В этом году исполняется 60 лет с тех пор, как в нашей стране вышла повесть «Продолжение легенды», и 50 лет – как издан книжный вариант романа «Бабий Яр» писателя Анатолия Васильевича Кузнецова, который почти 10 лет прожил в Туле, а затем после невозвращения из творческой командировки – в Англии до конца своей недолгой жизни…
СЕКРЕТНАЯ ЗАПИСКА О ПИСАТЕЛЕ
Мне удалось прочесть текст докладной записки (с пометкой «Особая папка») от 4 августа 1969 года № 1926-А Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР в ЦК КПСС, подписанной известным Председателем КГБ при СМ СССР Ю.В. Андроповым. Недавно с этого документа снят гриф «Сов. секретно», а посвящен он именно «побегу» А.В. Кузнецова.
Хотелось бы познакомить читателей с его основным содержанием, но обязательно при этом подробно пояснив и прокомментировав указанные в нем факты воспоминаниями самого писателя и его друзей, публикациями.
Из докладной записки КГБ при СМ СССР: "24 июля 1969 года в Англию с целью сбора материалов для создания нового произведения о В.И. ЛЕНИНЕ выехал КУЗНЕЦОВ Анатолий Васильевич, 1929 года рождения, уроженец г. Киева, член КПСС с 1955 года, отвественный секретарь Тульского отделения Союза писателей РСФСР, заместитель секретаря партийной организации отделения, член редколлегии журнала «Юность» с июня 1969 года.
Литературной деятельностью КУЗНЕЦОВ занимается с 1948 года. Наиболее значительными его произведениями являются «Продолжение легенды», «Бабий Яр» (издан в 33 странах мира) и «Огонь». Кроме того в 1960 году были опубликованы его сборники: «Солнечный день» и «Повесть о молодых подпольщиках».
Редакцией журнала «Юность» с КУЗНЕЦОВЫМ заключен договор на публикацию нового произведения о В.И. ЛЕНИНЕ, а на киевской киностудии им. Довженко снимается фильм по его сценарию «Бабий Яр»".
Биографические данные говорят о том, что Анатолий Васильевич Кузнецов родился 18 августа 1929 года в Киеве. В течение двух лет немецкой оккупации был свидетелем событий, происходящих в родном городе. В это время он тайно вел дневник, записи из которого впоследствии легли в основу его романа «Бабий Яр».
Анатолий учился в балетной студии при Киевском театре оперы и балета и танцевал в театральном балете, о чем в дальнейшем был написан им рассказ «Артист миманса», опубликованный в 1963 году в журнале «Новый мир».
В 1952 году Кузнецов работал на строительстве Каховской гидроэлектростанции.
В 1955-1960 годах Анатолий Васильевич учился в Литературном институте имени М. Горького. Ранее поступить туда он не мог как «находившийся на оккупированной территории». Во время учебы Кузнецов некоторое время работал бетонщиком на строительстве Иркутской ГЭС, что дало ему материал для первой повести «Продолжение легенды», вышедшей в 1957 году и потом переведенной на многие языки.
После окончания института Анатолий Васильевич был направлен в Тулу, где проживал с 1960 по 1969 годы на улице Мира и работал в местной писательской организации. В 1964 году была опубликована его новая повесть «У себя дома», рассказывающая о колхозной жизни. А в 1966 году писатель решил опубликовать свои воспоминания о жизни в оккупированном Киеве. Помимо автобиографических данных Кузнецов включил в роман «Бабий Яр» свидетельства людей, уцелевших во время массовых расстрелов фашистами. Роман встретил много препятствий перед публикацией, но, поскольку текст уже прошел одобрение ЦК КПСС, был издан в сокращенном виде в журнале «Юность», а в 1967 году – отдельной книгой в издательстве «Молодая гвардия». Затем последовал глубоко пессимистический роман «Огонь» о крахе надежд и человеческих судеб…
ЗАРЫТЫЙ В ЗЕМЛЮ ТАЛАНТ
Из докладной записки КГБ при СМ СССР: «По информации посольства СССР в Англии, вечером 28 июля КУЗНЕЦОВ ушел из гостиницы и, как сообщило позднее министерство иностранных дел Англии, обратился с ходатайством разрешить ему остаться в стране. Просьба КУЗНЕЦОВА удовлетворена.
