Начало: http://www.proza.ru/2015/05/13/1386
Несмотря на благополучное освобождение первого населенного пункта армадилловцы чувствовали, что Остап был чем-то недоволен. Особенно остро это ощущал Лоханкин. Он понимал, что Бендер не простит ему попытки остаться в деревне. Интуиция его не подвела. На ближайшем привале Остап устроил бывшему интеллигенту-пулеметчику разнос. Поводом послужили продукты, пахнувшие навозом. Впопыхах Васисуалий не разобрал, что холщовые мешки, куда он с быстротой фасовщицы на овощебазе скидывал продукты, имеют специфический запах сельской местности.
– Ну, что же это такое, - морщил нос брезгливый Остап, как же теперь эти продукты дойдут до наших желудков, если они уже, можно сказать, по запаху достигли наивысшей консистенции здорового удобрения! Попробовали их есть, но запах уже настолько въелся в караваи и сало, что пришлось почти половину их выбросить на дорогу.
- Это вы придумали в мешки из под навоза положить хлеб, - грозно спросил великий комбинатор, схватив железной рукой Васисуалия за отворот гимнастерки?
- Да, я ..но я не знал…я думал, - оправдывался Лоханкин!
- Знаю о чем, то есть о ком вы думали,…о прекрасной вдовушке с персиками, - ругался Бендер, яростно вытряхивая на дорогу почти все содержимое мешков!
- Тоже мне чревоугодник. Филоксен, Таррар, Шарль Домери, - не унимался великий комбинатор! Лишь переложив оставшиеся продукты в чистый мешок, Остап немного успокоился.
- До сих пор вы были в моих глазах сержантом, но после случившегося я понижаю вас в звании, торжественно сказал Остап, содрав с гимнастерки Васисуалия красные эмалевые треугольники.
Впрочем, это происшествие почти не повлияло на настроения членов экипажа. Вот уже несколько дней они с наслаждением пожинали лавры освободителей. Тяжкое бремя славы оставляло на лицах армадилловцев отпечаток одутловатости и пресыщения.
Стояла отличная солнечная погода. Дороги просохли. Деревни, как колосья на ветру, дружно склоняли головы под натиском освободителей. Казалось, что вернулись благодатные времена харьковского автопробега. Танкисты незамысловато и просто снимали сливки с наивных детей земли, которые с доверчивостью африканских дикарей отдавали людям в военной форме все лучшее, чем их одарила природа. Приветствуя танкистов, колхозники собирали митинги и собрания. Женщины забрасывали танкистов букетами осенних цветов. Пионеры били в барабаны, повязывая на закопченные шеи армадилловцев красные галстуки, заставляя Бендера вновь и вновь произносить сакраментальные слова..юные пионеры в борьбе за дело Ленина-Сталина будьте готовы!
У армадилловцев даже выработался свой стиль общения с населением. Въезжая в новое сельское поселения танкисты вымученно зевали, заранее предвкушая приветственные речи, цветы, поцелуи и объятия благодарных селян, сытный обед, ужин, а также утреннюю головную боль от выпитого вечером самогона.
Все это напоминало вояж известного артиста в провинцию. Пресыщенный известностью и столичной славой он со снисходительной улыбкой принимает цветы от поклонниц, раздает автографы провинциальным аборигенам, которые впадают в ступор от одного упоминания его фамилии. Привыкший к славе и аплодисментам он в душе зевает, когда привычно травит анекдоты и показывает заезженные репризы зрителям, открывающим рты от удивления, тогда как самого воротит от этой халтуры. Но ничего и это съедят, думает артист, даже когда видит в зале нескольких скептически настроенных интеллектуалов, которые вопреки общему мнению толпы лишь тихо морщатся от плоских шуток и грубых опусов, не в пример массовому зрителю, которому не так важно, что сказала знаменитость главное, что она что-то сказала. На любое слово опьяненная толпа ревет и захлебывается аплодисментами, превознося своего незадачливого кумира на недосягаемую высоту, откуда он, взирая вниз уже и сам готов поверить в свою гениальность.
Именно по такой схеме незамысловато и грубо действовали танкисты, освобождая одну деревню за другой. У них даже выработались свои привычки.
Например, Лоханкин заведовал продуктами и рьяно следил за тем, кто и сколько из земледельческого населения сдавал на нужды фронта. Понижение в должности отнюдь не сказалось на его внешности. Напротив, он располнел и раздался вширь. С лица его не сходила блаженно-сытая улыбка. Теперь он требовал только свежих продуктов, отбраковывая даже те, которые были трехдневной давности.
