завтра – успокой. – Отреагировал Семён без интереса.
Когда подъехали к нужному нам повороту, уже вечерело. Дождь не переставал целый день. Хорошо, что грозовой фронт, всё же, прошел стороной, и молнии сверкали, где то над Иркутском.
Свернули с бетонки. Немного «попрыгали» по плохо укатанной грунтовке, пока не уткнулись в лес. Стоп.
Семен надел дождевик, накинул рюкзак, взял в правую руку топор, приказал Славе быть здесь ровно через трое суток (тот только пожал плечами, не реагируя на странности босса) и шагнул в заросли, подняв комаров.
Путь был достаточно труден, но Семён начал молиться, как только стих звук отъезжающей машины и поэтому не видел препятствий. Смеркалось, но пока было не темно. Дождь продолжал размеренно стучать по плащу и шапке. От травы парило. Тут, что-то тёмное проглянуло сквозь ветви деревьев. Это был скит.
Ночь в тайге наступает быстро. Надо было торопиться.
Дверь главного входа была привалена стволом упавшей старой сосны и, явно, давно не использовалась.  Семён обошел дом. Пригнувшись, зашел в пропахшее сыростью и гнилью покосившееся строение через сторону, где стена была частично разрушена, и открывался выход в лес. Эта сторона показалась ему  подходящей для ночлегов. Ко всему, место около проёма было ровным и находилось в низинке меж двух больших бугров, поросших лесом, что естественным образом защищало будущее пристанище от ветра. Сверху от дождя прикрывал скат крыши, выступавший далеко за пределы строения.
Семён развернул спальный мешок. «Теперь костёр».- Опять взял в руки любимый топор.
Нашел поблизости два брёвнышка (остатки от развалившейся стены), одно толще, а другое тоньше и уложил их параллельно. Потоньше, со стороны спального мешка. В качестве растопки нашёл неподалёку бересту и собрал сухие веточки хвои (под стволами они остались сухими). Разжёг между брёвнами огонь. Утомившись, сел рядом на пенёк и раскрыл Писание на первой же попавшейся странице. Костёр сначала запылал достаточно ярко, ровным пламенем, пока не занялись брёвна. Потом пламя спало, и теперь они будут тлеть всю ночь, источая жар в сторону спального места. Этому он научился ещё в армии и неоднократно опробовал на охотах. Кстати, поправлять такой костёр надо будет не больше двух – трёх раз за ночь, что тоже удобно.
Успел. В нескольких метрах от костра уже ничего не было видно. Дождь монотонно барабанил по скату крыши. Мокрые брёвна шипели, но горели, обдавая теплом. Слегка потрескивали, ещё не до конца сгоревшие сучья, иногда выстреливая искрой. Через минут двадцать всё вокруг погрузилось в темноту. Семён залез глубже в спальный мешок и включил фонарик, освещая Писание.
Вдруг дождь внезапно прекратился, в небе появилась большая, светлая луна, осветившая голубым светом лес и даже часть внутреннего помещения скита,  через проёмы, оставшиеся от окон.
«Раньше было уютней». – Подумал Семён. Если прежде всё было монотонно тихо и спокойно, что даже немного стало клонить в сон, то теперь он стал прислушиваться к каждому звуку. Отложил до поры Писание. Подкинул, без явной необходимости, дровишек в костёр. Быть в лесу, наполненным диким зверьём без огня ночью – жутковато. Всё было, как будто на расстоянии не дальше вытянутой руки – шелест листьев, хруст упавшей ветки, громкий взмах крыльев совы,  шорох пробегающей мыши. Мозг сам стал дорисовывать страшные картинки. Один раз, даже показалось, что между стволов деревьев мелькнула тень человека. Линия поведения рисовалась одна: «Отче наш! Ижи еси на небесех…» - начал он. Сработало. Через десять минут Семён крепко спал…