В этой связи советское посольство потребовало от МИД Англии дать возможность советскому консулу незамедлительно встретиться с КУЗНЕЦОВЫМ, однако в своем ответе МИД Англии, ссылаясь на заявление МВД, сообщило, что КУЗНЕЦОВ якобы не желает встречаться с нашими представителями.
Установлено, что после приезда в Лондон КУЗНЕЦОВ дважды посетил ночной клуб, а в день исчезновения высказал намерение вновь посетить клуб и встретиться с англичанкой. Не исключено, что эти обстоятельства были использованы спецслужбами противника в компрометации КУЗНЕЦОВА и склонении его к невозвращению на Родину».
В мемуарах «Дело Анатолия Кузнецова» поэта Владимира Батшева (хорошо знавшего Кузнецова) говорится о том, что в понедельник 28 июля 1969 года Анатолий Кузнецов вместе со своим переводчиком и охранником «профессором» МГУ Георгием Анджапаридзе в раннее послеобеденное время пошли посмотреть «стриптиз» в лондонском увеселительном квартале Сохо. После этого Кузнецов предложил своему спутнику временно разойтись, чтобы найти «девочек». Анджапаридзе, не подозревавшему об его истинных намерениях и не знавшему о том, что у того в пиджаке зашиты десятки метров микрофильмов его неизданных в СССР или искалеченных цензурой произведений. Предложение показалось заманчивым и безопасным (все вещи Кузнецова оставались в отеле, к тому же он не знал ни слова по-английски).
Неизвестно, что дальше делал Анджапаридзе, а Кузнецов прямым ходом направился в редакцию газеты «Дейли телеграф», в которой (как он знал по своему прошлому визиту в Англию) есть сотрудник, говорящий по-русски. Из «Дейли телеграф» он и был отправлен на такси к этому сотруднику – Дэвиду Флойду, которому прямо сказал: «Я хочу остаться в Англии».
На следующий день узнавшее об исчезновении Кузнецова советское посольство обратилось к английской полиции с просьбой разыскать пропавшего советского писателя, который мог стать жертвой уличной катастрофы из-за своей крайней близорукости. Но Кузнецов уже связался с английскими властями и вскоре получил от них право на бессрочное пребывание в Англии (а не политическое убежище, о котором он не просил).
Когда об этом стало известно прессе, советское посольство в Лондоне потребовало встречи, от которой Кузнецов категорически отказался. Вместо этого и вместо той работы, для которой официально приехал на две недели в Англию (написание юбилейного очерка о пребывании Ленина в Лондоне), он подготовил и передал прессе ряд текстов.
Приведу выдержки из одного из них - «Обращения к людям»: «…Последние 10 лет я живу в непрерывном, безысходном, беспросветном противоречии. Опустились руки. Последний роман «Огонь» я писал с душой окаменевшей, без веры, без надежды. Я уже уверенно наперед знал, что даже если его и напечатают, то все человечное беспощадно вырежут, в лучшем случае будет опубликована еще одна «идейная» мерзость (так и вышло, между прочим).
Я дошел до точки, когда больше писать не могу, спать не могу, дышать не могу…
Мальчиком я видел, как горели в России книги в 1937 году, при Сталине. Видел, как горели книги в 1942 году, в оккупированном Киеве, при Гитлере. Богу было угодно, чтобы при жизни мне довелось знать, как горят мои собственные книги. Потому что после того, как я сейчас ушел из СССР, конечно, мои книги там будут уничтожены.
Публично и навсегда отказываюсь от всего, что под фамилией «Кузнецов» было опубликовано в СССР или вышло в переводах с советских изданий в других странах мира.
Ответственно заявляю, что Кузнецов – нечестный, конформистский, трусливый автор. Отказываюсь от этой фамилии.
Я хочу быть, наконец, честным человеком и честным писателем. Все опубликованные после сего дня произведения буду подписывать именем А. Анатоль. Только их прошу считать моими.
Ваш А. АНАТОЛЬ».
Газета «Санди телеграф» от 3 августа 1969 года, сообщая об этом, писала: «Анатолий Кузнецов выступил вчера со своими первыми публичными заявлениями. Он отрекся от всего того, что было напечатано под его фамилией.
За 25 лет ни одна из его литературных работ не была напечатана в СССР в том виде, в каком он ее написал, – говорит А. Кузнецов. Он утверждает, что свобода искусства в СССР сведена к «свободе» восхвалять советскую систему и компартию и призывать народ бороться за коммунизм.
