Главным днем в «Черной пантере» была суббота. Именно в этот день здесь собирались лучшие из лучших артистической богемы Парижа, представляя на суд взыскательной и избалованной публики свои шедевры. В этот день увеселения могли продлиться до самого утра. К главному подъезду подъезжали один за другим нарядные экипажи. Люди спешили сюда после театров и вечерних прогулок, предпочитая любимое кабаре лучшим ресторанам Парижа, потому как здесь их встречали развлечения, представления и отменная кухня.
После женитьбы Альфред, как мог, старался проводить больше времени с женой, однако суббота была одним из того немного, в чем он не имел право себе отказать. Положение обязывало его посещать премьеры спектаклей, новинки мюзик-холлов, званые обеды и ужины, а также еженедельно в субботний вечер он должен был находиться в стенах «Черной пантеры». Занятие скорее приятное, нежели утомительное, но в этот день он ушел из дома, оставив в постели недомогающую Изабель. Ей нездоровилось с самого утра. Болезнь не болезнь, но на Изабель лица не было, когда она проснулась, встав в десять часов, чего с ней раньше никогда не бывало. Отказавшись принимать врача, Изабель предпочла никуда не выходить и отлежаться. Как специально, сегодня они должны были вместе ехать в «Черную пантеру», где должен был выступать один из самых модных и набирающих бешеную популярность сатириков столицы. Изабель отпустила Альфреда с легким сердцем, не желая принимать излишнюю заботу. «У меня есть адрес Анабель, и я скорее всего пошлю за ней», - сказала она мужу, чтобы развеять его опасения. Альфред так и не узнал, послала жена за подругой или нет. Та вообще стала частым гостем в их доме, хотя с Альфредом они столкнулись всего пару раз. Он был немало удивлен, узнав в ней женщину, что видел несколько раз в особняке де Монферраков в Труа, поразившись небывалым преображением и достоинством, с которым держала она себя. Она с удивительным мастерством вела беседу, разбиралась в вопросах моды и жизни света, и невольно к Альфреду закралось подозрение: а не дурачат ли его две подруги, поскольку едва ли было возможным поверить в такое перевоплощение. Все тайное однажды непременно становится явным – таково было твердое убеждение Альфреда, и он вскоре выбросил из головы этот загадочный персонаж, искренне счастливый оттого, что жена его заметно повеселела с момента появления в доме Анабель Лоти.
Отложив в сторону бумаги, Альфред откинулся на спинку стула. Звуки музыки проникали через плотно закрытую дверь, мешая сосредоточиться на делах. Он никогда не любил работать в такой обстановке, но ничего не мог изменить. Больше всего ему нравилось работать дома, где его никто не тревожил, но в субботний вечер он не мог позволить себе подобной роскоши. На часах доходило одиннадцать, но ему еще ни разу за сегодняшний день не сообщили о прибытии какого-либо важного гостя, которого он должен был непременно поприветствовать, и Альфред то и дело поглядывал на часы в надежде, что сможет скоро уехать домой. На душе было неспокойно. Не покидала тревога за Изабель. Последние месяцы Альфред жил с чувством вины за то, что мало уделяет внимания жене. Она нередко обижалась на него за то, что он часто оставлял ее одну, но он не мог позволить себе всюду быть с ней. Он и сам порой не понимал себя, но словно оберегал Изабель от чего-то. Наверное, он слишком хорошо знал всю ту кухню парижских праздников, чтобы позволить Изабель полностью окунуться в нее. Охраняя то, что принадлежало ему, он считал это если не святым, то, по крайней мере, чистым и непорочным, чего даже вскользь не должно была коснуться и малая доля греха.
Плеснув в стакан пару глотков коньяка, Альфред выпил его, понимая, что сегодня дела никак не идут ему в голову. Тогда, захлопнув папки с бумагами, он встал из-за стола, бросая на себя беглый взгляд в зеркало, что висело сбоку на стене. Вид усталый, но, в общем, не такой уж плохой. Пригладив лацканы пиджака, Альфред удовлетворенно улыбнулся, думая о том, что не будет ничего дурного в том, если он еще с полчаса посидит в зале, после чего отправится к Изабель. На душе его теплело каждый раз, когда он мысленно произносил имя жены.
Альфред не стал спускаться вниз, но остался на втором этаже, решив присесть на один из диванчиков. Перед ним в мгновение ока был поставлен бокал красного вина – здесь все прекрасно знали обо всех предпочтениях хозяина. Место, что занял Альфред, никто и никогда не занимал. Отсюда можно было беспрепятственно наблюдать за всем, что происходило в зале, оставаясь в тени от общего шума и суеты. Впереди за игорным столом крупье раздавал банковые билеты. Игроки, поглощенные азартом, выкрикивали ставки, сосредоточенно глядя на то, как крутится коварная рулетка. Рядом шла ожесточенная карточная дуэль, об исходе которой никто не мог и догадаться – такими каменными и непроницаемыми оставались лица игроков. Официанты спешили с заказами, а снизу периодически доносились взрывы смеха уже успевшей захмелеть публики.
