Александр. Великий поход - 4

                АЛЕКСАНДР. ВЕЛИКИЙ ПОХОД – 4



               



                Хроника Персии.               

               

                ГЛАВНАЯ СХВАТКА.





Пролог:
                Покинув Египет, молодой и энергичный македонский царь Александр совершил то, о чем мечтали в течение двухсот лет все вольнолюбивые греки. То о чем мечтали совершить многие греческие прославленные полководцы и стратеги, к чему призывали самые просвещенные философы и государственные мужи, но воплотить эту заветную мечту в жизнь довелось ему, простому царьку из горной Македонии.
  Вновь пройдя Финикию и Палестину, он вторгся в саму Персию, страну грозных воинов, чьим именем пугали гречанки своих малых детей, и на чьи головы сыпали проклятия эти же дети, став взрослыми. Сохраняя генетический страх от их былого могучего вторжения в Грецию, эллинские философы требовали от своих народов отомстить за былой позор и принести счастье Персии в свои дома, оставив побежденным только страх и унижение.
  Вторгнувшись в Месопотамию, царь македонцев приступил к самой главной задаче своего похода, от которой его усиленно отговаривал Пармерион и остальные старые полководцы, и страстно увещевал не делать персидский царь Дарий, предлагая выгодный мир и родственную дружбу.
  Александр направлялся в самое сердце вражеской державы, что бы в одной битве решить дальнейшую судьбу мира. Стоя под Гавгамелами, он ожидал подхода всех персидских войск. Полководец прекрасно осознавал всю мощь и силу персов и то, что Дарий имеет прекрасный шанс просто раздавить его своим числом, если, что-то пойдет не так, как он задумал. Не все соратники поддерживали царя, многие видели скверные предзнаменования перед решающей битвой, кто-то откровенно  роптал о своей загубленной по царской милости душе. Однако большинство верило в счастливую звезду своего божества и смело шло за ним. Вскоре настанет день истины, когда каждый получит свою награду. Да будет так.
  И так, осень 331г. до н.э., Месопотамия,  равнина перед Гавгамелами.






                Глава I. Ночные события перед решающим днем.





                В македонском лагере под Гавгамелами творился настоящий кавардак и всему виною был стратег Пармерион не сумевший вовремя привести войска в чувство посредством своего авторитета, опыта и положения. От этой его нерасторопности, царь Александр был вне себя от бешенства, постоянно кусал губы и яростно стискивал  кулаки, что бы, не дать волю своему праведному гневу в отношении старого полководца. 
  Вот уже около получаса, как все победоносной македонское войско, которому на следующее утро предстояла самая главная битва с Дарием, пребывает в подавленном состоянии, которое вот-вот могло перерасти в панику. Причина, так сильно повлиявшая на умы и души македонских воинов, было лунное затмение, случившееся накануне столь важного рубежа александрова похода.
   Когда уставшие после длительного марша македонские солдаты принялись разбивать свой лагерь, крик ужаса пронесся по равнине. Все увидели как огромный желтый диск Луны, низко висевший над равниной, стал быстро тускнеть и угасать. Поднявшие к небу голову люди, с ужасом замечали как с каждой минутой, блеск небесного светила ослабевал и вскоре край диска почернел и совсем пропал из поля их зрения. В результате этого свет, исходивший от ночного светила уменьшился, и на лагерные палатки македонцев буквально накатилась волна черного мрака.
  Столь невероятно небесные метаморфозы порождали в сердцах и умах простых людей чувство неудержимого страха перед непонятной и незримой опасностью неотвратимо наползающей из-за холмов, порождающей химеры сознания.
  Многие из солдат не выдержали такого необычного трагического зрелища, побросали свое оружие и попадали на земли из-за страха, что умирающая Луна рухнет на Землю и раздавит их.
  Отчаянно ржали кони и прочая живность, которая была еще более чувствительна к подобным природным проявлениям. Простаты и гоместы метались среди своих подчиненных, пытаясь, навести порядок, но сами зачастую падали рядом с ними позабыв обо всем на свете. Не с лучше стороны проявили себя и стратеги. В страхе они отчаянно кричали на всех сразу, но при этом совершенно не понимали, что нужно делать.
  Напади персы на них сейчас, и они бы обратили непобедимую македонскую армию в бегство и гнали бы до самого моря, не вынимая мечей из ножен.
  На счастье Александра у его противника творилась примерно такая же картина ужаса и стенания. Люди своего времени, одинаково реагировали на неожиданные природные явления, не имея ясных и толковых тому объяснений.
  Диск Луны все больше и больше закрывался черной тенью, и вскоре над равниной нависла кромешная темнота. Конечно света сейчас было столько же как в любую безлунную ночь, но в этом случаи эффект мгновенно пропадающего света, усилил отрицательное восприятие темноты людьми многократно. Хаос и паника усиливались в македонском лагере с каждым мгновением. Все больше и больше количество людей падало на землю, и истошно выла или неистово молилась.
  От такой картины в душу только, что вернувшегося с рекогносцировки молодого полководца стали закрадываться самые черные мысли о проклятии богов этого похода. Привыкший за свою короткую жизнь к сражениям, осадам и заговорам, Александр растерянно стоял в окружении своих телохранителей, догадавшихся запалить факела и тем самым обозначить его присутствие.   
 - Государь! – услышал царь слева от себя. Расталкивая деморализованных воинов, к нему спешил начальник его канцелярии кардиец Эвмен. Один из не многих людей кого царь выдвинул из простой среды и не ошибся в своем выборе. Эвмен умело вел все дела стремительно расширяющейся империи, постоянно держа руку на пульсе многочисленных событий, что только радовало полководца.
 - Александр, это лунное затмение и оно вскоре должно пройти! – возвестил он, хватая за руку полководца. От этого известия глаза македонца, в которых до этого потухла всякая надежда, зажглись ярким блеском жизни.
 - Верно! Мне об этом рассказывал Аристотель, который сам  свою очередь читал об этом явлении у Фалеса. Но он описывал подобное явление днем, а не ночью, почему же это происходит сейчас?
 - Тогда великий государь, Луна закрывала Солнце, теперь же дело происходит полностью наоборот. 
  Спокойный и уверенный голос, вещавший эти слова за спиной Александра, заставил его вздрогнуть. Царь молниеносно обернулся и увидел бритоголового человека в одежде египтянина скромно стоявшего за его спиной.
 - Кто ты такой, что вот так просто управляешь небесными телами подобно плодами на обеденном столе? – с тревогой и надеждой спросил полководец.
 - Это мемфисский жрец Нефтех повелитель. Я раньше говорил тебе о нем, и ты благосклонно разрешил ему следовать с нашей армией, за некоторые заслуги, оказанные им тебе в Египте – представил бритоголового Эвмен, который являлся тайным покровителем египтянина.
  Жрец примкнул к македонцам, когда те только приближались к Египту, предложив свои услуги Эвмену как географа, врача и гадателя. Кардиец вскоре смог в полной мере оценить все явные и скрытые таланты этого человека и остался, очень доволен милостью судьбы, за столь ценный подарок в лице египтянина.
  Обратиться к македонцам, Нефтеха заставили жестокие обстоятельства. Недовольный своим положением в жреческой среде, египтянин не имел средства к существованию и поэтому был вынужден искать себе покровителя среди чужаков.
  Увидев признаки начинающегося затмения, Нефтех поспешил к Эвмену с предупреждением о надвигающемся явлении и призывом принять срочные меры для пресечения паники.
 - Кроме почтенного Фалеса, египетские жрецы так же издревна наблюдали за звездами и подобные явления для них не в диковинку. Наши тайные летописи отмечали иногда до пяти затмений на один год и это еще не предел - буднично повествовал жрец и от этого, у Александра моментально прошла внутренняя дрожь, и он успокоился.
 - Ты явно не прогадал Эвмен, взяв этого человека с нами в этот поход. Мне всегда был нужен умный человек, который в важный момент объяснит мне нужное событие - радостно усмехнулся воитель.
 - Государь, для прекращения паники необходимо послать глашатаев с известием о скором возвращении на небесный небосклон диска Луны и отсутствие какой-либо опасности от подобного явления – предложил Эвмен, которого тут же поддержал жрец.
 - Тьма продержится очень короткое время, и божественный лик Луны обязательно посветлеет – подтвердил жрец.
  Через минуту царские вестники, громкими голосами уже оповещали македонский лагерь о скором появлении ночного светила и полном воцарении на небе былого порядка. Эти экстренные меры быстро принесли свои плоды, и вскоре порядок в лагере, стал постепенно восстанавливаться.
  Появление из угольной тьмы тонкого серпика ночного светила вызвало бурю радости среди воинов. Один за другим поднимались они, с земли торопливо поднимая свое оброненное оружие. Проворно засновали командиры, компенсируя свою слабость, проявленную при затмении, энергичными словами и не менее грозными движениями. Дисциплина возвращалась в македонский лагерь с каждым новым лучом нарождающейся Луны. Когда светило  полностью очистилось, воины уже радостно переживали свои нелепые страхи, продолжая оживленно обсуждать случившиеся.
  И в этот момент подобно холодной змее из мрака выползла новая напасть. Её породил царский друг и товарищ, начальник конницы и сын Пармериона Филота, вышедший из шатра сразу как царь отправился к себе. Пристально всматриваясь в черное как уголь небо, он громко и внятно произнес, обращаясь к стоявшим рядом солдатам.
 - Затмение это, явно не к добру. Боги шлют нам такое предзнаменование. Быть беде.
  В одно мгновение его слова разнеслись среди окружавших его македонцев, с неимоверной быстротой вселяя сомнение в итак уже изрядно потрясенные небесной чехардой души людей. Пехотинцы и всадники, гармосты и простаты, все начали обсуждать услышанное откровение Филоты и, повторив его несколько раз, уже считали его своим собственным мнением.
  Сын Пармериона недолюбливал Александра, считая, что сыну царя Филиппа, в свое время отодвинувшего от трона прямого малолетнего наследника погибшего царя Аминты, слишком много достается в жизни просто так.
  Еще в юности, он сумел поссорить отца с сыном. В результате чего Филипп выгнал из Македонии всех друзей Александра и отдалил его самого от себя, женившись на настоящей македонке Клеопатре дочери друга его отца Аталла.
  Однако судьба жестоко посмеялась над завистником. Очень скоро Александр стал царем и начал приготовление к восточному походу, о котором издавна мечтали все греки и македонцы. Он даже простил своего детского друга, назначив его начальником тяжелой конницы катафрактов, или как их называл молодой царь гетайры. Однако и тогда, Филота считал, что этого очень мало за ту поддержку, которую оказали царю Пармерион и Антипатр на воинском собрании при выборе нового царя и в подавления бунта братьев Линкистийцев в день гибели Филиппа.
  Кроме этого, молодого македонца сильно потрясла та кровавая расправа, которую учинила мать царя царица Олимпиада над своей соперницей, последней женой Филиппа  Клеопатрой и ее дядей, стратегом Аталлом. Александр не препятствовал действиям своей матери, молча, оправдывая все ее поступки.
  Недовольный подобным проявлением женского своеволия в жизни страны, он постоянно поддерживал мнения своего отца Пармериона по тактике ведения войны, непременно подчеркивая, что нынешний поход состоялся в большей части благодаря деяниям старого  полководца. Но наиболее яростное столкновение мнений между Филотой и Александром, произошло, когда царь отверг почетное предложение Дария заключить вечный мир между двумя державами в обмен на уступку македонцам всего Средиземноморья. Здесь он совершенно не понимал Александра, который в угоду своим амбициям усиленно бредил полным покорением Персии, совершенно забывая интересы представителей македонской знати.
  На расширенном военном совете, сторонники  мира остались в явном меньшинстве после пламенной речи царя. Достойный ученик Аристотеля, он сумел заворожить души людей блеском славы и звоном золота персидских сокровищ.
  Македонцы как слепые пошли за голосом поводыря, совершенно не думая о той цене, которую им предстоит за это заплатить. Глядя тогда на восторженные глаза своих товарищей, Филота понял, что его час еще не настал. Обозленный  провалом своей идеи, он решил сорвать поход вглубь Персии и этот случай ему представился.
 - Боги посылают свое  недоброе предупреждение – неслось со всех сторон македонского лагеря, наполняя душу Филоты самым лучшим для него бальзамом.
 - Посмотрим, как он выкрутиться на этот раз – зло прошептал сын Пармериона, с радостью наблюдая как волнение, все сильнее и сильнее охватывает царское войско.
 - Царя, царя, пусть он ответит нам на это знамение! - требовали встревоженными  голосами солдаты, не на шутку встревоженные случившимся. Главный стратег Александра Пармерион, быстро согласился с мнением войска и послал вестника к царю с просьбой выйти к солдатам.
  Недовольный подобным поворотом дела, Александр вышел из шатра, и галдеж немного стих. Македонцы обожали своего полководца, но были очень встревожены затмением и предсказанием Филоты.
 - Что происходит Пармерион, почему столько много шума из-за обыкновенного затмения? Разве не объявили глашатаи, что это природное явление такое же, как гром или дождь, но только очень редко бываемое в нашей жизни и от того и кажущийся нам таким ужасным? И разве не был объявлен мой призыв, соблюдать дисциплину и готовиться ко сну перед завтрашней битвой? – спросил царь своего главного полководца.
 - Боюсь, что подобным объяснением сегодня воины не успокоятся. Все твердят, что это не просто явление, а знак бессмертных  богов о плохом исходе предстоящей битвы с персами.            
  Гул одобрения поддержал слова прославленного полководца, напуганные случившимся, македонцам хотелось успокоить свои страхи.
 - Пусть сюда придет жрец Арисандр, верховный македонский служитель богов – приказал царь, слова которого мгновенно снизили накал страстей человеческих душ.
  Жрец Арисандр, шел медленно и величественно, полностью соответствуя своему высокому сану. Воины почтительно расступились перед ним, давая дорогу главному толкователю войска. Жрец уже однажды дал удачное толкование необычного явления при осаде Тира, и теперь царь надеялся на подобный исход.
 - Объясни нам почтенный Арисандр волю богов ниспосланную нам в виде затмения Луны Солнцем, - обратился к жрецу царь, – многие из нас пытаются понять его смысл, но не могут.
  Александр смотрел на жреца настойчивым взглядом, требуя благодатного пророчества  для предстоящей битвы. Тот сразу понял, что хочет от него царь и мгновенно преобразился, придав себе вид человека, способного прочесть тайный смысл послания богов.
  Стараясь не уронить свою жреческую честь, он пытался подобрать достойные слова для своего толкования, которое было бы в меру туманным и не слишком непонятным. Первая фраза уже пришла ему на ум, но когда он собрался открыть рот, как его взгляд встретился с пылающим ненавистью взглядом Филоты.
  Этот взгляд царского друга был настолько ужасен, что Арисандр мгновенно испугался и забыл то, что хотел сказать. Пауза некстати затянулась, и чем дольше она была, тем все труднее и труднее становилось толкователю начать свою речь.
  Обрадованный Филота, с удвоенной силой принялся сверлить своим взглядом жреца, пытаясь полностью сбить его с толку.
  Постой так Арисандр еще минуту и случилось бы нечто ужасное. Солдаты бы, несомненно, сочли молчание жреца явным подтверждением чего-то плохого, о чем он не желает говорить царю при всех. 
 - Великий жрец наверняка хочет сравнить Луну и Солнце с символами двух народов – неожиданно раздался голос из-за спины всех участников главных событий. Филота резко обернулся, желая посмотреть на неизвестного наглеца, посмевшего нарушить его плана. Им оказался египтянин Нефтех, который с самым невинным видом выдержал испепеляющий взгляд начальника гетайров на своем смуглом лице.
  Пока Филота смотрел на бритоголового жреца, пытаясь, как следует его запомнить в свете колеблющихся языков пламени факелов, Арисандр тем временем пришел в себя.
 - Хм, - покрякал жрец, усиленно прочищая осипшее горло. – Именно это я и собирался сделать, пытаясь облечь свою речь в более достойные эпитеты столь необычного явления божественного провидения.
 - И что же сулит нам затмение - грозно спросил Филота, снова вперив в жреца свой свинцовый взгляд, явно надеясь, что старик не успеет быстро дать нужное Александру толкование. И вновь под воздействием его тяжелого взгляда Арисандр смутился и замолчал.
 - Солнце, символ Эллады закрыло Луну, символ Персии. Этим бессмертные боги извещают нас, что победа будет за нами – вновь пришел на помощь жрецу Нефтех и от его слов Филоту передернуло. Он окатил египтянина новой порции ярости и недовольства, но тот был совершенно невосприимчив к его ментальным пассам.
  - Да, я хотел сказать это, но в более красивой трактовке, – с достоинством произнес верховный жрец – Ты несколько опередил меня, высказав божественную волю в более упрощенном виде, но все, угадано совершенно правильно. Боги Олимпа непременно даруют победу нашему царю.
  Филота, чуть было не застонал от злости и навсегда зачислил, неизвестно откуда взявшего словоохотливого говоруна в его злейшие враги. Уж больно легко и ловко тот отвел от царя серьезные неприятности.
 - Все слышали толкование верховного жреца? – грозно произнес царь. – Идите и наскажите тем, кто не слышал, и больше не занимайте драгоценное время в поисках тайного смысла богов. Пусть отдохнут перед битвой с Дарием.
  Теперь гул одобрения поддерживал царя, столь быстро и правильно успокоивший людей. Но не все испытания судьбы преодолел молодой полководец в эту ночь. Едва Филота покинул царя, как на смену ему явился сам Пармерион.
 - Александр, прикажи атаковать персов сейчас. Я слышу крики ужаса в их лагере и уверен, что если немедленно ударить по ним катафрактами они побегут подобно овцам перед волками. Поверь мне царь, это верный шанс разгромить врага, значительно превосходящего нас своим силам.
  Александр гордо поднял голову и, смотря в глаза стратегу, с расстановкой произнес.
 - Я не вор, который вершит свои дела ночью Пармерион. Я предпочитаю честную битву грязному делу, которого буду впоследствии стыдиться.
 - Но ударь мы сейчас можно полностью рассчитывать на победу государь!
 - Нет Пармерион, я уже принял решение и не хочу его менять.
  Старый воин понуро кивнул и отошел прочь, всем своим видом показывая непонимание логики Александра его предложению.
 - Может ты зря, отказался послушаться его совета, государь - робко спросил царя Эвмен и получил в ответ гневный взгляд.
 - А если мои катафракты не разберутся в этой темноте и угодят на копья и мечи «бессмертных», что тогда? Бежать к морю или просить Дария о заключении мира.
  Возвращаясь к себе, Александр дал тайный приказ страже, привести к нему в палатку бритоголового жреца для особой беседы. Вскоре тот был доставлен к царским очам и Александр смог получше разглядеть своего новоявленного спасителя.
  Жрец был среднего роста, сухощав и подтянут. В его темных глазах светился явный ум, который его обладатель не спешил выказать его на общее обозрение. О принадлежности Нефтеха к сословию египетских жрецов, говорила его наголо обритая загорелая голова и белое одеяние египетского фасона. Талия была перехвачена простым пояском с серебряным набором, и больше из украшений на нем ничего не было.
 - Тебе так легко удалось истолковать такое сложное божественное послание, что я уже подумал, не назначить ли тебя на место Арисандра – пошутил царь, цепко рассматривая лицо египтянина но, ни единый мускул не дрогнул у Нефтеха.
 - Я думаю, что главный жрец находиться на своем месте государь. Просто некоторые из людей пытались оказать на него скрытое давление, и Арисандр немного смутился. А толковать божественную волю меня обучили в мемфисской школе жрецов и это моя профессия.
 - А ты еще и ко всему ещё и наблюдательный человек, – констатировал Александр, от которого ментальное давление Филоты тоже не осталось незамеченным. – Я очень рад, за Эвмена который умеет всегда находить толковых людей для нашей нужды.
  Кардиец, присутствующий при беседе лишь скромно опустил голову, выказывая свою готовность служить Александру.
 - Нефтех, государь, кроме всего умеет лечить, прекрасно знает географию и иногда предсказывает судьбу с помощью древнего артефакта прозванного весами судьбы.
 - Да ты поистине кладезь знаний – усмехнулся Александр, внимательно оглядывая застывшего перед ним жреца.  - Расскажи-ка мне поподробнее о своем артефакте.
 - Видишь ли, повелитель, - начал рассказывать Нефтех, - весы судьбы случайно попали мне в руки от одного восточных волхвов, которые известны во всем мире своим искусством гадания и предсказанием будущего. Странствуя по всей Азии, гадатель знакомился с обычаями той или иной страны, тщательно записывая все в свою потаенную книгу, которую он всегда носил с собой. Как попал в его руки артефакт весы судьбы навсегда сокрыто тайной, ибо он никогда не рассказывал мне об этом. Основной его целью было познание мира, а гадание давало ему средства к существованию, ведь кроме артефакта, как истинный волхв, он знал множество других способов познания будущего. Это мудрец появился в Мемфисе около двух лет назад и попытался начать сотрудничество с нашим жречеством, но безуспешно.   
  Они видели в нем только конкурента в своей профессии и постарались выжить волхва из Египта. Я дал приют этому страннику и помогал на первых порах. За это он посвятил меня в тайну артефакта и научил им пользоваться. Узнав об этом, жреческая верхушка Мемфиса выгнала меня из своих рядов и расправилась с магом.
  Однажды он получил приглашение погадать от одного богатого человека и отправился к нему под покровом ночи. Возле дома на него напали и проломили голову ударом дубины. Скорее всего, это был чей-то заказ, ибо нападавшие люди не забрали у убитого ими волхва ничего из вещей. Пропала только рукопись. Убийц естественно не нашли, а мне пришлось бежать в Газу, захватив с собой артефакт волхва. Когда к городу подошли твои войска, я поспешил покинуть его. На выезде меня задержал македонский патруль, который доставил меня в твой лагерь. На мое счастье, здесь я  встретился с твоим секретарем, который любезно взял меня к себе в услужение.
 - Что ж занятная история – промолвил царь, обдумывая что-то свое, задумчиво глядя на пламя светильника. Проницательный Эвмен быстро понял тайное желание царя и поспешил его выполнить.
 - Не желаешь ли государь сам увидеть мастерство Нефтеха? – произнес он. Опытный царедворец мгновенно уловил неуверенность бурной натуры Александра, которую произвело лунное затмение.
  Хоть царь македонцев и был практичным человеком, но он оставался при этом простым смертным сыном своего времени. Подобно своим солдатам, он желал иметь поддержку всесильных богов перед решающей битвой. Филота, сам того не зная задел очень чувствительную струну в его душе, потребовав объяснить затмение как волю всевышних богов.
 - Что же. Я с радостью посмотрю на тайное мастерство человека, оказавшего мне нужную услугу – сдержанно произнес Александр и Нефтех мгновенно покинул царский шатер, что бы появиться вновь с таинственным предметом.
  По его просьбе были зажжены два светильника и расстелен ковер. Усевшись на него, египтянин аккуратно извлек из белого свертка свой артефакт. Весы были диковинной работы со съемной головой. Мудрец, странствуя по свету, явно с большим уважением относился к местной религии, и теперь весы украшала голова чибиса, бога Тота с изумрудными глазами.
  Вслед за весами, египтянин достал маленькую табакерку из слоновой кости с различными благовониями. Они помогали гадателю быстро войти в транс, чтобы правильнее предсказать желающему его будущее. 
  Бросив в огонь щепотку порошка, египтянин закрыл глаза и стал планомерно дышать, вдыхая пары сгоревшего. Вот он откинулся назад и закрыл глаза. Александр явственно увидел изменение лица жреца, которое стало более монументальным и величественным.
 - Что желает узнать у великих Мойр, царь македонский Александр? – гулко и зловеще произнес Нефтех говоривший до этого обычным голосом. От такой неожиданности, царь оторопел и промедлил с ответом.
  Пауза стала нарастать с катастрофической скоростью, но македонец так и не мог определиться с вопросом. Ему хотелось спросить о многом, но интуитивно он понимал, что в этом случаи вопрос задают единожды. Покрывшись красными пятнами, он, наконец, справился с сомнениями и быстро произнес. –  Будет ли Дарий уничтожен мною?
  Теперь молчал Нефтех, мастерски выдерживая паузу, и доведя ее до нужной точки, произнес - Да будет так! О великие богини судьбы Мойры. В ваших руках находятся все нити и жребии судеб. Даже великие боги бессильны перед вашим выбором. Дайте ответ о судьбе александрового похода на Персию.   
  Мягко щелкнула резная гирька причудливой формы, упав в одну из чаш весов.
 - Нарекаю тебя царем македонским Александром – громко возвестил новоявленный оракул. Вслед за этим на весы легла вторая гирька - Нарекаю тебя царем персидским Дарием.
  Рука жреца медленно коснулась золотого стопора и отпустила его со словами – Да будет так! 
  После этого чаши с гирьками проворно заходили вверх и вниз, но затем быстро вознесли вверх жребий Александра.
 - Слава твоего оружия будет безмерна. Сама богиня победы Ника возложит на твою голову венок победы над твоими врагами. Вся некогда гордая Персия склонит голову в страхе и боязни перед тобой и будет полностью послушна твоей воли. Но бойся проливать царскую кровь для укрепления собственной власти, ибо падет она страшной карой на тебя самого. В завтрашней битве бойся за свой левый фланг, ибо доставит тебе он много хлопот и страданий. Да будет так!
  Жрец замолчал, и взгляд его быстро угас, тело обмякло, и перед царем вновь был простой человек. С испугом и любопытством смотрел на него Александр, не понимая, что он видел перед собой. Откровение богов или дешевый спектакль в расчете на щедрую сиюминутную награду от царя.
 - И что все это значит? – грозно спросил он, надеясь, что такой тон поможет ему правильно решить эту задачу. Но египтянин не испугался, ни голоса, ни взгляда царя. Усталой рукой он вытер со лба выступивший пот и неторопливо уселся на небольшую табуретку.
 - Мойры возвестили тебе свое решение царь, на твою просьбу о дальнейшей судьбе похода. Но одновременно запретили проливать кровь царя Дария, иначе твое новое царство будет неустойчиво. Я вижу, что червь сомнения гложет твое сознание в правоте моего гадания. Что ж подожди немного и все проверь. Время все расставит по своим местам.
 - Совет хорош, я так, пожалуй, и поступлю. Тем более ждать осталось совсем ничего. Леонат! – позвал он начальника стражи – Господин гадальщик остается твоим гостем до конца битвы. Я хочу, что бы о нем хорошенько позаботились.
  И вновь ничего не изменилось в лице Нефтеха. Осторожно  собрав свой артефакт, он с достоинством поклонился и ушел вслед за стражником. В животе у Эвмена неприятно екнуло, ведь именно он организовал это гадание, дав Нефтеху ему свои инструкции.   
  Подобного царского хода он не предвидел, полагая, что монарх сразу поверит гадателю после столь удачного случая с затмением. Хитрый грек просто хотел усилить свое влияние на царя с помощью послушного ему прорицателя. Теперь оставалось только ждать, что принесет завтра или уже сегодня.
  Александр между тем, уже совершенно позабыл о египтянине, полностью погрузившись в расчеты предстоявшего сражения. Персы в несколько раз превосходили своего противника общей численностью. Победить в этой ситуации можно было, только предприняв нестандартный ход, который сведет, на нет численное превосходство противника. В который раз, проигрывая  в голове будущее сражение, Александр натыкался на слабость своего левого фланга, который должен был сдерживать всю персидскую громаду.
  - А ведь Нефтех был прав в отношении левого фланга, – подумал про себя Александр. - Интересно кто ему об этом рассказал. Ведь Эвмен не был на военном совете, когда обсуждался этот вопрос.
  Согласно принятому плану будущего сражения, на левом фланге располагался Пармерион и именно за него в предстоящей битве больше всего и опасался Александр. После недолгого раздумья, он решил подкрепить его молодым Кратером, успевшего показать себя с лучшей стороны.
  Решив для себя эту проблему, Александр лег спать, дабы завтра, твердо вершить судьбу половины мира. 





                Глава II. Битва двух царей.
 