Произведения, в которых он свободно выражал свои мысли, он прятал. «О, сколько я выкопал ямок в земле, чтобы запрятать мои банки от варенья, наполненные «опасными» или «сомнительными» рукописями», – пишет А. Кузнецов».
Из воспоминаний А.В. Кузнецова о последних днях в Туле: «Перед отъездом я все бумаги и письма сжег, оставив лишь небольшую часть, которую зарыл... Фотопленок я также не оставлял… Полные и «крамольные» рукописи я вообще в доме никогда не держал, так как тайные обыски у меня делались и раньше. Эти рукописи остались зарытыми, после того, как я их все переснял на пленки, которые увез с собой в Англию. Уезжая, я несколько раз пересмотрел все, что оставалось в квартире, чтобы чего-то не оставить к удовольствию КГБ, трижды вывозил на велосипеде большие мешки и сжигал их за городом, а напоследок сфотографировал квартиру на память, зная, что больше ее не увижу…»
Интересно, что в журнале «Культура и жизнь» за октябрь 1960 года в статье «История одной хорошей книги» (по поводу выхода книги А.В. Кузнецова «Продолжение легенды») тоже говорится о зарытых рукописях, но совершенно в другое время: «Ненависть к оккупантам переполняет детское сердце. Вечерами, когда мать ложилась спать, Толя вырывает из старых тетрадей листки и пишет… Исписанные листки Толя зарывал в землю в сарае…»
Эта статья очень хвалила «Продолжениие легенды», в том числе и потому, что писатель обладал биографией «…во многом схожей с биографией того поколение советской молодежи, которое в самые тяжелые годы послевоенного восстановления сидело за школьной партой, а позже, в начале 50-х годов, отправилось на строительство новых городов, гидростанций, участвовало в освоении целины…»
«Культура и жизнь» еще писала, что Кузнецов сумел «поэтично и правдиво рассказать о шоферах и бетонщиках, о трудностях, которые приходилось преодолевать молодым покорителям Сибири», что он в ранней молодости уже «оставляет позади себя опытных писателей». Сообщалось и о том, что Кузнецову «попалась на глаза» книга, выпущенная в Лионе, в которой он узнал «сокращенный и фальсифицированный перевод» его «Продолжения легенды» (уже потом писатель разъяснит, что книгу прислал ему в СССР Луи Арагон, а переводчик сократил как раз места, вставленные цензурой).
Газета «Дейли телеграф» от 7 августа 1969 года разместила первую после «побега» статью А.В. Кузнецова «Моя первая встреча с советской цензурой», в которой он так говорит об увиденной в журнале «Юность» собственной повести «Продолжение легенды»: «Я тут же ее прочитал и от того, что я прочел, мои волосы встали дыбом. Повести теперь был придан идеологически-оптимистический тон, такой, что дальше и идти некуда. Я помню, как у меня на глазах появились слезы, вызванные гневом и крушением моих планов».
«НЕВЕРНЫЙ» ПЕРЕВОД
Из докладной записки КГБ при СМ СССР: «Несколько лет тому назад КУЗНЕЦОВЫМ был возбужден судебный процесс против французского издательства, которое с грубыми искажениями выпустило повесть «Продолжение легенды». Суд вынес решение в пользу КУЗНЕЦОВА».
Парижская газета «Монд» от 7 августа 1969 года пишет о том, что Кузнецов, в свое время судившийся с издателем французского перевода повести «Продолжение легенды», теперь обратился с просьбой к французскому министру юстиции Рене Плевену, прося назначить новое разбирательство этого дела. Писатель объясняет, что подать жалобу на французского издателя он был вынужден советскими властями, против своей воли и вопреки своим убеждениям… Он заявил, что готов приехать во Францию для дачи показаний французскому суду. Места из повести, выброшенные французским переводчиком, говорит он, в большинстве случаев были действительно чужеродными, вставленными цензурой.
А в той же статье «Моя первая встреча с советской цензурой» Кузнецов рассказывает историю с французским переводом этой повести и о том, как Луи Арагон прислал из Франции экземпляр «антисоветской книги», озаглавленный «Звезда в тумане», которая оказалась переводом повести.
Писателю по этому делу были учинены допросы в иностранной комиссии Союза писателей, его немедленно заставили написать жалобу на французского издателя, разъяснив, что «Арагон ее напечатает в своем журнале «Летр франсэз». Он хочет, чтобы вы обратились с жалобой во Французский суд. Быть может, окажется возможным преследовать издателя».