Козлевич и Загорулько-Баньковский, опустошив несколько механических мастерских и две кузни, пребывали на вершине блаженства, которое может ощутить лишь механик, под завязку набивший танки запчастями и инструментами, не побрезговав даже горном с кувалдой. Горн не поместился в машине, и пришлось сперва привязать его к танку, а потом и вовсе выбросить, так как при движении он гремел о броню.
К слову, в одной мастерской Козлевич отыскал заветный маслопроводный шланг, поэтому на некоторое время его счастью не было предела.
Даже Бендер был удивлен такой экспроприаторской инициативой Козлевича. Созерцая весь механизированный хлам, который водитель пытался втащить в танк, Остап недовольно качал головой.
- Ну, знаете, Адам. Так даже гангстеры так не поступают с обеспеченными мулатами в Рио- де-Жанейро. Додуматься надо.. отбирать у народа последнее. Голодный и нищий человек опасен. К примеру, как же они будут завтра жить?
Козлевича, казалось, немного удивила такая реакция Бендера на грабеж у земледельческого населения, но верный своим техническим инстинктам, он только застенчиво улыбнулся, а потом, потупив взор, произнес: надо с запасом жить Остап Ибрагимович, а ежели поломка, какая будет, где же в поле запчасти найдешь для танка?
На этот аргумент Бендер не нашелся, что ответить, поэтому механик – водитель лишь утвердился в правильности своего поведения по отношению к селянам.
Шура Балаганов вовсю эксплуатировал героический образ советского танкиста, успешно собирая дань в виде кисетов с самосадом, бутылей самогона, а также разнообразной закуски, среди которой преобладало сало и соленые огурцы. Этому помогала забинтованная рука героя, которая уже почти зажила, но бывший бортмеханик ни в какую не соглашался снять бинты, чтобы не потерять героический образ освободителя, которые уже стали грязно-серыми из за грязи и копоти.
Только лейтенант Гитлер еще не привыкший к подобным аферам стеснялся своей неожиданной роли освободителя, краснея и заикаясь, при виде подношений колхозников. Он почти всерьез верил, что является освободителем, но природная скромность не позволяла ему в полной мере воспользоваться этим правом, в отличие от других танкистов. Одно лишь его удивляло это отсутствие противника. Он искренне недоумевал, где же эти хваленые немецкие дивизии, нагоняющие страх на всю Европу. Кроме того, пропала фронтовая канонада, еще недавно нагоняющая беспокойство громовыми раскатами. Некоторое время она была слышна впереди, потом переместилась за спины танкистов, а потом и вовсе утихла.
Почти не было и авиации противника. В прифронтовой полосе она беспрестанно гудела в небе, как стаи вечно голодных комаров, постоянно готовых атаковать свою жертву.Здесь же было чистое ясное небо. Лишь однажды невдалеке за лесом хищными птицами прошло несколько эскадрилий Ю-87, следующих на восток. Самолеты шли на небольшой высоте тесным строем, выставив напоказ округлые шасси, будто обутые в лапти ноги, оглашая всю округу монотонным ревом моторов. И этот рев неприятно действовал на психику, заставляя танкистов нервничать и глубже втягивать голову в плечи. Самолеты были без истребителей прикрытия, и это было странно, словно немцы не боялись внезапных атак красных соколов, еще так недавно наводивших ужас на представителей люфтваффе.
Среди танкистов была объявлена тревога, но самолеты шли в стороне от дороги. Очевидно, в их планы не входили два оторвавшихся от главных сил советских танка. А может быть танки они приняли за свои, исключая нахождение на оккупированной территории других бронированных машин.
- Как ведь у себя дома летают, сволочи, - бесился Остап, разглядывая пикирующие бомбардировщики в полевой бинокль!
Как ни странно, но вид свободно летящих и жужжащих, как стая шмелей, самолетов заставил Остапа взгрустнуть. С тревогой он думал о том, что времени у них осталось совсем мало и если они не успеют добраться до поместья, то могут столкнуться с передовыми частями противника, а вот тогда.. Впрочем, о том, что будет потом Бендер старался не думать, загоняя все усилившуюся тревогу под непробиваемую броню жизнелюбия и ослепительной улыбки.
С уверенностью победителя, каждый день он произносил свою дежурную речь, правильными словами и оптимизмом вдохновляя жителей села на борьбу с немецко-фашистскими оккупантами. Эта речь могла меняться в зависимости от количества и состава слушателей, а также их основной сферы деятельности.
Например, в одной деревне, где в избытке разводили крупный рогатый скот, Остап советовал открыть пункт для заготовки рогов и копыт, дабы обеспечить нужды фронта в мундштучных, портсигарных и гребеночных изделиях.
В другой деревне, славившейся своими охотничьими угодьями, великий комбинатор советовал создавать летучие отряды самообороны, чтобы с их помощью отстреливать случайно забредающих на огонек оккупантов.