 
                Весь остаток ночи перед битвой, начальнику персидской конницы Мегабизу не спалось. Дурные предчувствия охватило его после ночного кошмара. Исчезновение Луны здорово повлияло на его душу, хотя всезнающие маги пытались доступно, объяснять персам о столь необычном природном явлении как лунное затмение. Заумные слова остались заумными словами так и не принесшие душевного успокоения и уверенности, отчего Мегабиз долго не мог заснуть, ворочаясь на своей широкой походной кровати.
  Даже, несмотря на то, что царь царей и собрал огромное войско под Гавгамелами, и все вельможи и маги сулили ему скорую победу над македонцем, подлый червь сомнения терзал душу перса.
  Присутствуя на военном совете, он отдал должное основной задумке Бесса и Мазия. Правильно расположив огромное персидское войско на равнине, они намеривались связать Александра боем в центре, одновременно сдавив его с двух сторон мощными ударами тяжелой кавалерии. Рассудив, что македонец вновь подобно Иссу, попытается прорваться к Дарию, полководцы выставили перед царем мощный заслон из индийских слонов, отборной персидской пехоты и греческих наемников. 
  Царь Дарий назвал персидских копейщиков своими родственниками, и в знак этого у каждого из них на копье было расположено золотое яблоко. Греческих наемников шахиншах одарил выплатой вперед полугодового жалования и щедрыми обещаниями всевозможных благ, в случаи скорой победы. Каждому из погонщиков сухопутных гигантов персидский монарх пожаловал по серебряному браслету, обещав после битвы поменять их на золотые. Командирам правого и левого крыла Бессу и Мазию, Дарий ничего не обещал, так как они уже имели славу и почет чуть меньше царских, и должны были сражаться за свои привилегии.
  На совещании, Мазий представил царю Мегабиза как одного из начальников ударного конного соединения, чьим усилием персы должны были пробить железный македонский заслон и окружить противника. Мегабаз ранее неоднократно встречался с Кодоманом, но никогда еще не имел столь близкой беседы как сейчас. Статный молодой перс, очень понравился царю царей, своей уверенностью в силе своей конницы и твердом обещании развалить строй противника чего бы это ему не стоило. Слушая молодого военачальника, Дарий отчетливо видел, что сказанные слова не пустая похвальба перед великим царем, и не обычная придворная бравада, на которую так падки придворные щеголи, и которой столь охотно верят слабые монархи. Нет, эти слова говорил человек твердо уверенность в своих силах и готовый ответить за их правдивость собственной головой.
 - Рад, тому, что вижу в своем войске столь достойного представителя персов, который не боится македонца и готов прогнать его до самого моря – довольно произнес Дарий, после знакомства с командиром каппадокийского крыла кавалерии.
 - По нашим данным, против тебя будет стоять Пармерион, воин славный и  могучий. Он одержал не одну победу за свою долгую военную жизнь. Сможешь ли справиться с ним?
 - Мои доблестные кавалеристы разобьют и Пармериона и даже самого македонского царя, если на это будет воля Ахамуразды – не раздумывая, ответил Мегабиз.
  От этих слов взгляд Дария потеплел, ибо примерно так же говорил он Артаксерксу  Охру, когда тот отправлял в поход  на кадусиев, своего молодого родственника Дария Кодомана. Тогда он одержал убедительную победу над восставшими и получил в благодарность целую сатрапию.
  С самого начала войны, безуспешно искал царь царей полководца, которому можно было бы смело вручить судьбу страны. Сначала им был Харидем, затем Мемнон, после Бесс, но никто не согревал так озябшую царскую душу столь откровенной уверенностью в победе как открытый им Мегабиз. Если первые двое были наемниками, а Бесс царедворцем, то начальник каппадокийцев не лебезил и не старался угадать желание царя.    
 - Может и впрямь поставить его против Александра, что бы показал свою храбрость и удаль. Хотя нет, - с жалостью думал Дарий, – смертельно оскорбиться Бесс, который неоднократно хвастал, что  сам разгромит македонца и принесет царю его голову. Нет, нельзя сейчас в столь опасный момент сеять зло между знатными вельможами. Значит, придется оказать ему свою милость в другой раз, когда я буду, не столь зависим от сатрапов.
 - Скажи храбрый Мегабиз, сможешь ли ты управлять сатрапией, если я тебе прикажу?
 - Смогу, царь царей, но я бы охотнее  воевал бы с моими кавалеристами против врага на наших равнинах, которые созданы для открытого боя.
  И вновь сердце царя потеплело от слов молодого перса. Мегабиз желал воевать подобно истинному воину, а не властвовать, как мечтал любой царедворец. Кроме этого, перс попал в слабое место царя. Опасаясь повторения трагедии Исса, где из-за тесноты персы не могли полностью развернуть свои силы, и были вынуждены биться в теснине, Дарий специально отыскал широкую равнину для всеобъемлющей битвы. По специальному царскому приказу, на равнине под Гавгамелами были убраны несколько холмов для того, что бы персы в полной мере могли использовать свои серпоносные колесницы. К ним Дарий питал сильную слабость и считал, что именно они помогут сокрушить македонское войско.
 - Что ж Мегабиз, я доволен тобой и надеюсь, что твои слова не разойдутся с делом во время битвы. Если все будет, так как ты мне говоришь, то в награду за победу ты получишь в правление Сузиану. Но не ранее, ведь я справедливый правитель – многозначительно поднял палец Дарий.
 - Мне дорога будет любая награда из твоих рук великий царь, но не стоит раздавать их пока, не свершилось дело.
 - Ты абсолютно прав Мегабиз, иди к своим коникам и пусть удача сопутствует тебе.
  Этот разговор проходил за сутки до сражения, когда разведчики донесли о выдвижении на равнину македонских войск, и в персидском стане была объявлена тревога. Мегабиз отправился в войска, которые уже выходили на равнину и занимали свои места. Долгожданны враг, наконец, то пожаловал, и теперь все решало искусство войны и личная храбрость солдат.
  Лунное затмение не сильно смутило кавалеристов Мегабиза в отличие от других. Перс сразу пресек всякое волнение, объяснив затмение как победу светлого бога Ахамуразды над девами, чьим символом издавна была Луна. Узнав это, кавалерист восторженно приветствовали угасание светила и огорчились его воскрешением. Ловкий  перс тут же заявил о милости верховного бога к поверженному врагу, чем вновь вызвал восторг и уважение у своих подчиненных.
  Каппадокийцы в отличие от других частей спокойно перенесли эту ночь и даже смогли выспаться, что нельзя было сказать об остальных. Большинство персидских войск либо дремало в пол глаза, либо вообще не спало, чем сильно снижало свою готовность к битве.
Вместе с Мегабизом на правом крыле войска располагалась тяжелая персидская конница во главе с Олаферном и Атропатом с армянскими кавалеристами. Впереди них были выставлены колесницы с серпами на колесах так любимые царем, но к которым с большим сомнением относились многие из командиров.
  С другого края виднелись колоны бактрийских и согдийских кавалеристов во главе с Бессом и Сатибарзаном. Их также поддерживала персидская конница во главе с Зопиром, опытным кавалеристом имевший за своими плечами не один поход. В центре на своей  красочной колеснице возвышался Дарий, которого было прекрасно видно издали. Он сиял подобно лакомому куску, на который персы хотели поймать Александра исходя из его действий при Иссе. Впереди него стояли копейщики персы, некое подобие македонских  сариссофоров, прикрытые по бокам греческими наемниками. Между центром и крыльями в большом количестве были расположены всевозможные части из всех народов, населявших персидское царство. Дополняли картину индийские слоны, гордо стоявшие посредине центра. Их прислал царю верный союзник и друг раджа Сангай для победы царя над его врагами македонцами.
  Мегабиз был готов к битве и к возможной смерти. За день до битвы он отослал в Сузы верного слугу, который в случаи его смерти, должен был позаботиться о новой наложнице персидского воителя. Имея законную жену и детей, Мегабиз недавно приобрел в одном из притонов Персиполя юную танцовщицу гречанку шестнадцати лет отроду. По персидским  канонам она уже была взрослой девушкой и годилась для плотских утех.
  Еще совсем ребенком ее продали в рабство после падения Фив, определив ей судьбу танцовщицы. Ее неоднократно перепродавали, пока она не очутилась в Персиполя в одной из школ танцовщиц. Здесь она постигла все азы жизни и однажды, во время выступления перед важными гостями приглянулась Мегабизу. Он выкупил ее у хозяйки и поселил в одном из своих домов в Персиполе, благо вся его семья жила в Сузах.
  От пламенного  увлечения перса, девушка оказалась в положении и должна была в скором времени родить. Именно ее и будущего ребенка Мегабиза должен был охранять  старый слуга в случаи смерти господина. Он имел на руках большую сумму денег и закладные на недвижимость, что позволило бы  безбедно просуществовать танцовщице несколько лет. Звали девушку Антигоной, и имела она ярко рыжие волосы, чем собственно и привлекла к себе внимание персидского вельможи.
  Отгоняя скверные мысли, Мегабиз выстраивал своих конников в большую колонну готовую ударить по врагу в любую минуту. Каппадокийцы  уверенно занимали свое место, приветствуя короткими криками своего любимого командира. От этого у Мегабиза сразу пропали темные мысли сомнения. Глядя на своих орлов, командир в свою очередь заряжался уверенностью в скорой победе и теперь уже сам  с нетерпением жаждал схватки с македонцами. 
  Конные крылья персидского войска хищно нацелились на врага, любой ход которого грозил обернуться разгромным поражением для него. Уверовав в мощь собранного войска, Дарий с вальяжностью сытого кота наблюдал за македонцами. Однако царь Александр не захотел считать себя маленьким глупым  мышонком.
  Внимательно оглядев монументальное построение своего противника, он быстро нашел единственно верное для себя решение в этом  заведомо проигрышном положении. Видя огромное число врагов, полководец смело решил атаковать самого персидского царя, по-прежнему видя в этом свой единственный шанс в столь неравной битве.
  Вновь, как и при Иссе основной удар наносили конные гейтеры во главе с самим Александром. Приняв окончательное решение, он начал стремительно перестраиваться,  выходя на нужный угол атаки. И пока персы с презрением наблюдали за маневрами своего противника, бронированный клин македонской кавалерии пошел в атаку. Это было сделано ими столь искусно, что поначалу враг ничего не понял.
  Сиротливо стоявшие перед громадным количеством персидских воинов по центру македонцы, неожиданно для врага стали смещаться влево, как бы желая избежать столкновения с персами на равнине и отойти к холмам, где нельзя будет в полную силу использовать силу, столь любимых царем серпоносных колесниц. Пользуясь замешательством персов, которые с недоумением наблюдали за всеми маневрами македонцев, Александр уверенно сдвигал свои войска, одновременно как бы развертывая их на шестьдесят градусов.
  Первым от созерцания и нерешительности очнулся Бесс, который бросил против приближающихся к нему врагов конницу Сатибарзана. Поднимая за собой густой шлейф пыли, тяжелые бактрийские всадники рванулись на македонцев, под монотонный стук панцирной защиты лошадей. Почти одновременно с этим, Дарий отдал приказ о наступлении своим колесничим. На ходу, сориентировавшись в перемене места врагом, персы лихо стали заводить коней с тем расчетом, что бы при сближении нанести македонцам максимальный ущерб. Мегабиз отчетливо видел, как столкнулись противники, и все затянуло пылевым столбом.
  Не желая отставать от остальных, и выбрав себе врага, в дело вступил и правый персидский фланг.
 - Вперед! - приказал своим конникам Мазий, указывая своей саблей на продолжающий свое перемещение перед персидскими силами македонский строй. И вот уже, гортанно крича и заводя себя на яростную схватку, правый рукав кавалерии персов устремился на врага.
  Вперед вырвались легковооруженные всадники Атропата, которые в считанные минуты проскакали до противника и сошлись с ним в яростной схватке. Левый македонский край  прикрывала союзническая конница, состоявшая из опытных фессалийцев и фесропов. Схватившись в рукопашную с противником, они старались навязать затяжной длительный бой, одновременно пытались прикрыть отходившую вправо фалангу Пармериона.
  Фессалийцы удачно отбили атаку легких всадников Атропата, но ничего не смогли противопоставить тяжелому клину Олаферна. Бронированная конница с хрустом опрокинула греческий заслон и обрушилась на солдат Пармериона. Щитоносцы мужественно бросились прикрывать фланг гоплитов от разящего удара персов, жертвуя собой ради спасения других. Конники, яростно атакуя, буквально разорвали строй гипаспистов, но тут же сами подверглись боковому удару второго крыла пехоты союзников во главе с Кратером. Заранее выстраивая картину предстоящей битвы, Александр позаботился о дополнительном прикрытии своего рискованного маневра, в виде второго крыла пехоты, которое при прорыве врага надежно закрывало тыл основной фаланги сариссофоров.
  Подобную новинку еще никто ранее никто никогда не предпринимал, и это стало очень неприятно неожиданностью для атакующих персов, которые рассчитывали на полную победу после мощного кавалерийского прорыва основного строя своего противника. Вместо этого теперь им предстояло вновь в ожесточенной схватке прорвать строй или попытаться обойти его. Облегчая задачу Олаферна, на пехотинцев Кратера обрушились каппадокийцы Мегабиза. Разбросав остатки фессалийцев, персидское конное войско всей своей массой ударило по  новому македонскому заслону.
  Мегабиз мужественно рубился в первых рядах кавалерии. Сбив мощным ударом копья одного из фессалийцев, он тут же отбил своим щитом удар мечом слева и поскакал дальше в поисках нового врага. Схватка разом распалась на множество очагов, где теперь отныне каждый был сам за себя. Отбросив ненужное копье, перс выхватил свой меч и схватился с греческим гипаспистом. Бросив на него своего защищенного броней коня, Мегабиз обрушил на его голову мощный кистевой удар, который вдавил голову солдата в плечи и тот упал. На смену павшему  воину сразу встал другой, который резким ударом краем своего щита под конскую челюсть, отогнал коня перса в сторону.   
  Встретив отпор в виде леса копий и щитов, часть кавалеристов, не связанные атакой стало обходить строй македонцев, стараясь зайти фалангитам в тыл. В этот момент, мимо сражающихся мегабозовых кавалеристов, со свистом и гиканьем  пронеслись всадники Атропата. Окончательно рассеяв фессалийцев, они устремились в тыл македонцев, что бы,  несомненно, выйти в тыл Александру и сорвать его атаку. Увидев подобный маневр, оставшиеся конники с новой силой навалились на фалангу Кратера, желая довести ее  разгром до окончательной победы.
  Хуже всего пришлось Пармериону. Олаферовы кавалеристы безжалостно рубили македонцев, которые раз за разом становились все более и более уязвимыми к ударам тяжелой конницы. Видя подобное положение, старый полководец послал нескольких гонцов к царю за помощью, потому что уже весь левый фланг, вверенный ему, окончательно оторвался от остального войска, попал в персидские клещи и мог рухнуть в любой момент.
  Мегабиз не мог развить успеха подобно Олаферну. Гоплиты Кратера храбро сражались и не хотели отступать, прекрасно понимая, что покажи они спину врагу, как будут окончательно раздавлены. Каппадокийцам, очень сильно мешали македонский отряд верховых лучников, которые, отъехав в сторону, спокойно расстреливали тяжелую конницу персов. Завидя устремившихся к ним всадников, они отходили вглубь поля боя и вновь принимались за  дело. Конечно, большой угрозы они не представляли, но постоянно оттягивали на себя часть персидских сил.
  Продолжая атаковать Кратера, перс видел, как на Пармериона уже навалилась пехота парфов, кадусиев и прочего воинства. Пятясь под ударами кавалеристов, гоплиты встали вторым фронтом к спине Пармериона и оказались в мешке. Теперь уничтожение их было делом времени. Мегабиз очень надеялся, что ушедшие в отрыв всадники Атропата также взяли в мешок и Александра. Беспрестанно атакуя загнанных в мешок греков и македонцев, он уже праздновал победу, когда далеко впереди раздались протяжные крики. Это возвращались обремененные различной добычей воины Атропата, которые вместо тылового удара по александровому клину, принялись грабить незащищенный македонский лагерь. Крик ужаса вырвался из груди полководца, от осознания того ужаса, который совершили эти  жадные люди. И одновременно в ответ послышались крики боли и отчаяния со стороны Дария, возле которого в данный момент решалась судьба не только всей битвы, но и всей Персии.
  Верный своему плану, Александр ловко вывел из-под готовившегося смертельного удара всю свою армию и заставил персов наступать из невыгодных для себя условий. При этом их отряды не могли действовать по ранее одобренному царем плану, и теперь, из-за его срыва александровыми действиями каждый персидский полководец вынужден был, действовал только по своему усмотрению и пониманию обстановки. 
  Высчитав для себя направление удара, македонцы  ринулись на ряды противника,  намериваясь вклиниться всей своей ударной частью в небольшой открытый промежуток в построении Дария, между центром и левым флангом персов. Именно здесь Александр решил искать себе победы, согласившись ради нее, на какое-то время пожертвовать своим левым флангом. Разгоняясь с каждым шагом, македонский клин, во главе с царем,  неотвратимо сближался с врагом, надежно прикрытый с фланга своей фалангой, конницей Филоты и греческими союзниками.
  Сатибарзан, легко сбил заслон из всадников Арета, которые не выдержали удар его панцирных кавалеристов. Развивая успех, перс обрушился на второй македонский отряд Филоты, прикрывавшего основную фалангу Александра. Это воинство состояло в основном из союзников. Они не особенно яростно бились с врагом, и поспешили отойти  под прикрытие фаланги. Преследуя свою добычу, персы налетели на гоплитов, которые сразу встретили их строем копий. Быстрого прорыва не получилось, и войны Сатибарзана завязли в яростной схватке, поднимая огромные клубы пыли, что очень ограничивало им видимость. 
  Стремясь развить успех, Бесс поспешил вступить в бой со своими бактрийцами. Он  ловко обошел основной край александровой фаланги, и с тыла напал на  них.  Казалось, что ситуация полностью повторяется с той, что сложилась на противоположном фланге у Пармериона, но Александр считал иначе. Быстро разделив свое конное соединение, он бросил против атаковавших его бактрийцев храброго Клита, доверив ему сохранность своего тыла. Отчаянный рубака смело бросился на закованного врага вместе с легкими кавалеристами.
  Македонцы как голодные волки набрасывались по несколько человек на одного перса, ожидавшего честного рыцарского поединка один на один. Персидские всадники не были готовы к подобному подлому приему и жестоко поплатились своими жизнями за это непонимание. Многие стали заворачивать своих коней, и эта атака не принесла быстрой победы.
  Сам же Александр спешно перестроил фалангу Мелеагра в клин и бросил ее в прорыв, едва заметив, что нужный ему разрыв между персидским центром и его левым крылом быстро увеличился из-за того, что часть персидской  пехоты двинулась к Сатибарзану и Бесу, спеша добить отряд Филоты и окончательно развить успех. Именно туда устремился Александр, желая вырвать свою победу в этой страшной  битве. Связав  атакующих персов затяжным боем, царь упорно рвался к победе, стараясь при этом  удержать атакующих  гоплитов и конных  в едином  ритме движения.
  Железный клин македонской фаланги врубился в персидские ряды подобно топору дровосека в трухлявое дерево, скрежеща и визжа своим оружием по персидской броне. Стоявшая впереди мидийская пехота не оказала особого сопротивления мечам и копьям фаланги, которая в считанное время перемолола  их и устремилась на греческих наемников. В рядах персов началась легкая паника от  подобного зрелища. Дарий поспешил закрыть место намечающегося прорыва и приказал немедленно стягивать к центру всевозможные соединения. По его приказу, сломав некогда единый строй, к месту прорыва устремилась разношерстная толпа вооруженных людей. Спасая положение, на врага были брошены индийские слоны, стоявшие по центру персидского построения.   
  Погоняемы своими погонщиками, они попытались растоптать строй македонцев, но были легко обращены в бегство легкой пехотой, которая обрушила на них град острых стрел и дротиков. Стрелки выборочно били по ногам и хоботам животных, что тут же вызывало у них приступы бешеной злобы и ярости. Обезумив от боли, животные бросились в разные стороны и больше потоптали своих воинов, чем противника.
  Тем временем фаланга врезалась в строй наемных гоплитов и битва разгорелась с новой силой. Македонское продвижение разом приостановилось, несмотря на наличие у наступающих солдат сарисс. Спасая положение, немедленно в открытый фланг гоплитов ударили александровы гейтары, которые до этого продвигались немного сбоку и справа от пехотного клина. Македонцы с воем обрушились на неприкрытые фланги своего давнего противника. За время войны они уже неоднократно встречались в боях и не щадили друг друга, безжалостно истребляя врага.
  Увы, наемники не обладали македонской новинкой в виде щитоносцев, которые бы надежно прикрывали край фаланги от подобного маневра конницы. Греческие гоплиты не выдержали двойного удара с фронта и фланга, и вскоре обратились в бегство, позабыв былые распри и старые счеты. Последними защитниками Дария стали его названные родственники. Выбранные перед битвой царем со всего войска и произведенные в сан родни, они торжественно поклялись в верности своему властелину и теперь мужественно сдерживали свое обещание. Воины храбро приняли на себя ужасный удар македонского клина и в отличие от греков не сдвинулись с места. Македонцы методично перемалывали их ряды, устилая землю своими и чужими телами, но не смогли обратить  их в бегство подобно прочим царским защитникам. Родственники стояли, непоколебимо жертвуя царю свои жизни, но, не покрыли позором свою честь.      
  Сражаясь на своем Буцефале, Александр прекрасно видел издали царскую колесницу с Дарием. Как никогда он был близок к цели, что бы разом покончить с войной и расплатиться за убийство своего отца. Пробиваясь сквозь вражеские ряды, македонец отлично осознавал, что у него осталось очень мало времени. Ударь по нему в этот момент Бесс, Сатибарзан или кто ни будь еще, Александр  бы был вынужден сбавить темп своего продвижения и начать сражаться на два фронта. В это время Дарий бы успел подтянуть свежие организованные отряды, и македонцы оказались бы в мешке, вырваться из которого было бы невозможно. Персы бы задавили  их одной своей численностью, сведя на нет  все македонские козыри.
  Но Александр продолжал воплощать свой атакующий план  в жизнь, и боги не отвергли своего избранника. Разгоряченные жестокой схваткой, забрызганные кровью своих врагов с ног до головы, гейтеры подобно пожару опустошали персидские ряды, неумолимо приближаясь к Дарию. Персидский царь с тревогой смотрел на врагов, среди которых постоянно мелькал красный плащ македонского царя, подаренный ему послами из Родоса.  Дарий не собирался бежать, прекрасно понимая, что это он сразу даст его противнику единственный шанс на победу в столь трудной для всех битве, в которой у него все шансы на победу. Грозно прикрикнув на свою охрану, персидский царь стоял в колеснице, крепко сжимая в руке саблю и щит.
 - Уходи господин! Уходи! – истошно кричали ему стражники, но царь упрямо стоял, глядя во все глаза за надвигающейся опасностью. Вот уже совсем близко к нему приблизился, пытался прорваться сквозь ряды копейщиков один из гейтаров. Его коня дружно встретила шеренга копий, на которые бедное животное напоролось со всего маха.  Дико крича от боли, лошадь встало на дыбы, а затем рухнуло на землю, погребая под собой сразу несколько человек. Гейтер от толчка вылетел из седла  на землю и был сразу добит. Однако вслед за ним уже другие гейтеры начали проламывать последние персидские ряды и вот - вот должны были достигнуть места, где стояла царская колесница.
  Вот один из них, растолкав персов мощным конем, вырвался на заветный пятачок, потрясая от радости своим окровавленным копьем. Начальник охраны Артабаз, немедленно подскочил к Дарию и закрыл его своим телом. Метко брошенным копьем гейтера, был убит возничий колесницы, и это ошеломляющи, подействовало на царя. С громким криком, отшвырнув в сторону самого Артабаза, Дарий бросился на македонца и ударом сабли сбил его наземь в тот момент, когда всадник ловко убил одного из царских коней, чтобы Дарий  не смог бежать с поля боя.
  Мстя за гибель своего любимого возничего, персидский монарх сам поспешил прикончить врага, проткнув саблей горло противника. Однако этого уже было мало; македонская фаланга приближалась к колеснице царя, и нужно было немедленно спасаться бегством. Телохранители подскочили к Дарию и, подхватив его под руки, бросились к  стоявшим позади, уже готовым лошадям. Мгновение и кавалькада уже скрылась в облаке пыли. Видя, что Дарий уходит из его рук, Александр завизжал не хуже любого азиата и вихрем обрушился на остатки строя персов, стремясь прорвать его и захватить свой главный приз. 
  Именно в это момент к нему прорвались гонцы от Пармериона с мольбами о немедленной помощи для левого фланга. Проклиная все на свете, упустив Дария, но, не желая упустить победу подобно афинянам в битве под Херонеей, Александр  прекратил  погоню за персидским царем и, прорвав центр, бросился на левый фланг.
  Он подоспел вовремя. Пармерион с Кратером держались из последних сил, отбиваясь от натиска персов. Проскочив парфов, царь ударил по персам, возвращающимся с добычей из его лагеря. Обремененные плодами грабежа, они бросились врассыпную от гейтеров в страхе, ибо были уверены, что с Александром уже покончено. Громко крича  и стоная от ужаса по поводу случившегося, Мегабиз  приказал оставить недобитых фалангитов и развернуться к новому врагу. Выполнив разворот за считанное время, персы без страха атаковали гейтеров Александра, которые закрыли им путь к отступлению. 
  Между противниками завязалась кровавая сеча не на жизнь, а на смерть. Македонцы стремились закрепить свою победу, а персы отомстить за свое поражение. Кавалеристы Мегабиза не побежали прочь, а смело ударили по врагу. Один за другим падали гейтары под их саблями, отступая, прочь помимо своего желания. В этой схватке их пало больше чем за все остальное время битвы. Пронзенный в бок дротиком, покинул седло Гефестион,  был сбит наземь Эриний, погиб царский любимец Гектор. Персы с таким жаром бились с противником, что у них появилась призрачная надежда опрокинуть Александра и выровнять положение. Увы, весы судьбы были на стороне их врага. Горя желанием мщения, с тыла на персидских кавалеристов обрушился сильно потрепанный Кратер, тем самым окончательно похоронив надежды персов на благополучный исход битвы.
  Проклиная мародеров Атропата и козни девов, Мегабиз отдал приказ на отход, не желая очутиться между двух огней. Не довершив разгром гейтеров, каппадокийцы поскакали прочь, сыпля проклятие на голову нерадивых союзников, чьи  глупые и изменнические действия, навсегда лишили их близкой победы. Единственное, что мало-мальски утешало истерзанную душу полководца, был факт спасения им Дария от македонской погони и неминуемого плена или гибели под мечами врагов.
  С отступлением Мегабиза, сразу рухнули все остатки некогда единого персидского фронта. Бежали все, парфы и индусы, мидийцы и кадусии. Легко от врага оторвался Бесс, сильно потрепавший Менода и его конников. Погони за ним практически не было, как не было преследования Сатибарзана оставившего в покое остатки войска Филоты. Македонцы были рады своему спасению и не преследовали врага.
  Один Александр был по-прежнему неутомим. Отказавшись от идеи снова схлестнуться с Мегабизом, он бросился в погоню за Дарием, но вновь потерпел неудачу. Персидского царя след простыл, затерявшись среди многочисленных клубов пыли отступающего войска. Напрасно македонец рыскал из стороны в сторону в надежде настичь Дария. На его пути, попадались все кто угодно, но только не персидский царь. Увлекаемый охраной, он уже достиг переправы через реку Тигр и счастливо избег смерти и плена.
  Мегабиз отходил со своими кавалеристами, без какого либо намека на панику. Оторвавшись от гейтеров, он въехал на один из холмов окружавших равнину Гавгамел и приказал высоко поднять шест со знаком его отряда. Завидев его, к полководцу вскоре съехались все отставшие от него кавалеристы и остатки других соединений. Оглядев с болью в душе остатки своего воинства, перс приказал отступать на восток. Сжимая от ярости поводья и горя неуемным гневом от несправедливо потерянной победы, всадники угрюмо покидали свои земли, совершенно не подозревая, что уже никогда сюда не вернуться.
  На одном из переходов, конники столкнулись с другой группой всадников, которую возглавлял Атропат. Увидев его, Мегабиз забыл обо всем и бросился к вельможе.
 - О гнусное порождение Оримана, сын шлюхи! – выкрикнул в лицо разгневанный воитель. - Это ты погубил нашу победу, которую мы почти одержали. Вместо того, чтобы разбить врага ты погнался за легкой наживой и дал время македонским псам пробиться к царю царей.
  Взвыв от нанесенного оскорбления, Атропат выхватил свою саблю и бросился на своего обличителя. Схватка была яростной и короткой. Отбив прямой удар в голову, Мегабиз ответил прямым броском клинка в горло и опрокинул противника наземь. Атропат упал на спину, клокоча пробитым горлом, из которого ручьем неудержимо бежала кровь. 
  Разгоряченный боем Мегабиз удержал свою саблю и не стал добивать врага, обрекая его на мучительную смерть. Атропатовы кавалеристы попытались вступиться за своего командира, но тут, же были изрублены в кровавые клочья всадниками Мегабиза. Персы выместили на них всю злобу, которая накопилась в них за время отступления.
  Когда все было кончено, Мегабиз поскакал прочь от места схватки, оставляя в живых раненого человека, жадность которого вырвала из рук персов уже почти готовую победу. Атропат прожил еще около получаса, отчаянно пытаясь спастись, неизменно теряя с каждым своим вздохом кровь, которая толчками выливалась из разрубленного горла и падала на пыльную землю Месопотамии.
  Александр еще долго рыскал по равнине, не желая смириться с очевидным бегством Дария. Только когда солнце стало спускаться  с небосклона, он прекратил свои поиски и вернулся на поле битвы. Здесь уже началось празднование долгожданной победы всеми оставшимися в живых македонцев, которые все еще так до конца  и не поверили в свою победу над таким огромным азиатским войском. Громко крича и потрясая оружием, приветствовали своего царя эллины, которых он привел в сердце персидской державы для отмщения за давние обиды.   
  Забыв о неудачной погоне, сын Зевса принялся радоваться одержанной победе, которая свершилась вопреки всем прогнозам и ожиданиям. Именно этой битвой он доказал всем, что в нем действительно есть божественное начало. Теперь перед ним лежала вся азиатская часть персидского царства, которое предстояло непременно завоевать.
               