Ответив на несколько приветствий легким кивком головы, Альфред незаметным взглядом окидывал залу, не находя найти ничего, что могло бы показаться ему новым или, по крайней мере, занимательным. Столики были забиты шумными компаниями, на диванчиках едва хватало места, и Альфред, устроившись поудобнее, продолжал наблюдать с улыбкой удовлетворения на губах. Слева вниз вела лестница. Обзор ее частично загораживала Альфреду роскошная пальма, что стояла рядом с его диваном, поэтому он не сразу заметил нового посетителя.
На второй этаж поднялась женщина. Лицо ее наполовину закрывал поднятый меховой воротник манто, в руках она мяла дорогую расшитую золотом дамскую сумочку. Она постояла в растерянности с минуту, не видя ни одного свободного места. Наконец, она подняла изящную вуаль, чуть повернула голову, и в этот момент Альфред узнал в ее правильном профиле тот самый загадочный персонаж, что некоторое время тому назад ненадолго занял его мысли.
- Мадемуазель Лоти! – позвал он, не скрывая изумления.
Анабель (а это была именно она) повернулась на голос, и лицо ее озарила ослепительная улыбка.
- Добрый вечер, мсье Бальмонт, - ответила она, делая шаг к Альфреду.
- Присаживайтесь ко мне, мадемуазель Лоти.
Альфред поднялся, помогая Анабель снять пальто и уступая ей лучшее место.
- Исключительное место, мсье Бальмонт, - заметила Анабель, глядя вокруг восторженным взглядом.
Она потерла озябшие руки в желании согреться. Альфред смотрел на нее так, словно ждал объяснений того, что она здесь делает.
- Рад вас видеть, мадемуазель Лоти, - сказал он.
Альфред подозвал официанта, желая угостить гостью.
- Какое вино вы предпочитаете? – поинтересовался он, не в силах скрыть любопытства в своих глазах.
- Красное бордо. Всегда любила это вино, - благодарно улыбнулась Анабель, бросая беглый взгляд на свое отражение в маленьком зеркальце, что достала из сумочки.
- Мое любимое вино. Интересное совпадение, - заметил Альфред.
Или отражение так порадовало Анабель, или то, что все складывалось так удачно, и вечер обещал быть приятным в неожиданной компании, но лучезарная улыбка, непосредственная и блестящая, не сходила с ее губ, заставляя невольно ею любоваться. На столике возникли вино и ваза с фруктами. Альфред наполнил бокалы, предлагая выпить за необычную встречу.
- Я немало удивлен, увидев вас здесь, - сказал он, наблюдая, как она подносила к губам бокал вина.
- Хочу знать все, чем сегодня дышит Париж, - ответила Анабель. – Я думала, что Изабель познакомит меня со всем этим, но она отчего-то не любит такие заведения, - огорченно вздохнула Анабель.
- Каюсь, мадемуазель Лоти. Перед вами сидит виновник этой, как вы выразились, нелюбви.
- Неужели? – изумилась Анабель. – Странно слышать это от вас. Однако я догадываюсь об истинных причинах. Вы не хотите показывать никому ваше сокровище.
- Вот видите, как легко меня раскусить. Пресловутый мужской эгоизм. Я боюсь упасть в глазах лучшей подруги моей жены.
- Не бойтесь, вам это не грозит, - ответила Анабель, небрежным движением поправляя прическу. – Надеюсь, вы не имеете ничего против нашего с Изабель общения?
- Лишить ее общения с вами значило бы лишить ее той части жизни, что была у нее до встречи со мной. Я считаю, что никто не вправе совершать чего-либо подобного. Начиная новый жизненный этап, мы не перечеркиваем все то, что было в предыдущем. Иначе жизнь наша была бы пуста.
- Я согласна с вами, мсье Бальмонт, и все же иногда нам не помешало бы делать это, - вздохнула Анабель, взглянув куда-то вдаль мимо Альфреда. – Груз прошлого, вам это незнакомо? – она вновь обратилась к своему собеседнику.
- Как и всякому, кто родился не вчера, - лаконично заметил Альфред, внимательно рассматривая Анабель.
- Неприятное чувство, когда жизнь подгоняет вас вперед, но старые долги и обязательства не позволяют сделать и шагу.
- Тогда, быть может, стоит их выбросить куда подальше? – улыбнулся Альфред, пожимая плечами. – Тащить на себе их бесполезную тяжесть – разве есть от того прок?