Ни Бендер, ни другие танкисты, ни тем более, колхозники, освобожденных ими деревень не могли знать, что находятся в глубоком немецком тылу. Испугавшись осенней распутицы, немецкие генералы обошли болотистые места, где располагались деревни, для сосредоточения главных ударов на Московском направлении. Этим и объяснялось отсутствие фронтовой канонады.
Танкисты просто диву давались, так как Остап стал более энергичен и весел, непрерывно рассказывая им соленые армейские анекдоты и байки. С местным населением Остап стал более внимателен и учтив, по несколько раз за вечер выходя на бис под аплодисменты, все больше сочетая в себе этакую смесь пламенного агитатора-борца с комедийным актером.
По настоянию Остапа пробовали выступать и другие члены экипажа, но не имели такого успеха.
Шура Балаганов, словно оправдывая свою фамилию, смущаясь и разводя руки, комично прочитал отрывок из сказки А.Пушкина «О попе и работнике его Балде», заученный им когда-то в вечерней школе на курсах ликбеза, чем вызвал бурю неподдельного восторга и гомерического смеха у колхозников.
Васисуалий Лоханкин, подвывая на концах строк, с трагическим видом прочитал отрывок из поэмы А.Блока «Двенадцать». Колхозники почти ничего не поняли, но выдали «на гора» бурные и продолжительные аплодисменты. Васисуалий с таким независимым видом отвесил поклон, словно он был тенором большого театра в расцвете своей творческой карьеры. Деревенские женщины еще долго, переглядываясь и перешептываясь, с интересом поглядывая на бывшего интеллигента, который в их глазах представлялся таинственным романтическим героем.
В последнем населенном пункте все вроде бы было как обычно: цветы, объятия, восторги и подношения, а также торжественная речь. Остап как раз был в ударе, произнеся приветственную речь дольше обычного. Он не сразу заметил некоторое шевеление в толпе жителей деревни. Толпа вдруг начала удивленно гудеть и возмущаться, высвобождая пространство в центре.
Произнеся привычное … Товарищи колхозники! Смерть немецким оккупантам!, - Остап вдруг посмотрел на бурлящую толпу. Увиденное поразило его до глубины в души. А он-то считал, что у него в запасе еще есть несколько дней….
Прямо в центре площади он увидел несколько человек в грязно-серой мышиного цвета форме в пилотках и с автоматами на груди, которые, придерживая велосипеды, с удивлением прислушивались к его словам, в то время как от них в разные стороны в страхе шарахались колхозники. Издалека послышался звук работающих моторов. Быстро взглянув вдаль, Остап увидел, что с другого конца в деревню въезжают несколько мотоциклистов и бронетранспортер с белым немецким крестом на броне. Несколько мгновений Остап и немецкие велосипедисты глядели глаза, в глаза пытаясь понять, что же здесь происходит. В этой ситуации промедление было смерти подобным.
- Хальт, - прорезали крики немецких солдат, а следом раздались шаркающие автоматные очереди, раздались крики и вопли, но Остап с быстротой тигра, выпрыгивающего из засады, уже мчался к танкам на ходу сорвав венок освободителя и крича во все горло: немцы, немцы.ы.ы, заводи.и.и
К счастью экипаж был недалеко. Козлевич находился в танке, ожидая окончания приветственной речи. Лоханкин с заботливостью завхоза сидя на танке, привычно паковал продукты.
Остап с разбега прыгнул на танк, толкнул Васисуалия, который с криком – а как же сметана, провалился в круглый зияющий колодец люка, не забыв, однако увлечь за собой пару кочанов капусты!
Танк заверещал, дернулся, так что на землю попадали мешки с продуктами, а потом, резко развернувшись, стал удаляться в сторону противоположную от противника.
Остап со страхом и злостью глядел в триплекс на появившегося противника, скрежеща зубами и думая, почему так не вовремя появились немцы. Внизу Козлевич, ругаясь от натуги, бешено щелкал рычагами, набиравшей скорость машины. Сзади по броне защелкали пули.
К счастью погони не было. Еще немного и они вырвутся из деревни, и тогда есть шанс на спасение, только скорее, - думал Остап! Внезапно невдалеке раздался орудийный выстрел и тут Бендера, как громом поразило…он вспомнил, что в танке не хватает Балаганова. Видимо в спешке все про него забыли и теперь, незадачливый сын лейтенанта Шмидта мог попасть в лапы к немцам.
Остап выругался так, что даже броня у армадиллы, наверное, стала розового цвета от стыда, а потом сапогами надавил механику на плечи, приказывая остановиться.