               
                Глава III. Такие разные сны.






                Вдовствующая македонская царица Олимпиада проснулась рано утром как будто от толчка в плечо, хотя в опочивальне кроме нее никого не было. Преданная ей душой и телом служанка и кормилица  царя Александра Ланика, располагалась на своем посту за дверью опочивальни, верно, охраняя покой своей строгой повелительницы. Причиной столь раннего побуждения царицы стал сон, который она увидела этой ночью, и вызвавший у нее сильное волнение и тревогу.
  Вырвавшись из объятий Морфея, царица быстро присела на своей широкой кровати и посмотрела в окно. Прекрасная богиня Эос уже покинула свое ночное ложе, но Гелиос еще не спешил явить свой светлый лик смертным. Дворец спал тихим сном, охая и вздыхая в своих необъятных недрах.
  Царица Олимпиада решительно забросила за спину свои растрепанные ото сна рыжие кудри и, обхватив руками стройные крепкие колени, стала пытаться вспоминать все подробности увиденного ее видения. Воспитанная в жреческой школе менад, царица с малых лет приучила себя спать обнаженной, разрешая себе укрыть голое тело только в зимнее время года, да и то легкой накидкой.
  Подобный обряд отхождения к Морфею,  вызывал у всех ее мужчин, имевших счастье разделить царское ложе стойкое удивление, но Олимпиада упрямо держалась за него, свято веря, что именно это позволит сохранить свое тело в прекрасной форме на протяжении многих лет. Многие молоды девушки, позавидовали бы стройности и подтянутости мышц тела царицы, если бы имели возможность видеть его и сравнить со свои прелести.
  Эпиротка родилась и выросла в горной стране, где издавна не было большой роскоши и, где она с малых лет научилась обходиться самым малым. Олимпиада была  женщиной не простой судьбы, над которой злые Мойры постоянно подшучивали, непристано отдаляя от нее то, к чему она стремилась всю свою жизнь.
  Рожденная в царской семье царя Неоптолема и царицы Эвридики, девочка рано лишилась родителей, которые подозрительно быстро скончались от неизвестных болезней. В виду малолетства Олимпиады и ее брата Александра, власть в стране захватил ее дядя Арриба, для которого малые дети брата представляли постоянную угрозу потерю трона. Особенно у Аррибы раздражение вызывала Олимпиада в которой он сразу определил свою главную соперницу. Неизвестно как бы сложилась ее дальнейшая судьба, но в семилетнем возрасте во время очередного смотра подросших девочек, ее заметил верховный  жрец  Доротек. Разом, выделив из всех остальных будущую царицу, жрец своей властью определил Олимпиаду в менады, повелел готовить ее со всей тщательностью для служения великому богу Дионису. Так верховный жрец мгновенно  вывел эпиротку из-под опеки дяди и возможно этим сохранил ее жизнь.
  В течение долгих семи лет, под присмотром опытных и знающих вакханок, познавала  Олимпиада все тайны великого служения дивному богу вина и плодородия. Старый жрец строго следил за ее воспитанием, стараясь вылепить из нее настоящую фанатичку своего культа. За этот период эпиротка получила хорошее образование, научилась великолепно владеть свои телом, танцевать с ручными змеями и познала все тайные секреты любовных утех, которые открывались только самым перспективным последовательницам культа.   
  Следя за ее быстрыми успехами, Доротек уверенно прочил девочку в главные менады, но великие Мойры опять отдалили ее от власти. Едва Олимпиаде минуло двенадцать лет, скоропостижно скончался ее наставник. Этому событию особенно обрадовался дядя Арриба. Новый верховный жрец был его протеже, и путь в главные менады Эпира для девочки был навсегда закрыт. Теперь по приказу царя из племянницы целенаправленно делали вакханку, которая обычно становилась простой жрицей Диониса, постоянно приписанной к одному из его храмов и не имевшей возможность покинуть его.
  Участь безрадостная и унылая, однако, царский замысел шел гораздо дальше и был более подлым. Ибо Арриба желал видеть Олимпиаду непременно в роли вакханки гетеры. Они особенно ценились среди фракийцев, иллирийцев и трибалов особенно яро поклонявшихся винному богу. А учитывая царское происхождение девочки, от них можно было получить хорошие деньги, продав Олимпиаду этим диким племенам.
  Исполняя желание царя, учителя хорошо справились со своей задачей, и когда к четырнадцати годам Олимпиада созрела и сформировалась, оставалось найти богатого покупателя. В полной тайне, по приказу царя, в соседние с Эпиром страны были отправлены доверенные люди. У всех было задание узнать и по возможности пристроить в хорошие руки юную гетеру царских кровей, отныне которой предстояло добывать себе  пропитание своей плотью.
  Именно один из таких сводников решил показать находившемуся в то время в Додоне, македонскому царю Филиппу в качестве достойного развлечения. Приехав в Эпир за советом к Додонскому оракула, Филипп, как настоящий знаток женщин, сразу распознал в Олимпиаде будущую красавицу. Однако кроме похоти, Филипп увидел и прекрасную возможность достать себе достойную супругу царских кровей.
  Его мать Эвридика очень практичная женщина, после занятия его сына престола постоянно твердила ему о необходимости женитьбы, и иметь законного отпрыска для укрепления своей власти. Олимпиада как потомок Ахиллеса была наиболее выгодной партией Филиппу после череды танцовщиц и простых македонянок, от которых он имел детей. Предложение македонца стало громом среди ясного неба для Аррибы. Он не мог  напрямую отказать столь сильному соседу, за плечами которого была не одна победа, над своими врагами одержанная царем с помощью своего войска.
  Положение царского дома потомков Ахиллеса было очень не стабильное, и эпирот дал предварительное согласие на этот брак. Доброхота, рекомендовавшего Эпиротку Филиппу, Арриба с горя удавил и развернул энергичные усилия для расстройства столь  опасного для него союза. По совету одного из приближенных, самым простым и вместе с тем достоверным способом было похищение царской племянницы финикийскими купцами, которые не брезговали подобным ремеслом с большой для себя выгодой. Арриба быстро нашел общий язык с азиатами, которые твердо обещали продать юную гетеру в гарем одного из азиатских владык. Но судьба вновь поменяла свой узор, и вопреки достигнутой договоренности купеческий корабль не пришел в потаенную бухту, дав Олимпиаде неожиданную отсрочку.
   Тем временем, кандидатура Олимпиады в качестве достойной супруги сыну очень понравилась Эвридике, и вскоре за ней, по приказу царя было отправлено брачное посольство. Царь Эпира пытаясь оттянуть столь опасную для себя свадьбу всячески развлекал дорогих гостей, устраивая пиры, симпозиумы и охоту, но Филипп постоянно торопил послов и Арриба был вынужден все таки отправить царевну в далекую Пеллу. За прошедший с момента встречи год, Олимпиада еще больше расцвела и похорошела к большой радости Филиппа, который торжественно встретил ее на пороге своего дворца и представил матери. 
  Молодая эпиротка, выросшая в постоянной нужде, была потрясена красотой и роскошью македонского двора, которая казался ей сказочной по сравнению с тем, что она оставила. Царь Филипп представал прекрасным принцем, который вошел в ее жизнь яркой звездой и открыл совершенно иную жизнь. Однако медовый месяц закончился удивительно быстро. Насытившись плодами своей любви, царь поспешил, уехал на войну, оставив молодую жену открывать  совершенно иные стороны своей новой жизни.
  Олимпиада быстро открыла для себя не приятную истину, что ее мужу она нужна только как юная рыжеволосая красавица с упругой грудью и стройными ногами имеющая царское происхождение, и только. Услужливые люди быстро перечислили ей весь список женщин царя и его внебрачных отпрысков. Эпиротка была в ужасе от открывшейся ей правды, постоянно твердила, что царь любит только ее, но жизнь приносила ей факты плотских увлечений мужа.
  Кроме этого, титул царицы Македонии в отношении неё только звучным титулом. В управление страной, на что она так надеялась и к чему сильно стремилась, царь допускать её совершено не собирался. Вся дворцовая знать желала видеть в ней только смазливую куклу, и за спиной откровенно обсуждали ее прелести и сексуальные возможности.
  Холодный ушат дворцовой действительности сразу же выбил молодую эпиротку из душевного равновесия. Мир радости, в котором она находилась последнее время, полностью померк для нее. Именно в этот момент ее одинокая красота привлекла к себе внимание знатного иностранца временно находившегося в столице Македонии. То был знатный египтянин, бежавший из своей страны после очередного захвата ее персами. Он не раскрывал своего инкогнито, но молва упорно твердила, что он один из сыновей последнего египетского фараона Нехобета, которого отец отправил заранее за пределы Египта, предчувствуя падение страны.
  Египтянин был богат, образован и неплохо владел астрологией и не дурен собой. Используя эти факторы, он быстро вошел в македонскую богему и благодаря чему прекрасно знал все последние столичные новости. Красавица эпиротка поразила его воображение и, едва царь Филипп отправился в свой очередной воинский  поход, хитрец решил немедленно начать осаду крепости.
  Благодаря своему умению составлять правдивые гороскопы, египтянин легко обратил на себя внимание молодой царицы, которая однажды пригласила его во дворец для беседы. Египтянину было достаточно одного взгляда, что бы понять все те тревоги, которые заполняли юную душу Олимпиады. Царица не без основания опасалась, что через несколько лет, Филипп может бросить ее, как бросал двух других ее предшественниц.
  Своего посетителя Олимпиада решила принять на открытой террасе дворца, избавившись сразу от лишних ушей и одновременно соблюдя правила царского приличия. Усевшись в кресло, она милостиво улыбнулась чужестранцу и предложила присесть на  небольшую скамейку у своих ног. Прибывший египтянин учтиво поклонился царице и с такой легкой и непринужденной грацией опустился на скамью, что сразу завоевал ее симпатию. Несомненно, царский сын – подумала про себя эпиротка, с  тихим  восторгом разглядывая молодого человека.
 - Скажи Мефрен, правда ли то, что ты можешь предсказывать судьбы людей, высчитывая их по звездам – спросила царица астролога, уединившись с ним на открытой террасе дворца.
 - Нет, царица. Звезды далеки от нас и им нет дела до наших судеб. Но с помощью своей алидады, зная даты рождения людей, я могу легко узнать, что сулят им великие Мойры.
  Услышав его слова, Олимпиада закусила свою красивую губку, не решаясь попросить чужака о главном, ради чего собственно она и рискнула пригласить  к себе астролога.
Видя эти колебания, Мефрен поспешил прийти ей на помощь.
 - Ты видно желаешь госпожа, что бы я проявил перед тобой своей искусство гадания?
 - У меня нет денег, оплатить твои услуги – чуть слышно произнесла она, потупив свои зеленые глаза.
 - Для прекрасной жены царя Филиппа, я готов сделать это даром – Олимпиада вся вспыхнула, услышав, что ее никому неизвестную эпиротку, столь знатный и богатый царский сын, назвал прекрасной. Проглотив комок в горле, она едва заметно кивнула головой. Закрепляя  наметившийся успех, Мефрен извлек из богато отделанной кожаной сумки свое гадательное приспособление.
  То было настоящее произведения искусства. Изготовленная  из чистого золота алидада неизменно потрясала воображение македонцев своей роскошью и таинственностью.  Сделанная в виде тонкого листа, она была богато украшена драгоценными камнями и металлами, которые изображали планеты, созвездия и прочие астрологические атрибуты, помогающие узнать людскую судьбу. Олимпиада как завороженная смотрела на это чудо искусства неизвестных мастеров, не в силах оторвать от нее свой взгляд.
  Никогда в жизни она не видела такого количества золота, вот так просто переделанного в астрологический прибор. Каждая планета имела свой камень, а созвездие свой замысловатый знак. Серебряными и бронзовыми нитями была исчерчена  астрологическая доска. 
 - Я получил ее в храме бога Птаха от самого великого Амасиса после посвящения ранг истинного мастера астролога  жрецами этого храма, – доверительно говорил Олимпиаде египтянин, продолжая безошибочно завоевывать душу будущей своей жертвы, – что ты желаешь знать?
 - Свою судьбу и судьбу царя Филиппа. Как долго мы проживем вместе с ним и, что готовят нам Мойры – тихим голосом произнесла Олимпиада, рискнувшая доверить гадателю свою сокровенную тайну, которая при этом  явно читалась на ее лице.
  Узнав даты рождения обоих супругов, египтянин с упоением занялся работой. Золотым циркулем с железными иглами выверял и отсчитывал он на своей драгоценной доске необходимые для гадания данные. С таинственным видом совершал Мефрен свои подсчеты нагоняя на юную зрительницу дрожь и страх ее неведомым будущим. Наконец завершив действо, Мефрен объявил Олимпиаде ее судьбу.
 - Счастливо и в любви проживешь ты с царем Филиппом. Верной опорой  будешь ему ты, во всех царских делах и замыслах. Но недолго продлиться твое счастье, госпожа. Другая женщина перейдет тебе дорогу, и лишит тебя венца, трона и брачного ложа.
  С побелевшим от страха лицом слушала Олимпиада пророка, что вещал все самые страшные вещи, которые она так опасалась.
 - Однако великие Мойры благоволят к тебе прекрасная царица, ведь недаром в тебе течет кровь великого Ахилла и видно твоя нить судьбы особо отмечена этими богинями. Твой жребий с Филиппом неизменен и никто не сможет переменить его, даже сами Мойры. Но вот подправить его можно.
 - Как!? – сдавлено, произнесла Олимпиада, сжав до синевы пальцы своих рук. Завороженная происходящим, она полностью обратилась в слух, внимая каждому слову египтянина.
  - Гороскоп предрекает, что если ты по своей воле сойдешься с богом, то родишь себе  великого защитника, который никогда не даст тебя в обиду. Как божественный отпрыск, он своими деяниями может превзойти самого Геракла, которого тоже родила смертная женщина. От Филиппа же ты родишь простого смертного, который полностью повторит судьбу своего отца. Он будет царствовать, воевать с соседями и иметь несколько жен. Великое предначертание лежит на твоем лоне, ибо оно может зачать сына бога, или сына простого человека с его обыденным уделом смертного.
  Сильная волна жара прилила к лицу эпиротки, как только она услышала свою судьбу. Страх и ужас охватили  Олимпиаду, когда она узнала жребий Мойр и то средство способное изменить его. Сердце учащенно заколотилось, лоб покрылся испариной, а во рту пересохло. Видя состояние своей собеседницы и то, что она не может решиться на измену мужу, Мефрен доверительно улыбнулся колеблющейся девушке. Получив ментальный толчок, она облизнула свои губы и хрипло произнесла – с каким богом я должна сойтись?
 - С ливийским богом Зевсом – Амоном. Только его семя поможет тебе изменить свой удел и даст верного защитника от всех людских  напастей.
 - Каков же он из себя? – с дрожью в голосе спросила Олимпиада.
 - Бог высок и статен, с золотой головой  барана и жезлом верховной власти в одной руке и анкхом в другой. Не к каждой из смертных является он под покровом ночи, дабы соблюсти тайну встречи со своей возлюбленной. Редкие смертные становятся его женами,  и получают от него священное семя. Если ты решишься на этот важный шаг, то не медли, ибо для благоприятного зачатия у тебя всего две недели.
 - Так мало! – жалобно воскликнула эпиротка.
 - Да, - жестко произнес гадатель, - две недели отвели тебя Мойры на выправление своего жребия.
  Бедная Олимпиада попала в ловкие руки человека разбившего не одно доверчивое женское сердце. Уверенно играя на страхе царицы, египтянин добился желаемого, зажав свою жертву в тиски времени. Добившись для себя статуса посредника, он вскоре получил доступ во дворец и в одну дождливую ночь, когда грохотала молния, и гремел гром, Мефрен проник в царскую спальню с маской барана на голове.
  Согласно полученному приказу, эпиротка лежала на кровати с закрытым свадебной фатой лицом и полностью обнаженным телом. Лоно ее было усеяно зернами пшеницы и облито виноградным вином в знак плодотворности царского чрева. Увидев живого бога в плоти, Олимпиада впала в священный трепет и покорно отдала свое тело во власть новоявленному богу.
  С большой жадностью смотрел Мефрен сквозь прорези глаз, на прекрасное тело, отданное в его полное распоряжение этой ночью. Твердой и властной рукой перевернул лжеАмон свою покорную жертву на живот и, поставив на колени начал свое соитие. Олимпиада тонко пискнула, когда ощутила в себе грубо вторгающуюся горячую плоть, но сильный хлопок по ягодице заставил ее умолкнуть. Хитрый египтянин покрыл свое естество особой смесью вызывающей сильное возбуждение при соитии. Олимпиада полностью потеряла над собой контроль и позволяла самозванцу беспрепятственно познавать все прелести юного тела. Закончив свое дело, усталый, но довольный бог удалился, оставив обессиленную царевну на брачном ложе, приказав ей ждать его следующую ночь.
  Целую неделю, выполняла она все прихоти и пожелания своего ночного повелителя, который с каждым визитом будил в ней огромную страсть, дремавшую до этого в самых глубинах ее души. Все то, что знала Олимпиада от вакханок, но только на словах. Мефрен на практике воплощал в жизнь, полностью превосходя в ее глазах  Филиппа. Теперь  Олимпиада сама с нетерпением ждала ночного свидания, что бы слиться с богом в одно единое и открыть для себя что-то новое непознанное.
  Царственная красавица, попав в опытные руки растлителя, и уже не могла из них освободиться по доброй воле. Видя результат своей работы, Мефрен давно перестал пользоваться своими смесями, видя как, неистово заводится Олимпиада от одного только легкого прикосновения к ее груди или ягодицам. Но долго эти встречи не могли продолжаться, без риска  для жизни обоих любовников. Поэтому, вовремя узрев нужную меру, египтянин  приступил к прощанию. Доводя свою блистательную игру до конца, он объявил Олимпиаде, что она беременна его плодом.
  После этого бог протянул царице золотой шар с изображением жука скарабея и головы барана, который она с трепетом погрузила в свое лоно, запечатав его, таким образом, от любого постороннего мужского вторжения. Объявив эпиротке, что отныне она находиться под его покровительством до рождения сына, бог удалился, заставив перед этим выпить царицу чашу забвения.
  Оставив спящую Олимпиаду на смятом ложе любви, египтянин в ту же ночь поспешил покинуть Пеллу, дабы лишний раз не искушать свою судьбу.
   С этого момента Олимпиада стала постоянно ощущать  в себе этот подарок бога,   который постоянно напоминал ей о реальности всего случившегося. Вскоре эпиротка совершила приятное открытие; оказалось, что если сжимать божественное яйцо мышцами живота, то от этого можно получить приятное удовольствие.
  Но самое главное подтверждение ее связи с богом проявилось в приятной тяжести ее лона, и когда Филипп, наконец, вернулся  из похода, то его молодая жена уже имела украшение в виде симпатичного округлого животика.
  Были ли сомнения у Филиппа в отношении отцовства или нет, навсегда осталось тайной, но в этот момент македонскому царю как никогда был необходим наследник. Который бы навсегда устранил бы скрытую угрозу, исходящую для Филиппа со стороны дети его старшего брата Аминты отстраненные им от престола по причине их малолетства.   Поэтому к Олимпиаде царь по-прежнему относился с почетом, временно скрыв все свои сомнения, с огромным нетерпением ожидая начало родов. Зная предсказанное гадателем время, царица мужественно терпела сидя на родильном столе, но не позволяла своей утробе раскрыться раньше положенного срока. В назначенный день и час, вытолкнув заложенный египтянином шар, измученная женщина явила миру свою надежду.
  Родившемуся мальчику были все рады, и особенно царь Филипп. Отныне с появлением  собственного сына его положение на престоле становилось прочным и непоколебимым. К тому же Александр полностью походил на своего деда по материнской линии, тем самым окончательно закрыв вопрос о возможности незаконности своего происхождения.
  С Олимпиадой царь прожил в браке еще пять лет, за время которых она родила дочь Клеопатру, после чего в жизни Филиппа появилась Филинна. Эта девушка полностью затмила своей красотой эпиротку, решительно потеснив ее с царского ложа. Через положенные девять месяцев она родила мальчика, названного Филиппом, а затем Эвридику. Это было самым страшным ударом для эпиротки, но бог не оставил свою избранницу, наслав на ненавистного ей младенца падучую болезнь, оставив македонский трон за Олимпиадой и ее сыном. 
  Помня наставление египтянина, царица вложила всю свою душу в воспитание своего сына, твердя с самого детства, что тот рожден для высоких целей и свершений. Когда сын вернулся из своего первого похода с громкой победой, Олимпиада  поведала сыну красивую легенду о молнии, ударившей в ее чрево во время первой брачной ночи с его отцом. Сын был потрясен этим откровением, но поверил раз и навсегда, как верят все шестнадцатилетние юноши в красивые легенды. 
  С тех пор между ними установилась определенная ментальная связь между матерью и сыном, делая их нечто единым в этом мире. И сын не подвел свою мать. Всегда и во всем он прислушивался к советам матери и дорожил им.
  После смерти Филиппа, когда Александр стал царем, он позволил своей матери полностью уничтожить ненавистного ей Аталла с его племянницей Клеопатрой, женитьба на которой отобрала у Олимпиады царский трон, и заставило бежать в Эпир в надежде помощь своего брата Александра. Тогда, продолжая защищать свою пассию, бог приказал Мойрам вытащить жребий рождения девочке, которую назвали Европой, но к огорчению Олимпиады проклятая соперница вновь понесла. По приказу Олимпиады были убиты Аталл, Клеопатра и оба ее ребенка, хоть за нее и просили Антипатр и Пармерион. Царь не прислушался к их словам, твердо поддержав сторону своей матери.
  С походом в Персию, влияние матери стало несколько ослабевать, но царица тонко чувствовала всякий раз, когда над ее сыном нависала опасность. Вместе с сыном она отправила брата его кормилицы Черного Клита, который верно исполнял роль царского телохранителя. И несколько не прогадала, ведь именно он спас Александра в битве при Гранике, заслонив собой безоружного царя от сабли Спифридата напавшего на него сзади. 
Также сильно ныло её сердце, когда Александр бился под Иссой и был ранен под стенами Газы.
  Триумфом жизни Олимпиады стало признание Александром сыном Амона, всемогущими жрецами Египта. Все сбывалось, что некогда предсказал ей астролог египтянин. Теперь царица стала очень придирчива к своим редким мужчинам, которые скрашивали ее ночи одиночества. В этом  щекотливом вопросе она всегда  придерживалась строгого правила, - уж лучше быть одной, чем с кем попала. Олимпиада очень дорожила своим именем и очень ревностно следила за всевозможными сплетнями вокруг нее. Никто кроме служанки Ланики не знал тайн ее будуара. В тех же случаях, когда ее томление достигало своего апогея, а под рукой не было достойного представителя противоположного пола, его всегда снимала верная служанка, успешно разминавшая страждущее тело хозяйки своими умелыми руками.
  Сегодня Олимпиаде привиделся сон, который она сразу отнесла в разряд вещих снов. Вместе с богиней Никой вознеслась она на высокий Олимп, откуда ей открылась удивительная картина. Облаченная в сверкающее платье из золотой ткани и с алмазным венцом на голове, она ничем не уступала самой богине поднявшей ее столь высоко. Под ее загорелыми ногами далеко внизу шла кровавая битва. С обеих сторон воины радостно сражались друг с другом, безжалостно уничтожая друг друга. От подобного зрелища у царицы затрепетало сердце, Олимпиаду всегда возбуждала кровавая бойня видимая со стороны. Но радость продолжалась не долго, внимание эпиротки привлекли большие весы с золотыми гирями. Они качались из стороны, в сторону не придя к единому решению. И тут царица интуитивно поняла, что это весы Мойр имеющих прямое отношение к судьбе ее сына. Со страхом смотрела она на их движения не в силах опознать жребий своего любимца. Вот одна из чаш пошла вверх, и Олимпиада услышала старческий голос – 
 - Александр гибнет!
 - Нет! - яростно закричала мать и единым рывком бросилась к чаше, что бы ни допустить ужасного по отношению ее сына. Множество мелких рук стали хватать ее за платье, стараясь остановить эпиротку в ее стремлении. Отчаянно вырываясь из их мерзких объятий, оставляя в руках часть своего богатого одеяния, царица прорвалась к весам и упала на поднимающуюся вверх чашу всем телом. Весы вновь зависли на средине. Царица  изо всех сил давила своим телом вниз, но что-то мешало ее движению.
 - Отойди жена Амона, – вновь раздался  старческий голос, – не тебе решать судьбу этой битвы.
 - Нет, нет! – отчаянно кричала Олимпиада, со всей силой ударяя крепким телом по чаше весов. От одного из ударов, с ее головы слетела корона, но царица не обратила на это внимание.
 - Хорошо, – вещал голос – будь, по-твоему, но все же Александр погибнет.
  Чаша весов обрушилась вниз, вознося высоко вверх победный жребий македонского царя. От такого резкого движения весов, эпиротка потеряла равновесие и камнем полетела  вниз, со страхом ожидая неминуемый удар о землю. В этом месте и проснулась царица Олимпиада в холодном липком поту. И вот теперь, немного успокоившись, обхватив  калена, она в двадцатый раз вспоминала свой сон и не могла прийти к единому мнению. Спасла ли она своего Александра от божьего жребия или нет.
 - Ланика! - громким голосом позвала она старую служанку. - Найди мне старуху Циль, она хорошо умеет толковать мои сны.
 - Будет исполнено светлейшая – заверила царицу Ланика. Она подобно Олимпиаде хорошо чувствовала опасность, грозившую ее молочному сыну. У нее тоже было тревожно на душе в последнее время, и поэтому она сразу разделила тревогу царицы.
 - Приготовь сейчас ванну с травами, от этого сна мне надо расслабиться – произнесла она, игриво поглаживая своими пальцами высокую грудь Ланики, сосок которой сразу ответил на подобные ласки, моментально твердея к удовольствию царицы. Впустив в свою жизнь этот маленький порок, Олимпиада не хотела отказываться от него, ведь ей было хорошо.
  Ночной сон сильно растревожил в царской душе былые страхи и сомнения, мирно спавшие там вот уже несколько месяцев. Вот уже несколько месяцев как ненавистный ей Антипатр, с согласия ее сына забрал у нее для войны со спартанцами всех  воинов составлявших несколько лет ее личную гвардию. Теперь царица чувствовала себя крайне неуютно перед своим старым недругом и всеми струнами своей души ощущала грядущую перемену в своем положении. Уж кто-кто, а старый Антипатр не упустит возможность ее унизить или вообще удалить из Македонии.
  Погрузившись в теплую ванну и ощутив на себе умелые руки Ланики, царица позволила  себе расслабилась, и вытянуть ноги. Умная Ланика делала все правильно и вскоре из царского тела постепенно ушла усталость и напряженность от ночного кошмара, но в мозгу Олимпиады все же притаилась тревога и ощущение близкой опасности.
  Примерно в это же время в страшно далеких от Пеллы Сузах, спала и видела тревожный сон другая женщина. Тоже рыжеволосая, как и Олимпиада, она спала в душной комнате и, также как и царица видела тревожные сны о военной битве. То была фиванка Антигона четыре года назад разом лишившиеся родного дома и всех близких. Ее тоже часто посещали сны, в которых они вновь и вновь переживала трагические часы падения Фив.   
  Десятилетний подросток, Антигона была выходцем из обеспеченной семьи храмового художника Дионисия и имела старшую сестру и младшего брата. В день штурма города она вместе с другими фиванцами находилась у стен родного города, дабы оказать посильную помощь в отражении македонской атаки. Несмотря на осаду, у всех жителей города было приподнятое и вера в победу.
  Все они находились в состоянии эйфории, постоянно твердя, друг другу, что стоит немного продержаться, как придет помощь из Спарты и Афин, а если они не пришлют помощь, то ее окажут другие греческие город несогласные с ненавистной македонской гегемонией. И уж несомненно не оставят город своей милостью великие боги, не раз защищавшие Фивы от вражеского нападения. Многие всерьез уверяли, что слышали таинственные звуки из гробницы царя Кадма, который, несомненно, восстанет из для  защиты своего города. Переходя от одной группы людей к другой, эти слухи зажили самостоятельной жизнью, обрастая все более и более достоверными подробностями. При этом среди фиванцев не нашлось нового Менойкея, который  когда-то принес себя в жертву Аресу ради спасения своего города от врага.
  На все призывы царя Александра к переговорам, фиванцы отвечали  с насмешками  и оскорблениями. Видимо боги помутили разум несчастных жителей, заранее обрекая их на погибель, вселив в них ложную уверенность в счастливом исходе войны.
  Все решилось за один день. Осажденные  фиванцы удачно отбили одну из вылазок македонцев и ободренные этим сами напали на врага, открыв ворота города. С громкими  радостными криками погнали они своих врагов прочь от священных стен города. Сама  судьба, казалось, благоволит к фиванцам. Под их грозный удар, в основном попали беотейцы и фокейцы пришедшие по зову Александра на штурм города в надежде на долю от пирога победителей. Безжалостно рубили и кололи их защитники города Кадма, подобно своим предкам уничтоживших войско предателя Полиника.
  Увы, боги отвернулись от фиванцев в этот день. Македонцы быстро, подтянув основные силы, остановили бегущих союзников, и сами устремились на врага. Александровы гоплиты без труда одолели растянувшихся и потерявших строй противников. Вмиг победители стали побежденными. Подгоняя бегущих людей, македонцы на их плечах ворвались в город, где началась паника. Одновременно, другая часть войска начала штурмовать незащищенные стены и тоже ворвалась в Фивы. Больше всех свирепствовали побитые до этого греческие союзники царя. Именно они убивали без разбору мужчин и женщин, вымещая на них свою злобу за пережитый страх.    
  Дионисия убили фокейцы на пороге его же дома, который  художник пылко защищал с мечом в руках. Он убил одного, ранил другого, но сам пал с пробитой копьем грудью. Озлобленные подобным отпором, греки ворвались в дом груша все на своем пути. Мать Антигоны, красавицу Агаву, бросившуюся к упавшему мужу, они повалили на пол, где и начали насиловать, навалившись всем скопом. Крики несчастной женщины только подзадоривали мужчин, столпившихся над её стройным обнаженным телом. Оно в одно мгновение, лишившись одеяния, стало подобно магниту притягивать жадные похотливые взгляды истосковавшихся за время похода воинов.
  На защиту матери храбро бросился младший брат Антигоны Гегелох, но тут же упал с проломленным виском от удара твердой рукоятки  меча. Та же участь постигла и старшую сестру Эвриклею. Фокейцы схватили девушку, в тот момент, когда она пыталась выскочить в другую комнату. Повалив несчастную Эвриклею прямо на пол и стянув  нежные руки ремнем от кочана со стрелами, насильники начали свое грязное дело по громкий хохот и отчаянный визг жертвы, грубо раздвинув ее ноги сильными и потными руками.
  Что касается Антигоны, то ей в этой резне повезло. Один из греков ударил ее тупым концом копья по голове, и она свалилась без чувств на некогда чистый пол своего дома.  Благодаря этому она не увидела как, насытившись ее матерью, один из мужчин ловко перерезал ей горло и вспорол живот. Точно так же поступили со старшей сестрой, которая от боли и страдания потеряла сознание и осталась лежать на полу обильно залитым кровью бесчувственным кулем. Фокеец ударил девушку мечом в область гениталий и бросился вслед за своими приятелями.
  Оглушенную Антигону нашли македонцы, которые по приказу царя спешили прекратить бойню своих греческих союзников и вывести жителей из объятого пламенем города. По решению совета представителей Коринфского союза, все жители города были проданы в рабство, а сами Фивы разрушены. Спасенную девочку продали вездесущим финикийцам, которые в свою очередь отправили ее в Персию.
  Вновь и вновь уже, который день, Антигона видела во сне падение своего родного города. Снова на её глазах умирал отец, подвергались насилию мать с сестрой, но теперь Антигона счастливо ускользала от грязных рук страшных солдат. Она высоко воспаряла над всем происходившим и видела ужасную бойню свысока. Однако теперь друг с другом сражались персы и македонцы, и среди них, Антигона отчетливо увидела Мегабиза, своего хозяина и отца, пока ещё не родившегося ребенка. Громко крича имя своего любимого, и широко раскинув руки, она пыталась защитить Мегабиза от вражеских копий, стрел и мечей, что в непрерывном калейдоскопе мелькали вокруг него. Из-за этой суматохи, фиванка так и не поняла, смогла ли она защитить своего господина или он пал под ударами врагов.   
  В холодном поту страха просыпалась от сна девочка, и не родившийся ребенок стучал в ее чрево, также напуганный тревожным сном своей несчастной  матери. Проницательная от рождения и закаленная жизненными невзгодами, фиванка всей своей сущностью ощущала грядущие перемены. С двойственным чувством ждала она известия с поля битвы, Антигона. Так как независимо от того какой жребий вытянут великие Мойры, он сулил ей и радость и огорчение. С радостным сердцем она приняла бы гибель тех, кто разрушил её дом и погубил близких, и с неменьшей радостью узнала бы она о разгроме царя, чьи подданные втоптали её в грязи и превратили в послушную дарительницу любовных утех. Ровно как и победа того или иного зла было для неё горем.
  Так до конца не определив, какую сторону ей следует принять, фиванка промучилась всю ночь и уснула только утром, когда в закрытые городские ворота Суз постучал вестник с горькой вестью для обитателей великого города.