Анабель развернулась к нему вполоборота, без стеснения взглянув на него глаза в глаза. Альфред вдруг заерзал на месте под этим пристальным и неприкрыто изучающим взглядом. На какие-то мгновения ему вдруг показалось, что сейчас он делает что-то непозволительное, как если бы за безобидными словами был спрятан тайный смысл, но Анабель смотрела на него так открыто и смело, что он сбросил с себя мимолетное ощущение. Смущение, и ничего больше. Разве обычный разговор двух людей может быть чем-то предосудительным? Альфред усмехнулся про себя своей же секундой растерянности, но чтобы скрыть ее, протянул руку к бокалу вина, делая еще один глоток.
- Именно в нашем прошлом закладывается фундамент будущего, - спокойно возразила Анабель. – Так или иначе, но путь, намеченный когда-то, нам уже не изменить. Мы же не хотим изменять самим себе?
- Вы причисляете себя к фаталистам?
- О нет, - рассмеялась Анабель. – Фатализм в моем понимании есть удел людей слабых и безвольных. Я же предпочитаю считать, что судьба это результат силы нашего характера и наших стремлений. Мсье Бальмонт, я впервые здесь. Может быть, вы познакомите меня с этим чудным местом? – Анабель вдруг сменила тон, меняя и тему беседы.
Странный разговор, начавшийся так неожиданно, со случайного слова, так и остался незаконченным, и продолжать его сейчас было бы крайне неучтиво. Отодвинув от себя угощения, Анабель смотрела вокруг, и глаза ее горели нетерпением. Просьба ее польстила Альфреду. Он поднялся, протягивая ей руку.
- Боюсь, я не самый лучший гид, но вам отказать не могу, - с едва заметным чувством неловкости произнес он.
Подставив Анабель локоть, он повел ее вниз. Не проходя вглубь зала, они встали в сторонке, откуда открывался прекрасный вид на сцену. Несколько раз их поприветствовали, раз или два Альфреду пришлось представить свою спутницу. Анабель улыбалась, протягивая руку для поцелуя. В огнях кабаре лицо ее так и светилось радостью, глаза ослепительно блестели, а длинные каштановые локоны, чуть выбившиеся из прически, нежно касались тонкой шеи и покатых плеч, отливая золотом. Она засыпала Альфреда вопросами, проявляя живой интерес ко всему, что видела вокруг. Казалось, она хотела узнать все и сразу. Поначалу подобное внимание казалось Альфреду несколько странным, потому как Анабель изначально производила впечатление особы весьма осведомленной, но та непосредственность, с которой она интересовалась последними тенденциями искусства и веяниями в области развлечений, вскоре не позволила ему и думать о некоторых противоречиях характера его неожиданной спутницы. Анабель громко и беззастенчиво смеялась, когда зал взрывался хохотом, каждый раз немного склоняя голову, чтобы услышать тот или иной комментарий Альфреда, и тогда каждый раз он чувствовал мягкий и терпкий аромат ее духов.
- Пойдемте со мной, - сказал Альфред.
Анабель смело взяла его под руку, безропотно уходя вслед за ним. Они прошли в отдельный кабинет ресторана, где можно было остаться в тиши от людского шума. Это было небольшое помещение с мягкими креслами, круглым столом, сервированным хрусталем и серебром, и роскошным старинным светильником над головой. Здесь были мягкие ткани и приглушенные тона. Вход в форме арки открывал вид на общий зал ресторана, где ненавязчиво играл оркестр, оставаясь невидимым для посетителей. Арка была задрапирована какой-то невесомой полупрозрачной тканью, отгораживая от чужих глаз.
- Вы счастливый человек, мсье Бальмонт, - сказала Анабель, восхищенно осматривая каждую деталь нового места.
- Вы полагаете, счастье состоит именно в этом?
- И в этом тоже, но не только, - Анабель таинственно улыбнулась.
Улыбка ее скорее всего предназначалась самой себе, и Анабель не спешила стирать ее с лица.
- Для счастья нужно много составляющих, - добавила она, - но у вас, я уверена, есть они все.
- Вы желаете чего-нибудь, мадемуазель Лоти? – спросил Альфред, предпочитая поскорее вновь увести беседу в безобидное русло.
- Вам теперь знакомы мои вкусы, мсье Бальмонт. Остальное – на ваше усмотрение.
Обхватив руками мягкие подлокотники кресла и откинув голову на его высокую спинку, Анабель с мечтательным видом смотрела на то, как на стол выставляли одну за другой роскошные закуски. В канделябрах, что висели на стенах, зажгли свечи, и кабинет наполнился теплым бронзовым светом, накладывая на лица бархатное золотистое свечение. От одного вида блюд могли потечь слюнки. Два или три раза Альфред передавал Анабель крошечные тартинки, украшенные горкой черной икры, и случайно или нет, но каждый раз руки их соприкасались, и Альфред чувствовал прикосновение нежной и гладкой, как самый дорогой шелк, кожи. Анабель как будто ничего не замечала, оставаясь свободной и непринужденной, заставляя тем самым Альфреда еще сильнее чувствовать некоторую двусмысленность своего положения.
- Жаль, что нет с нами Изабель, - неожиданно заявила Анабель, когда в разговоре вдруг нависла небольшая пауза.