«Я ясно отдавал себе отчет в том, что произошло», – рассказывает Кузнецов. – «Переводчик, отец Шалей, просто счел ненужным переводить те оптимистические главы, которые были вставлены в повесть помимо меня. Он их кратко резюмировал, пояснив, что они более низкого качества, чем остальные. Он меня вполне точно понял… Искажение моей книги было совершено в России, а я был принужден заявить, что искажением явился перевод, сделанный аббатом Шалей. Мой протест появился в «Литературной газете» в России и в «Летр франсэз» во Франции, а также был воспроизведен в ряде газет».
Однажды писатель был вызван иностранной комиссией Союза писателей и оказался в ресторане в компании французов. Французы не обращали на него никакого внимания. Он не мог понять, почему его вызвали, но его сосед сказал ему по-русски: «Почему вы держите себя так невоспитанно и сидите, не раскрывая рта? Это ваш адвокат из Парижа, поэтому скажите хоть что-нибудь!» Адвокат, господин Амбрэ, поговорил с Кузнецовым минут десять, а затем отправился осматривать Москву.
О суде над аббатом Шалей и о приговоре писатель узнал лишь из газет. «Я никогда не получил текста приговора, как и той тысячи франков, которая была мне присуждена… Я до сих пор не знаю, кто организовал весь этот процесс», – пишет он. – «Луи Арагон? Но его имя не упоминалось в газетах… Во всяком случае, после этого дела меня включили в состав делегации, ехавшей в Париж по случаю открытия советской выставки. В Париже меня сразу повели к Луи Арагону. Но он мало обратил на меня внимания и уклонился от разговора по этому делу. Выйдя от него, я спросил у прохожего, где находится министерство юстиции. Я подошел к этому зданию, постоял там несколько минут и с содроганием сердца спросил самого себя: «Войду ли я? Скажу ли я им все?»
ВЫЕЗДНОЙ «АГЕНТ»
Из докладной записки КГБ при СМ СССР: «В то же время известно о фактах аморального поведения КУЗНЕЦОВА, в связи с чем в 1967 г. руководители Тульского обкома партии проводили с ним соответствующие беседы профилактического характера. КУЗНЕЦОВ осудил свое поведение и заверил, что впредь этого не повторит.
С октября 1968 года с КУЗНЕЦОВЫМ поддерживал контакт сотрудник органов госбезопасности, которого он информировал о серьезных компрометирующих материалах в отношении группы писателей из своего близкого окружения.
КУЗНЕЦОВ неоднократно выезжал за границу: во Францию – в 1961 году, в Чехословакию – в 1959 и 1967 гг., Болгарию – в 1966 году и в Венгрию – в 1963 и 1967 гг.
Поездка КУЗНЕЦОВА в Англию разрешена Комиссией по выездам Тульского обкома КПСС. Органы государственной безопасности оснований возражать против выезда КУЗНЕЦОВА за границу не имели».
Газета «Санди телеграф» от 10 августа 1969 года напечатала статью А.В. Кузнецова «Русские писатели и тайная полиция», в которой он рассказывает о том, что после вторжения ночью 20 августа 1968 года советских танков в Чехословакию он «понял, что далее оставаться я здесь не могу».
Писатель специально отправляется в Батуми для того, чтобы изучить там местность. Он пишет: «Мне пришло тогда в голову проплыть под водой до Турции при помощи водолазного аппарата, толкая перед собой подводный плот, снабженный резервуарами с кислородом… Я натренировался плыть беспрерывно по 15 часов…»
Потом Кузнецов отказался от этого плана и решил попытаться получить официальное разрешение на поездку за границу.
«КГБ любит доносы», – рассуждал писатель. И он написал «донос», где намекнул, что как будто бы антисоветский заговор замышляется в среде писателей, что эти писатели замыслили издавать опасный подпольный журнал под названием «Полярная звезда» или «Искра» («они все еще спорят о названии»). Среди лиц, которые якобы будут в нем соучаствовать, он назвал Евтушенко, Аксенова, Гладилина, Ефремова, Табакова, Аркадия Райкина и других (именно эти люди появлялись в его тульской квартире на улице Мира с вечно зашторенными окнами на его очень вольных богемных вечеринках, за что ему и инкриминировали «аморальность»). Кузнецов сообщал: «В настоящее время они заняты сбором денег и рукописей. В первом номере будет напечатан меморандум академика Сахарова».