                Глава IV. Торжество победителей и горе побежденных. 






                Громким криком радости приветствовали македонцы своего кумира, когда тот проезжал на своем коне мимо них. Усталый от неимоверного напряжения, весь забрызганный сгустками крови и людской плоти, Александр все же находил в себе силы улыбаться, махать одеревенелой рукой и кричать в ответ своим воинам: - Мы победили, мы победили!
  И солдаты своими мощными глотками, изрядно осипшие за время битвы подхватывали его клич, по которому можно было безошибочно угадать, куда двигался Александр.
Действительно сегодня македонцы и их союзники одержали невиданную ранее победу, разгромив малыми силами противника, который во много раз превосходил их своей численностью.
  Теперь уже никто не сомневался, персам окончательно сломали их хребет, и теперь уже нет в Ойкумене силы, способной помещать македонскому царю победно завершить свой поход. Все ликовали, но мало кто догадывался, что в этот момент, сердце их кумира точит  тоска и негодование, из-за неудачных действий Пармериона, из-за которых Дарий вновь ускользнул, лишив тем самым полководца полноценной победы.
 - Он должен был держаться, держаться даже ценой собственной жизни и жизни своих солдат. А вместо этого все испортил, испортил в который раз. Уж лучше бы он пал с честью в этой битве, чем вновь будет мешать мне своими советами – негодовал про себя Александр, специально поворачивая Букефала в сторону от того места, где находился разочаровавший его стратег. Раздосадованный молодой герой не желал видеть человека, сорвавшего его блистательную победу. И все же они столкнулись.
  Пармерион оказался не там, где предполагал Александр. Несколько гоплитов осторожно несли раненого стратега на перекрещенных между собой копьях. Зажимая рукой рану в левом плече, командующий левым флангом сидел в импровизированном кресле, заботливо поддерживаемый сзади солдатскими руками.
 - Победа царь! – первый произнес Пармерион, когда Александр поравнялся с ним и осадил Букефала.
 - Да победа, но она могла быть полной, если бы ты смог продержаться, хотя бы еще полчаса. Тогда Дарий бы не смог ускользнуть от моего меча – проговорил царь, повернув в сторону стратега свой шлем с белыми орлиными перьями, потерявших от пыли и крови свой первозданный вид. 
  Пармерион гневно вскинул голову и, выдержав тяжелый взгляд своего царя, с достоинством ответил: - Я сделал все, что мог. Если ты считаешь меня виноватым, то накажи.
 - Я говорю не о наградах и наказаниях, – горько вздохнул Александр. – Дарий бежал, а это значит, что будут новые сражения. Однако я вижу, ты ранен. Спеши к лекарям, мне дорог каждый человек моего войска для одержания полной победы над врагом.
  И махнув рукой, царь направился к новой группе солдат, радостно загомонивших от встречи с кумиром. Омраченный упреком старик, молча, тронул плечо одного из своих носильщиков. Вся радость от одержанной им победы разом ушла куда-то, и только мысль, что жив его сын Филота, радостно согревала его сердце.
  Македонский лагерь сильно пострадал от грабежа персидской кавалерии, и перед возвращавшимися в него воинами престала страшная картина смерти и разорения. Тут и там валялись изуродованные ударами мечей трупы слуг, рабов и женщин вперемешку с телами персов и стражниками лагеря. И поэтому крики радости стали быстро перемешиваться с плачем и стенанием, когда победители стали узнавать в погибших своих родных, близких или друзей.
  Определено под счастливой звездой родился египтянин Нефтех. Кто - то из великих богов определенно покровительствует ему, раскрыв над ним свою божественную длань во время персидского грабежа.
  Оставленный под надежным караулом, египтянин с опаской ожидал начало битвы, которая должна была определить всю его дальнейшую судьбу. Нефтех не сильно сомневался в победе македонцев, но одно дело дожидаться результатов в безопасном месте и совсем другое находиться в непосредственной близости к опасности.
  Когда звуки битвы проникли сквозь полог шатра, египтянин напрягся готовый к любой неожиданности. И она настала на втором часу схватки, когда на македонский лагерь, хлынула персидская конница.
  С того места, где располагался Нефтех, было прекрасно видно, как сначала персы направлялись в тыл отчаянно дерущейся фаланги Мелеагра, но затем резко изменили направление и устремились к лагерю.
  Низко пригнувшись к гривам своих лошадей, впереди всех скакали понтийцы, в своих легких кожаных панцирях. Вслед за ними блистая чешуйчатыми доспехами, спешили  горбоносые тяжеловооруженные кавалеристы. Из их глоток вырывался радостный крик при виде беззащитного лагеря с множеством вожделенной добычи. Крики наступающих конников говорили, что настал долгий час расплаты, и теперь персы будут грабить и разорять имущество македонцев.   
  При виде устремившейся к ним конной лавины, в лагере начался переполох. Стража тут же забыла про египтянина, и тот поспешил затеряться в глубине палаточных рядов, продолжая живейшим образом наблюдать за событиями.    
  Заслон лагерной стражи был мгновенно смят, и вот уже гортанно кричащее воинство  моментально рассыпалось среди македонских палаток в поисках законной добычи. Все сразу разделилось на множество малых очагов сражений, где успех был на стороне  персов. Один за другим погибали под мечами и копьями македонские воины, не показывая при этом противнику свой тыл. 
  При виде беззащитного лагеря, персы сразу забывали о шумевшей рядом битве и, ворвавшись в шатры, занимались грабежом. До палатки Нефтеха, куда он прошмыгнул подобно юркой ящерки, персы добрались не скоро, подарив жрецу время для принятия решения. Египтянин, моментально скатал все самое ценное, чем он владел в один небольшой сверток и, выбежав из палатки, бросился прямиком к стойлам для животных.
  Одним махом он вырыл в конском фураже ямку, спрятал в него свой сверток, не позабыв все аккуратно заровнять. Теперь следовало позаботиться о себе, и жрец осторожно выглянул наружу. Македонские конюшенные храбро отбивались от четырех понтийцев пытающихся достать их своими мечами. Недолго думая, египтянин подхватил крепкую деревянную лопату и проворно бросился под ноги одному из всадников. Удар, и подсеченный конь рухнул на бок, придавив своим телом всадника. Несчастный понтиец  от удара о землю явно сломал себе бедро, потому что он истошно кричал от боли и явно ничего не соображал. Выхватив свой короткий меч, Нефтех коршуном кинулся на лежащего врага и одним движением вогнал его под челюсть, разом оборвав крики человека. Кровь хлынула фонтаном, щедро обдав одежду и руки египтянина. 
  Ободренные этим действием, конюшенные с удвоенной силой атаковали нападавших и вот уже еще один опрокинут на землю ударами вил, а остальные бросились прочь в сторону в поисках более легкой добычи.
  Конюшенные радостно загалдели им в след, но вскоре воинская судьба показала свой изменчивый характер, когда на македонцев налетели воины в блестящих чешуйчатых доспехах. Нефтех моментально понял изменение картины боя и, не дожидаясь расправы, быстро юркнул под обозные возы груженые фуражом.
  Так он и перебирался от одной телеги к другой, стараясь не попасться на глаза разъяренным конникам, которые самозабвенно полосовали своими саблями македонских конюшенных. Не обнаружив  ничего ценного на возах, нападавшие развернулись и устремились в другое место с целью легкой наживы.
  Выждав время, египтянин рискнул высунуть свою голову из-под телеги, что бы лучше разобраться в происходящем и открывшаяся ему картина превзошла все его ожидания. Персы самозабвенно грабили лагерь, совершенно не заботясь о сражении легкомысленно считая, что основное дело уже сделано, и можно спокойно пограбить.
  Со всех сторон неслись громкие крики мужчин и женщин, и Нефтех быстро вертел, головой стараясь лучше сориентироваться в происходящей какофонии. Его блестящая голова, привлекла внимание одного из мародеров, который в порыве азарта решил опробовать на ней крепость своего клинка.
  Египтянин был совершенно против этого и он лихо прыгал от одного возка к другому, что бы между ним и персом было препятствие. Персу это надоело, и он спрыгнул с лошади, и сам ринулся в погоню за Нефтехом. Что ему было нужно от простого человечка, никто уже не узнает. Он самозабвенно рыскал вслед за египтянином, пока не прижал его к загону с верблюдами.
  Они были трофеями, взятыми в битве при Иссе, и имели очень дурной нрав из-за неправильного обращения с ними македонцев. Поэтому они считали своим долгом плюнуть в любого, кто, слишком близко приблизиться к ним. К тому же от одного из людей пахло лошадью, а этого звери не любили и дружно оплевали перса уже готового опробовать свой меч на теле Нефтеха.
  Заплеванный столь едкой жидкостью, перс отчаянно взвыл и стал протирать свои глаза, что позволило его противнику подхватить брошенные кем - то вилы и всадить их в незащищенное панцирем горло. Удар был настолько сильным, что несчастный вояка был пришпилен к деревянной стене как таракан. Оставив вилы в теле противника, Нефтех сильным ударом по голове оглобли вбил голову перса в плечи и прервал его мучения.
  Пока шел поединок, положение резко изменилось, и теперь персы бросились прочь, попав под удар македонской конницы. Начался новый поворот в главной битве за Персию.
  Когда македонцы вернулись в свой лагерь, Нефтех весь залитый чужой  кровью уже оказывал медицинскую помощь раненым и умирающим. Одним из раненых был Пердикка, молодой гейтер получивший в грудь вражескую стрелу. Вырванная в пылу боя стрела оставила сквозную рану, от чего грудная клетка македонца постоянно клокотала при каждом вдохе, и вызывало сильную боль. Глянув на его рану, македонские доктора только развели руками, признавая свое бессилие. По их понятиям больному оставалось жить совсем не много, и они поспешил отойти прочь, дабы не видеть смерти молодого гейтера.
 - Нефтех! – закричал сидевший рядом с раненым Эвмен, – ты был жрецом и наверняка лучше их знаешь медицину.
 - Твоя, правда, господин. Как истинный жрец я изучал эту науку и могу сказать, что он умрет меньше чем через час.
 - Спаси его, и я щедро награжу тебя! – пылко пообещал грек.
 - Лучшая награда для меня, это твоя милость господин. Я сделаю все, что в моих силах, но не могу гарантировать положительный результат, так как рана очень опасна и давнишняя.
 -Делай! – приказал Эвмен и египтянин начал врачевание. С первого взгляда жрецу было ясно, что попадавший внутрь воздух сдавливает легкое и вскоре Пердикка не сможет им дышать и погибнет от скорого удушья.   
  Нисколько не заботясь об обезболивании раненого, Нефтех быстро извлек из своего узелка серебреный дренаж, и уверенным движением вогнал его между ребер в тело раненого, что бы скопившийся воздух поскорее вышел из раны. От сильной боли Пердикка потерял сознание, но лекарь твердо продолжил свою работу и вскоре добился желаемого. Выровняв давление, он восстановил свободное дыхание, наложил чистую повязку на кровоточащую рану и, принялся приготавливать нужные настои.
  Протерев виски и крылья носа раствором уксуса, он привел в чувство молодого македонца и стал настоятельно требовать, чтобы Пердикки лежал, но тот ничего не хотел слышать. Счастливо разминувшись со смертью, он намеривался идти к царю, чтобы вместе с ним порадоваться победе. Между больным и врачом разгорелся жаркий спор, который был прерван появлением Александра. Сразу после сражения, полководец счел своим долгом навестить своих раненых воинов.   
 - А господин гадатель! - весело воскликнул царь, обращаясь к Нефтеху так, как будто не было за его плечами отчаянной схватки за свою жизнь и неудачной погони за Дарием. Македонец был истинным воплощением молодости и энергии и мог с легкостью сбросить со своих плеч непосильный груз различных проблем и радоваться жизни.
 - А мне донесли, что ты толи убит, толи пропал во время боя.
 - Я защищался, государь – коротко ответил царю египтянин.
 - Неподалеку отсюда, я видел труп перса пригвожденного к стене хлева. Твоя работа? Уж слишком неправильно его убили – усмехнулся Александр и вслед за ним, засмеялась вся его свита.
 - Да, моя работа – египтянин сокрушенно развел руками, как бы оправдываясь перед полководцем.
 - Он своим умением врачевать спас жизнь Пердикки, тогда как от него отказались наши врачи, государь! - вступился за Нефтеха Эвмен.
 - Это правда?
 - Да, государь.
 - А ты смелый человек египтянин. Не побоялся остаться в лагере накануне битвы и оказал мне новую услугу, сохранив жизнь моему близкому гейтеру. Проси за это и свое правдивое гадание всего чего пожелаешь.
 - Я был очень рад тем, что смог доставить небольшую пользу в твоем великом деле, и прошу твоего разрешения и дальше следовать за твоим победоносным войском.
 - И это все?
 - Да, государь.
 - Ты не перестаешь меня удивлять гадатель. Скромность твоя необычна и удивительна. Хотя впрочем, твое жреческое воспитание в какой - то мере может это объяснить. Но все равно я не люблю быть должным. Я разрешаю следовать тебе за моей армией, и если у тебя будут проблемы, обращайся прямо ко мне лично. А пока в подарок прими от меня  два таланта золота и не смей отказываться. Я не люблю, когда пренебрегают моей милостью.
  Услышав это, Нефтех пригнул одно колено и поцеловал руку царя. Это поступок вызвал неординарное толкование в царской свите. Кен и Кратер только фыркнули от подобной азиатской дикости, а Эвмен сделал вид, что ничего особенного не произошло. Один только Александр внутренне остался доволен, хотя и не показал свою реакцию. Милостиво отпустив египтянина, он продолжил осмотр раненых, стараясь их подбодрить, успокоить и хоть словом облегчить их страдания.
  А тем временем в палатке раненого стратега Пармериона, начальник конницы Филота гневно изливал свое негодование в адрес Александра.
 - Какая черная неблагодарность досталась нам с тобой за все то, что мы сделали в этой битве для царя! Оба мы стояли на флангах и сдерживали наступление многократно превосходившего нас в численности врага, пока Александр пробивался к Дарию. Только на костях наших солдат, он смог одержать эту победу и  что мы получили в благодарность!? Откровенно плевок в сторону истинных героев этого сражения. Для всех у царя нашлось доброе слово, и лишь только тебе одному он посмел бросить упрек в том, что он упустил Дария! Неблагодарный мальчишка! Сколько раз в трудный момент мы бескорыстно оказывали ему помощь, в которой он так остро нуждался и вот как он нас за все отблагодарил!
 - Ты не совсем прав сын мой, – глухо ответил Пармерион, в душе переживая холодность от царского упрека по поводу развала левого фланга. – Царь жалует нас своей милостью. Ты начальник гейтеров, а я командовал его левым флангом в этой битве. И если не сумел его удержать, то видно стал стар.
 - Стыдись отец. Именно твое упорство и мастерство спасло положение, а не липовая доблесть Кратера как об этом говорят по всему лагерю. Я отчаянно бился с согдийцами, прикрывая фланг царя, и не моя вина, что с таким количеством всадников не смог опрокинуть врага. Он пренебрег твоим советом напасть ночью на испуганных затмением персов, нагло заявив, что он не ворует побед. А когда после смерти Филиппа, ему понадобился твой авторитет и голос в его пользу, он не побоялся отнять трон у законного наследника престола Филиппа.
 - Замолчи Филота, не поминай эту скорбную историю в светлый день нашей победы. Не стоит омрачать его мрачными воспоминаниями. Радуйся, что Дарий со своим войском разбит и впереди у нас Вавилон и Сузы, где персы хранят свою несметную казну.
 - Я радуюсь отец. Я радуюсь победе, тому, что мы с тобой живы, но не хочу, что бы он в угоду не родовитым македонцам отнимал у нас ту славу и почет, которые нам принадлежат по праву.
 - Уверен, что Александр бросил свое обвинение в порыве гнева от неудачной погони, – рассудительно произнес старый полководец. – Пройдет время и царь даст нам заслуженные нами милости. Я в этом уверен, потому что иначе он обратит против себя все военное собрание.
 - Да этого он пока еще боится и с этим считается. А в нем у нас много сторонников – с радостью подытожил Филота, довольный тем, что смог нащупать уязвимое место в силе Александра. В миг, все прежние проблемы стали казаться совсем иными. Звонко хлопнув в ладони, он приказал слуге организовать победный пир и приготовить свою наложницу  красавицу Антигону. Она была взята македонцами в плен в Дамаске, и досталась Филоте при разделе войсковой добычи. Страшно гордый своей долей, он теперь всюду возил пленницу с собой, постоянно демонстрируя ее македонцам как удачный трофей.
  В стане проигравших битву персов царили уныние и ощущение катастрофы. Пункт сбора разбитого воинства стал город Арабелы, куда непрерывно стекались все спасшиеся от мечей противника персидские воины и конные отряды.
  Мегабиз прибыл в город уже поздно ночь, вместе со своей конницей. Царь Дарий расположился в скромном дворце правителя города совершенно не подобающего для  статуса великого царя Персии. Покинувший поле боя под нажимом своих охранников, он пребывал в подавленном состоянии от случившегося горя. Прибывший вместе с ним  бактрийский сатрап Бес, настаивал на дальнейшем отступлении, но царь желал собрать всех уцелевших воинов. Каждого из вновь прибывшего командира уцелевших отрядов,  доставляли к царю, который желал лично услышать  его отчет о проигранной битве. 
  Уже прибыл Мадий и Сатибарзан, подошли остатки отрядов индов и парфов, но Дарий упрямо ждал Мегабиза, словно желая услышать из его уст, что - то очень важное для себя. Узнав о прибытии командира каппадокийцев, царь сразу встрепенулся и жадно уставился на дверь. Теперь это не был усталый человек, упустивший свою победу из-за  глупого случая. За столом сидел государственный муж, перенесший сильное потрясение, но не сломленный гримасой насмешницы судьбы.
 - Рад видеть тебя в полном здравии Мегабиз, – пылко произнес Дарий, приветливо вглядываясь в лицо прибывшего, - расскажи, как ты воевал и что сделал в этом сражении.
  Мегабиз храбро шагнул перед царем и начал свое повествование, смело, глядя в глаза повелителя.
 - Твой план светлейший был безупречен. По приказу Мадия, я атаковал македонцев и прорвал их фланг. Как мы и предполагали, оборона там была не очень сильна, но македонцы выставили вторую шеренгу гоплитов, с которыми нам пришлось драться дополнительно. Твои конники царь, дрались как львы, и враг ничего не мог с нами сделать, справедливо платя своей головой за каждого убитого нашего воина. Сковав македонцев боем, я послал в прорыв Атропата в надежде, что он ударит с тыла по вражеской фаланге и привезет тебе голову Александра.
  По мере рассказа глаза Дария оживали, наливались силой и гордостью за свое войско, которое было так близко к долгожданной победе.
 - Но, где голова? – сварливо бросил Бес, ревностно заметив перемену в царском лице. – Мы так же сражались с македонцами, но нужной поддержки не получили.
  От едких слов Беса глаза Дария наполнились гневом и стоящие с ним военачальнику проворно отвели свои взгляды в сторону, но не Мегабиз. Перс с упоением продолжил излагать свою правду.
 - Малодушный Атропат увлекся грабежом лагеря и не захотел атаковать фалангу с тыла, решив, что дело сделано. Этот шелудивый пес, уже поплатился своей головой за мерзкий проступок и если бы я знал, что великий царь здесь то непременно привез  бы ее  в подарок светлейшему.
 - Продолжай – громко бросил Дарий, который узнал имя виновника его поражения и то, что его постигла заслуженная кара. 
 - Если бы я знал об  измене Атропата, то не минуты не колеблясь, сам атаковал фалангу македонца и не ушел бы без победы – заверил Мегабиз царя. В ответ желчный Бес звучно цокнул языком, но встревать в разговор побоялся, видя с какой жадностью, царь слушает сатрапа.
 - Мои люди смело били врага, и если бы у нас в запасе было бы еще полчаса времени, то мы прорвали бы и этот строй. Все спутал Александр, внезапно ударивший нам в спину.  По крикам из центра я решил, что ты светлейший погиб был очень омрачен. Видя, что мы проиграли битву, я ударил по македонцам, и  пробил своим верным мечом себе дорогу через их ряды.
 - Не видел ли ты в этом бою Александра? – спросил оживший Дарий
 - Нет, его не видел, но вот его близкий друг Гефестион точно ранен, и я надеюсь на милость богов смертельно. 
 - Значит своим спасением, я обязан тебе – медленно проговорил Дарий. - Ведь он наверняка бы догнал меня со своими товарищами, если бы не истошные крики Пармериона.
 - Я бесконечно счастлив царь, что хоть чем - то смог помочь тебе в этот трудный для всех нас день.
 Хорошо. Бес, прикажи собрать всех сатрапов на военный совет. Обсудим наше положение.
  Сборы были не долги, и вот уже комната наполнилась разномастными людьми, которых объединяло только одно, поражение в недавней битве. Первым начал Мегабиз, который еще не отошел от своего пересказа былого.
 - Враг празднует свою победу и полностью беспечен. Сейчас он слаб как никогда, потому - что полностью списал нас и не ожидает ответного удара. Дозволь господин мне  совершить набег на их лагерь. Конечно, наше поражение это полностью не исправит, но нанести максимальный урон и испортить им праздник мы сможем  сделать.
 - Не дело ты говоришь сатрап, - прервал его Мадий, – только людей положишь зазря теша свое несостоявшееся самолюбие.
 - Но момент для нанесения внезапного удара сейчас самый выгодный, - не соглашался Мегабиз, – если к моим каппадокийцам добавить еще согдов и бактрийцев, я уверен мы сможем хорошо потрепать врага и спокойно уйти обратно. 
 - Нельзя рисковать спасенной конницей, ее стоит приберечь до лучших времен, когда можно будет ее использовать с полной отдачей – авторитетно заявил Бес, и Дарий с ним согласился.
 - Сейчас нам стоит решить, что делать дальше. Защищать Вавилонию или отойти вглубь страны? И если отойти то, как далеко? – произнес царь.
 - Позволь мне сказать, светлейший, – быстро проговорил Бес. -  Я считаю, что Александр не двинется вглубь Персии, довольствуясь Месопотамией. Наш климат слишком жарок для северян и они, измотавшись в песках Евфрата, не будут гореть особым желанием идти дальше. Поэтому нам следует отвести все свои силы в Персию к Экботанам и здесь дать македонцам новое сражение.
 - План хорош – поддержал говорившего Мадий. – Вавилоняне ненавидят нас и в любой момент готовы поднять восстание и ударить нам в спину. Пусть македонец сам справляется с этими гадюками, которые не сильно желают признать над собой новую власть.
 - Вы оба не правы – яростно отвечал Мегабиз, - у Вавилона крепкие двойные стены, в городе большой запас продовольствия, вода под боком. Он сможет долго простоять в любой осаде перед любым войском.
 - Самим сесть в осаду и дать врагу поймать себя в каменный мешок. Поистине мудрое решение в нашем трудном положении. Ты забыл наверно Мегабиз участь Милета, Галикарнаса, Тира и Газы, которых македонец неизменно брал после долгой и упорной осады. И не забывай о вавилонянах, они не на нашей стороне – степенно отвечал Мадий, но сатрап Каппадокии не согласился.
 - Любая осада это долгая борьба с неизвестным концом. Если занять город небольшими силами его можно длительно оборонять даже от македонца. А когда он прочно увязнет в осаде, в этот момент необходимо ударить с тыла всеми основными силами – горячо убеждал Мегабиз собравшихся военачальников.
 - Он взял Тир и Газу, потому – что никто не беспокоил его и позволял спокойно душить сопротивление города. Зажатый же с двух сторон, он не сможет в полную силу использовать свою конницу и фалангу и будет обречен на поражение. В отношении же угрозы вавилонян, то они уже не те, что были сто и двести лет назад. Мужество и сила покинули их окончательно после покорения их города великим царем Киром. Наша власть полностью сломила им шею, и они признают любого, кто займет их город.
  Пламенная речь Мегабиза произвела впечатление на царя, но были против Мадий и Бес.
 - Рискованное дело ты предлагаешь. Еще чуть - чуть и подобно покойному Харидему  начнешь предлагать выжигать все на пути македонцев, дабы оставить их без припасов – осторожно промолвил бактриец.
 - Да, - пылко бросил Мегабиз – Харидем был прав, требуя уничтожить все на пути врага  и обречь его на голод и страдания. Голодный гоплит не так резво воюет.
  Хитрый Бес недаром подвел имя Харидема к обсуждению вопроса о защите Вавилона. Опытный царедворец, специально приплел покойного стратега казенного ранее по приказу Дария в порыве царского гнева. И пусть Дарий потом сожалел об этом и даже признал правоту суждений грека, но с тех пор он всегда чувствовал себя неуютно при упоминании имени казненного. Простодушный Мегабиз легко попал в хитрую ловушку, и едва прозвучало имя стратега, как царь поспешил, согласился с мнением Беса.
 - А Сузы?! – воскликнул Мегабиз.
 - Я, конечно, понимаю, что там у тебя дом и жена, – едко заметил сатрап – но Сузы, тоже полный опасности измены подобно Вавилону. Сузианцы всегда ненавидели нас и постараются предать в любой удобный момент. К тому же это своеобразная золотая ловушка для македонцев. В городе располагается часть нашей казны, и мы не станем ее вывозить. Пусть македонцы получат часть нашего золота, ведь ради него и был затеян греками весь этот долгий поход. Так пусть же они получат то к чему, столь стремятся и с помощью чего наши отцы всегда одерживали победы там, где было бессильно наше оружие. Человек, вкусивший блага не захочет их терять перед неизвестным грядущим. Думаю, что после этого мы сможем легче вступить с ними в переговоры и, отдав Месопотамию на грабеж, все вернем мирным путем.
  Военачальники согласно закивали своими увитыми бородами. Вернуть все мирным путем это очень мудро и на это стоит пойти. Однако Мегабиз продолжал упорствовать.
 - Вы забываете, что Александр не тот человек, который будет довольствоваться частью, ему надо все. Вспомните предложения нашего царя, которое он сделал ему до битвы. Македонец отверг их, хотя они были очень заманчивы, и за принятие их высказывался Пармерион соратник Филиппа. Столь щедрого дара никто из греков никогда не получал за все время наших с ними войн. А он отверг его, не желая идти на компромисс.
 - Ему тогда нужно было золото для своих усталых солдат как реальная сиюминутная награда за их кровь и пот - бросил весомый аргумент Бес.
 - Получив которую, он станет еще сильнее и потребует еще. Это опасный путь, отдавать врагу свою территорию и золото в надежде, что он успокоиться и пойдет на заключение мира.
  - Пойми же, Мегабиз! – гневно бросил царедворец - Нам нужен перерыв, что бы собрать новые силы. Ты сам недавно предлагал ударить по  отдыхающему врагу. То же самое мы сделаем, когда соберем новую армию, а македонцы будут праздновать в Вавилоне и Сузах. Постараемся договориться, а нет, вот тогда, ты сам поведешь свой ударный отряд на врага – пообещал Бес.
  Сатрап был кровно заинтересован в отходе царя с остатками войска именно  к Экботанам. Персидская столица была в его подчинении, и тогда он становился по отношению к Дарию, самым влиятельным  из всех присутствующих сатрапов. В душе Бес давно лелеял мечту об умном царском соправителе, и теперь судьба сама сдавала ему козырные карты. Мегабиз же не вписывался в эти планы и верткий сановник, чувствуя его влияние на царя, стремился всеми силами оттеснить его с первых позиций. Это понимал и Мадий, которому появление нового энергичного царского фаворита не сулило ничего хорошего. Каждый из них отчаянно бился за свое место, под солнцем полностью забывая о спасении своей державы.
 - Я поддерживаю мнение Беса о золотой ловушке, обратился к царю сатрап. - Пусть македонцы попробуют эту похлебку, и тогда клянусь богом, они станут сговорчивее. Ведь даже гордые спартанцы, утопившие в колодце наших послов во времена похода Ксеркса, охотно брали наше золото для борьбы против своих соплеменников; фиванцев и афинян. Теперь же их царь Агис наш верный союзник против Александра и вот-вот должен поднять против него общегреческое восстание.
  Луч надежды разом озарил лица собравшихся в зале людей. Все они прекрасно понимали, что успех Агиса позволит завершить замысел Мемнона о полной изоляции страшного погубителя персидской славы, в крепких тисках чужой страны отрезав Александра от его основной базы.
 - Слишком долго он готовился отработать наши деньги – с гневным упреком бросил Мегабиз, но Бес незамедлительно парировал его слова.
 - Лучше поздно, чем никогда. Так говорят наши мудрецы, и они правы. Пусть Александр полностью увязнет в песках Месопотамии, отдалившись от своей родины как можно дальше. Все его снабжение армии свежими силами весит на волоске, который должен перерубить спартанский меч. Вступив в борьбу, инородцы сами уничтожают друг друга, ради нашей выгоды  затмив свой разум золотым туманом. Кто бы ни одержал вверх в этой схватке, он будет очень слаб после своей победы и не будет страшен нам. Подождем  чуть – чуть и возможно бог солнца проявит к нам свою милость.
  Услышав эти слова, все персы разом закивали в знак одобрения тайного замысла Беса.  Они еще не отошли от ужасов и кошмаров, связанных с проигранной битвой и бегством. И оттого хотели как можно скорее забыть все это как кошмарный сон, с готовностью  соглашаясь на предложение сатрапа, которое позволяло одержать победу, не обнажая при этом своего клинка.
  Поэтому почти все вельможи с затаенной надеждой смотрели на своего царя Дария в ожидании его окончательного решения. Если бы хоть кто-то поддержал Мегабиза, царь возможно бы и отверг предложение Беса но, ощущая коже, явное нежелание своих сатрапов умирать за него сейчас, Дарий просто не рискнул им перечить. Тяжесть недавнего поражения, старая привычка принимать решение, навязанное большинством своих подданных, и простая человеческая усталость сломили волю персидского царя.
 Обведя собравшихся обреченным взглядом Дарий, с вздохом произнес: - Я согласен с вашим мнением, мы покидаем Вавилонию и Сузы, да поможет нам в нашей борьбе великий Ахумуразда.
  Мегабиз что-то попытался сказать, но разом вскочившие сановники заглушили слова воителя своими громкими и радостными криками. Все в один голос поздравляли великого царя с правильно принятым решением и выказывали полную уверенность в скорой победе над врагом.   
  От столь бурной реакции персов, по постаревшему лицу Дария покатились слезы. Увидев их, Мегабиз только тряхнул головой, и непочтительно расталкивая людей, стал быстро пробиваться к выходу. Он не желал быть рядом с теми, кто своей трусостью обрекал Персию на скорую гибель.