Альфред чуть не подпрыгнул на месте от этих слов, но быстро взял себя в руки.
- Ей нездоровится сегодня, - сказал он с таким видом, будто в другие дни жена имела обыкновение сопровождать его.
- Да? – озабоченно переспросила Анабель, вдруг изменившись в лице. – Почему вы раньше не сказали? Что-то серьезное? Почему не послали за мной?
Альфред смутился, понимая, что зря затронул эту тему. В двух словах он объяснил Анабель ситуацию.
- Я завтра же навещу Изабель, - уверенно произнесла Анабель. – Не волнуйтесь, мсье Бальмонт. Вот увидите, я быстро подниму ее на ноги.
Альфреду было несколько неловко говорить на эту тему, поэтому он поспешил спросить:
- Я вижу, вы очень привязаны к Изабель.
- Очень, - быстро и твердо ответила Анабель, и взгляд ее на миг погрустнел. – Я привязалась к ней за время нашей жизни в Труа. Она мне вроде младшей сестры, - повторила она недавно сказанные слова. – Это неудивительно. Легко привязаться друг к другу, когда что-то приходиться пережить вместе.
Альфред вскинул на Анабель удивленный взгляд, и она тотчас потупила глаза, понимая, что ненароком сболтнула лишнего.
- Расскажите мне о Труа, - неожиданно попросил Альфред.
- Что именно вас интересует, мсье Бальмонт?
- Наверное, все то, чего я не знаю.
- Боюсь, что разочарую вас, - Анабель стыдливо спрятала взгляд, промокая уголки губ краешком салфетки. – Вы знаете немногим меньше, чем я. Признаться честно, я едва ли имею представление о том, что творилось в ее душе, когда она решила похоронить себя в этой скучной провинции, но могу предположить, что все дело в излишней впечатлительности таких натур, к числу которых принадлежит Изабель.
Порой меланхолии нет определенной причины, она просто возникает от излишнего ли одиночества или ошибок молодости.
- Ошибок молодости? – Альфред оживился, ухватившись за случайное и весьма опрометчивое выражение.
- Простите, если выразилась несколько двусмысленно. Мы, женщины, тем и отличаемся от вас, что всему невольно придаем большую эмоциональность, чем следовало бы, - как бы извиняясь, возразила Анабель. – Как бы то ни было, замыкаться в себе – далеко не самый лучший способ, - продолжила Анабель. – Пусть говорят, что быть советчиком – весьма неблагодарное занятие, но зачастую мы многое готовы отдать за дружеское плечо рядом с нами.
- И вы явились тем самым плечом? – закончил ее мысль Альфред.
Он следил за рассуждениями Анабель, но чем больше она поясняла, тем меньше он понимал. Однако он не подал и виду, ругая про себя узы женской дружбы, оставаясь, тем не менее, весьма заинтригованным.
- У меня в свое время его не было, потому о многом я могу судить не понаслышке, - в очередной раз меняя направление беседы, произнесла Анабель.
- У вас есть родственники в Париже? – спросил Альфред.
- Нет. Одна престарелая тетка в Труа. Больше у меня нет никого, - с легкой грустью произнесла Анабель.
- Простите, - смутился Альфред.
- Ничего-ничего, - Анабель поспешила улыбнуться, смахивая налет грусти. – Человек привыкает ко всему. Да и зачем понапрасну грустить, когда живем мы лишь раз?
- Вы правы, - согласился Альфред. – Я вижу, вы не страдаете от своего одиночества?
- Кто вам сказал, что я одинока? – возразила Анабель. – Вы не находите, что здесь слишком душно?