- Назад в деревню, - орал Бендер тормоша Козлевича, не видишь, что Шуру потеряли. К чести Козлевича, и видимо осознав, насколько будет чувствительной такая потеря для всего экипажа, Адам Казимирович быстро вырулил назад в деревню. По дороге снова слышалась орудийная пальба и автоматные очереди. Очевидно, что это танк Гитлера вел неравный бой с превосходящими силами противника.
Въехав вновь в центр деревни, Остапу через триплекс пришлось наблюдать следующую картину. Посредине площади маневрируя и огрызаясь огнем из пушки и пулемета, отстреливался танк БТ-2 от наседавших на него солдат вермахта.
Чуть дальше горел накренившийся набок бронетранспортер противника, ранее подбитый советским танком. Дополняли общую картину боя два перевернутых мотоцикла, чадящих черным дымком, возле которых в беспорядке валялись вражеские солдаты.
В конце улицы немцы установили полевую пушку, из которой пытались поразить советскую машину. Снаряды ложились уже совсем близко к танку.
Остап видел, как рядом с БТ -2 раздался взрыв, взметнувший целое облако пыли. Танк крутанулся на месте и замер.
Грязно –серые фигуры немецких автоматчиков были уже совсем близко окружая одинокий танк.
- да, что это такое, -скрипел зубами от ярости Остап! Ему было стыдно за свое малодушие, что он позорно пытался бежать с поля боя, оставив на растерзание танк молодого лейтенанта!
- Козлевич! - заорал Остап во все горло, - к бою!
- Лоханкин! - Заряжай!
Однако Лоханкин не понимал или не хотел понимать, что от него хочет Бендер.
Сквозь танковый грохот, выпучив глаза, он ошалело смотрел на Бендера, безуспешно пытаясь понять, что же от него хочет командир.
Тогда Бендер попытался жестами показать движения, имитирующие зарядку танковой пушки, но и это было бесполезно. Лоханкин лишь бестолково разводил руками, непонимающе качая головой и что-то отвечая губами.
- Ничтожество, бездарь, гнилая интеллигенция! - орал в ярости Остап, - а ну вниз к пулемету и он столкнул вниз, упирающегося Васисуалия на место стрелка-радиста! Там Адам Козлевич в интеллигентной форме, но с помощью кулака быстро разъяснил Лоханкину поставленную задачу!
Вслед за этим, понимая, что промедление недопустимо Остап схватил снаряд с орудийной полки и втолкнул его в отверстие казенника. Даже не посмотрев в прицел, Бендер нажал на спуск и …грянул выстрел. От грохота экипаж оглушило, внутреннее пространство танка заволокло удушливыми пороховыми газами. Лязгнул откатник, и под ноги Остапу вывалилась дымящаяся гильза снаряда. Снаряд, выпущенный Бендером, прошел высоко над головами немцев и развалил крышу стоявшего неподалеку деревянного дома. Следом заработал танковый пулемет. Это Лоханкин вспомнил утраченные навыки бойца-пулеметчика, которому немало поспособствовали разъясняющие удары Козлевича. Как ни странно, но появление второго танка вызвало у немцев сильный шок. Пораженные не столько меткими выстрелами, сколько грохотом и мощью армадиллы гитлеровцы стали стремительно откатываться из деревни. Внезапно раздался лязг и грохот вкупе с пушечным выстрелом.
Это лейтенант Гитлер напоследок метким выстрелом разметал немецкую полевую пушку с прислугой. После этого отступление гитлеровцев из деревни превратилось в бегство. Еще несколько мгновений и все было кончено.
Остап откинул люк, и оглядел поле боя. На площади в беспорядке лежали раненные и убитые немцы. Остап снял ТТ с предохранителя и вылез наружу. Сжимая в руке пистолет, он осторожно обошел деревенскую площадь, внимательно вглядываясь в лежащие тела, но Балаганова среди них не было.
Опрокинутые, дымящиеся мотоциклы с колясками, обращали на себя внимание странными, прикрепленными на щитке переднего колеса номерами с готическими цифрами, и торчащими из колясок стволами незнакомых немецких пулеметов, покрытых перфорированными кожухами защиты. Рядом валялись скошенные точным пулеметным огнем солдаты.
Очевидно, что экипаж советского танка оказался более расторопным при встрече с врагом и смог оказать достойный прием противнику, прежде чем возвратился танк Козлевича, - подумал Остап и с неприязнью пнул немецкую каску с нарисованной на боку свастикой.
Затем к нему присоединился Козлевич. Кое –где еще были раненные немецкие солдаты, которые стонали или ругались на непонятном гортанном языке, но танкисты не обращали на них внимания.
Так же как и Бендер Козлевич обошел поле боя, переворачивая фашистов, и убедился, что Шуры среди убитых и раненных не было.
После этого, Адам Казимирович подошел к Бендеру снял танкистский шлем, вытер им закопченное лицо, а потом вымолвил скрипучим голосом, разводя руки:
- Шуры нашего нигде нет, а может, ранен или спрятался, а Остап Ибрагимович?!