По словам писателя, это произвело на КГБ впечатление, «чекисты» ему поверили и беспрепятственно выпустили в Англию – для сбора материалов о Ленине. С собой он привез микропленки своих произведений в их первоначальном, неискаженном виде. Среди них – и его «донос» в КГБ (как доказательство правдивости его рассказа).
В конце Кузнецов пишет: «Я рассказал вам только о самом себе. Но поверьте, имеется много людей, которые могли бы рассказать аналогичную историю…»
Об одном из своих друзей, на которых он тогда «настучал», - Евгении Евтушенко А.В. Кузнецов напишет: «Рукопись («Бабьего Яра». – Д.О.) пошла по инстанциям – вплоть до ЦК КПСС, где ее прочел (но без ряда глав), как мне сказали, Суслов, и он в общем разрешил. Решающим для «вышестоящих товарищей» оказался ловкий аргумент редакции, что моя книга якобы опровергает известное стихотворение Евтушенко о Бабьем Яре, вызвавшее в свое время большой скандал и шум.
Нет, конечно, я это великолепное стихотворение не опровергал. Более того, Евтушенко, с которым мы дружили и учились в одном институте, задумал свое стихотворение в день, когда мы вместе однажды пошли к Бабьему Яру. Мы стояли над крутым обрывом, я рассказывал, откуда и как гнали людей, как потом ручей вымывал кости, как шла борьба за памятник, которого так и нет.
«Над Бабьим Яром памятника нет…» – задумчиво сказал Евтушенко, и потом я узнал эту первую строчку в его стихотворении. Я не противопоставлял ему свою книгу, просто размер романа позволял рассказать о Бабьем Яре куда больше и во всех его аспектах.
В некоторых зарубежных изданиях к моему роману вместо предисловия ставили стихотворение Евтушенко, что лучше всего говорит само за себя.
С огромным трудом удалось сохранить название, его категорически требовали изменить («Чтобы не вызывало воспоминаний о стихотворении Евтушенко»)…»
НЕЕДИНОДУШНОЕ ОСУЖДЕНИЕ
Из докладной записки КГБ при СМ СССР: «Учитывая, что за последние годы имели место и другие случаи невозвращения на Родину отдельных литераторов, считали бы целесообразным поручить Союзу писателей провести собрания в коллективах писателей с осуждением фактов предательства и недостойного поведения некоторых творческих работников за границей».
Наказали тогда многих, кто был так или иначе причастен к разрешению выезда Кузнецова за рубеж. Досталось и различным тульским руководителям. Подпортили жизнь родственникам писателя. Некоторые из-за страха за свою судьбу старались сработать на опережение и публично отказаться от дружбы с ним и выразить ему свое резкое осуждение и даже презрение. Особо рьяно это сделали пять членов Тульской писательской организации – известных тогда писателей, их имена до сих пор на слуху в Туле. Не буду называть их фамилии, но замечу, что это только 5 из 12 членов Тульского отделения Союза писателей, то есть все-таки меньше половины. Эти представители творческой интеллигенции разместили в центральном еженедельнике «Литературная Россия» статью с броским заголовком «Оборотень» (охота на ведьм?) Подчеркну, этот газетный опус был создан в 1969 году, между прочем, вполне современными для того времени писателями, но в духе риторики, знакомой по достопамятному 1937-му… Вот основная часть этого «литературного шедевра»:
«... По радио и со страниц «Литературной газеты» за 6 августа мы узнали о гнусном преступлении этого двурушника - Анатолия Кузнецова. Да, он двурушник, перебежчик, изменник Родины, перевертыш - такова его сущность.
Пользуясь тем, что весь строй нашей жизни основан на доверии человека к человеку, он многие годы маскировал свою жалкую и подлую душонку. Пользуясь тем, что в нашей стране партия и народ лелеют даже мало-мальски проклюнувшийся талант, он вообразил себя чуть ли не сверхгением. Он, видите ли, хочет сам диктовать законы искусства. Его заявления в угоду господам, которым он продался в услужение, сыплются одно за другим, одно другого подлее.
Жалкий оборотень! Мы пока не знаем, за какую валюту продался он Желтому Дьяволу, да нас это и не интересует. Он потерял Советскую Родину, а это никакими триллионами не измерить. Потерявший остатки стыда и рассудка, он отрекся даже от своей фамилии...
... Отныне нет Анатолия Кузнецова, а есть некий безродный А. Анатоль...