Анабель была права. В маленьком помещении кабинета действительно стало не хватать воздуха. От выпитого вина кровь быстрее струилась по жилам. Анабель сидела напротив Альфреда, и он поневоле смотрел прямо на свою спутницу. На груди, что открывалась глубоким декольте ее платья, он заметил мелкую испарину. Анабель взяла салфетку и принялась обмахиваться ею, глубоко дыша, отчего ее красивая грудь высоко вздымалась, невольно приковывая к себе взгляд. Не зная, куда деть глаза, Альфред принялся за еду, чувствуя, что его самого сейчас вот-вот бросит в жар. Анабель прикоснулась салфеткой к вискам, и краем глаза он увидел увлажненные пряди волос, что она откинула назад, открывая безупречный изгиб ушной раковины, на мочке которой висела изящная бриллиантовая капля. В разговоре нависла пауза. Анабель не спешила возобновить беседу, предпочитая наслаждаться тихой музыкой, что доносилась из большого зала. Безусловно, она чувствовала на себе изучающий взгляд, но не делала ничего, чтобы положить конец этой неловкости. Возможно, ей просто нравилось это неизбежное внимание, а, возможно, она просто не придавала тому значения. Альфред же, уткнувшись в тарелку, исподволь бросал на Анабель взгляд. Она загадочно и томно улыбалась, глядя куда-то в сторону. Казалось, у нее пропал всякий интерес к своему спутнику, и она ждала чего-то, о чем тот мог только догадываться. За весь вечер она толком ничего и не рассказала о себе, так и оставив неудовлетворенным тот интерес, что случайно возник когда-то в момент их знакомства. Навязываться с расспросами казалось Альфреду в высшей степени непозволительным, и он старался выбросить из головы интригу, что посеяла в нем эта загадочная женщина. Иногда, чуть подаваясь вперед, Анабель протягивала руку за бокалом вина и делала медленный глоток, после чего, поставив локоть на краешек стола, подпирала ладонью подбородок, демонстрируя тонкое, как у аристократки, запястье, надев на лицо маску крайнего безразличия, если не сказать, усталости. Чтобы молчание не казалось тягостным и неуместным, Анабель иногда со свойственной ей непредсказуемостью вдруг вскидывала на Альфреда взгляд, задавая тот или иной вопрос. В ней как будто совершенно не было кокетства. Все, чем она интересовалась, не выходило за рамки обычной светской беседы. Она спросила Альфреда о новинках Опера и Комеди Франсез, поинтересовалась, какой кухне отдавали предпочтение в «Черной пантере», заметила вскользь, что на днях хочет совершить прогулку по Сене с остановками на островах Сите и Сен-Луи. Однако все, что ни произносила Анабель, Альфреду казалось наполненным каким-то потайным смыслом. «Смысл? О чем это я? – одергивал он себя. – Пары вина в этой маленькой клетушке, и ничего больше».
Шло время, а он все не мог сбросить с себя охватившее оцепенение. Его словно приковали к месту. Между обоими пролег нагретый свечами горячий трепещущий воздух, раскаленный от света огня или духоты, и образ Анабель начинал плавиться перед глазами Альфреда, становясь расплывчатым и почти невесомым. Альфред слушал ее, иногда не вникая в смысл сказанного, читая слова по движению губ, тонких, от природы четко очерченных. Наверное, он должен был оставаться кавалером до последнего и пригласить Анабель на танец. Альфред не был настолько пьян, чтобы не смочь сделать этого, но вновь поймал себя на ощущении, что не может и пошевелиться. Он не стал размышлять над тем, что именно удерживало его, предпочтя счесть это за чувство долга.
Два или три часа, что они провели вместе в «Черной пантере», показались вечностью, по крайней мере, для Альфреда. Осталось незамеченным, кто первым изъявил желание расстаться. Как-то само собой получилось так, что они вышли на крыльцо, освещенное огнями ночных фонарей. Вдохнув грудью морозный ночной воздух, в голове стало проясняться, и время, что до того летело незаметно, вдруг предстало перед Альфредом, точно его укоряющая совесть. Неизвестно откуда выползло смущение, и, чтобы просто сказать что-то, он произнес:
- Я возьму вам экипаж. Он доставит вас домой.
Анабель, не споря, согласилась. После резкой смены температуры у нее подрагивали плечи. Пряча лицо в пушистом воротнике, она переминалась с ноги на ногу.
- Благодарю вас за чудный вечер, - сказала она.
Редкие снежинки падали ей на ресницы, другие, едва задев кожу, тут же таяли. Она протянула Альфреду горячую ладонь, спеша после поцелуя надеть перчатки. На счастье, экипаж приехал довольно быстро, избавляя от тягостного молчания. Анабель уехала, оставив Альфреда в одиночестве. Он посмотрел на часы и ужаснулся: было около половины третьего. Нужно было спешить домой. Изабель, должно быть, уже давно спит. Странно, но они почти не говорили о ней сегодня, если не считать нескольких слов, сказанных в самом начале. Несмотря на выпитое спиртное, на душе Альфреда стало еще более неспокойно. Изабель! Сейчас он увидит ее, и она вновь поселит в его сердце утраченное умиротворение. Разве он совершил что-то преступное? Он ни словом, ни действием не переступил черты разумного. В таком случае, почему ему было боязно признаться в том, с кем он провел этот вечер? Пожалуй, это было самым главным сомнением, которое отгоняло от Альфреда самую мысль о покое.
В особняке было тихо и темно. Поднимаясь на второй этаж, Альфред прислушивался к звуку своих шагов, и ему чудилось в их неровном ритме что-то настораживающее. Изабель мирно спала. У нее всегда был чуткий сон, и, заслышав осторожное движение в комнате, она, даже не открывая глаз, тихо позвала Альфреда, улыбаясь во сне.
- Я здесь, любовь моя, - отозвался он, наклоняясь и целуя ее в висок.
- Как вкусно пахнет, - проговорила она, отворачиваясь и сильнее закутываясь в одеяло.