На нос шлёпнулась капля.  Утро!
Запахло всем и сразу… Липа, орех, дикие сибирские яблочки, смородина, трава, цветы… Воздух сладок и насыщен жизнью… Утренние переклички птиц звучат, как несмолкаемая музыка… Голова ясная… Тело налилось жизнью. Семён, даже прошел без палочки несколько метров. С чувством прочитал утреннее правило и решил прогуляться по округе, для начала. Жалко было бы оставить без внимания такую благодать…
Грунтовка была густо украшена следами разных животных. «Как я не слышал такой топот?» - подумал он. Ветерок тронул ветви деревьев и принёс с собой запах и звук всплеска воды. Байкал же рядом!  Используя свою тросточку, для расчистки пути – двинулся вниз, к озеру. Наконец, вышел на глинистый склон. Берег был ещё густо окутан утренним туманом… Ещё всплеск… Сквозь туман, совсем близко Семён заметил большого зверя. Он жадно пил холодную воду… Мощный корпус, большие рога… Марал! Господи!, откуда он тут? Не Алтай же! Красивый олень, видимо тоже почувствовал присутствие чужака, но не испугался, а медленно и с достоинством повернул голову в его сторону и пристально посмотрел умными карими глазами. Семёну стало немного не по себе, и он, медленно отвернувшись,  решил отойти на несколько шагов вглубь леса. Шел, пытаясь ступать, как можно осторожнее, чтобы не напугать зверя, но в постоянной готовности, услышав шум сзади, отпрыгнуть в сторону, обернуться и встретить опасность лицом. Странно, но ничего не происходило. Было немного страшно, однако любопытство взяло верх.
Марал пропал. Во всяком случае, оленя не было на прежнем месте. «Всё-таки, животные и есть животные! Непревзойдённые мастера маскировки! Я даже намёка на звук не слышал. Куда нам до них!» - подумал Семён и опять направился к берегу.
Он снова вышел на глинистый склон. Там его ожидал, ещё больший сюрприз!
На месте, где раньше стоял олень, на корточках, боком к нему, прямо у воды сидел мальчик, лет четырнадцати-пятнадцати, худенький, с растрёпанными чёрными волосами и загорелой кожей. Мальчик, что-то полоскал в воде.
Ты кто!? – Негромко спросил Семён, обращаясь к незнакомцу и оглядываясь в поисках марала.
- Ой, дядька, напугал! – Вскочил на ноги мальчик. На Семёна посмотрели огромные, неимоверной глубины карие глаза.
- А где олень?
- Не видел я, дядька никакого оленя. А я давно тут. Всегда один был. Вот, постирушки затеял. – Затараторил мальчишка.
- А ты откуда взялся?
- Я же говорю, что я давно тут. Стираю, вот. – В подтверждение  своих слов, он вытянул вперёд руки, в которых держал скомканное бельё.
- Это я понял, а чей ты? Живёшь-то где? Тут же нет вокруг ничего. Ты откуда?
- Да, тут и живу, дядька. Неподалёку в избушке, один. Сирота я. Да, и как никого? А монастырь неподалёку? Так, что есть люди-то…
- Ничего себе неподалёку! Тридцать километров по дороге!
- Ну, так то по дороге, а я напрямки туда за снедью хожу. Хорошо, удобно здесь живу. – Спокойным голосом сказал мальчик. – А, не веришь мне, дядька, так приглашаю к себе. Пошли, позавтракаем. У меня и мёд монастырский есть.
- Ну, пойдём, коль не шутишь. – Почему-то, легко согласился Семён.
Семён шел за странным мальчиком, шагах в четырёх сзади. Мальчик шел уверенно, дотрагиваясь одной рукой, до попадающихся по пути растений и даже птиц и мелких животных. Живность совсем не испытывала беспокойства на этот счёт. Удивительно, но это совсем не поражало Семёна. Больше его озадачивало то, что путь был знаком и не позже, чем полчаса назад он следовал по нему в противоположном направлении.
Они подошли к скиту. Подошли со стороны главного входа. Перекрывавшей ранее вход упавшей сосны не было.  Что-то явно изменилось. Эти изменения бросались в глаза. Домик стоял ровно, совсем, не покосившись. В оконных были вставлены рамы и стёкла и даже кое-где виднелись простенькие шторки. Перед входом лежал плетёный из лыка коврик.
- Заходи, дядька. Гостем будешь. – Учтиво приклонив голову, указал на дубовую дверцу мальчик.- Давненько у меня никого не было. Я рад.
- Благодарю. – Тоже ответил поклоном на поклон Семён и вошёл.
Он оказался в очень низкой, маленькой, но уютной комнатке. Четыре рубленых, застеклённых оконца хорошо пропускали дневной свет. На столе стоял большой самовар и позолоченная церковная подставка, заполненная восковыми свечами. Вообще, в избушке было много монастырской утвари, но во всём домике Семён не заметил ни одной иконы, что показалось ему странным. Удивительное дело, но все убранство было строгим, скромным и одновременно каким-то торжественным. Постоянно возникала мысль о молитве, но, как уже говорилось, не видно было ни одной иконы.
- Садись, дядька. – Как всегда дружелюбно сказал мальчик. – Сейчас я чайку сделаю. Мальчик выгреб совком из маленькой угловой печки, красные ещё угли и заложил их в самовар. Судя по всему, вода там уже была, и травяной чаёк был выше всяческих похвал. Мальчик с такой невозможной добротой смотрел на своего гостя. Смотрел и молчал. Смотрел и молчал, будто ожидая первых слов от Семёна.
- ТЫ ЛИ ЭТО?!!!!! – Вдруг всё понял он. – Но, как?!!!
- Ты просил – Я услышал. – Очень серьёзно сказал мальчик. – Говори. Говори всё.
Юноша вышел из- за стола и встал спиной к гостю, смотря в окно. Семёну, и правда, было так проще.
Покаянные слова полились прямо из самой глубины души, Сказал и то, о чём было стыдно, или страшно сказать. Слёзы стыда катились дождём из глаз. К вечеру слов не осталось – только слёзы. Семён лежал на полу и просо плакал. А, к ночи – просто тихо лежал…
- Вставай, дядька. – Отошел от окна мальчик. – Давай, всё же чай с мёдом пить. – Сказал он, зажигая свечи. 
Самовар, за всё время остался горячим!
Ещё один вопрос, Господи!  - Попросил Семён, вставая.
- Да.
- Как я пойму, что прощён?
- Зри на жизнь свою и уповай на меня. Твой ангел-хранитель рядом. И всегда был рядом. – Улыбнулся БОГ.
Переспрашивать Семён не стал…

- Семён Аркадьевич! Семён Аркадьевич! Просыпайтесь! Это я – Слава. Я вас уже два часа по лесу ищу. Стемнело уже. Вставайте! Поехали домой! Ну, Семён Аркадьевич… - Светил фонариком прямо в лицо, ничего не понимающему, заспанному, Семёну.
 - Ты, что так рано? – Вытащив сразу обе руки из спального мешка, сладко потягиваясь, спросил Семён.
- Какой рано! Вовремя приехал. Как договаривались. Через трое суток в то же время. Подъехал, а Вас нет. Чёрти что в голову полезло.
- Ладно. Поехали домой.

Семён Аркадьевич, а помните я Вам про малолетнего беглеца из Ангарской воспитательной колонии рассказывал? Ну, ещё, что побег какой-то странный был.
- Ага.
- Ну, так взяли его. Шел прямо по улице и не от кого не прятался. Пишут, что сопротивления не оказал.