               


                Глава V. Запутанный  клубок женских противоречий.






                Статира всей душой ненавидела рыжеволосую наложницу своего мужа Мегабиза. С самого первого упоминания о ней, еще не видя девушку, персиянка прониклась к ней стойким отвращением как к чему - то грязному и отвратительному. А когда узнала, что фиванка беременна, то благородная дочь высокородных родителей просто пришла в дикую ярость. Причина столь бурной и неадекватной реакции на вроде бы незначительную новость крылась в самой Статире.
  Выйдя замуж по любви, красавица Статира была самой счастливой женщиной в Сузиане.
Высокая и статная, с мелкими приятными чертами лица и роскошной копной темных волос, она пылко любила своего мужа Мегабиза. У нее было все; прекрасный дом, достойное положение в обществе и богатство, но это внезапно разом померкло, когда у Статиры случился выкидыш столь долгожданного обоими супругами первенца. Все списали на раннюю беременность, ведь на момент свадьбы девушке минуло едва семнадцать лет, и всему виной могла быть ее резвость и неопытность в столь важном деле как вынашивание беременности.
  Мегабиз как мог, утешал Статиру и вскоре, у персиянки появился новый плод их пылкой и страстной любви. На этот раз Статира была очень аккуратна и бережлива, но по прошествия определенного срока выкидыш повторился, когда она споткнулась буквально на ровном месте. На этот раз горе было сильнее, и среди слуг незамедлительно поползли сплетни об ее неспособности родить.
  Первым обличителем этого гнусного слуха был сам Мегабиз, который всеми силами старался поддержать свою жену в трудный момент. Осмотревший Статиру врач, заверил, что она абсолютно здорова и противопоказаний к беременности нет, списав прошлый выкидыш на сильный испуг и удар.
  Успокоившись и окрепнув, супруги, решили продолжить свой труд, благо к этому было обоюдное желание. Но и третья беременность завершилась плачевно. Постоянно лежавшая на постели Статира, проснулась ночью от боли и обнаружила себя в луже крови вылившейся из ее лона. На этот раз горю уже было трудно помочь, молодая женщина была в шоке, и уже многие открыто заговорили о том, о чем до этого в тайне шептались.
  Положение поправил Ресак, двоюродный брат Мегабиза, который проходил лечение по поводу ранения в грудь, на водах Сузианы. По его словам на морском побережье, жила знаменитая целительница, оказавшая много услуг знатным вельможам в различных пикантных ситуациях. Статира разом ухватилась за эту весть и быстро уговорила своего мужа отправить ее на лечение в сопровождении с Ресака.
  Целительница действительно знала толк, в своем деле. Для начала она подробнейшим образом расспросила девушку обо все ее прежних болячках и как протекали прежние беременности. Ее интересовало буквально все, плоть до того, что Статира ела и как она занималась любовью со своим мужем. После многочасового допроса, знахарка раздела ее и долго придирчиво осматривала и ощупывала стройное и крепкое тело несостоявшейся матери. 
  Приговор медицинского светила поверг Статиру в ужас. Выяснилось, что она никогда не сможет подарить своему мужу долгожданное дитя. Персиянка долго обливалась слезами и истерично рыдала, пока не услышала продолжение безапелляционного вердикта, который гласил о возможной беременности от любого другого мужчины.
  Убитая этим известием, Статира долго не могла отойти от своего горя, несмотря на поддержку ее Ресаком. Прошла целая неделя пока женщина успокоилась, и реально взглянула на вещи. Для сохранения брака нужен был ребенок и желательно поскорее, что бы разом заткнуть все рты. Присутствие Ресак было идеальным вариантом, и после недолгого колебания она обратилась к нему за помощью. Ресак издавна поглядывавший с обожанием и тайным вожделением на Статиру сразу согласился и вскоре в одной из закрытых купален состоялась встреча столь необычных любовников.
  Стыдливая и застенчивая в начале, Статира быстро освоилась в новой обстановке и поспешила разом наверстать все, что пропустила в своей жизни, по достоинству оценивая способности Ресака. Их встречи проходили в течение десяти дней, после чего женщина срочно засобиралась домой,  получив твердое уверение знахарки, что она беременна. Ресак остался лечить свою рану, с жадным взглядом провожая  свою любовницу.
  Целительница действительно не обманула. Через девять месяцев, Статира подарила своему мужу столь долгожданного ребенка, навсегда отметя от себя любые хулы недоброжелателей.
 - К большому сожалению, это была девочка, но Мегабиз был рад и этому. Казалось счастье вновь вернулась в дом Статиры которая, тайно встречалась с Реском отчаянно надеясь, что скоро сможет родить сына. Однако судьба вновь нанесла персиянке свой коварный удар. Ресак погиб в битве под Исой, так и не успев подарить ей долгожданного второго ребенка. Заводить нового любовника Статира побоялась, опасаясь возможного разоблачения. К тому же муж с головой окунулся в создание конного войска, и они как - то отдалились друг от друга.
  Появление у мужа наложницы, Статира перенесла стойко, посчитав это мимолетным мужским увлечением. Но когда Мегабиз привез Антигону в дом, и она забеременела, это переполнило чашу страдания Статиры, и она сорвалась. С персиянкой произошла форменная истерика. Она кричала, стучало ногами, и бросала в ни чем не повинных слуг всевозможными предметами домашнего обихода. Сама мысль о том, что какая та  танцовщица сможет подарить ее мужу своего ребенка, была для нее совершено невыносима. Когда она сама увидела девочку с огромным для ее размеров животом, то Антигона сразу была зачислена в список злейших врагов.
  Фиванка начала рожать раньше положенного срока. Причиной этого послужили вести с полей Гавгамел о полном поражении персидских войск. Гонцы сообщали о множестве убитых и больших потерях среди высокородных вельмож. Перечислялись одно высокое имя за другим, а о судьбе Мегабиза глухо молчали. Эта неизвестность хуже всего воздействовала на Антигону, изводя своей неопределенностью, которая порождала страх. Промучившись так несколько часов, девушка внезапно ощутила сильные схватки и закричала. Тут же сбежались бабки повитухи и принялись срочно готовить все необходимое для родов.
  Узнав об этом, Статире принялась отчаянно, думать о том, что следует предпринять, и после долгих раздумий приказала позвать своего лекаря Богоя, которому доверяла не одну свою женскую тайну.
 - Ой, мамочка! - звонко и пронзительно кричала Антигона, лежавшая на полу в окружении повитух. Преждевременные роды шли очень трудно, изматывая молодое тело своими частыми потугами и схватками. Кроме этого, фиванку охватил страх смерти, и слезы обильно лились по ее розовым щекам, мешая ей сосредоточиться и правильно дышать. В довершении всего тяжелым грузом на ее хрупкие плечи давило ощущение полного одиночества среди совершенно чужих ей людей.
  Только появление Багоя внесло какой-то порядок в это дело и уже поздно вечером, фиванка родила. Она произвела на свет маленький пищащий комочек плоти, который оказался девочкой. Когда новорожденную обмыли и очистили от слизи, все увидали маленький рыжий венчик вокруг ее головы.
 - Чисто мамина дочь - говорили повитухи, поднося к груди Антигоны сопящий кулек для ее первого кормления. Истерзанная страхом и болью, девушка с наслаждением ощутила неожиданное блаженство от кормления грудью своего ребенка. В эти мгновения она поняла все то, что входило в столь емкое понятие как материнство.
 - Я назову ее Нисой – объявила счастливая мать после своего кормления и заснула.
Когда Багой доложил о рождении девочки, у Статиры отлегло от сердца. Фиванка не смогла превзойти ее, и от этого ей стало значительно легче. Надев на лицо маску величия и брезгливости, она выразила желание посмотреть этот плод любви ее мужа и маленького ничтожества. Брезгливо осмотрев мирно посапывавшего ребенка, Статира устремила свой властный взор на Антигону, обессилено вытянувшуюся на постели после столь трудного испытания жизнью. 
  Роженица не отвела, свои красивые, зеленые глаза перед Статирой как бы, не желая покоряться ей. Вспыхнув от этого, персиянка кликнула лекаря:
 - Багой, я довольна твоей работой. Дитя великого Мегабиза должно жить, но сделай так, что бы эта шелудивая тварь больше никогда не смогла рожать детей, ни от кого – либо, - и, видя замешательства лекаря, гневно крикнула – Действуй!
  Перс не колебался и, призвав себе на помощь двух сильных слуг, принялся за порученное ему черное дело. Слабая от родов Антигона пыталась сопротивляться, но без особого успеха. Двое громил разом, под отчаянный крик девушки разодрали все то, чем она прикрывалась, и этими обрывками прикрутили ее слабые руки к изголовью кровати.  Дабы не слышать душераздирающих криков, Антигоне грубо забили в рот тугой кляп, после чего молодцы раздвинули ноги, у своей жертвы открывая Багою поле его деятельности.
  Не желая покоряться, несчастная продолжала извиваться в руках извергов, за что и получила сильный удар по голове, который отправил ее во тьму не бытия.
  Когда Антигона очнулась, перед ее глазами стоял сплошной черный туман и где - то очень далеко - далеко был отчетливо слышен голос Статиры:
 - Не гоже пропадать семени великого полководца Мегабиза. Я только, что получила известие, что он жив и скоро приедет сюда. Муж сообщает, что скоро сюда могут прийти македонцы, и мы должны быть готовыми покинуть город. Я не желаю, что бы к его приезду девочка была в моем доме. Поэтому Аиша, немедленно собирайся и отвези ребенка в Дардан. Там встретишь Фрасибула и передашь ему это письмо. В нем указание принять и спрятать ребенка пока враги не уйдут из страны. Смотри внимательно за девочкой, с ней ничего не должно случиться, за нее ты отвечаешь своей головой. Возможно, вскоре он мне понадобиться.
  После этого, Антигона вновь впала в забытье, которое полностью стерло в ее памяти услышанные слова Статиры. Потом она долго и безуспешно будет вспоминать этот важный для нее разговор, но черная пелена будет крепко держать в своих объятьях судьбу ее дочери, познав которую она потеряла на долгие годы.
  Только вмешательство извне, поможет преодолеть этот страшный барьер, но произойдет это только через многие годы тоски и одиночества. 
  От всего перенесенного у бедняжки развилась сильнейшая лихорадка и озноб. Антигона постоянно бредила и путала явь со своим горячечным бредом. Желая растянуть свою месть, Статира приставила к девушке сразу двоих лекарей с приказом поднять ее на ноги.
Мегабиз приехал через день и был удручен известием о ранних родах своей наложницы.
Статира женским нутром почувствовала, как много он ставил на эту беременность, и поклялась в своей душе отомстить обои любовникам за свое прозрение.
  Стремясь опорочить фиванку, она полностью приписала эти ранние роды, ее небрежности и прыти которые и послужили опасным толчком. Наблюдая за муками мужа, персиянка сообщила, что наложница родила мертвого мальчика. Ссылаясь на Багоя, она полностью приписала Антигоне вину в этой мифической смерти, наслаждаясь при этом страданиями Мегабиза.
  Перс захотел повидать Антигону и вскоре его взору, предстало жалкое зрелище худого  изнеможенного тела, которое совсем не напоминало ту красавицу фиванку, которую раньше столь страстно любил Мегабиз. На чье лоно возлагал он большую надежду и получил жестокое разочарование.
 Стратег с горечью отвел глаза и встретил жаркий пылающий взгляд Статиры, который  столь плотоядно и трепетно взывал к нему. Он не посмел отказать своей жене и вскоре, приняв ванну, он уже ублажал ее стонущую от ласок и наслаждения. В этот раз она была на высоте страсти, которая позволила Мегабизу хоть на какое-то время забыть все невзгоды и печали которые преподнесла ему судьба за последнее время. И повинуясь чувствам, он подарил Статире в знак своей сильной любви, небольшой золотой пояс, что персиянки носили под одеждой поверх тела.
  Его ажурные звенья красиво блестели на солнце, а тонкие золотые нити, уходившие вниз, были обильно украшенный небольшим розовым жемчугом. Этот подарок ранее предназначался в подарок за успешные роды Антигоне, но теперь достался другой более расторопной и опытной жрице любви.
  Статира не преминула тут же примерить его и продемонстрировать украшение мужу на своем лоне. Мегабиз остался доволен зрелищем, но при этом попросил перенести в лучшие покои больную Антигону, что Статира выполнила незамедлительно, демонстрируя истинную заботу о мужней наложнице.
 - Дарий совершает большую глупость, оставляя Вавилон и Сузы, – сказал Мегабиз утром следующего дня, когда остался один на один со своей женой, – я сильно подозреваю в этом Беса но, к сожалению, пока ничего не могу предпринять.
 - Царю виднее – пыталась вставить Статира, но муж только махнул недовольно рукой.
 - Он слушает льстецов, которые отводят его от правды и заставляют принимать неверные решения.
 - Что делать нам?
 - Собирайтесь. Македонцы прибудут сюда нескоро, но до этого из дома следует вывезти все добро. Я не желаю оставлять врагу, что - либо. Прикажешь Артабазану вывезти все в Экботаны, в наш загородный дом. И прикажи вернуть нашего ребенка из Персиполя. Боюсь, что Дарий не будет его защищать и город постигнет судьба греческих Фив.
 - А гречанка?
 - Пусть оправиться от болезни и тоже отправляется в Экботаны.
- Все - таки берешь её с собой?
- Не злись Статира, такова моя воля.
  Мегабиз ласково поцеловал свою ревнивую двадцати шестилетнюю  жену и приказал подавать коня, что бы вновь заняться войной как того велел ему долг перед Родиной и страной.
  Проводив мужа, Статира гневно смотрела ему вслед не находя в себе силы простить ему столь нежную заботу о сопернице к очернению которой она преложила столько своих сил. Когда Мегабиз покинул Сузы и наступил вечер, Статира поспешила к Антигоне, желая утолить на ней свой гнев.
 - Ну что очнулась, маленькая шлюха. Знай, ты потеряла своего ребенка и моего господина навсегда, – и мстительно наблюдая за муками девушки, продолжала. – Он специально приготовил к твоим родам великолепный подарок в виде золотого пояска индийской работы. О, индусы знают толк в золоте и любви, поэтому и создают столь прекрасные вещи. Только он теперь достался мне и украшает мое тело.
  С этими словами Статира быстро скинула с себя платье и предстала перед Антигоной в своем первозданном виде. Золотой поясок нежно обхватывал талию женщины, украшая ее лоно розовыми гроздьями жемчуга.
 - Теперь только в нем я занимаюсь любовью со своим мужем, дрянь.
 - Где моя Ниса!?- сухими губами прошептала девушка, и это вызвало прилив веселья у Статиры. Ее глаза заблестели, каким-то особым злобным огнем и фиванка непроизвольно отпрянула от нее в сторону.
 - Не беспокойся. Все, что было твоим теперь мое и твой плод любви моего мужа тоже принадлежит мне по праву хозяйки на все то, что произвела ее рабыня. Мой муж тебя более не собирается дарить тебе свою любовь и внимание, поскольку ты грязная девка, не смогла подарить ему долгожданного сына. Ведь только ради этого он приблизил тебя к себе, дав свою милость и покровительство простой рабыне.
 - Будь ты проклята – горестно прошептала Антигона, глядя на этого прекрасного демона мести упивающегося ее горем и отчаянием.
 - Твои слова, сейчас лучшая для меня похвала. Тебе я отомстила, и отныне ты уже никогда не встанешь между мной и моим мужем. А теперь смотри на мою маленькую месть Мегабизу, променявшего меня, на твои рыжие прелести.
  Бросив презрительный взгляд на растоптанную соперницу, и призывно покачивая упругими бедрами, Статира покинула спальню Антигону чье ложе отныне, разделялось с ее спальней только тонким занавесом. Фиванка прекрасно видела, как возлегла она на супружнее ложе, и по ее знаку приблизился слуга, у которого был вырван язык. По знаку госпожи он возлег рядом с Статирой, которая принялась заниматься любовью, не снимая с себя дара Мегабиза.
  Слезы катились по впалым щекам Антигоны, потрескавшиеся губы которой упрямо шептали: - Я отомщу тебе, гадина.
  А в это же время в далекой Македонии старая опытная гадалка Циль, проводила свой сеанс разгадывания снов царицы Олимпиады, по чьему приказу ее срочно доставили во дворец.
  Эта старушка обладала незаменимым даром, который позволял ей постоянно держаться на плаву и быть нужно власть предлежащей. Циль умела так удачно  толковать сны, что жаждущие получали нужный им ответ, который всегда можно было толковать двояко, на случай отрицательного результата. Этим свойством обладали не многие и Циль ценили.
Сегодня ей предстояло дать толкование царского сна.
  Старушка с привычным для неё квохтаньем и причитанием согласилась совершить это, хотя все ее действия были своеобразным ритуалом, смысл которого сводился к тому, что это гадание скорей всего последнее. Это тоже несколько повышало  статус ее гадания, так как жаждущий всегда начинал пребывать в волнении, что на сей раз, старушка может неверно угадать послание богов.
  Олимпиада самым подробнейшим образом пересказала ей сой тревожный сон, не забыв передать при этом все свои эмоции и ощущения. Циль недолго колебалась и думала при вынесении своего вердикта.
 - Несомненно, твой сон вещий, госпожа, – заверила старушка. – Сам великий Зевс призвал тебя к себе на Олимп, дабы ты смогла видать то, что не дано видеть простому смертному. Ох, видно неспроста прислал он за тобой бога Гипноса, который и привел тебя в чертоги бессмертных богов.
  От подобной лести лицо царицы порозовело. Ей всегда льстили скрытые намеки на ее тайную связь с богом, и она не спешила опровергать их. Но Олимпиада тут же прогнала  от себя благодушье, ведь главное было еще впереди.
 - Была битва и царю Александру, несомненно, угрожала большая опасность, – продолжала гадалка, глядя своими преданными подслеповатыми глазами в напряженное лицо царицы. – Однако твои просьбы в его защиту были услышаны повелителем Зевсом, который приказал великим Мойрам, изменить его судьбу.
 - Ты так считаешь?
 - Но ведь это очевидно. Иначе тебя бы не допустили до весов судеб и не дали тебе возможность прикоснуться к ним.
  У Олимпиады мгновенно отлегло от сердца, и с плеч упала тяжелая ноша, которую она носила уже несколько дней.
 - Но взамен боги заберут жизнь близкого тебе человека - безжалостно молвила пророчица.
 - Как!?
 - Да - продолжала вещать старушка, ощущая при этом сладкое чувство превосходства над грозной царицей перед которой трепетали многие высокие вельможи, и настроением которой так легко управляет она, безродный выходец из маленькой горной деревушке. В ней и ее умении нуждается сейчас Олимпиада и сделает то, что она ей скажет.
 - Кто это будет? – трепетно спросила женщина.
 - Увы, - со вздохом сожаления ответила Циль - это трудно определить по описанию твоего сна но, несомненно, то будет для тебя очень тяжелой потерей. Жди новых снов, хотя, по правде говоря, великие боги не особенно торопятся растолковывать нам смертным свои послания до конца. Остается только терпеливо  ждать и крепиться  царица, - сочувственно проворковало толковательница, – на все воля Зевса. Ты заключила  с ними сделку и уже ничего нельзя изменить госпожа.
 - А ничего и не надо менять - гордо произнесла Олимпиада, узнавшая все то, что ей было необходима и вновь ставшая сама собой. - Пусть будет, так как назначат великие Мойры. Ради жизни своего сына я согласна на все.
  Щедро отблагодарив старуху, царица поспешила уединиться со своей Ланикой, что бы еще раз обсудить свое видение.
  Она не знала, что ее замечательная гадалка, уже много лет скрупулезно информирует обо всех своих потайных беседах, заклятого врага Олимпиады, регента Антипатра. Эта вилка между властными особами и позволяла старухе твердо держаться на плаву в это неспокойное время. 
  Получив от информаторши столь пикантные подробности из жизни царицы, регент Македонии пребывал в некотором замешательстве. С одной стороны прагматик до мозга костей Антипатр верил только в силу оружия и денег, но описанный и растолкованный Циль сон он без колебания отнес к разряду вещих. Уже давно старуха Циль не приносила  ему столь необычных вестей из стана  его противницы. Старый царедворец долго размышлял о словах старухи, но так и не пришел для себя к окончательному решению. Он нутром уловил колебания и нерешительность грозной Олимпиады, однако не мог понять, как лучше использовать их в свою пользу.
  Не придя к окончательному решению, Антипатр позвал своего доверенного по тайным делам, грека Артемисия. Тот уже много лет выполнял различные деликатные поручения регента и почти всегда успешно.
 - Артемисий, друг мой, у меня к тебе дело – холодно молвил регент, рассматривая невзрачного на вид человека, чья внешность была крайне обманчива. Второго такого, хладнокровного исполнителя своих замыслов Антипатр еще не встречал в своей жизни.
Холодная улыбка чуть тронула губы человека. Регент всегда говорил так, когда нужно было совершить очередную каверзу для своей царственной противницы. Артемисий моментально обратился в слух, с готовностью ловя слова Антипатра, которые незамедлительно преобразовывались в его мозгу в различные хитросплетенные комбинации.
  Неожиданно в дверь комнаты резко застучали и Антипатр, переменился в лице. Прекрасно вышколенная прислуга могла потревожить его только в крайнем случаи. 
По знаку регента Артемисий открыл дверь и в помещение вбежал  измученный долгой дорогой гонец.
 - Беда регент, большая беда. Спартанский царь Агис отдал приказ о выступлении против нас своего войска, которое выступило из Лаконики три дня назад. Кроме этого против нас поднял восстание фракийский царь Ресс и иллирийцы. Польстившись на персидское золото, они готовы обрушиться на нашу землю в любой момент.
  Регент, молча, выслушал гонца и дал знак удалиться.
 - Вот этого я боялся все эти годы Артемисий. Теперь мы одни и Александр ничем не сможет нам помочь.
 - Зато теперь ты с чистой совестью сможешь забрать у Олимпиады всех ее солдат, справедливо сославших на угрозу вторжения – здраво рассудил собеседник.
  Начинался новый виток в долгом противостоянии мужчины и женщины в борьбе за верховную власть в Македонии.
 