В ответ Остап скривился, как от зубной боли, а затем, сложив раструбом руки около рта, несколько раз прокричал громким трубящим голосом на всю округу: Шурааааа, Бала..ла.. Балаганов!
Но никто ему не ответил. Вероятно, попал в плен или ранен, - пожав плечами, мрачно заявил Остап!
Адам Козлевич без сил опустился на землю, вытер пот со лба, а потом горестно замолчал, роняя скупые слезы на пыльную землю.
- Нет, я не верю, не хочу верить, вы слышите Бендер! - упрямо бормотал Козлевич, поднимая на великого комбинатора залитые слезами глаза. Сначала Паниковский, а теперь Балаганов. Зачем мы сюда заехали, и что со всеми нами теперь будет?!
- Нет, мы должны его найти…надо искать, так ведь, Бендер!? Мы уже давно были все вместе.. только недавно опять встретились, - лепетал водитель танка, как нашкодивший мальчишка, проливающий слезы перед настигшим его учителем!
Неожиданная потеря бывшего бортмеханика, с которым было связано много захватывающих приключений из его молодости, так подействовала на Козлевича, что он дал волю слезам, совершенно не принимая во внимание военное время и возникшую ситуацию.
Остап, подойдя к водителю, положил на его плечо свою широкую ладонь и произнес:
- Послушайте, Адам! Я не привык говорить слова утешения, да и время теперь не то. Немцы сейчас могут снова пойти в атаку. Шуру уже не вернешь, что поделаешь, война без потерь не бывает. Так, что кончайте свое мокрое дело и возвращайтесь в танк. Надо ехать. А пока надо проверить, что делает наш герой –лейтенант с идеологически неправильной фамилией!
После этих слов Остап двинулся к танку Гитлера. Танк, несмотря на отсутствие видимых повреждений выглядел подбитым. Подойдя к танку, Остап несколько раз окликнул его экипаж, а затем рукояткой пистолета постучал по броне. Ответа не было. Остап попытался открыть люк, но крышку заклинило. Пришлось на помощь позвать Козлевича и Лоханкина. Через пару минут общими усилиями с помощью железного ломика крышку танка удалось откинуть. Открывшемуся взору предстало жалкое зрелище. Оглушенный лейтенант скорчившись лежал без сознания, вероятно, контузило взрывом. У механика –водителя была перебита рука. Скорее всего, один из осколков снаряда залетел в смотровую щель и ранил водителя. Раненных танкистов временно разместили на броне и оказали им первую помощь. Спустя пару минут лейтенант очнулся и осовелыми, непонимающими глазами уставился на Бендера и Козлевича.
Это контузия, вначале с непривычки тяжело, а потом пройдет, - утешал лейтенанта Козлевич.
Затем, Бендер с помощью Козлевича забинтовал руку Загорулько-Баньковскому, для которого ранение оказалось не менее серьезным шоком, чем для его командира.
Осколок прошел сквозь руку насквозь, но кость не была задета. Но и водить танк он пока не сможет. Вероятно, придется за рычаги посадить молодого лейтенанта, после того, как он в себя придет, - думал Остап.
Но этим планам не суждено было сбыться. Осмотревший танк Козлевич неожиданно заявил, что у танка БТ-2 вышла из строя коробка передач и повреждена ходовая. Машине требовался серьезный ремонт, что было невозможно в настоящем положении.
И тогда, скрепя сердце Остап принял самое правильное решение в данной ситуации - сжечь танк. И действительно машина в виду серьезных повреждений не могла продолжать движение и только задерживала общее движение, рискуя стать легкой добычей немцев, которые в дальнейшем вполне могли ее использовать против Красной Армии. Оборонять танк тоже не было никакого смысла, поскольку он был обездвижен и любое орудие легко может с ним справиться. Сражаться за танк из идейных соображений было бы глупо и опасно.
Из танка забрали все имеющиеся хоть какую-то ценность вещи и облили бензином. Остап собственноручно чиркнул спичкой и танк запылал огромным костром, в то время, как Загорулько- Баньковский и Козлевич удерживали лейтенанта Гитлера от намерения броситься к танку и потушить пламя. У лейтенанта была истерика. Он, не сдерживаясь, заикаясь, кричал непотребные вещи, обвиняя Бендера в предательстве и трусости, но Остап лишь слегка хмыкнул, понимая, что ссора между ними уже ничего не изменит.
Раненых перенесли на армадиллу, и танк, потеряв собрата по броне, неохотно гремя бронированными катками, двинулся обратной дорогой на Восток. Остап надеялся до темноты добраться до соседней деревни и пополнить запасы топлива и продовольствия, так как в пылу отступления о них почти забыли. Но тут на армадилловцев обрушилась новая беда.