Альфред ничего не ответил, спеша лечь в постель. Его вдруг передернуло от замечания жены. Взбудораженный, он нескоро заснул, чувствуя то, что Изабель назвала вкусным запахом. Так пахли духи Анабель: терпко, сладковато, но в одной из самых глубоких нот слышалась горчинка. Было в этом запоминающемся запахе что-то дурманящее и в то же время отталкивающее.
Наутро Изабель рассказала Альфреду о причине своего недуга: она ждала ребенка. Не сговариваясь, ни Альфред, ни Анабель так и не признались Изабель в своей маленькой тайне.
- Не понимаю, что за странная привязанность? Ты скоро поселишь у себя эту женщину, - возмущалась Франсуаза.
- У этой женщины есть имя, мама, - холодно ответила Изабель.
- Мне оно хорошо известно, но это не прибавляет моей к ней любви, - не сдавалась мать.
- Ты едешь завтра? – спросила Изабель, желая покончить с болезненной темой разговора.
- Да, - помрачнев от одного упоминания о предстоящей поездке, ответила Франсуаза. – Спасибо, - она кивнула прислуге, что принесла завтра.
Франсуаза приехала к дочери рано утром, желая напоследок провести вместе с ней день накануне отъезда. На столе остывали намазанные конфитюром поджаренные хлебцы, но ни у одной, ни у другой не было аппетита.
- Больше не было писем? – встревоженно спросила Изабель.
- Последнее – два месяца тому назад. Не узнаю своего мальчика. С каких пор у него появились тайны? Да и письмо ли это? – с этими словами она достала спрятанный на груди помятый конверт и бросила его на стол. – Я всегда ношу его с собой, - тихо добавила она.
- Все будет хорошо, мама, - сказала Изабель, не зная, как утешить мать.
- Ладно, - Франсуаза заставила себя улыбнуться. – Что печалиться раньше времени? Как ты себя чувствуешь? – она подалась вперед, ласково посмотрев на дочь.
- Прекрасно, - чуть смущенно проговорила Изабель, пряча светящееся радостью лицо.
С момента, как Изабель узнала о своей беременности, она жила этим событием, отдавая ему все свои мечты и чувства. Новость эта оказалась для нее чудесной радостью. «Вот оно, истинное благословение», - подумала она с первую минуту, и эта мысль прочно осела в ее сознании. Срок был еще совсем маленький, где-то около полутора месяцев, и Изабель была счастлива оттого, что еще долго ей предстоит жить в состоянии этого приятного ожидания, когда каждый день будет менять мир ее ощущений. Наверное, только с этой новостью она стала действительно отходить от прошлого. «Значит, так было нужно», - уверяла она себя, надеясь всей душой, что теперь ее навсегда оставят призраки прошлого. Альфред воспринял известие с меньшей эмоциональностью, но не меньшей радостью. Когда Изабель сообщила ему, он сначала не поверил, а потом долго не выпускал ее из объятий. Кажется, Изабель заражала своей радостью всех, кто находился рядом с нею. Анабель так и светилась счастьем, днюя и ночуя в доме подруги. И только у Франсуазы сердце разделилось надвое: одна его половика была счастлива, другая же не могла целиком и полностью отдаться новой радости, не покидаемая все нарастающей тревогой за сына.
Физически Изабель пока еще не чувствовала никаких изменений. Она была все так же легка и подвижна, разве что немного более возбудима. Врач, навестивший ее на днях, сказал, что в состоянии ее нет опасений, рекомендуя, тем не менее, не слишком обольщаться на этот счет. «Беременность – не болезнь, и это известно, - заметил он. – Однако волнение во время беременности может сделать ее таковой». Никаких потрясений, и только спокойствие – вот все, что он мог ей прописать. «Думайте о себе, мадам Бальмонт, - сказал Изабель врач. – Пока еще у вас есть на это время. После вам придется думать уже о ребенке». Таков был его наказ, и Анабель, что была в тот день рядом с подругой, клятвенно пообещала доктору, что позаботится о том, чтобы оградить мадам Бальмонт от ненужных треволнений.
Завтрак еще не был окончен, как снизу позвонили, сообщая о визите.
- Наверное, это Анабель, - вскакивая со стула, воскликнула Изабель.
- В таком случае, мне пора, - раздраженно бросая приборы на стол, произнесла Франсуаза, решительно поднимаясь из-за стола.
- Как? – Изабель опустила руки. – Мы же хотели вместе провести этот день, - она растерянно смотрела на мать.
- У тебя для этого есть более привлекательная компания.
Франсуаза была раздосадована. День, начавшийся так славно, грозил продолжиться ссорой.
- Мама, я не понимаю тебя, - быстро заговорила Изабель, опасаясь, что с минуты на минуту в столовую могли войти. – Ведь все было хорошо, Анабель нравилась тебе. Что произошло? Что за глупая война?