 



                Глава VI. Война дело обычное.




 


                Над Луканией, вот уже неделю шли непрерывные проливные дожди, которые полностью изменили все планы царя Александра эпирота. Там где ранее были маленькие ручейки, появились широкие водные потоки, а мелкие речки превратились в полноценные реки, представляющие серьезную преграду для человека. От появления столикого обилия воды, земля разом взбухла, почернела и не смогла принять в себя всю эту небесную влагу. Вначале вода, не имея возможности впитаться, собиралась лужами, а затем, стала неторопливо поглощать сушу, заливая при этом дороги, поля, овраги и низменности.
  Все это было ничего, ведь солдаты Александра были настоящими закаленными горцами, с рождения, привыкшие к всевозможным неудобствам, ветрам, дождям и скудному питанию. Царь ни минуты не сомневался в силе и выносливости своих воинов. Беда заключалась в ином.
  Александр эпирот, с большой завистью наблюдал деяниями в Персии своего родного племянника Александра царя македонского. Связанный давними узами с македонским царем Филиппом, Александр эпирот в определенной мере считал себя обойденным в этой жизни.
  После того как, Олимпиада стала женой Филиппа, вскоре к ней в гости в Пеллу, приехал молодой и очень красивый юноша. Его красота привлекала к себе многих и в особенности самого царя Филиппа. Недолго думая, он пригласил Александра с собой в поход, где в отсутствии лишних глаз сделал его своим любовником, что в то время было в порядке вещей. Именно это обстоятельство и необходимость иметь наследника, удержало Филиппа от серьезных разборок, когда после возвращения из похода Олимпиада оказалась беременной. Царь закрыл на это глаза и пригласил Александра остаться в Пелле, что было им с радостью принято.
  Когда Олимпиада узнала об их связи, это было для царицы сильнейшим ударом, хотя  в своих мистериях она видала и более свободные сцены. Сестра пыталась поговорить с братом, но наткнулась на глухое непонимание, которое было проявлением самой банальной ревностью к ней. Для молодого Александра была большая честь иметь такого любовника и патрона как удачливый и смелый царь Филипп, который в одиночку спас Македонию от, казалось бы, неминуемой гибели, когда его брат Пердикка погиб от мечей иллирийцев со всей своей армией.
  Именно с того момента стали расходиться родственные отношения между сестрой и братом. На какой-то момент от дальнейших бесед, Олимпиаду отвлекло рождение собственного сына. Появление на свет долгожданного наследника, да еще в день, когда было одержано целых три победы, уже заранее предрекало Александру большое будущее.
Когда же молодая мать попыталась вернуться к судьбе брата, все было кончено. Эпирот окончательно попал под влияние Филиппа, и сестре пришлось с этим смириться.
  Закрыв на это глаза, Олимпиада испытала сильное разочарование в своем столь горячо любимом до этого муже. Ее семейная жизнь дала трещину, которая постепенно, через много лет, привела обоих супругов к окончательному разрыву. Ложась в постель, царица  постоянно цепенела от гадкой мысли, что делает нечто плохое, деля свое ложе с мужчиной имеющего любовником его брата.
  Однако жизнь диктовала свои правила, и эпиротка привыкла к горькой мысли, что Филипп видит в ней только красивую игрушку, но отнюдь не помощника своих дел. Вскоре она понесла Клеопатру, но рождение дочери, уже ничего не изменило. Любовь окончательно ушла, и вместе с ней и все ее былые мечты. Филипп по-прежнему успевал все, он создавал армию, руководил государством, усмирял соседей и заводил многочисленных любовниц.
  Эпирот всегда сопровождал своего патрона во всех его делах, не обращая никакого внимания на свою царственную сестру. Так проходило время, Олимпиада уже свыклась с мыслью, что она не единственная в царской постели. Однако с чувством полной гордости и достоинства выполняла эпиротка обязанности македонской царицы, никому, не собираясь их отдавать. С явной брезгливостью поднимала она свою правую бровь, когда до нее доходили слухи о новых похождениях царя Филиппа. С достоинством перенесла эпиротка появление во дворце его новых жен, гордо повторяя, что шлюхи могут именовать себя как угодно, но македонская царица только она одна. Но богини Мойры продолжали посылать ей  свои новые испытания.
  После возвращения из очередного похода, Филипп по своей привычке предался большому веселью. В самый разгар веселья, когда царь пировал с друзьями, слушая творения поэтов и развлекаясь с гетерами, открылась дверь и в зал вошла царица. С  каменным лицом полным гордости и презрения прошла она комнату и вышла в мегарон. И хотя Олимпиада и ранее не одобряла разгулы царя, но на этот раз, ее поведение очень сильно разозлило Филиппа. Проводив царицу злым взглядом своего единственного ока, владыка Македонии замыслил не доброе дело.
  Когда пиршество закончилось, и все разошлись. Он вошел  вместе с Александром в царскую спальню, где уже спала Олимпиада. Весело улыбаясь, царь предложил своему любовнику незамедлительно опробовать все прелести своей женой и тот согласился. В сильном страхе от подобных слов, Олимпиада пыталась сопротивляться, но это только больше заводило пьяных мужчин, и подталкивало их к самым откровенным действиям в отношении ее.
  Подзадориваемый царем, под его откровенные советы и наставления, эпирот  грубо повалил сестру на кровать, и принялся откровенно ее насиловать. Олимпиада пыталась сбросить его но, получив сильный удар по лицу, сникла и прекратила сопротивление, безропотно  отдав свое тело на поругание.
  Совершив свое грязное дело, Александр уступил место Филиппу, а затем принял участие в совместном совокуплении. Насытившись молодым телом царицы и ее унижением, двое насильников удалились прочь, оставив несчастную женщину одну в царской постели.
  На утро, эпиротка всем силами пыталась забыть кошмар случившегося, но на следующие две ночи все повторилось и, содрогаясь от мерзости, она было вынуждена делить ложе с двумя развратниками. При этом женщина, искренни, благодарила богов, что в ее позоре не участвуют посторонние люди. Видя, с каким смиренным видом, Олимпиада  переносила это унижение, Филипп решил, что он окончательно сломал жену, показав ей, что во всем на первом месте стоит только его и никого другого воля.
  После этого у царицы полностью пропали все те добрые чувства, которые она еще питала к обоим мужчинам, и ее душа наполнилась только черной горечью обиды и унижения. Единственным выходом, из всего этого, для нее был сын Александр, которому уже минуло, пять лет, и которому мать отдала все свои помыслы и чаяния. Эпирот же, как нив чем не бывало, дружил с Филиппом и только в душе посмеивался над своей сестрой, не умевшей, по его мнению, полностью угодить такому мужу.
  Царь Филипп был благодарным человеком и когда преставился удобный случай, посадил своего любовника на эпирское царство. Тогда очень кстати умер Арриба, освободив престол, который должен был унаследовать его прямой наследник Эакид. Но Филипп думал по-другому и, ссылаясь на явную молодость Эакида, а также силу своего оружия, македонец спокойно посадил своего любовника на трон, о чем нисколько не пожалел.
  Когда его отношения с Олимпиадой достиг своего логического финала, жена заимела связь на стороне, и верный Антипатр доложил царю о прелюбодеяния его жены, которое он же и подстроил, то царь решил полностью отдалить жену от себя. Разгневанная  Олимпиада бежала в родной Эпир, что бы пытаться подбить эпиротов на войну с мужем за свою честь, но  была предательски арестована Александром. Под сильным конвоем царица была доставлена в Пеллу и передана Филиппу.
  Царь по достоинству оценил действие своего бывшего любовника, который так быстро погасил совершенно не нужный царю конфликт в тылу перед его походом в Персию.
В знак своей признательности, Филипп выдал за него замуж свою дочку, а его племянницу Клеопатру и назначил эпирота командиром своей конницы вместе с лучшими полководцами Пармерионом, Аталлом и Аминтой в своем будущем походе. В то лето, Александр был на вершине своего счастья. Казалось, что жизнь улыбается ему, и впереди его ждало блестящее будущее.
  Все рухнуло в один момент, когда во время свадьбы, орестид Павсаний, ударом кинжала убил македонского царя. К власти пришел сын Олимпиады, и эпирота потихоньку отправили домой вместе с молодой женой, поставив жирный крест на всех его жизненных планах.
  Александр даже не стал пытаться переговорить со своей сестрой, прекрасно помня все то, что он ей сделал. Будучи человеком практичным, он был рад возможности поскорей унести свои ноги из Пеллы, ставшей для него в один момент опасной ловушкой.  Дождавшись ухода Александра, эпирот некоторое время вынашивал дерзкий план захвата власти в Македонии, но каждый раз его останавливало присутствие Антипатра и та безжалостная энергичная деятельность, которую проявила его сестра в дни, когда решался вопрос о власти. Именно она во многом и решила вопрос о передаче власти молодому Александру при наличии множества других претендентов.
  Сам эпирот был в прострации и вовремя не смог с ориентироваться в отличие от Олимпиады, которая пошла на союз со своими старыми недругами Антипатром и Пармерионом ради сохранения трона для своего сына.
  Большой радостью для эпирота было приглашение, полученное им от Тарента, который просил его оказать помощь городу в борьбе с бруттиями. Наученный многим военным премудростям у Филиппа, Александр сразу наметил себе далеко идущие планы. В них входило покорение не только Италии, но и Сицилии и даже Африки. А чем он хуже своего племянника, который по сути дела украл у него то, что сама судьба пророчила во владение.
  Прибыв в Италию, эпирот сначала долго и упорно воевал с апулийцами, пока случай не помог ему заключить дружеский союз с их царем. Потом он затеял войну с бруттиями и луканами, которые не хотели признавать над собой его власть.
  Разрозненные и малочисленные отряды италиков не могли оказывать достойного сопротивления эпирской пехоте. В результате чего, Александр захватил Гераклею, Потенцию, Сипонт и Терину. Таким образом, эпирот полностью поставил под свой контроль три италийских области и собирался развивать успех далее.
  Для полной надежности, Александр взял триста знатных заложников из знатных семейств и отправил их в Эпир, полностью повторяя тактику своего патрона. Дабы полностью покорить недобитые остатки луканских племен, эпирот в окрестностях города Пандосии, господствующего над пределами луканцев и бруттиев, занял три отстоящих друг от друга холма. Этим хитрым маневром, он обеспечил себе возможность делать набеги во все концы неприятельской территории.
  Подобная тактика быстро принесла ему свои победные плоды. Бруттии  и луканы полностью присмирели, и оставалось еще совсем чуть – чуть чтобы они полностью признали власть эпирота. Очень многие из доселе сопротивлявшихся ему ранее луканцев, поспешили перейти на сторону Александра поклявшись ему своими оружием служить верой и правдой. Царь был очень доволен этим и всячески привечал перебежчиков, выказывая им свое расположение.   
  Все планы спутала, осеняя, непогода, которая в одно мгновение превратила выгодное стратегическое расположение эпиротов в коварную ловушку. Стоя на своих холмах, армия Александра оказалась разделенной разлившейся водой, на три отдельные части. И тут сыграло свою роковую роль подражание простого воина более великому стратегу.
Александр, подобно Филиппу, вовремя не усмотрел для себя опасность в подобном разделении своих сил, а если и увидел, то не придал этому нужного значения.
Зато в луканы моментально увидали в этом руку провидения и поспешили воспользоваться представившейся им счастливой возможностью.
  Вождь луканов Бардил, быстро собрал воедино оставшиеся в его повиновении войска и выступил против врага. Выждав пока вода уже начала спадать, но еще полностью не ушла, луканцы под покровом ночи смело атаковали одну из частей эпирской армии, беспечно расположившейся на верхушке холма.
  От внезапности столь коварного удара, воины не смогли организовать даже подобие сопротивления. Все было решено в один миг, когда испуганные нападением воины разом ринулись, прочь от атакующего ужаса ночи и все полегли под мечами и копьями атакующих солдат. Одни нашли свою смерть в собственных палатках, другие бежали и были безжалостно добиты луканами, когда пытались укрыться в залитых водой полях.
  Подобное произошло и во вторую ночь. Здесь хоть эпироты и пытались сопротивляться, но все равно не смогли удержать натиск луканцев, за что и поплатились своими жизнями.
Бардил зорко следил за тем, чтобы никто из эпиротов не спасся и не известил раньше времени Александра о грозящей ему опасности.
  Однако в третий раз все прошло не столь гладко. Хоть часовые и поздно заметили наступающих луканцев, Александр не поддался панике и своим грозным голосом сзывал всех к своему шатру на последнюю битву.
  Оправившись от шока, воины поспешили к нему, и скоро вокруг него собралось большинство из оставшегося воинства. Построив их в плотную колонну, царь сам решил атаковать, врага не довольствуясь ролью обороняющегося человека. Смело врезались эпироты в растерявшегося врага и обрушили на их головы свои мечи и копья.
  Александр сам сошелся в рукопашной с луканским вождем и убил его сильным ударом своего копья. Смерть Бардила приободрила эпиротов и испугала луканов. Они разом смешались, сбились в кучу и уже не пытались атаковать противника, а лишь только отбивались против прорывающихся всадников. Почувствовав слабину врага, эпироты ударили с большим напором и, разорвав ряды луканов, вырвались из западни.
Скакавший в числе первых Александр, стал стягивать своих воинов рассеявшихся при прорыве к берегу реки. Увидев вблизи группу луканских перебежчиков, он махнул им рукой в направлении соседнего берега, призывая переправиться, что бы иметь между собой и противником надежную защиту.
  Примеру царя так же последовало несколько эпиротов несколько отставших от вождя во время прорыва. Александр не знал, что перебежчики давно сговорились с Бардилом, разом позабыв свои клятвы верности, едва им стало известно о гибели двух частей армии Александра. Теперь пропуском к их возвращению стала голова эпирота, который совершенно не подозревал о нависшей над ним опасности, всецело полагаясь на клятвы луканов.
  Эпирот смело направил своего коня в самую стремнину, стараясь поскорей собрать воедино все оставшиеся силы. Но когда он уже выбрался на мелкое место, один из луканских предателей, выбравший самый подходящий момент, когда царь был отвлечен, метким ударом издали поразил его в шею своим дротиком. Громко вскрикнув от боли, эпирот беспомощно взмахнул руками, конь дернулся и всадник вылетел из седла. В одно мгновение ушло под воду и больше не всплывало.
  Так погиб Александр эпирот, намеривавшийся  превзойти по славе своего племянника и погибший от самого банального предательства. Через день, река выбросила из своих объятий несчастное тело с торчащим в нем дротиком. По злой иронии судьбы, его прибило к берегу именно там, где расположились луканы праздновавшие свою неожиданную победу. Под смех и гогот Александра извлекли из воды и предали чудовищному глумлению. Враги сначала полностью ободрали его труп, а затем принялись садистки уродовать разбухшее тело. Не насытившись до конца своими действиями, луканы разрубили тело на части и отправили в качестве трофея в различные части Лукании.   
  Его сестра, царица Олимпиада ничего не почувствовала в этот момент смерти брата. Видимо к этому моменту они стали настолько чуждыми друг для друга людьми, что гибель Александра никак не затронула те невидимые нити души, которые обычно связывают близких родных. 
  Когда Александр тонул, Олимпиада с помощью Ланики принимала очередную благоухающую ванну, специальные благовоний и мыла,  которые были присланы Александром в очередном караване с добычей, отнятой у персов. Вдыхая дивные ароматы далекой страны, царица в очередной раз, с благодарностью вспоминала своего сына, свершавшего великие деяния на благо Македонии, Элладе и ей, македонской царице.
  Словно повинуясь неведомому приказу, Ланика брызнула в теплую воду  из очередного флакона, и вода вмиг окрасилась в густой розовый цвет. Вытянувшись в ванне, царица наслаждалась редкими минутами блаженства которые не испытывала со времен своей молодости.
  Совсем по-другому проходила война македонского регента и спартанского царя Агиса. Имея в своем распоряжении ограниченное число воинов, Антипатр был вынужден проявлять чудеса дипломатии, выставляя вперед свое красноречие и ум, не желая демонстрировать, раньше времени свой последний аргумент войско. И старый соратник Филиппа в очередной раз сумел продемонстрировать свой не дюжий талант организатора и исполнителя.
  Используя отсутствие против Македонии единого фронта  ее противников, Антипатр сам перешел в быстрое наступление, не собираясь отдавать инициативу в руки врага. Объявив всеобщую мобилизацию, регент сосредоточил все внимание на фракийцах, как наиболее близком из всех противников.
  Зная от своих давних агентов и осведомителей среди фракийцев о недовольстве правлением Ресса его родного брата Антея, регент немедленно направил к нему тайное посольство с предложением помощи в свержении тирана и возведения на трон нового монарха. Главным аргументом в этих переговорах было персидское золото, которое прислал в Пеллу прозорливый Александр после своей победы при Иссе. 
  Антей недолго колебался, услышав столь заманчивое предложение, подкрепленное приятным звоном монет, и вскоре подкупленные ими царские телохранители зарезали  мывшегося в бане возмутителя македонского спокойствия. 
  Ободренный столь быстрым успехом, регент Антипатр немедленно послал новому правителю Фракии новые богатые дары, получив взамен твердое заверение о спокойствии на северных границах александрова царства.
  Одновременно с этим Антипатр наращивал непрерывное давление на Афины, дабы удержать их от необдуманной поддержки спартанцев. Умело, играя на старых обидах между этими великими полисами Греции, Антипатр вскоре убедился, что само провидение было против спартанцев. Постоянно выжидая удобного момента и накапливая силы, Агис пропустил благоприятный момент для своего выступления против Пеллы. 
После оглушительной победы при Иссе и занятию Египта большинство греков, окончательно уверовало в победу Александра над Дарием, и заняли выжидательную позицию.
  Выяснив столь важную позицию со стороны Эллады, регент теперь смело обрушил часть своих сил на иллирийцев во главе с Главком, только, только приведший свои отряды к границам Македонии.
  Застигнутые врасплох во время ночного сна, спартанские союзники позорно бежали оставив македонцам свой лагерь со всеми скарбом. Развивая успех, Антипатр объявил большую денежную награду за голову Главка, и теперь незадачливый вождь спасал свою жизнь от своих соплеменников, польстившихся на вражеское золото.
  Оставив на время иллирийцев, регент устремился к Амфиополю, под стенами которого должна была решиться судьба всей Эллады. Несмотря на свои успехи Антипатр с тревогой осматривал стан врага, стараясь правильно построить план будущего сражения. Силы противников были примерно равны по численности и одинаковы по своему составу; у македонцев не было тяжелой конницы, которую Александр всю увел с собой в поход. 
Кроме этого у регента катастрофически не хватало сариссофоров и стрелков лучников. Поэтому он не мог подобно Филиппу развернуть непробиваемый фронт македонских копейщиков, могущих пробить любой строй фаланги, как это было в прежние времена. Исходя из своих сил, Антипатр поставил сариссофоров в центре, подкрепив их с боков простыми гоплитами. 
  Сами же спартанцы не изменили своей многолетней тактике, выстроив перед противником свою фалангу с царями на флангах. Под звуки военных флейт, и распевая боевую песню, лакедемоняне мерной поступью устремились на врага, с твердым намерением победить или умереть. 
  Обменявшись залпом стрел и камней, воины вступили в рукопашную, отчаянно грохоча своими доспехами. Спартанцы бились насмерть, не желая ни в чем уступать своему противнику; на место убитого воина незамедлительно вставал новый гоплит, ничуть не смущаясь вида своего поверженного товарища, а только горя яростным желанием уничтожить противостоящего ему вражеского бойца.
  Удача улыбнулась Антипатру в центре. Пока расположенные на флангах гоплиты гибли под мечами неистовых спартанцев, сариссофоры медленно, но неотвратимо выбивали ряд за рядом противостоящих им воинов противника, открыв в монолите агисова войска широкий провал пустоты. Казалась, битва выиграна, но не зря спартанцы считались лучшими воинами Эллады.
  Продвигаясь вперед, македонские копьеносцы имели слабо защищенные фланги, поскольку левое и правое крыло спартанского войска не только держалось, но и еще само активно теснило вражеских гоплитов. Антипатр с тревогой наблюдал за продолжением битвы. Теперь его главный козырь превращался в обузу, поскольку сариссофоры могли сражаться только во фронтальной атаке, и были беззащитны от ударов с боков. Конечно, ее можно было вывести в тыл спартанцев и, перестроив снова бросить в бой, но на это ушла бы много времени, а до этого могло многое произойти. Спартанцы никогда не были простыми статистами и всегда стремились выиграть любую битву.
  Фланговое прикрытие ударного отряда стало отчаянно прогибаться под ударами лакедемонян, и это вынудило македонского регента пойти на большой риск. Отдав команду сариссофорам на дальнейшее продвижение вперед, он незамедлительно бросил в открывшуюся брешь свой небольшой резерв в составе ста человек, который возглавлял его сын Кассандр.
  Едва македонцы оказались в тылу врага, как незамедлительно последовала их атака на правый фланг, где находился царь Агис. Спартанцы не выдержали этого нападения, зашатались, но поведение своего вождя удержало их в едином строю. Гордый царь Спарты сам бросился на македонских воинов, упорно не желая признавать своего поражения. Отчаянно атакуя врага, он смог уложить трех человек но, получив удар копьем в левый бок, рухнул как подкошенный.
  Его смерть послужила сигналом к бегству остатков правого фланга спартанцев, вслед за которым прекратил битву и левый. Второй спартанский царь Клеомбер, не горел особым желанием драться с македонцами и правильно оценив обстановку поспешил покинуть поле боя.
  Антипатр не стал преследовать своего противника, поскольку его войска понесли огромные потери. Всего на поле битвы регент оставил около трех с половиной тысяч своих воинов. Подобных потерь у македонцев за все время александрова похода против персов не было и в помине. Слабым утешением для Антипатра были потери спартанцев, которые достигли шести тысяч человек.
  Удостоверившись, что враг покинул поле битвы и поспешно отступил обратно в Лаконику, через два дня регент послал победную реляцию в Пеллу о спасении Македонии от вражеского нашествия. Кроме этого, еще раньше был отправлен специальный гонец к Александру, который должен был первым привести победную весть и не позволить Олимпиаде примазаться к деяниям Антипатра.
  Теперь она не была непреодолимой преградой на пути правителя Македонии; своей победой он спас не только страну, но и самого царя, надежно прикрыв его спину в трудную минуту. Кроме этого старому полководцу приятно грело сердце от мысли, что все взятые им у царской матери воины все погибли на поле брани.
  Хитрый стратег позаботился поставить их на самое опасное место и извел всех до одного. Теперь его противницы не на кого было опираться в борьбе с регентом, на устах которого змеилась довольная ухмылка. Пусть Олимпиада и вправду понесла своего сына от Зевса, но великие Мойры явно любят его, Антипатра. Он еще потягается с рыжеволосой колдуньей и вышвырнет ее из Македонии.






                Глава VII. Познание Вавилона, его истории и обычаев.