Спустя час танк остановился и Козлевич сообщил, что кончилось горючее. Водитель напрасно громыхал пустыми баками, намереваясь вытрясти из них хоть каплю драгоценного топлива, но все было напрасно.
После этого последовало совещание, которое было коротким, но бурным. После непродолжительных дебатов было принято нелегкое решение: танк взорвать, и до поместья добираться пешком. Этому противились Козлевич с Гитлером, уверяя, что легко смогут раздобыть горючее за несколько часов, но Остап был непреклонен. Он один понимал, что в танке они не смогут незаметно проехать сквозь немецкие кордоны. Двигаться дальше по обратной дороге на Восток тоже было небезопасно. Немцы уже наверняка устроили им засаду в каждом из населенных пунктов.
Из армадиллы вынесли все вещи и оружие. Затем Остап с Лоханкиным заложили боекомплект под танк и размотали бельевую веревку, заранее пропитанную керосином, выполняющего роль бикфордова шнура. Во время этой процедуры у Адама Козлевича дрожали руки, а глаза слезливо мигали. Для него танк был живым существом, взорвать который по его признанию было недопустимо и бесчеловечно.
Остап выстроил колонну возле танка бойцов, проверил амуницию, а затем приказал следовать через ржаное поле перпендикулярно дороге к верхушкам вдали чернеющего леса.
Оставшись один, Остап несколько минут нервно курил, судорожно глотая дым и кашляя. В голове плавали осколки ускользающих мыслей, предлагавшие танк не взрывать, а замаскировать травой и хворостом до прихода наших частей, но это было невозможно. Наконец, Остап, решившись, со злостью пробормотал: на войне, как на войне, а затем подпалил фитиль, забросил вещевой мешок за спину и быстро зашагал вслед за другими танкистами. Раздавшиеся спустя две минуты оглушительные взрывы известили великого комбинатора, что с армадиллой покончено навсегда.
Остап догнал друзей в поле. Они стояли, повернувшись к дороге и смотрели на танк, который полыхал огромной погребальной тризной. Лейтенант Гитлер, еще не оправившись от контузии, со стоном растирал голову рукой. На Козлевича было жалко смотреть. Чумазое лицо исказила гримаса, руки сводила судорога. Он, не мигая, смотрел, как горело его детище с новым маслопроводным шлангом, которое он не смог уберечь. В одночасье рухнули все планы и надежды, и теперь он чувствовал себя одиноким и беззащитным, как рыба, выброшенная волнами на песок. Остальные мрачно смотрели, как догорает Т- 34 - краса и гордость советской танковой промышленности.
Остап подошел к водителю и рывком обнял за плечи.
- Ну, будет вам Адам переживать, все уладиться. Так было надо. Успокойтесь. На свете еще много есть хороших бронированных машин и когда-нибудь одна из них будет вашей. Армадилла была великолепным танком, но подумайте, сколько еще танков мы сможем выпустить, когда отыщем помещичьи сокровища и сдадим их в фонд обороны страны. Эти слова, конечно, не смогли полностью утешить Козлевича, но помогли на некоторое время отвлечь его от мрачных мыслей.
На ночь остановились возле копны с сеном, стоявшей возле леса. Издалека было видно, зарево догорающего танка, которое на всех действовало угнетающе. Из еды оставалось только полкаравая хлеба и два кочана капусты. Из-за внезапного появления немцев вся собранная еда в мешках, так и осталась в деревне.
Несмотря на опасность армадилловцы разожгли костер, на котором попытались приготовить скупой ужин и согреться.
- Вот теперь мы настоящие зайцы, - с грустью заявил Остап, хрустя капустным листом и глядя красные языки пламени костра!
А все потому, что раньше все мы были под бронированной защитой, а теперь будем вынуждены прятаться по кустам, и есть..капусту.. А еще недавно под бурные крики ура мы освобождали деревни и к нам относились, как к освободителям.
Разумеется, это все мы делали небескорыстно, но своим появлениям вселяли в сердца людей самое главное – это надежду на скорую победу над врагом. Все было только для нас. Военное счастье нам улыбалась, и мы улыбались ему, и казалось, что так будет продолжаться вечно, но все изменилось.
А теперь мы изгои на оккупированной территории и рискуем ежеминутно быть убитыми или оказаться в плену.
- Вероятно, именно в этом и заключается великая сермяжная правда, - тихо отозвался Лоханкин, жуя сухую корочку хлеба!