- Я не собираюсь опускаться до войны с этой женщиной, - ледяным тоном ответила Франсуаза. – Нравилась да разонравилась. Хотя, честно признаться, с самого начала я недолюбливала твою новоиспеченную подругу. Подумать только, из грязи да в князи, а ты веришь, открываешь сердце свое как на духу, - она удрученно, с подчеркнуто выразительным разочарованием хмыкнула, покачав головой. – Жаль, что ты ослепла, перепутав недругов с друзьями.
Наверное, Франсуазе было еще что добавить, но в эту минуту за дверью раздались шаги, и в столовую вошла Анабель. В руках у нее было маленькая корзиночка, из которой по комнате в миг разлился возбуждающий аппетит аромат выпечки.
- Доброе утро, - сказала Анабель, протягивая Изабель корзинку. – Твои любимые эклеры, милая, - с этими словами она поцеловала Изабель. – Здравствуйте, мадам де Монферрак. Рада встречи с вами, нам теперь нечасто приходится видеться, - она протянула Франсуазе руку, обезоруживая своей ослепительной улыбкой.
- Нам же ничего не помешает позавтракать вместе? – Изабель посмотрела на мать, ожидая от той снисхождения.
Она пригласила женщин к столу, но Франсуаза не сделала и шагу.
- Я тоже рада видеть вас, Анабель, - ответила она, сделав вид, что не заметила приветствия. – Простите, но мне пора. Куча дел перед отъездом.
Сказав это, она направилась к выходу. Изабель побежала за ней. На пороге она оглянулась, беспомощно взглянув на Анабель.
- Я подожду тебя здесь, - сказала та, усаживаясь за стол.
Изабель остановила мать в холле.
- Скажи мне, если я не знаю чего-то! – потребовала она.
Франсуаза удрученно посмотрела на дочь, принимая у дворецкого манто. Можно было заметить невооруженным взглядом, насколько она была напряжена, но ничего конкретного сказать не могла.
- Мы же хотели провести этот день вместе, – на глаза Изабель навернулись слезы.
- У нас еще будет такая возможность, - скупо ответила Франсуаза, обнимая на прощание дочь.
- Пусть возвращается поскорее, - сказала Изабель, отпуская мать. – Скажи, что мне его очень не хватает.
- Всем нам. Всем, - сдавленно проговорила Франсуаза, отступая назад. – Береги себя, - сказала она напоследок.
Франсуаза ушла, не задерживаясь больше ни на минуту. Она и сама едва могла понять себя – откуда в ней вдруг вспыхивала такая неприязнь, стоило ей увидеть эту женщину. Чем больше она смотрела на нее, тем сильнее становилось это чувство. Что-то в ней настораживало, словно та затрагивала сидящую где-то очень глубоко потайную струну, вызывая беспричинное чувство тревоги. Дай Бог, чтобы оно действительно оказалось беспричинным. Наверное, будь сейчас несколько иные обстоятельства, Франсуаза нашла бы время и силы разобраться если не в Анабель, то, по крайней мере, в себе. Пока же она была склонна считать, что чувства ее не более чем унизительная ревность матери. Сейчас у нее был повод для более серьезного беспокойства. «Ничего, я не останусь одна, - успокаивала она себя. – У меня еще есть сын. У меня есть мой Патрик».
Вернувшись в столовую, Изабель застала там Анабель, сидящую в ожидании подруги.
- Тебе нужно хорошо питаться, дорогая. Ты позволишь мне заботиться о тебе? – сказала та, вставая и помогая сесть Изабель.
Печали как не бывало. Изабель протянула Анабель руку, благодарно улыбаясь.
- Конечно, особенно сейчас, после отъезда мамы.
- Я нарушила ваши планы своим появлением? – спросила Анабель, подкладывая на тарелку Изабель несколько пышных эклеров.
- Что ты, дорогая, - отмахнулась Изабель. – Мой дом – твой дом, и здесь все рады тебе.
- В таком случае после завтрака я забираю тебя на прогулку, - радостно произнесла Анабель.
На том они и сошлись, довольные друг другом. Сегодня выдался на удивление теплый день. Небо было светлым и безоблачным. Солнце светило высоко над головой, ярко и непривычно тепло пригревая, точно забыло о том, что на дворе стоял январь. В Париже редко выпадал снег, вот и сейчас дороги были чисты и сухи, как весной, накануне дождя. Только тоскливые голые деревья вносили печальную нотку в безмятежный пейзаж. Воздух был сухим и прозрачным, и на улицах неспешно шла жизнь, неизбежно замедляя шаг в зимнюю пору.
У подруг не было определенного намеченного пути, но Изабель отчего-то захотелось побывать сегодня на противоположном берегу Сены. Чувствуя в себе приподнятое настроение и даже легкое возбуждение, Изабель была рада услышать от своей подруги о предстоящей прогулке. Ей вдруг показалось, что сегодня ей ни за что не усидеть дома. Доехав по бульвару Сен-Мишель до пересечения с бульваром Сен-Жермен, они свернули направо, чтобы оказаться у реки. Изабель любила пересекать Сену на пароме. Решив пройтись пешком, они пошли по набережной в сторону Отель де Виль, никуда не торопясь и наполняя легкие свежим зимним воздухом. Несколько раз Анабель спрашивала подругу, не устала ли та, но Изабель лишь отмахивалась в ответ. Она почти без умолку щебетала что-то, размечтавшись о будущем, не замечая молчаливого настроения Анабель.