... Ну что ж, о таких выродках у нас говорится на Руси: «Свинью рожью не обкормишь...»
Отныне Анатолий Кузнецов с презрением и гадливостью вычеркнут нами из членов Союза писателей. Мы сотрем его из памяти. Пусть этот ничтожный слизняк А. Анатоль ползает под ногами Желтого Дьявола, пока тот за ненужностью не растопчет его. У предателей бывает только такой конец».
Как говорится, комментарии излишни…
ОКОНЧАНИЕ ЛЕГЕНДЫ
В 1970 году в западногерманском издательстве «Посев» был опубликован полный (бесцензурный) текст «Бабьего Яра», снабженный авторским предисловием, в котором Кузнецов в частности отмечал: «И рукописи у меня существовали как минимум в двух вариантах: главный – только для себя, глубоко запрятанный, для печати же предлагается смягченный.
«Ситуация» изменилась в СССР как раз во время выхода «Бабьего Яра» отдельной книгой. Компетентные люди мне говорили, что с книгой мне повезло, еще месяц-другой, и она бы не вышла. Книга вдруг вызвала гнев в ЦК ВЛКСМ, затем в ЦК КПСС, публикация «Бабьего Яра» вообще была признана ошибкой, переиздание запрещено, в библиотеках книгу перестали выдавать – начиналась новая волна государственного антисемитизма.
У меня, однако, оставалась главная рукопись. Я продолжал над ней работать, уже, так сказать, «для себя и для истины». Вставил обратно переработанные и улучшенные куски… добавлял новые факты, причем теперь уже о цензуре не думал, и рукопись стала такой, что я ее дома не хранил. У меня во время отъездов делались обыски, а однажды неизвестно кем был подожжен и сгорел мой кабинет. Важнейшие рукописи были у меня пересняты на пленки, которые в железной коробке были зарыты недалеко от дома, а сами рукописи я зарыл в стеклянных банках в лесу под Тулой, где они, надеюсь, лежат и сейчас.
Летом 1969 года я бежал из СССР, взяв с собой пленки, в том числе и пленку с полным «Бабьим Яром». Вот его выпускаю, как первую свою книгу без всякой политической цензуры, – и прошу только данный текст «Бабьего Яра» считать действительным…»
С ноября 1972 года Анатолий Васильевич работал в лондонском корреспондентском пункте радио «Свобода», выступая с беседами в рамках еженедельной программы «Писатели у микрофона» (всего в эфир вышло 233 радиобеседы). В этом же году в сборнике «Новый колокол» был опубликован фрагмент неоконченного романа «Тейч файв», который Кузнецов начал писать еще в Советском Союзе.
В сентябре 1978 года у писателя развился тяжелейший инфаркт, а 13 июня 1979 года А.В. Кузнецов скончался от остановки сердца. За неполные 10 лет в эмиграции он так и не написал ни одной новой книги…
Тот самый «переводчик» Анджапаридзе тогда еще в 1969 году, сразу после «побега», сказал по «кузнецовскому делу»: «Теперь он кончен как автор. Быть может, он напишет еще одну книгу, в которой будет сказано, что СССР – ужасная страна. Но кто такую книгу будет читать? И что он напишет потом? Ничего…»
Евгений Кушев, главный редактор тематических программ русской редакции радио «Свобода» в Мюнхене, воспоминал, какой тяжелой жизнью жил Кузнецов в Англии, что для заработка фактически работал … машинисткой – перепечатывал чужие рукописи; что после того, как издал в полном виде роман «Бабий Яр» (без цензурных вымарок), он сделал анализ привезенных с собой рукописей и поставил сам себе и своему творчеству беспощадный диагноз – все его произведения вторичны, являются перепевами чужого, а роман «Тейч файф» похож на «1884» Оруэлла (Кузнецов не знал этого произведения, но тем страшнее оказалось знакомство – он изобретал велосипед…) Он увидел, насколько отстал от мировой литературы…
В заключение хотелось бы привести строки из мемуаров Владимира Батшева: «Кузнецов писал для радио «Свобода», вел рубрику, собирал материалы, написал публицистическую книгу «Совесть» (не закончена). Но все это были подступы. Было видно, что писатель готовится к прыжку. Куда? Мне сегодня кажется, что в иное, в новое для себя литературное качество. Какое оно могло быть? Никто из нас сегодня не ответит на этот вопрос…»
Август 2017 г.