- Что? Принцип справедливости, – Остап возмущенно принял выпад? Закон талиона. Равное возмездие за относительно неопределимую степень вреда при прочих исключениях. Око за око, а зуб за зуб – как говорили фарисеи, но забывали, что такая справедливость может быть и несправедливой. Так как глаз может быть меньшего или большего размера, а оторванная в наказание нога преступника могла болеть или хромать, что сводит на нет такую справедливость. Как и удаленный больной зуб, взамен выбитого здорового, избавлял преступника от флюса законным способом.
В том, что произошло с нами, нет ничего противоправного. Мы освобождали деревни от имени доблестной Красной Армии, параллельно пользуясь продуктами, преподнесенными в дар благодарными жителями земли. Разумеется, некоторым образом мы их вводили в заблуждение, хотя нет. Просто мы им не говорили всей правды, поскольку такая правда ввергла бы их в уныние, а нам никто бы и не подумал подносить продукты. Кроме того, по военным законам любой боец имеет право на суточное довольствие. Так, что с точки зрения военного времени никакого злоупотребления не было, - улыбаясь, говорил Остап, дожевывая остаток капустной кочерыжки.
- Народ желает быть обманут и, следовательно, будет, обманут, - в ответ процитировал Лоханкин римского философа!
- Правильно, - Васисуалий, - похвалил Остап! Вся мировая история состоит из обманов и преступлений, которые были не всегда во зло, поэтому так трудно уловить, где проходит грань, отделяющая добро от зла.
Из всего вышесказанного, только интеллектуал Лоханкин примерно понимал о чем, говорит Бендер, когда он жонглировал терминами и цитатами древних философов, другие же танкисты только глазами хлопали.
Для всех бойцов потеря Балаганова и танков подействовала угнетающе. Война, еще так недавно казавшейся далеким и фантомным существом, теперь проявила себя в самой жесткой и беспощадной форме. Будущее рисовалось им в весьма печальных красках. Отсутствие бронированной танковой защиты мгновенно изменило статус освободителей на побежденных. Теперь им придется перемещаться только тайком, боясь себя обнаружить, а голод, холод и страх станут их постоянными спутниками.
Вдруг Козлевич до этого отрешенно молчавший, неожиданно заявил. А хотите, я расскажу историю о счастливом танкисте?!
Поскольку никто не возразил, Козлевич стал рассказывать.
Где –то в доблестной Красной Армии служил один танкист. Все его считали очень счастливым. Все потому, что танкисту очень везло. Даже в самых безнадежных ситуациях его танк всегда выходил победителем. Многие диву давались, считая его заговоренным, а другие думали, что ему просто очень везет. И, правда, танкисту не смотря ни на что удавалось выводить свой танк даже из самых безнадежных передряг.
Танкист воевал в солнечной Испании, сражаясь там с отрядами националистов, своим умением и лихостью восхищая войска республиканцев. «Вива Советико Русия», - слышал он радостные возгласы всюду, где появлялась его бронированная машина, наводя ужас на итальянских фашистов.
Он громил, не успевающих делать харакири, японских самураев на реке Халхин-гол, наматывая на гусеничные траки их смуглые, жилистые тела.
Мерз лютой зимой в Финляндии, беспрестанно атакуя и поливая пушечным и пулеметным огнем бетонные укрепления неприступной линии Маннергейма.
Враги узнали о счастливом танкисте и решили его погубить. За его голову обещали несколько сотен тысяч марок. Но его танк был неуязвим для вражеских оружий и пулеметов. Снаряды вражеских орудий лишь щелкали по его броне, не оставляя на ней даже вмятин. Много раз его подкарауливали вражеские снайперы, но пули уходили в сторону или в бок, словно невидимая рука каждый раз отклоняла их полет.
Но вот настал момент, когда танковая бригада, воюющая в Суоми, оказалась в полном окружении. Но наш танкист и тогда не упал духом. А положение наших войск было почти безнадежным. Впереди и справа, охватывая танковую бригаду полукольцом, стояли отборные части белофиннов. Путь налево преграждали непроходимые дремучие леса, а сзади тянулись минные поля. Финны были уверены, что танковая бригада в ловушке и прислали парламентеров с белыми флагами, предлагая советским танкистам сдаться в плен, но командир бригады отверг это предложение. Оставался только один шанс и командир решил им воспользоваться. Он построил бригаду и объявил, что они могут спастись, если кто-нибудь из танкистов рискнет провести свой танк сквозь минные поля. Объявили выход из строя, но танкисты молчали. Никому не хотелось ехать на мины и тем самым обрекать себя на верную гибель. Все знали, с какой тщательностью финны ставят свои мины.
Вызвалось два экипажа, но они подорвались почти сразу, как только отъехали от своих.
Танкисты издалека видели, как погибали их товарищи, в горящих танках, но ничем им помочь не могли.
