Всё-таки хорошо проснуться в деревне ранним утром только что начавшегося лета. Солнышко только-только показалось из-за кулисы деревьев и светит весело да ласково; а лес уже снял оцепенение ночи, и чем только ни благоухает в утренней свежести. Птицы щебечут на все лады: кто при деле в гнезде на яйцах, а кто припоздал и , перелетая с места на место, спешит выводить брачные рулады, потому как природа властно зовёт к продолжению жизни. А без друга тут никак.
Только вот ты одинок и одиночество твоё уже начинает беспокоить, когда и без того забот у тебя с избытком. Вот и сейчас - ещё надо подумать от чего вернее проснулся ты ранним утром: от предвкушения ли красоты земли, мужских ли своих позывов, или же так зовёт тебя собачья твоя должность и надо вставать, затянуть себя в мундир владыки деревенской жизни и уж дальше жить жизнью придуманной кем-то для каждого от мала до велика.
А ведь тебе всего двадцать четвёртый год идёт. Почти чертверть века. Твоя четверть. И ты успел испытать на себе много такого, что на две жизни будет с избытком. Потому, наверное, и зовут тебя величально - Парфентьевич. А ведь совсем ещё недавно деревенским весёлым парнем девятнадцатого года рождения ты ни о чём таком серьёзном и не помышлял. Мечтал, конечно, о светлом будущем, хотя оно и без того было беззаботным. О чём заботиться-то, когда всё еще впереди.
А пока просто живи тем, что день сегодняшний преподносит легко, весело, беззаботно. И всё будет так, как ты захочешь. Хочешь - в деревеньке родной весь свой век проведи среди лесов, да народа, очищенного от мироедов, а хочешь - выбирайся на простор советской жизни. Инженером на гигантском заводе; лётчиком полярным; учёным любых наук; наконец военным - краснофлотцем или даже маршалом. Все пути открыты.
А чудеса только начинаются. Призвали в армию служить. Два года не деревенской и не городской жизни. А жить, погруженным в тайну государственную, обещанием замечательных перемен, в которых ты не просто участник, а самый что ни есть важное звено. Которое проверено в деле уже не раз и в стране своей, да и кое-где за границей. Бывшей. Теперь уж нашей на веки вечные.
Да, было! Было, да сплыло. Война, фронт, ранение. Комиссовали в конце сорок второго и намекнули, что дальнейшее зависит от тебя: - Становись председателем в таёжном колхозе. А там и хозяйство-то некорыстное: охота на зимних угодьях - это если найдётся какая баба к этому делу способная; а так - кое-какой скот в деревне; а на огородах картоха да капуста; да вот река, а там рыбалка, добыча рыбы речной по плану обязательных поставок.
Конечно не таймень - ты чё! - не сиги даже, а харюза там, ленок, а больше всего- сорога, елец да окуня -ну шшука, налим быват - всё без остатка на сдачу для фронта, для победы. Конечно, днём на берегу сварят на обед ухи. Тут ешь сколь влезет, а чтоб домой взять - даже и не думай. А дай волю - так всё растащат, как в прорву. Потому как в семьях ведь одной ребятни сколько с довоенных времён осталось. Нельзя!
Так что придумали-то: сядут в круг обедать, сгрудятся как бы невзначай; а сами, что посытнее - икру там ещё чего - дают кому-то одному. По очереди вроде бы как выручают. Конечно, видна эта их хитрость - от Парфентьича же не скроешь; но виду, нет, не подашь. Да и то - пускай помаленьку приворовывают - без этого разве проживёшь. А то ведь обнаружишь свою догадливость да ещё заявишь куда следует -дело примет скандальный оборот, начнётся разбирательство; еще неизвестно как и чем обернётся для тебя. А они, черти, придумают что-нибудь ещё. Народ на выдумку горазд. Хоть и народу-то работного - одни бабы.
А с тебя спрашивают обязательные поставки, да ещё, налоги, самообложение, фонд обороны...
Тяжело, конечно, но делаешь своё дело. Вот и ныне - срок подошёл, вроде бы почти всё собрали, да только ведомость не даёт закрыть одна дурища.
Дуська. И вроде бы, тьфу? персона: - одиночка, муж два года как ушёл на войну и сгинул - ни живой и не убитый. Вот и тянется одна. Да всё как-то непутёво. А ведь пора бы научиться житейской мудрости, хитростью ли её назови. Долг перед государством всё никак не отдаст.
Да только, правда, а где денег взять бабе в тайге? Вот ребёночек тебе - пожалуйста. Кто отец? гадают в деревне, а тут и гадать-то нечего.
А у Парфентьевича свои проблемы. В районе грозят - не справишься, тогда конец твоей комисовке; давай, боец партии, - на фронт. Сейчас и не с такими ранениями в строю.
А ты думал, что уже отвоевался. Хотя и воевал-то двадцать три дня за три года. В тридцать девятом взяли из таёжной деревни - крепкий, здоровый парень, таёжник, охотник-стрелок - самый кадр для десантных бригад. Вот учили, что ты герой, что ты смел и находчив будешь во вражеских тылах, что буржуйским мордам не будет от тебя пощады. А уж что там да как - знают красные командиры. А душа уж рвалась в настоящий бой, удаль молодецкую потешить. И когда стало известно о коварстве врага, нарушившего священные рубежи Отчизны, обрадовался: - Ну сейчас-то мы ему покажем!