                Приближаясь к столице Месопотамии, Александр находился в самом распрекрасном расположении духа. Вавилон, древняя столица цивилизованного мира, за обладанием которым так упорно и жестоко билось множество царей, включая великого Кир и Дария, был готов распахнуть перед ним своим крепкие ворота и сдаться без боя.   
  Продвигаясь по следам Дария, царь вначале не поверил гонцу персы, что прибыл к нему от сатрапа Мазия. Старый воевода после битвы у Гавгамел не пошел с Дарием в Экботаны, а отправился в Вавилон и после недолгого раздумья решил поменять повелителя. Через доверенного человека он извещал македонского царя, что готов сдаться вместе с крепостью на милость победителя. Не веря своим ушам, Александр заподозрил в действиях Мазия коварную ловушку, но посланный вперед с небольшим летучим отрядом Кратер, полностью развеял царские подозрения.
  Едва Мазий подтвердил Кратеру слова гонца и отдал приказ раскрыть ворота города, стратег немедленно взял их под свой контроль, о чем известил Александра. Когда посланный Кратером гонец прибыл к македонскому царю с этой радостной вестью, тот вздохнул с большим облегчением. Осада этой первоклассной крепости надолго бы задержала продвижение македонцев вглубь Месопотамии и съев при этом все их скудные людские резервы, оставшиеся после сражения у Гавгамел.
  Обрадованный вестью царь вызвал к себе Нефтеха и потребовал от жреца рассказа об истории легендарного города. Занимая новую страну, Александр желал знать ее историю и прочие тайны.
  Египтянин незамедлительно предстал перед царем, со смешенным чувством в душе. С одной стороны он хотел блеснуть перед жаждущим знания монархом своим интеллектом, с другой, ему нужно было оставить пальму первенства таинственных знаний за своим народом. Поскольку между жрецами Египта и халдеями Вавилона шло давнее противостояние по этой проблеме.
 - Согласно древним легендам о великий царь, город Вавилон был основан после ужасного потопа уцелевшими людьми, – начал свое повествование жрец. – Его первоначальное название было Ваав-Вила, селенье Вила, по имени человека одного из спасшихся в северных горах от наводнения. Благодаря удачному расположению между двух великих рек, оно быстро разрасталось и постепенно превратилось в город, поменяв имя на Вавилон.
  Много славных царей правило, этим городом сменяя друг друга на его престоле. Однако главным чудом этого города, оставшимся на века в памяти людей, является  правительница Вавилона несравненная Семирамида. Будучи царского происхождения, она была доставлена из покоренного вавилонянами Ура как знатная заложница во дворец грозного царя Нимрода. Ослепленный ее красотой он силой сделал Семирамиду своей наложницей, презрев ее происхождение и сан царевны. Умная от природы, оскорбленная девушка вскоре сумела отомстить своему обидчику. Притворившись полностью покорной воле своего врага, она, с помощью женских чар добилась у Нимрода под видом каприза разрешения на управление Вавилоном на один день.   
  Едва царская воля была объявлена, как Семирамида тут же приказала охране убить Нимрода, что воины сделали с превеликой радостью. Убитый царь пользовался дурной славой деспота и поэтому мало кто в Вавилоне оплакивал его кончину.
  Сев на трон, Семирамида показала себя не только толковым правителем, но и блестящим полководцем.
 - Вот как? - удивленно воскликнул Александр - а Геродот ничего не упоминал об этом в своих трудах.
 - Отцом истории двигала банальная мужская зависть перед великой царевной, и он сознательно обошел ее деяния стороной.
 - И кого же она покорила?
 - Объединив в одно целое многие города Месопотамии, она напала на мидян,  которые тревожили вавилонское царство своими частыми набегами. Используя раздробленность этих племен, она легко покорила их, заставив признать свою власть над собой. Основной силой ее войска были колесницы, страшному натиску которых не могла противостоять ни одно из пеших войск врагов царицы. Подобно молнии они пролетали сквозь ряды неприятеля, везде оставляя после себя смерть и ужас.
  После этого Семирамида направилась в Египет, захватила Мемфис, где ей предстало божье чудо. Однажды ночью к царице во сне явился бог Зевс-Амон и призвал женщину к себе в оазис, за стенами которого он обещал открыть Семирамиде ее судьбу, если она не станет разорять Египет. Рассерженная своим сном, царица незамедлительно отправила  в оазис войска, но они все погибли в песках пустыни от песчаной бури, которую наслал на них Зевс-Амон. Потрясенная случившимся, воительница покорилась судьбе, и сама отправилась в оазис, благополучно его достигнув. Там, во время аудиенции Амон вручил ей власть над всей Азией, дав благословение на все деяния царицы.
 - Как и мне – восторженно произнес македонский царь, глядя в рот жрецу.
 - Да, как и тебе, господин. Вскоре ее власть уже распространилась над Персией, Бактрией и Согдианой которые были вынуждены признать себя данниками Вавилона. Один за другим открывали азиатские города свои ворота перед непобедимым войском царицы. Упоенная удачей царица приказала направить войска в Индию, эту сказочно богатую страну о власти над которой мечтали многие владыки, но здесь ее ждало разочарование.
  От услышанного лицо Александра вытянулось от сострадания к Семирамиде и напряглось. Монарх не желал слышать о поражении  полюбившегося ему персонажа легенд.
 - Вначале ее поход развивался блестяще, – как ни в чем не бывало, продолжал жрец, стараясь не смотреть на собеседника, - двигаясь вдоль берега океана, царское войско подошло к пограничному Инду и, построив мост, перешло реку. На другом берегу царицу ждало огромное войско Пандана в составе, которого было много кавалерии, стрелков и слонов. Однако царица не испугалась числа своих врагов, и смело атаковала их. Сидя в колеснице, она лично управляла сражением, бросая свои резервы в самые опасные места битвы.  Схватка была очень яростная, но мастерство Семирамиды в военном искусстве сделало свое дело, враг был разбит и отступил к своей столице с большими потерями.
  Преследуя индов, царица взяла штурмом несколько городов и собиралась идти вглубь страны, как неожиданное известие полностью спутало ее карты. Хитрые индусы напали на царский флот, который стоял в устье Инда, и полностью сожгли корабли с припасами для всего войска. Теперь уже не могло быть речи о продолжения похода через пески индийской пустыни Тар и, скрипя сердцем, Семирамида повернула свои  войска обратно.
 - Что же было дальше? – с тревогой спросил Александр, у которого перед глазами ясно проплыла картина легендарного похода. – Она все же покорила индов?
 - Увы, мой царь. На пути к Вавилону, советники царицы устроили заговор против нее и тайно убили Семирамиду в шатре, во время сна. Ударом деревянной дубиной, ее сначала оглушили, а затем, вынеся бесчувственное тело в свернутом ковре, лишили жизни без пролития крови.
 - Без пролития крови, задушили?
 - Скорее всего, так. Войску объявили, что царица превратилась в голубку и вознеслась на небо. В число заговорщиков входил сын царицы Нин, который с радостью подтвердил факт вознесения на небо своей матери. Он щедро заплатил убийцам Семирамиды, едва те провозгласили его новым царем Вавилона, введя внутрь города верные им войска. 
  Александр гневно дернул плечом, и жрец поспешил перевести свое повествование на другую тему.
 - Однако кроме имени Семирамиды в Вавилоне есть и другая знаменитость; башня-храм бога Мардука, которую за красоту и величие многие кочевые племена сравнивают с небесной лестницей, которая ведет к престолу бога.
  Сделанная наподобие наших пирамид, она имеет семь ярусов, по которым раз в год жрецы халдей совершаю восхождение на вершину храма. При огромном стечении народа богатая процессия возводит от одного яруса к другому золотой паланкин, в котором находиться жрец, исполняющий роль бога Мардука. Обязательно останавливаясь на каждом ярусе и получая подношение, жрец-Мардук восходит на вершину башни, где в торжественных покоях его ожидает выбранная из всех знатных девушек и жриц невеста бога. Там он свершает с ней соитие, по результатам которого халдеи определяют судьбу будущего года.
 - А что же царь, он не участвует в этой процессии как подобает его положение и сан.
 - Нет, государь. У вавилонского правителя в руках находиться только власть над государством, тогда как у нас фараон сочетает в себе сан правителя и верховного жреца.
 - Какая дикость – раздраженно фыркнул Александр уже успевший оценить всю прелесть подобного сочетания во время недавнего пребывания в Египте.
 - Совершенно верно. Вавилоняне всегда выделялись своей кичливостью, хотя особенно гордиться им и нечем.
 - Откуда такой скепсис Нефтех, не взыграли ли в тебя твои кастовые чувства? – ехидно произнес македонец, моментально уловив негативные нотки в голосе своего собеседника.
 - Нет, повелитель, ты прекрасно знаешь, что я полностью порвал со своим кругом, навсегда связав свою судьбу с твоей милостью. А говорит во мне жажда правды в отношении халдеев возомнивших себя главными хранителями божественной мудрости.
 - Тогда поведай мне эту правду, что бы я смог сам судить об истинности твоих слов.
 - Если ты читал Платона, то, несомненно, помнишь его диалог об Атлантиде, которую погубили боги, наслав на нее свой ужасный потоп.
  Раньше те же боги подарили атлантам и нам египтянам, свои сокровенные знания по устройству жизни на земле. По прошествию многих лет, жители Атлантиды или страны Та-Нутер, разгневали богов своей неуемной гордыней и алчностью, и они наслали на землю потоп. За один день и одну ночь, Атлантида ушла подводу  по воле богов. Но те же  боги не пожелали губить Египет или страну Та-Кемет, заранее предупредит жрецов об опасности, и указали путь к спасению от стихии. Все наши знания были скрыты в подземном чреве пирамиды, которую мы ранее сотворили с помощью великого Ра как великое хранилище на случай катастрофы.
  Когда же воды ушли обратно в море, мы раскрыли пирамиду и с помощью знаний быстро оправились от последствий потопа. Обрадованные нашими успехами, боги покинули нас, вручив перед этим свою верховную власть над страной фараону. Жрецам же они оставили тайные знания, с помощью которых Египет успешно существовал многие века.
  Но вскоре появились другие боги в образе говорящих рыб, которые вышли из воды в устье Тигра и Евфрата и стали обучать знаниям уцелевших  там людей. Если ты будешь беседовать с халдеями, спроси, откуда у них тайные знания, и они назовут тебе Оанеса, человека рыбу. Он научил всему шумер, которые передали все вавилонянам впоследствии их покоривших. Так чьи знания древнее, наши полученные от богов или их, вырванные пытками у шумеров, получивших в свою очередь от демона.
  Александр молчал, и египтянин видел, как он хорошо посеял зерна сомнения в его душе. Нефтех не врал, говоря царю, что полностью связал себя с его судьбой. После бойни в Фивах ему уже не было пути назад, как и было все равно о правоте старого спора. Прозорливый человек, он просто не желал иметь рядом с Александром других знающих людей, которыми очень могли стать вавилонские жрецы.
 - Халдеи никогда не делились знаниями со своими царями, предпочитая самим пользоваться тайнами богов. Они только просят у царей, но сами ничего не дают.  Ради выгоды они не стесняются торговать у себя в храмах женскими прелестями, получая за это звонкую монету. Халдей выставляют на продаже всех женщин  города, включая знатных женщин и даже цариц. Так они отдают долг богу Мардуку, и эта проституция является третьим чудом Вавилона в памяти людей.
 - А знамениты сады Семирамиды? – не унимался царь.
 - К сожалению, они не имеют к царице никакого отношения. Их соорудили египетские инженеры по желанию дочери фараона  ради высокой политики, ставшей вавилонской царицей. Ей наскучили виды песчаного берега Евфрата, и она решила разнообразить свою жизнь.
 - И здесь египтяне впереди халдеев – усмехнулся Александр – неужели и огонь Прометей первым подарил вам.
 - Насчет огня не знаю, а вот о родстве правителей Египта и Эллады могу сказать точно. Вспомни Ио подарившей свету от Зевса первого египетского царя; вспомни Даная бежавшего со своими дочерьми в Аргос и давшего начало местной династии. Между нами больше сходства, чем различий в отличие от вавилонян. Они никогда не выходили к Срединному морю и не смешивали свою культуру с соседями.
  Так проходили беседы царя со жрецом, который медленно, но верно рисовал вавилонян  в исключительно темных цветах.
  Красота города потрясла Александра, когда он вместе со всем войском приблизился к нему на следующий день.
  Проезжая мимо двойных стен Вавилона, Александр по достоинству оценил мощь и крепость твердыни халдеев, подсчитав, сколько человеческих жизней он сэкономил, взяв его без боя.
  Стараясь перещеголять Мазия в преклонении перед победителем, Богофан комендант Вавилона, выгнал сотни людей на  крепостные стены, что бы они приветствовали нового владыку. Всю дорогу перед македонцами он приказал устлать цветами и воздвигнуть по краям дороги серебреные алтари, курившие дорогие благовония.
  Александр во все глаза глядел на этот легендарный город, проезжая по его улицам. Его восхищали высокие трехэтажные дома, каменные мосты через Евфрат, а так же огромное количество финиковых пальм растущих буквально по всему городу.
  Где-то вдалеке проплыла знаменитая башня Мардука, подтвердив правдивость рассказа Нефтеха своей красотой и величием. Миновав высокие террасы с множеством растений дарующих обильную тень и прохладу, Александр распознал в них знаменитые сады Семирамиды. Очень заинтересовали царя Александра двойные ворота Иштар с их удивительной мозаикой в виде каких-то загадочных животных, однако Богофан настойчиво вел Александра к царскому дворцу, где персидские цари, любили проводить всю зиму, покидая на это время года родную Персию.
  Подавленная величием и великолепием возникшего перед ними дворца, царская свита сначала замерла на дворцовой площади, а затем, спешившись с коней, робко направилась к высоким парадным дверям.
  Войдя внутрь, македонцы наперебой принялись восторгаться высокими залами строения, его богатыми украшениями в виде золотых и алебастровых светильников и множеством мягких ковров. Единственное, что пугало завоевателей это множество статуй в виде каменных быков с человеческими лицами  и украшенных тиарой на голове.
 - Вот жилище настоящего царя – произнес Филота, в глазах которого прыгали золотые чертики. Увиденная им роскошь явно вскружила голову начальнику гейтеров, и он не скрывал этого.
 - Это действительно самый достойный трофей, доставшийся нашему войску за все те страдания, которые мы перенесли, сражаясь с персами, – восторгался Филота. – Клянусь Зевсом теперь самое время закончить войну, заключив мир с Дарием и наслаждаться прелестями добытого богатства.
 - Очнись Филота, о каком мире ты говоришь!? – в сердцах бросил Александр. – У Дария еще осталось много воинов, и он по-прежнему опасен. Поэтому его нужно поскорей пленить и судить за убийство моего отца, а не заключать с почетный мир.
 - Этого труса не стоит бояться, – пренебрежительно заявил сын Пармериона. – Ты сам видел, как он поспешно уносил ноги из-под Иссы и Гавгамел от ужаса перед нашей конницей. Пройдет время, и он сам припадет к нашим ногам, как и его сатрапы, поспешно сдавшие нам Вавилон, в надежде на твою милость. И тогда уже ничто не сможет помешать нам, достойно воспользоваться своими трофеями.
  Царь не стал спорить с Филотой, не желая портить себе настроение, но от его глаз не укрылся тот факт, что многие македонцы в душе были согласны со спорщиком.
  Приняв капитуляцию гарнизона и отпустив персидских вельмож, Александр уже решил отдохнуть, как стража донесла о прибытии к царю делегации от вавилонских магов халдеев. Оставив все, Александр принял пришельцев, восседая на парадном троне Дария.
Он с интересом смотрел на темно синие халаты жрецов, обильно расшитые золотыми звездами, солнцем и полумесяцами, их высокие остроконечные колпаки и тщательно завитые черные бороды.
  Руки пришельцев крепко сжимали трости власти, которые они упирались перед собой в пол. Халдеи не принесли своих даров, и это неприятно кольнуло в сердце монарха: Нефтех был прав, они любят брать и неохотно дают.
 - Служители великого бога Мардука, Белла и  богини Иштар приветствуют великого потрясателя Вселенной, победителя Дария и освободителя славного города Вавилона от персидского господства. Великие звезды пророчат тебе огромную славу и успех, государь, которого еще не было не у одного из смертных. Припадая к твоим стопам, мы смиренно просим твоей помощи для истомившегося персидским диктатом народа Вавилона – гортанно произнес один из халдеев на скверном греческом языке, красиво откинув свою голову назад и одновременно опираясь на посох.
 - Рад слышать подобные слова из уст знаменитых халдеев, для которых нет тайн под этим солнцем. Поведайте мне ваши печали, и я постараюсь в меру своих сил помочь вам – произнес Александр, твердо смотря в лицо говорящему с ним халдею властно откинувшись на спинку персидского трона.
  Тот явно не выказывал подобострастия перед живым богом, а говорил как с равным человеком. От этого, царь все больше и больше вспоминал египтян, сразу и безоговорочно признавших его божественное начало. Однако Александр нуждался в помощи вавилонян и поэтому монарх держался благопристойно, согласно протоколу.
  Услышав столь благие слова из уст полководца, жрецы радостно закивали головами, и говоривший маг продолжил свою речь.
 - Мое имя Берос. Я главный маг Вавилона и я прошу великого Александра только об одном; позволить вавилонянам свободно молиться своим богам, исполнять вся наши обычаи и снизить ту непосильную дань, что собирали с наших храмов нечестивые персы.
  Маг выжидающе замолчал, ожидая ответа Александра, но тот лишь только учтиво спросил:
 - Что ещё?
 - От постоянной нехватки средств наш храм Мардука сильно обветшал и требует скорого ремонта.
 - Сто талантов золотом помогут вернуть храму его былую красоту и яркость?
 - Победитель Дария очень щедр к нашим нуждам, – радостно произнес Берос, – а что в отношении других наших просьб?
 - Я охотно исполню их, если буду, уверен, что сердца жителей этого города открыты для меня как для родного правителя.
 - Народ Вавилона как раз и направил нас просить тебя стать его правителем. Если ты согласен, мы немедленно совершим этот обряд.
  Царь милостиво кивнул головой, отмечая про себя, что халдеи предложили ему корону только после получения золота. 
 - Церемония будет происходить на башне Мардука? – поинтересовался македонец и получил неожиданный ответ.
 - Нет, владыка. На башне великого Мардука мы возносим хвалу только богу. Правители же, согласно вековой традиции нашего народа получают власть в храме Бела.
  Лицо македонского царя не выдало его разочарования, от столь явного понижения ранга своей особы. Он сразу  вспомнил ликующие толпы египтян при его всенародной коронации, и новый минус лег на чашу сравнения. Однако Дарий еще не был пойман и полководец согласился со жрецами
  Подземное помещение храма Бела было великолепно. Его создатели буквально перевернули вверх ногами зикурат Мардука, со всеми его семью ярусами поместив вершину храма на дне огромного котлована соединив их единой лестницей. Каждый ярус был окрашен в один из цветов радуги и имел небольшую площадку, с которой начинался спуск на следующий уровень. На самом дне подземелья блестел золотой шатер, на чьих сторонах ярко плясали отблески пламеня из множества светильников и факелов укрепленный на стенах и под потолком. 
  В сопровождении семи жрецов, Александр торжественно подошел к началу спуска, любуясь столь необычной картиной.
  Расставленные по верхнему ярусу музыканты и певцы незамедлительно заиграли и запели приветственный гимн, едва Александр появился в зале и начал медленно спускаться вниз, неторопливо минуя почетную стражу каждого из ярусов, представленную в виде вооруженных жезлами жрецов.
  Когда македонец проходил мимо них, как они почтительно склоняли перед ним свои головы и потрясали жезлами. Когда Александр приблизился к шатру, бравурное пение сменилось на торжественное звучание и, шедшие по бокам царя маги закричали: - Иштар! Иштар! Иштар!
  Помня рассказы Нефтеха, Александр ожидал, что женщина, играющая роль богини выйдет из шатра, но ошибся. Стоящие рядом с ним жрецы возвели свои руки вверх, где на самом верхнем ярусе появилась богато одетая женщина. На незнакомке была царская одежда и под дробный звук барабанов, она неторопливо направилась к царю.
  Но едва Иштар подошла к площадке первого яруса, стоявшие на ней жрецы скрестили перед ней свои жезлы, не давая ей идти дальше. 
 - Выкуп! – раздался громкий голос, и жрица покорно сняла свою богатую диадему и только тогда смогла выйти на второй ярус подземного спуска. Здесь действие вновь повторилось; стражи потребовали выкуп, и женщина сняла с себя богатое ожерелье из самоцветов. Минуя последующие ярусы, Иштар потеряла серьги, ручные и ножные браслеты, пояс и сандали. Последним стражам лестницы, жрица оставила свою нарядную одежду и предстала перед царем в своем первозданном виде. 
  То был распустившийся бутон женской красоты познавшей силу своей красоты и обаяния. Уверено ступая босыми ногами и зазывно покачивая широкими бедрами, Иштар приблизилась к Александру и преклонила колено, давая возможность македонцу полюбоваться своим прекрасным телом.
 - Прими победитель персов талисман Семирамиды, который поможет тебе завершить начатое тобой великое дело! – воскликнул Берос.
  Жрица мгновенно распрямила свой гибкий стан и дернула что-то, в своей замысловатой  прическе в виде множества колец. Миг и черная волна волос рухнула вниз, полностью закрыв спину женщины. В руках Иштар оказался золотой браслет с голубыми камнями, который она ловко надела на левую руку македонского царя. Браслет тут же заиграл,  ослепительным синим блеском, и сразу стал наполнять своего нового владельца приятным теплом.
  Женщина мягко улыбнулась: - Теперь он твой и, глядя на него, ты всегда будешь вспоминать его дарительницу.
  Жрица действительно была очень красива, и в какой-то момент Александру показалось, что перед ним богиня но, едва скосив глаза на высокую грудь и упругий живот, царь развеял этот морок. Окрашенные темно синей краской соски и ярко красной лоно, однозначно говорили об истинном занятии его собеседницы.
 - Благодарю за реликвию Семирамиды Иштар, отныне она всегда будет со мной, что же касается тебя, то лучше всего я запомню тепло твоего тела. 
  И произнеся эти слова, Александр властной ухватил гладкое на ощупь запястье жрицы и увлек ее в золотой шатер.
  Когда он вышел наружу, его уже ждали три жреца. Каждый из них держал перед собой алую подушечку, на которой возлежали золотой венец, инкрустированный сандаловый посох и маленькая коробочка ароматным маслом.
  То были жреческие дары, обычно преподносимые вавилонскому царю после его соития с богиней любви Иштар. 
  Вновь громко запели певчие, заиграли музыканты и жрецы начали свой торжественный обряд. Первый из них окропил волосы Александра благовонием, второй вручил посох власти, а третий неспешно водрузил узорчатый венец на царскую голову.
 - Правь нами по своей воле и законам Ваала, но не забывай о справедливости со стороны богов – прокричал Берос и первым поклонился Александру в пояс. Его примеру незамедлительно последовали все остальные присутствующие люди. Последней была жрица, изображающая Иштар она, ничуть не стесняясь своей наготы, отодвинула крепкой ногой оказавшегося на ее пути жреца, опустилась на одно колено и поцеловала руку Александра, при этом шаловливо укусила один из его пальцев. 
  Когда Нефтех узнал о свершившейся коронации Александра, он криво улыбнулся.
Скупые халдеи отказали македонцу в титуле бога, объявив его своим правителем и отдав ему жрицу Иштар понадеявшись купить расположение царя ее прелестями. Воистину боги лишили их рассудка из-за непомерной жадности. Теперь египтянин мог не опасаться конкурентов в битве за место возле царя.
  Прошло всего три дня с момента коронации Александра, как пришла новая весть. К его ногам спешила пасть вторая столица персов город Сузы. В нем персидские цари встречали весну и осень, а теперь, убедившись, что Александр милостив к сдавшимся врагам и держит свое слово, удержав воинов от грабежа Вавилона, под его руку спешил перейти сатрап Элама Абелит.
  Перс сообщал, что Дария в городе нет, и он готов передать все сокровища Ахеменидов, в обмен на царскую к нему милость. Сатрап  явно намекал на Мазия, которому царь оставил его прежнюю должность, дополнив его стратегом Архелаем. 
  Известие о том, что сокровища не вывезены было самым лучшим для полководца, который, несмотря на яркие победы, остро нуждался в деньгах. К нему уже прибыли тревожные гонцы от Антипатра извещавшие об угрозе Македонии со стороны спартанцев и фракийцев. Кроме этого регент жаловался на Олимпиаду, которая своим своеволием и нежеланием выполнять его приказы, сильно затрудняла выполнение его основной задачи по защите родины.
  Подобные известия сильно огорчили полководца, для которого восстание в Элладе означало если не верную смерть, то полное крушение всех его военных планов. Немедленно перед его глазами встал образ Архелая, который был вынужден свернуть свой победоносный поход в Малой Азии, из-за волнений у границ его родины.
  Поэтому он как можно скорее поспешил в Сузы, желая получить в свои руки деньги, которые хоть как-то могли поправить его положение, разбей Агис Антипатра.
  Александр занял Сузы на двадцатый день после оставления Вавилона. Теперь полководец не опасался ловушек, и едва приняв покорность у ворот города от Абелита, царь сразу поспешил в персидскую сокровищницу. Здесь в каменных подвалах хранились основные запасы драгоценного металла, с помощью которого персы владели почти всем миром. Одной только чеканной серебряной монеты было до 50 тысяч талантов, не считая прочего царского имущества. Македонцы увидели прекрасные пурпурные ткани из Гермионы стоимостью в пять тысяч талантов, а так же золотой монеты – дариков на девять тысяч.
  Все это сияло, переливалось и блистало под светом многочисленных факелов зажженных стражами кладовой. Отраженный свет резал глаза с такой яркостью, что македонцы закрывали лицо руками, впервые столкнувшись со столь огромным количеством денег.
  Едва закончив осмотр, царь тут же повелел отправить Антипатру три тысячи талантов серебром на борьбу с врагами, которые продолжали угрожать спокойствию его тылов.
Повторяя ставшее уже традицией движение по сдавшемуся городу, Александр отправился во дворец персидских царей. Это здание было сделано именно персами, которые показывали этим что, пришли в Элам надолго, если не навсегда.
  Здесь располагался царский трон, на котором проходила повторная коронация царя, после свершения этого ритуала в Персиполе. Уверенным шагом прошел молодой покоритель длинную колоннаду колон с обеих сторон по направлению к главному залу парадных торжеств. Там все было степенно и величественно. Слуги с ужасом разбегались в разные стороны от ужасно македонца, который смело подошел к трону Дария и быстро сел на него.
  И здесь чуть не произошел конфуз, который свел, на нет весь пафос действий Александра. Трон был гораздо больше по своим размерам, и ноги царя беспомощно повисли, не доставая до пола. Видя этот досадный промах, Абулит поспешил схватить первый попавшийся под руки предмет и поставить его к ногам Александра. Македонец благосклонно кивнул головой и только тогда, многие заметили, что это был трапезный столик, на котором Дарий до этого часто принимал пищу.
 - Дурной знак, - зашептались стоящие в стороне персы, – теперь македонцы будут попирать нас так же, как их царь попирает стол Дария.
  Услышав это, Александр, улыбнулся и с силой придавил ногой свою подставку. Теперь  здесь начиналась новая эра правления.







                Глава VIII. Сведение старых счетов.