Прошло еще несколько минут. Других добровольцев не нашлось и командир уже начал отчаиваться, готовясь пустить себе пулю в лоб, если бригада попадет в плен, но тут вышел из строя он. Счастливый танкист. Он стоял на морозном ветру небольшого роста в промасленном черном шлеме и радостно улыбался, словно собирался на веселую прогулку, а не на верную гибель. Командир в сердцах обнял танкиста, прослезился, пожелав ему удачи, и танкист, заведя свой танк, помчался по белоснежной глади минных полей.
По ведомому лишь ему одному наитию танкист вел свой танк зигзагами, часто меняя направления и маршрут. Вся бригада с тревогой смотрели ему вслед, ежесекундно ожидая взрыва, но все обошлось. Спустя несколько минут танкист, махая флажком с далекого холма, сигнализировал что ему удалось пройти и вся бригада след в след ринулась по следам, оставленными траками его танка.
По следам счастливого танкиста вся бригада без потерь перешла минное поле, а затем устремилась в тыл белофиннов, которые не ожидали внезапного нападения и бросились наутек, теряя солдат, технику и боеприпасы. Разгром врага был полный, и солдаты с криками: «ура» подбрасывали вверх своего спасителя - счастливого танкиста, тогда как он смущенный и раскрасневшийся твердил, что он никакой спаситель, и что так на его месте поступил бы каждый. Командир на радостях объявил о представлении танкиста к золотой звезде героя, поэтому радости сослуживцев не было предела.
В честь героя устроили салют из всего стрелкового оружия, но внезапно раздались крики ужаса и удивления. Счастливый танкист, который стоял в центре внезапно схватился за грудь и упал. Случайно выпущенная шальная пуля, срикошетив от танковой брони, угодила счастливому танкисту прямо в сердце и убила наповал. В том бою был только один убитый – и это был счастливый танкист. Все были этим несказанно удивлены. Сотни раз счастливый танкист был на волосок от гибели, но оставался в живых и вот теперь погиб так нелепо.
Один командир, казалось, этому не удивился. После похорон, произнеся траурную речь, командир заявил, что танкист погиб потому, что разделил свою удачу с другими.
Произнеся последние слова рассказа Козлевич, замолчал, уставившись в сереющие уголья костра. Все сидели пораженные, не в силах пошевелится. Остап, стремясь разрядить обстановку, заявил, что танкисту после боя надо было сидеть в танке, но остальные его не слушали. Решили идти спать.
Остап спал плохо. Его мучили кошмары. Сквозь сон ему слышались чьи-то голоса и собачий лай. По утро ему приснился Паниковский с гусем под мышкой. Он был одет в соломенную шляпу канотье и в измятый полосатый костюм с волочащимися по земле тесемками кальсон.
Паниковский был рассержен и истерично кричал, что немцы скоро войдут в Черноморск, который обязательно станет вольным городом и что первая бомба, которая упадет на город, обязательно угодит в него.
Остап пытался с ним спорить, затем решил отобрать гуся, но Паниковский внезапно зубами вцепился в ногу Остапа. Остап вскрикнул от боли и проснулся. Прямо напротив себя сквозь сероватую мглу рассвета он увидел немецких солдат с наставленными стволами автоматов. Немцы были с овчарками, одна из которых и укусила великого комбинатора. Собаки лаяли и рвались с поводков. Болела укушенная нога.
- Hаnde hoch (руки вверх), - раздалась команда на немецком языке!
Армадилловцы с поднятыми руками и заспанными лицами медленно стали подниматься и выходить вперед. Танкисты были так ошарашены, что никто из них сопротивления не оказывал.
Фашисты, одетые в серые плащи с касками и бляхами на груди, бесцеремонно обыскивали танкистов, забирали оружие, вытряхивая из карманов все личные вещи, не гнушаясь даже спичками и расческами, а потом ставили в колонну по одному.
- О, russisch, мedaille (о, русская медаль)! – увидев орден на груди Бендера с умилением произнес один из немцев с мясистым крестьянским лицом и с погонами ефрейтора, которого Остап мысленно прозвал трактористом.
После этого, немец –тракторист, с мерзкой улыбкой вцепился рукой в орден, намереваясь его сорвать, но возмущенный Остап резким ударом в сторону сбил руку фашиста.
Вслед за этим последовал короткий, неприятельский удар под дых, который заставил великого комбинатора, согнутся пополам
Ах, так,- заорал в ярости Остап и так приложил фашисту по левой скуле, что он отлетел к стогу сена, опрокинув по пути двух сослуживцев и одну собаку!
Вслед за этим раздались крики вражеских солдат и на голову Остапу, уже намеревавшегося вытащить из кобуры ТТ, обрушился приклад немецкого карабина, мгновенно выключившего сознание великого комбинатора!
Продолжение http://proza.ru/2020/04/12/726