Тоска по родине

      ТОСКА ПО РОДИНЕ
         (рассказ)

 Рядовой Икрамов решил повеситься.
 Его можно понять - первые полгода службы самые тяжкие. Он никому не сообщал о своих намерениях повеситься. Он просто молчал. Молчал и в солдатской столовой за большим столом после команды: «Приступить к приёму пищи». Тупо молчал, глядя в пустую миску. Ему уже и не наливали из общей бадейки красного борща с большим и общим на десять человек куском белой, скользкой, щетинистой свинячьей кожи. Над ним уже перестали насмехаться. Его начали жалеть. Сначала - однопризывники-салаги, затем - и «черпаки», «старики». А «деды» - те могли жалеть только самих себя в недельной близости дембеля. У «дедов» тоже образовывалась вызывающая бессонницу тоска по родине.

Икрамов сделался похожим на древнего аксакала, дважды пережившего
пенсионный возраст. Кожа на лице, на шее обвисла складками. Подворотничок его гимнастёрки был неделями несменный, бляха солдатского ремня «до зелени» не чищена. И в глазах Икрамова застыла такая тоска по родине, что ясно было и постороннему: повесится человек.

Земляки Икрамова, подходившие поговорить с ним на родном наречии, отходили от него тоже с глазами, полными щемящей печали. Его уже давно перестали ставить в наряды: дневальным он просто падал у тумбочки, и не мог сдвинуть с места колоду, обтянутую шинельным сукном, которой натирали мастикой полы казармы.

Какой, к чертям собачьим, из Икрамова солдат, какая там обороноспособность
страны. Он, даже наоборот, снижал обороноспособность своей тоской по родине,
своей печалью в глазах цвета спелого винограда мускатных сортов.
Все девяносто человек личного состава роты аэродромного обслуживания,
оглядываясь на тоскующего Икрамова, поневоле сами начинали тосковать по своим малым родинам. Участились случаи самоволок, пререканий с командирами,
снижением показателей «боевой и политической подготовки».

 Разумеется, отцы-командиры не оставляли без внимания тоскующего Икрамова. Пытались повлиять тонко, психологически, терапевтически, внеочередными «рябчиками» на физические работы – рыть бездонный котлован на свежем морозном воздухе: что может быть лучше для лечения придурочной ностальгии. И хирургически пытались: дали трое суток гауптвахты от имени командира полка за невыполнение приказа командира роты. Трое суток Икрамов не отсидел. На вторые сутки комендант гарнизона, испугавшись суицида в подконтрольном учреждении, отправил Икрамова обратно в расположение своей части.
Тоска по родине - сложная болезнь оказалась, уставными параграфами не лечилась. Уставы учат любить родину с большой буквы, а тосковать по родине с маленькой буквы - это по всем армейским канонам приравнивается к дезертирству в форме членовредительства, этакий агрессивный пацифизм путём непроявления эмоций. Измена Родине, выражающаяся в неимоверной тоске к своему родному, зачуханному аулу, кишлаку, селу-деревне.

Замполит полка, большой специалист в области солдатской психологии, вызывал Икрамова к себе, в свой кабинет, чтобы поговорить «с солдатиком по душам в неформальной обстановке». Икрамов, еле-еле шаркая совсем не стоптанными сапогами, явился в штаб полка. В кабинете замполита тряпичной своей фигурой пытался изобразить стойку «смирно». «Вольно! Садись, рядовой. Вот сюда на стул, без всяких уставных церемоний… Ты по-русски хорошо кумекаешь? Ну да, конечно, мать - учительница… Ну, что ж ты так сопли распустил?.. Родина, понимаешь, Икрамов,  не там, где твоя родная деревня. А там, где проходит государственная граница…».

Замполит, посматривая на часы, будто выполняя какой-то норматив, повёл беседу. Объяснил, что любить родину, означает её, родину, защищать не жалея здоровья и жизни. Привёл в пример Павла Корчагина, Илью Муромца и, чтобы быть поближе к национальным чувствам Икрамова, припомнил и витязя в тигровой шкуре. «Ваших кровей поэт - забыл его фамилию».

 Икрамов, будто засохшая в паутине муха, не проявлял никаких ответных эмоций, сидел на стуле, вцепившись в него обеими руками.
«Это у него на почве нарушения пищеварения, - через пару дней объяснил
замполит командиру полка причину своего неуспеха. - Эти мусульмане первое время страдают на почве пищеварения от неумения переваривать здоровый солдатский рацион на базе свиного мяса. Остальные привыкли, а этот никак нет».

По причине нарушения пищеварения Икрамова поместили в гарнизонную санчасть. Больше месяца ему восстанавливали жизненные силы, вкачивая через вены витаминные физрастворы. Обратно в казарму его дотолкали на коляске, на которых возят неходячих инвалидов. Пищеварение не восстановили.

По сигналу «подъём» Икрамов вялыми движениями заправлял свою койку постельными принадлежностями «кое-как». Но его командир отделения сам поправлял линии на одеяле и не дёргал сержантским окриком присевшего у подоконника страдальца. Рота выбегала на физзарядку - а Икрамов смотрел в окно. На высокие берёзы, на ветках которых почти не осталось листьев.
В его ауле не было таких высоких деревьев. И листья на них не опадали, чтобы - совсем. У них во дворе саманного дома росла большая чинара, от которой широкая тень даже в знойный полдень. Икрамов вздыхал и смотрел в окно казармы. Постепенно он переставал замечать берёзы - а смотрел на чинару в своём дворе.

«Выбирает, на какой берёзе вздёрнуться», - считали некоторые из солдат. «Нет, до берёзы не доползёт. Ему сподручней - на спинке кровати», - меж собой говорили другие.

Когда с высоких берёз за окном казармы облетели все листья, Икрамова увезли в психиатрическую больницу.
Ну, разве может нормально-здоровый молодой человек, без психиатрических отклонений так любить свою родину… Что даже не хочет её защищать.


============== «» ===============