- Зайдем погреться? – предложила та, когда они поравнялись с небольшим кафе.
Девушки сидели друг против друга, потягивая горячий глинтвейн. После первых глотков сразу стало уютнее и теплее. Анабель была все так же неразговорчива. Изабель смолкла, не зная, чем развеселить подругу. Разговор как-то не клеился в этот день, хотя обыкновенно они не могли наговориться.
- Через десять дней день рождения Патрика, - задумчиво произнесла Изабель.
Анабель вдруг закашлялась, поперхнувшись. Она торопливо поставила на стол высокий бокал с глинтвейном, пролив на белоснежную скатерть несколько капель.
- Попало не в то горло, - извиняясь, произнесла она. – Ты говоришь, день рождения? – переспросила она, закрывая салфеткой испачканное место на скатерти.
- Да, - вздохнула Изабель. – Поскорее бы все стало известно, - добавила она, грустно взглянув куда-то мимо Анабель.
Анабель ничего не ответила, сжав в руке салфетку.
- Помнишь, что ты обещала мне рассказать? – неожиданно произнесла Изабель, и в ее глазах заплясали огоньки.
- Это очень грустная история, дорогая подруга, а я не хочу, чтобы ты грустила.
Изабель нетерпеливо замотала головой, настаивая на своем.
- Какой бы грустной она ни была, все в прошлом, - возразила она. – Ты молода и красива. Не понимаю, как ты можешь жить без любви, - недоуменно добавила она.
- Мне больше не нужна любовь, - сказала Анабель. – Такой, какая была у меня, я не найду замены, а ни на что другое я не согласна.
- Почему вы расстались? – осторожно поинтересовалась Изабель, позабыв о глинтвейне.
- Почему расстаются люди? Так распорядилась судьба, - она устремила на Изабель неподвижный взгляд. – Его больше нет, вот и вся история.
- Он погиб? – воскликнула Изабель.
- Мне болезненна эта тема, - произнесла Анабель. – Я бы не хотела бередить раны.
Изабель стихла, больше не смея тревожить подругу расспросами. Анабель, бледная и напряженная, несмотря на горячий напиток, отрешенно смотрела перед собой, опустив глаза. Никто из них не решался нарушить молчания, и все же Анабель начала первой.
- Никогда больше я не хочу возвращаться к этому разговору, - сказала она. – Ты вынуждаешь меня, и я скажу тебе только потому, что люблю тебя. Давняя история. Нас разлучили обстоятельства и недобрые люди. Они и погубили его. Он принадлежал к знатной семье, но ему было неважно, кто я. Он любил меня такой, какая я есть. У нас было много недоброжелателей, но мы хотели начать новую жизнь. Он и я, вместе до конца наших дней. Таких больше нет, чистых и открытых. Больше нет такого же огромного любящего сердца. Его убили, - поднимая на Изабель глаза, произнесла напоследок Анабель.
Изабель ахнула, поднеся руки к лицу.
- Эти люди наказаны? – спросила она.
- Они будут наказаны, - отчеканила Анабель. – Каждому из нас воздается за дела наши. Правосудие свершается неизбежно, и, если нет людского суда, то есть суд Божий. В конце концов, каждый получает то, что заслуживает, - повторила она свои сказанные когда-то слова.
Изабель слушала, впервые видя Анабель такой. Ей показалось, что острый взгляд горящих напротив глаз готов был просверлить ее насквозь. Глаза эти, что всегда светились жизнелюбием и радостью, теперь излучали незнакомую прежде ненависть, и Изабель, невольно отвела взгляд в сторону. Она дала себе слово никогда больше не бередить эту рану, надеясь, что разговор этот скоро забудется.
Они поспешили домой, потому как Изабель вдруг почувствовала дурноту. Они спешили домой, и Изабель пообещала Анабель, что больше они не будут выбираться на такие большие расстояния. Оказавшись дома, Изабель по наставлению подруги сразу же легла в постель, а та сама принесла ей в комнату обед. Они пообедали вместе. Изабель – откинувшись на подушки, Анабель – примостившись прямо на полу у маленького прикроватного столика. Ни одна, ни другая больше не вспоминали о разговоре в кафе, настроение у обеих снова было бодрым и жизнерадостным. Перед уходом Анабель настоятельно просила Изабель, чтобы та обязательно поспала. Оставшись одна, Изабель уже готова была вздремнуть, но как только голова ее коснулась подушки, сон бесследно испарился. Она промаялась до конца дня в одиночестве, чувствуя состояние странного волнения, причину которого так и не могла определить.