Но что-то пошло не так. Теряем один город за другим. А почему? непонятно. Непонятно и то - почему нас-то в бой не вводят, для чего берегут? Вот и берегли тебя до последней возможности. Но тут уж, видать, край стратегической задумки подступил. Не до жиру, быть бы живу. В атаку, вперёд! - из десанта в гвардейскую пехоту. А там свои законы воевать. Не этому тебя учили, нет - идти на пулемёты в полный рост, в лоб, да без артподготовки. Но ты счастливчик! Три недели ада пережил и запомнил их на всю оставшуюся жизнь. А достал-таки и тебя вражеский снаряд - осколок и контузия вывели из строя, да - в родную деревню. Но теперь ты ученый-переученный тому, что делать с народом-то, а хоть бы и нашим. Всё одно. Так что в районе вполне могут на тебя положиться.
Скоро, однако, скоро прибудет уполномоченный по налогам, а что я ему скажу? А сказать что-то надо. Надо опередить события. Думай, Парфентьич, думай -как тут быть! Вот бы случаем каким можно бы из списка убрать эту бедолагу недоимщицу... И тогда всё в ажуре будет.
Стук в окно прервал думы председателя. Это кого несёт такую рань? Глянул - а это Дуська. Как накаркал вороном вещим:
- Чего тебе ещё надо? Припёрлась ни свет ни заря!
- Вот, Парфентьич, деньги! - протянула зажатыми в кулачке своём к оконному стеклу.
- Это ты что - мне принесла? Сдурела? Я что тебе - государство! Давай в девять - в контору, там и сдашь секретарю.
Идёт Дуська домой и думает думу. А уж о чём она, то не сказать ни высказать. Только всё тёмно впереди, беспросветно. - Это чё тако? - вихорь поднялся, да пробежал поперёк пути, у дома. Чё к чему? Каку ещё таку разлуку ты пророчишь? Куда уж больше? Вот уж два года как сгинул твой миленький на войне. А тебе - жить. Ребёночка вот, кровиночку, случайный грех и радость последнюю ростить. А как? Нету уж мочи на этой работе колхозной. Добро бы только работать, так денег отдай - уж третий срок пропущен. И то - копишь, копишь случайную деньгу по копеечке - ведь всё ж таки и купить чё-то надо, одной лесной добычей да огородом не обойдёшься. До базара два дня сплавляться туда да три обратно. Да и кто твою картоху да грибы-ягоды купит-то в старинном сибирском городке, ни за какие копейки. А тут - отдай! Делать нечего - и отдашь. Бросить бы эти несчастные гроши в рожу председателеву, его бесстыжую бессовестную, обманщика...
Конечно не бросила, нет - когда к назначенному часу пришла в контору, да положила неловко - слетела на пол синенька бумажка, как осенний листок. Кинулась поднимать да председатель остановил. ( Вот она, удача - сама себя нашла!)
- Вот вы -конторским - свидетелями будете - как родиной помыкакть. На фронтах наши люди кровь проливают, им каждый патрон дорог, не то что там танк или самолёт, а эта - швыряться народной копейкой!
И сейчас же Дуську под арест в хомутарню. А Петруха-придурошный - не мешкая сплавляйся по реке в район с донесеньем. Там решат, что делать с преступницей.
-А как же, товарищи, дитя-то моё? ведь грудью же кормлю!
-Это не твоя забота. Как-нибудь народом подымем человечка советского.
А Петруха и рад. Речка-то наша отошла от весенних чудачеств, прошёл лёд, половодье схлынуло, вошла вода в свои берега, и теперь уж плавно течёт свои воды в низовья на встречу с большой рекой. Хорошо сплавляться вниз; правь, паря, себе помаленьку, грести не надо, знай себе смотри по сторонам. А хочешь, так пристань к берегу да войди в лес, вдохни запахи деревьев, цветов, травы да мхов. Хорошо здесь. Нет ни колхоза, ни района, ни самой войны. Мир и процветание незыблемо царят вокруг: от начала времён и до сей поры, этой вот минуты беспредельной волюшки вольной. И будут царствовать дальше во веки веков.
Однако же надо плыть дальше. Всё дальше и дальше вдоль берегов. Вот уже показались первые строения старинного сибирского селения. Там, недалеко от берега стоит усадьба дальней Петрухиной родни. Он бывал там в разные годы всего несколько раз, но запомнил усадьбу-крепость. Резные тесовые ворота, тяжелый заплот без единой щели. Вся ограда выстелена струганными плахами. По одну сторону под сплошной крышей амбары, завозни, просто навесы, над ними, на поветях сумрачно и сухо, хорошо там в дожж играть тайные детские игры, ночевать после гулянок на полянках молодёжных...
Да много чего хозяйского в усадьбе. Было когда-то до раскулачивания. Там дальше - стайки для скота, конюшня, пригоны, да телятники -теперь уж пустые , наверное. Но огород-то ещё есть. Как же без него?
А сама изба - по правую руку. И из кондовой лиственницы венцы. Хоть и не так велика, как у некоторых, но вот век стоит и ещё век простоит - всех переживёт.
Зайти бы в гости, да нельзя - дело срочное в райотделе. Там приняли пакет и велели обождать, никуда не отлучаться. И то верно. Вскорости вышел из кабинета человек при оружии: - Давай, паря, поехали.
Гребём молча по очереди . Пару уж ночей у костра на берегу промолчали. Без разговору и чаёвничали. Да и о чём бы разговор дурачка с уполномоченным. Всего и делов-то, что на вёсла налегать.
Наконец вот она, деревня. Вышли на берег, а никто не встречает. В контору вошли, а там Парфентьич, встал навстречу оперу и молвил суровясь
виновато :
- Опоздали. Вчера. На вожжах. Евдокия Мелентьевна Петрова. Удавилась.
23.08.2017 17:04:41