                В покоях царского дворца  великого Ксеркса, выходившего своими красивыми террасами на прохладные воды Евфрата, шел военный совет македонского войска о дальнейшем ведении войны против Дария. Это был не самый радостный день для македонского воителя; впервые за все время похода он обнаружил, что в рядах его войска имеются люди не желавшие продолжать эту войну. Опьяненные огромной добычей свалившейся в одночасье на них с занятием Вавилона и Суз, некоторые командиры посмели высказать пожелание Александру о скорейшем  прекращении похода и заключения мирного договора с Дарием.
  Всех их возглавил Филота, что блистая ораторским искусством, пытался привлечь на свою сторону остальных македонцев.
 - Персы сейчас слабы и раздавлены, они пойдут на любые наши условия лишь бы получить мир и сохранить свою власть на оставшейся  части своих владений. Зачем нам нужно еще лить кровь и подвергаться опасностям свои жизни, когда мы все, что нам так необходимо получим мирным путем. Дарий сам привезет нам столько золота, сколько мы от него потребуем и будет только рад, что так легко отделался.
 - Ты забываешь главную заповедь моего отца царя Филиппа, недобитый враг очень опасен и его следует уничтожить, – возразил ему Александр.
 - Я это прекрасно помню и вовсе не призываю наше собрание к благодушию и какому-либо снисхождению к персам. Они наши старые враги и самый лучший разговор с ними на языке македонского оружия, но сейчас я говорю о другом. Хребет персидского могущества сломлен нами раз и навсегда, и этот факт уже не вызывает никакого сомнения ни у нас ни у врага. Так зачем же нам нужно идти дальше, проникать в их знойные и жаркие земли, когда можно остановиться в устье Евфрата, и получить все, что только пожелаем, не вынимая своего меча из ножен.
  Александр коже ощущал, как эти сладкие речи начинают потихоньку разгадать его железных стратегов, и тем самым  могут поставить жирный крест на его военных планах глубинного проникновения в Азию. Необходимо было, что-то предпринять и царь незамедлительно поспешил дать отпор.
 - Ты красиво говоришь Филота, и если бы дело обстояло именно так, я бы полностью согласился с тобой, но это не вся, правда. Ты предлагаешь заключить мир с Дарием и получать спокойно золото под угрозой оружия. Вариант очень хорош, но он достоин простого торгаша или лавочника, но никак не македонского война – голос царя звенел от возмущения и обиды.
 - И если ты забыл Филота, то я напомню тебе, что самой главной  целью нашего похода было не звонкое персидское золото, что приятно звенит в кошеле, а священная месть за все города и земли, разрушенные персидским царем Ксерксом. Именно она сплотила разрозненные города Эллады и Македонию в единое целое и ради нее великие боги Олимпа даровали нам победу против персидских полчищ. Когда-то персы принесли огонь войны в Афины и надругались над греческими святынями, теперь мы должны сделать это в отношении их главного города Персиполя. Он подобно громадному пауку доверху набит золотой данью, которую сотни лет свозили в этот город покоренные персами народы Ойкумены. Туда же привез свою добычу из похода, привез и Ксеркс разрушитель. Пришла пора отдать этот старый долг, унаследованный от наших предков. Если кто - то из вас не хочет участвовать в этом и желает остаться в Сузах со своей добычей, то я только буду рад этому, потому что не желаю делить славу покорителя Персиполя с человеком ставящего свое золото выше нашего священного долга мщения. Желающие среди вас могут сейчас же отправиться в Македонию. Клянусь Зевсом, я ничего не сделаю этим людям и их родне, и пусть они живут с миром и спокойствием, если смогут!
  Царь победоносно окинул взглядом своих соратников и тотчас ему в ответ полетел яростный гул голосов обиженных гейтеров. Все они выражали немедленную готовность выступить на Персиполь под командованием Александра.
  Филота сразу осознал свое поражение и больше не посмел подать голоса против речи царя. Начальник гейтеров только многозначительно улыбался, показывая всем своим видом, что знает значительно больше, чем все остальные македонцы.
  Когда командиры покинули дворец, к Александру подошел секретарь Эвмен, в ведении которого находилось управление разрастающегося александрова царства.
 - Государь, опасные дела начинаются в нашем войске.
 - О чем ты говоришь Эвмен? - удивился македонец.
 - Я говорю о Филоте. Очень опасную игру затеял начальник гейтеров. Он  явно настроен, быстрей закончить войну, и вернуться домой вопреки твоей воле.
 - А ты? - спокойно спросил Александр, хотя в этот момент его душа вся сжалась, ибо Эвмен коснулся очень болезненной для него темы.
 - Я полностью согласен с тобой царь, что сейчас мир с Дарием невозможен. Его нужно сначала пленить, а только затем думать о завершении похода. Филота сеет опасные семена, которые боком выйдут всем нам. Было бы куда спокойней, если бы он действительно остался в Сузах или вернулся в Македонию.
 - Мой дорогой Эвмен, я очень рад, что ты разделяешь мои мысли. Слова Филоты сильно разочаровали меня, и я бы тоже желал бы видеть его в Сузах, но он сын Пармериона, прошел с нами от самого начала похода и просто так я не могу назначить нового  начальника гейтеров без веских на то оснований.
 - Если ты желаешь, я могу постараться найти для тебя эти веские причины – глаза Эвмена хитро мигнули.
 - Как? Опять с помощью Нефтеха и  его гадания?
 - О нет. На этот раз все проще. В Дамаске Филота захватил в плен красавицу Антигону и сделал ее своей наложницей. Она ненавидит его и готова рассказать тебе все, что услышит из его уст и уст посетителей его шатра.
  Александр на минуту задумался, взвешивая в своей душе нравственность, воспитанную в нем Аристотелем и жизненную необходимость которую диктовала жизнь, а главное основная цель продолжения похода. После некоторой борьбы, он  с неохотой согласился на заманчивое предложение своего канцеляриста.
  Ободренные сведениями от разведчиков и беглых персидских вельмож, что Дарий отступил в Экботаны и оставил Персиполь без войск, македонцы смело шли вперед. Рассказы о городе доверху набитого золотом подгоняли их ничуть не меньше царского приказа. Своими глазами, увидев богатства Вавилона и Суз, солдаты теперь свято верили любому слову о сокровищах персов и теперь идущие сзади сильно завидовали тем, кто ушел вперед. Успокоенные легкой сдачей двух персидских твердынь македонцы расслабились, потеряли бдительность, за что и были жестоко наказаны судьбой в лице Мегабиза. Да Дарий был Экботанах, но там не было славного воителя стремившегося нанести македонцам максимальный ущерб.
  Прекрасно зная свою страну, перс решил непрерывно нападать на врагов умело, используя особенности местности. Перебирая в уме возможные места для засад,  в числе первых Мегабиз выбрал земли уксиев. Они жили в горах на границе Сузианы и Персиды, и всегда взимали плату за поход по их землям. Мегабизу было несложно сильно завести горцев против македонцев и когда первые отряды подошли к их землям, врага достойно встретили.
  Горцы просто перегородили узкую дорогу каменным завалом и потребовали от македонцев денег. Командующий авангардом Клит, стремясь первым захватить Персиполь, не стал дожидаться прибытия полководца, и сам атаковал уксиев. За что и поплатился десятью убитых и множеством раненых.
  Подошедшие гоплиты Александра под прикрытием пельтеков и лучников попытались повторно атаковать врага, но были безжалостно обстреляны со скал стрелами и забросаны камнями. От новой атаки потери среди македонцев возросли, что очень радовало сердце Мегабиза принявшего с горсткой своих воинов участие в отражение штурма укрепления. Но, увы, он рано радовался. К его удивлению уксии, несмотря на все его уговоры, покинули свое укрепление на ночь и разошлись по своим домам. Лишь только по требованию Мегабиза они оставили несколько часовых на своих несокрушимых позициях.
  Перс как чувствовал опасность и всю ночь не спал, с тревогой прислушиваясь к горной дороге. Этой ночью сам Александр во главе с телохранителями, щитоносцами и стрелками ударил по укреплению. Часовые, заметившие врага, подали сигнал опасности, но было уже поздно. Преодолев  завал, македонцы ударили по выбегавшим спросонья горцам, вымещая на них всю свою злобу за неудачные дневные атаки.
  От македонского меча мало кто спасся. Мегабиз вовремя увел своих людей, проклиная безмозглых «стратегов», так бездарно погубивших столь хорошее начало. Однако это не прошло для него даром. Перс воочию увидел слабости македонцев и решил непременно воспользоваться этим в самом ближайшем времени.
  Александр спешил, извилистые горные дороги сильно задерживали его, и поэтому он решил разделить свое войско. Сам во главе с македонской пехотой, конницей, агрианами и лучниками двинулся к Персидским воротам кратчайшей дорогой к Персиполю. Пармерион вместе с фалангой и фессалийцами и обозами двинулся более спокойной дорогой в обход.
  Разведчики вовремя донесли об этом Мегабизу, и он решил ударить по Александру. Когда македонцы дошли до самого узкого места дороги, им глазам предстала большая каменная стена, за которой укрылись персы. Едва македонцы встали перед препятствием, как с обеих сторон скал на них обрушились камни, и стрелы заботливо укрывшись на верху врага. Гоплиты попытались укрыться под щитами, наспех соорудив свою черепаху, но это не помогло. Падающие камни легко сминали их защиту и открывали лучникам оставшихся без защиты солдат. Македонцы гибли десятками, не имея возможности отомстить своему врагу.
  Дополнительную сумятицу в построении врагов, вносили метательные аппараты, которые Мегабиз заботливо расположил за стеной, и с помощью которых персы поражали своих врагов. И тут случилось то, что еще никогда не происходило с македонцами, они побежали. Бежали победители Граника и Иссы, покорители Галикарнаса и Тира, люди, еще недавно разбившие великого царя Дария под Гавгамелами. Радостнее всего для Мегабиза было возможность видеть многочисленные потери среди врагов и полное отсутствие в своих рядах даже раненых.
  Александр быстро усвоил  преподнесенный  Мегабизом урок и больше не пытался атаковать стену. Он вышел из ущелья и встал лагерем. На военном совете все старались не смотреть в глаза царю, так сильно они пылали ненавистью и гневом. Однако, несмотря на весь свой гнев, он трезво смотрел на вещи и запретил Кратеру и Мелеагру новую атаку, на которой так настаивали молодые стратеги. 
 - Она принесет новые смерти и не даст нам победы – горько констатировал царь и приказал идти в обход стены, благо имелось второе ущелье. Оно было не столь удобно как первое, но это не смутило царя. С легкой рукой он послал на разведку отряд лучников критян и пельтеков во главе с Гектором близким другом Филоты. Все с нетерпением ожидали известия о свободном проходе, были готовы к серьезной и опасной схватке с врагом, но все оказалось гораздо хуже.
  Персы, затаившись среди камней, спокойно пропустили отряд, а затем обрушились на него градом стрел и камней. Из всех посланных уцелели всего двое, одного из которых убил сам Филота услышавший, что его друга Гектора сравняло с землей огромным валуном. Из-под него торчат только ноги, и вытащить тело, не представляется возможным из-за меткой стрельбы персов стоящих на скалах.
  Вот тогда царь дал своему гневу место, грозно обругав Филоту и гневно сверкая очами, удалился к себе в палатку в сопровождении Гефестиона.
  Войско стояло, время шло, а результата не было. Кратер вновь с Мелеагром и Кеном поднимали вопрос о штурме, но на этот раз их остановил Птоломей, рекомендовавший им лучше разработать эту операцию.
  Помощь, как это было не странно, пришла со стороны просвещенного жреца Нефтеха. Будучи знакомым, с историей военного дела, он сразу обратил свое внимание на пастухов, чьи стада паслись неподалеку. День за днем он обходил их и случайно наткнулся на ликийца, который ранее попал в плен к персам и хорошо знал эти места. Желая отплатить за все годы рабства и прилично подзаработать, он рассказал об обходном пути через горы. Нефтех сразу же доставил его в лагерь, где представил его своему патрону Эвмену и его другу Пердикке, окрепшего от полученного в битве ранения. 
 - Царь вот это человек знает и может показать обходной путь через горы, - молвил Пердикка, вводя ликийца  царский шатер, – его нашел египтянин Нефтех, по-нашему с Эвменом приказу среди остальных пастухов. С его сведениями теперь ты непременно одержишь победу и отомстишь за наших павших солдат.   
  Александр с сомнением поглядел на пастуха стоящего перед нм на коленях. Тот только трясся и постоянно кивал головой от радости видеть прославленного полководца и освободителя всех греков. 
 - Ты знаешь обходной путь?
 - Да великий – подтвердил человечек, от которого резко пахло овцами. Видя сильное недоверие царя, в разговор вступил Эвмен.
 - Вспомни Фермопилы, Александр. Неприступное укрепление греков, сдержавшее натиск орд Ксеркса пало от измены.
 - Ты прав – произнес македонец после короткого раздумья - покажешь дорогу, я по-царски награжу тебя, а обманешь, повешу.
  Согласие было достигнуто и пастух едва стемнело, повел отборные войска во главе с царем и Пердиккой, по глубоким снегам и ущельям ориентируясь по только одному ему известным приметам.
  На рассвете, гоплиты Пердикки вырезав боковое сторожевое охранение персов, и осторожно передвигаясь по камням, вышел к перевалу. Здесь располагался резерв Мегабиза на случай атаки македонцев. Полководец выждал пока не подошли все воины, и атаковал неприятеля. Одновременно он приказал громко трубить в трубы, давая, таким образом, сигнал Кратеру к началу атаки на укрепление. Персы были сильно напуганы появлением злого Искандера, но храбро встретили его войско, оказавшись между двух огней.
  Получив сведения о порыве врага в свой тыл, Мегабиз сразу же отдал приказ своим главным силам отходить. Персы не подались паники, которая часто возникает в подобных случаях. Они спокойно и мужественно покинули свои укрепления. Воины смело бились с гоплитами, орудуя своими пиками и секирами, против копий и мечей врага. Будь враг один, они смогли бы достойно выстоять против него, но наличие в тылу Александра все меняло. Он подобно лесному пожару пожирал резерв, стремясь не допустить слияние двух частей войска. 
  Македонцы прорвали строй, когда основная сила во главе с Мегабизом, уже подходила, активно преследуемая Кратером. С громкими криками устремились в прорыв гоплиты твердо уверенные в своей победе, намериваясь ударить в спину отходившим, однако жестоко просчитались. Персы вовремя успели подтянуть оставшихся стрелков и ударную конницу. Сначала на гоплитов обрушились стрелы, а затем ударила тяжелая кавалерия, имевшая давние счеты с гоплитами со времен Гавгамел. Пока Мегабиз атаковал Пердикку и останавливал Александра, кавалеристы ожесточенно рубились с Кратером. Его гоплиты не ожидали столь яростного сопротивления со стороны уже обреченного противника. Македонцы уже привыкли, что персы сразу бегут, но теперь бежали они, не выдержав удара.
  Конечно, много воинов, почти вся пехота, полегла под мечами македонцев, прикрывая отход самого Мегабиза, но и немало гоплитов потерял и Александр. Он не смог из-за потерь сразу преследовать отходящих персов, благоразумно посчитав остановиться на достигнутом результате. Отходя на восток, Мегабиз уничтожил мост через реку, что заставило Кена и Аминту простоять лишний день, наводя переправы.
  Горы кончились, теперь персы уже не могли делать засад и, скрипя сердцем Мегабиз, приказал своему потрепанному отряду отходить на Экбатаны. Летучие конники Филоты попытались перехватить его, но были жестоко разбиты во встречном бою.
  Начальник гейтеров поспешил сделать вид, что ничего особенно не случилось, и ринулся к Персиполису. Этому было хорошее оправдание, так как он получил сведения, что, не дожидаясь македонцев, стража и местные жители сами  начали растаскивать царские сокровища. Узнав об этом, Александр сам возглавил головной отряд кавалерии, стремясь поскорее овладеть главным городом  персидской империи.
  Стадию за стадией покрывали македонские кони, и вот объехав очередные холмы, они увидали раскинувшиеся своими строениями по равнине долгожданный город. Он лежал абсолютно беззащитный перед армией македонцев, одновременно  притягивая и отталкивая взгляды зрителей своим величественным видом.
  В это время, в Персиполе, в одном из крыльев огромного дворца Дария великого, находилась фиванка Антигона. Ее сюда в тайне привезли два доверенных евнуха Статиры, представляя всей придворной челяди как полноправную жену Мегабиза. Здесь Статира делала хитрый расчет, с целью исключить любую возможность для Антигоны объявить себя персидской пленницей. Два евнуха, словно коршуны ревностно присматривали за своей жертвой, обещав персиянке выполнить ее приказ. Фиванка понемногу оправилась от своей болезни, но продолжала ловко играть роль слабой и почти умирающей девушки, что бы обмануть своих сторожей. Она решила попытаться бежать, как только это будет возможным, но пока все было тщетно.   
  Персиполь не имел крепких стен. Они скорее обозначали границы города, чем защищали его от возможности нападения врага, поскольку этот город защищала вся Персия, своей мощью, величием и силою оружия. И вот впервые за все время создания Персиполя на его каменные плиты вступило копыто коня, не груженного тяжелыми дарами  покоренных народов, а грозным завоевателем.
  Сегодня пришельцы не восхищались этим великолепным творением персов, а алчно оценивали богатство его украшений.
Александр с отрядом гейтеров, величаво и неторопливо проскакал по плитам дороги ведущей к воротам Ксеркса, за которыми виднелись стены Ападаны, дворца приемов иноземных дарителей.
  Вдоль дороги персидские мастера, умело вырезали на каменных стенах огромную очередь всех тех, кто когда-то преподносил свои дары персидским владыкам. Один за другим покорно шагали мидяне и эламиты, ассирийцы и парфяне, гандхаране и инды, лидийцы и скифы. Все они несли в Ападану дары своих земель, что бы порадовать ими персидского владыку.
  Словно живые они двигались вместе с Александром к главной лестнице дворца приемов, где полководца ждал перс Фрасибул. Хитрый вельможа сразу заметил гнев в глазах македонца и поспешил сообщить ему, что в хранилище храма находиться 120 тысяч золотых талантов.
  Столь огромная цифра настолько потрясла царя, что он уже совершенно не слушал перечисление Фрасибулом стоимости утвари и прочего имущества хранимого здесь. С такими деньгами теперь он спокойно сможет нанять новую армию, построить флот и выполнить, свою заветную мечту дойти до конца Ойкумены.
  Милостиво кивнув персу, Александр не слезая с коня, въехал в Ападану и принялся разглядывать монументальные колоны этого строения, увенчанные огромными бычьими головами. Проехав весь зал, Александр понял замысел создания Ападаны. Она должна была своим величием и мощью подавить и унизить каждого человека принесшего сюда свои дары.
 - Что там дальше? - спросил Александр, махнув рукой в сторону других строений.
 - Там дворец Дария, дворец Ксеркса, зал Совета и зал ста колонн, где происходила коронация наших царей – поспешил пояснить дрожащий от страха перед ним  Фрасибул.
 - Прекрасно. Эвмен прикажи начать вывоз моих ценностей из этого города в более надежное место. Кроме этого я желаю устроить пир победителей в зале коронации, теперь я буду правитель Персии.
 - Что же ты скажешь в отношении жителей этого города – робко спросил Фрасибул.
 - Я оставляю им их жизнь и право жить на моей земле.
  Произнеся свой вердикт, Александр резко развернул Букефала и галопом направился в лагерь, который уже спешно разбивался на равнине перед городом.
 - Глупец! – возмущался македонец, обращаясь к своим друзьям, – он надеяться, что я пощажу этот город кровосос. Напрасно он тешит себя этой наивной мыслью. Мой великий учитель Аристотель говорил, что для полной победы над любой нацией надо уничтожить самое дорогое для них символ. Я полностью согласен с его мнением  и поэтому Персиполь следует уничтожить.
 - Не слишком ли ты жесток государь к этому городу? – поинтересовался Птоломей. -
 Персы добровольно сдались тебе в надежде на твою милость, которую ты подарил Вавилону и Сузам.
 - В моем сердце нет милости к этому городу. Как не было милости в сердце Ксеркса, когда он приказал разрушить Афины, и сжечь Акрополь с его древнейшими святынями греков. Так что персы крепко обманулись, понадеявшись, что за блеском золота я забуду старые счеты.
  Не желая, что бы его замыслы стали заранее известны, полководец запретил своим воинам входить в город за исключением служителей Эвмена в спешном порядке очищающих сокровищницу Персиполя. Огромные караваны верблюдов и мулов сновали между городом и царским лагерем, перевозя все золото и серебро веками накапливаемое персидскими владыками.
  По замыслу Александра, разрушение дворцового комплекса, должно было стать полной неожиданностью, для всех гостей кто был приглашен на пир победителей.
  Памятуя о богатом убранстве коронационного зала, Эвмен приказал вывозить из обреченного строения все, что представляла собой ценность. Испуганным персам секретарь объяснил, что Александр не хочет видеть на своем праздничном пиру символы побежденного государства.   
  Энергичный кардиец выполнил поручение царя всего за четыре дня. И на утро пятого, Александр уже любовался в лагере своим огромным сокровищем и лично осмотрел зал, в котором предстояло провести пир. Зал ста колонн был полностью очищен от всего персидского, а по всему периметру огромного помещения были расставлены походные ложа и топчаны для гостей македонского царя.
  Известие о желании царя дать победный пир, македонские воины и греческие союзники встретили радостными криками. Им уже было известно, что Александр собирается выдать каждому по двойной плате из трофейного золота, и радовались от всей души.
Покидая лагерь, полководец отдал македонскому начальнику гарнизона Аминте  строжайший приказ о запрещении любых грабежей под страхом смертной казни, чем очень обрадовал Фрасибула и Камбиза. Стратег  немедленно оцепил весь дворцовый комплекс тройным кольцом солдат, дабы не допустить его стихийного и повального разграбления как с одной, так и с другой стороны.
  В план разрушения Персиполя, были полностью посвящены только два человека; верный Гефестион и главный канцелярист Эвмен, чьими руками Александр решил воплотить свое решение в реальную жизнь. Кариец конечно незаметно посвятил в это Пердикку, с которым очень сблизился за последнее время. Молодой выходец из горной Македонии не обладал той надменностью, которая так чувствовалась в царских друзьях аристократах; Филоте, Птоломеи, Гарпале, Кене и Аминте. Пердикка на удивление легко сошелся с Эвменом, сразу признав в нем равного для себя человека, за что тот был ему очень благодарен. Быстро разглядев в Эвмене талантливую жилку, молодой македонец решил заключить с ним тайное соглашение о взаимной помощи, на что выходец из малоазиатской провинции быстро согласился.
  Оба молодых человека желали как можно ближе подвинуться в окружении царя, но на их пути стояла родовитая аристократия во главе с Филотой. Именно он всегда норовил задвинуть вылезшего вперед Пердикку и указать истинное место Эвмену, по царской милости затесавшегося среди македонских вельмож.
  За это они страшно ненавидели Филоту и искали только случай, что бы устранить красавца со своего пути. Главным козырем в их игре против Филоты была красавица Антигона, и оба заговорщика осторожно обхаживали ее. Для ускорения дела Эвмен привлек жреца Нефтеха, на преданность которого он очень рассчитывал. 
  Как и в первый раз, Александр снова попрал величие Ападаны, проехав через нее на коне прямо к пиршественному залу. Полководец не посмотрел дворцы Дария и Ксеркса, решив отдать их на разграбление своим солдатам.
  На победный пир, Александр пригласил всех своих македонских стратегов и соратников по этому походу. Кроме них были и  греческие союзники, которые пока еще были нужны царю для полной крепости его тыла. Даже сейчас, получив от Антипатра радостное известие о гибели Агиса и его победе, он еще был вынужден заигрывать с греками, что бы  в его тылу не появился новый смутьян.
  Александр уже отослал регенту для этих целей золотые таланты вместе с письмом для матери, в котором приказывал ей ради блага Македонии слушаться Антипатра. В качестве утешения гордой Олимпиаде было послано огромное количество золотой посуды, дорогих тканей и венец царской жены, обнаруженный Эвменом в сокровищнице Персиполя.
  Пир удался на славу. Было много яств и вина, весело играли флейтистки и упоено плясали танцовщицы во главе с афинской гетерой Таис, любовнице Птоломея. Царь произносил одну за другой хвалебные речи общему союзу греков и македонцев, который полностью выполнил свою огромную и важную панэллинистическую задачу по разгрому и покорению Персии. Слушая слова царя, греки раздувались от собственной важности и гордости, обильно попивая  неразбавленное виноградное вино. 
  Их крики и шум веселья прекрасно слышала Антигона, сквозь стены дворца, находясь под охраной одного из евнухов. Второй страж куда - то исчез, и танцовщица молила богов, что бы его убили македонцы, которые уже начали потихоньку проникать в комнаты дворца с явной целью грабежа его обитателей. По нервному поведению своего стража она поняла, что дело близиться к развязке и сегодня, скорее всего сейчас, она примет свою смерть.
  Молодая женщина продолжала умело играть роль серьезно больного человека, часто кашляя и постоянно жалуясь на боли внизу живота. Слыша это, евнух Статиры глумливо ухмылялся и обещал помочь ей в самом скором времени.
  Крики пирующих македонцев становились все громче и тревожнее, но затем стихали, подобно морским волнам накатываясь и отходя, прочь от комнаты Антигоны. Второй евнух все не возвращался, что вселяло надежду в душу Антигоны.
 В самый разгар праздника, когда все почти утратили ясность ума и мысли, в огромный зал вступил Эвмен с несколькими слугами, в чьих руках были факелы.
 - Царь, настал час мщения за все муки наших предков и все наши трудности и потери!  – громко возвестил кардиец. 
 - Ты прав Эвмен!! Настало время мести за наши потери, за сожженные Ксерксом Афины и убийство моего отца, царя Филиппа!– звонко возвестил  молодой полководец, грозно блистая своими гневными очами. Многие сидящие с ним рядом отпрянули в испуге от царя. Подобным им довелось его видеть только в сражении, а не на пиру.
 - Как главный стратег союзного войска, я приказываю сжечь этот дворец!! Дабы этим расплатиться с нашим старым врагом Ксерксом по всем нашим счетам!!
  От этих слов в огромном зале наступила звенящая тишина, в которой отчетливо слышались прерывистые дыхания сидевших рядом с ним трапезников. Никто не ожидал подобного поворота этого пира, кроме Пердикки и Гефестиона. Выждав положенную паузу, оба стратега вскочили с места и первыми выхватили у слуг Эвмена горящие факелы.
  Не дожидаясь дальнейшего одобрения со стороны пирующих гостей, Александр без размаха, сильно швырнул свою головню в тяжелую портьеру, закрывавшую часть стены. Пердикка и Гефестион также дружно швырнули свои факела в занавеси, которые грациозно свисали с потолков до самого пола. Огонь моментально объял ткани, проворно устремившись вверх.
  Однако, по мнению Александра, огонь горел не так ярко и быстро, и  для его подкормки, полетели пиршественные ложа, сделанные из смолистого ливанского кедра. Правильно поняв действие царя, пирующие оставили свои места, и дружно бросились грабить подожженный дворец.
  Среди приглашенных на этот пир гостей находился и Леонтикс, который считался близким другом Александра, неоднократно помогавший воплощению царских замыслов своим клинком кавалериста. Всегда и во всем он, неотступно, следовал за молодым полководцем, верно защищая его самого от любых вражеских мечей и стрел. Александр всегда гордился своей дружбой с ним и прощал гейтару  все его многочисленные выходки, за которые любой другой бы поплатился бы головой.
  Изрядно выпив филерского вина, Леонтикс сначала веселился со всеми у большого «костра», а затем двинулся по дворцу в поисках приключений. Грабеж не интересовал его, благо Александр щедро одарил своему любимому рубаку трофейным золотом. Выхватив из ножен свой меч, македонец веселился, страшно пугая попадавшихся ему персов своим бравым видом.
  Так своеобразно развлекаясь, пьяный воин вломился в очередную комнату, где застал интересную картину. Молодая рыжеволосая красавица отчаянно сражалась с визжащим от гнева евнухом, нанося ему удары изрядно потрепанным стулом. Чуть в стороне от места схватки лежало тело еще одного человека возле головы, которого расплывалась лужа крови вперемешку с осколками разбитого кувшина.
  Антигона, а это была именно она, яростно билась за свою жизнь. С появлением в комнате второго евнуха, по его горящим глазам, она поняла, что ждать больше нельзя и начала действовать. Воспользовавшись тем, что оба сторожа беспечно стояли к ней спиной, фиванка бесшумно встала и обрушила на голову одного из них тяжелую каменную вазу. От этого коварного удара с разбитым затылком евнух упал как подкошенный, но своим телом помешал Антигоне напасть на второго. Не успев выхватить висевший на поясе убитого нож, фиванка схватила легкий стул, и смело атаковала ненавистного стража.
  Стоя спиной к македонцу, евнух, уклоняясь от очередного нацеленного в голову удара, резво отпрыгнул прямо на Леонтикса, и тот чисто рефлекторно взмахнув своим мечом, укоротив перса ровно на одну голову, после чего обратил внимание на Антигону.
  В разорванном платье с горящими глазами, молодая женщина выглядела так соблазнительно что, опустив свой меч, Леонтикс нетвердым шагом направился к ней с явным желанием ощутить ее кожу.
  В ужасе Антигона отпрянула от новой угрозы и прижалась к стене, прикрыла свое лицо остатками рукава. С наглой ухмылкой на лице, македонец медленно приближался к ней. Будь он чуточку трезвее, неизвестно как бы сложилась дальнейшая судьба несчастной танцовщицы, но Мойры уже вытащили его жребий. Когда Леонтикс приблизился почти вплотную к своей жертве, Антигона оперлась обеими руками о стенной выступ и своими сильными, тренированными ногами резко ударила царского любимца в самый низ живота. 
  От столь подлого удара, мужчина скрючился в три погибели и, Антигона, не раздумывая, оттолкнула его от себя. Трудно сказать, откуда у измученной болезнью танцовщицы взялось столько сил, но от её толка Леонтикс рухнул на пол, попутно ударившись затылком об угол каменного стола с остатками ужина Антигоны. С ужасом смотрела фиванка, как это огромная гора мускулов неподвижно застыла возле ее ног без малейшего признака жизни. Сколько она не вглядывалась, но крови возле его головы не было. Казалось что, насильник еще дышал, но не в силах находиться больше в комнате, Антигона стрелой рванула прочь.
  Сталкиваясь в коридорах с мечущимися от страха людьми, она вылетела из уже горящего дворца Дария и сразу попала в руки щитоносцев, которые ловили бегущих  на них людей. Потеряв все силы в борьбе с насильником, Антигона уже не могла толком сопротивляться, и едва ее начали вязать, она рухнула на каменные плиты двора, лишившись сознания.
 - Явно не жилец - с огорчением произнес один из воинов, глядя на смертельную бледность, которая разом залила лицо лежавшей без движения танцовщицы.
 - Не зевай – рыкнул на него второй, хватая новую жертву, ловко накидывая на ее шею петлю. Щитоносец бросил Антигону и быстро стал помогать своему товарищу. Позади них уже стояли связанные люди, чьим уделом отныне было рабство.
  Казалось, боги жестоко посмеялись над Антигоной, но судьба хранила молодую танцовщицу. Рано утром все еще лежавшую без сознания на площади перед руинами дворца, ее обнаружил командир щитоносцев Мелеагр. Откинув густые рыжие волосы с бледного лица, македонец буквально залюбовался чистым и точеным лицом Антигоны и тут же приказал солдатам осторожно нести ее в свой шатер.
  Прибывший по его просьбе египетский лекарь Нефтех заявил, что у девушки сильное сотрясение от удара по голове и ей необходим полный покой в сочетании с хорошим питанием.
  Дворцовый комплекс сгорел быстро, подтолкнув македонцев на повальный грабеж  всего остального  города. Полководец смотрел на это сквозь пальцы, и солдаты были ему благодарны. За три дня они полностью вычистили весь город, впервые за все время похода, обзаведясь большим скарбом.
  Но торжество по поводу уничтожению Персиполя было сильно омрачено досадной гибелью царского любимца Леонтикса. Отправившись в поисках развлечений перед самым поджогом дворца, он трагически погиб, задохнувшись в одной из комнат. По мнению докторов, Леонтикс, скорее всего, поскользнулся и упал, ударившись головой, об одну из многочисленных колон здания. Потеряв сознание, он уже не смог самостоятельно встать и умер от удушливого дыма.
  Тело гейтара обнаружили царские телохранители, которые обшаривали горящий дворец в поисках наживы и вынесли его огромное бесчувственное тело наружу.
Александр был в горе, когда Гефестион сообщил ему о досадной кончине одного из самых преданных царю людей во всем македонском войске. В приступе сильной ярости, царь распорол несколько тюков с дорогой одеждой и отдал их для погребения дорогого Леонтикса на всеобщем обозрении воинов. Эту новость, лежавшая в беспамятстве Антигона, узнала только спустя много дней, после случившегося. Колыхаясь в повозке Мелеагра, она с радостью отметила, что смогла отомстить ненавистным ей македонцам. Леонтикс стал первой зарубкой в ее священном счете мести к старым врагам.



               

                Глава IX. Борьба за души и сердца.






                Великий царь Дарий вновь собирает войско для битвы с македонцами! – эту новость из уст в уста передавали все жители персидского царства, чьи земли еще не были захвачены проклятыми македонцами. Да и как можно по-другому называть тех, кто так глумливо поступил с великим Персиполем основанным великим царем Киром. Только злостный нечестивец мог предать святому огню священное для каждого перса и мидийца место поклонение Солнцу этому небесному огню Ахумуразды.
  У некоторых  людей, уставших ждать от царя громких побед, подобное известие вызывало скептическую улыбку, но большинство персов, вновь воспаряло, духом узнав, что их повелитель не собирается сдаваться на милость победителя иноземца. Вновь все старые промахи и поражения были списаны на нерадивых помощников и изменников сатрапов, пекущихся только о своем благе.
  Рассуждая подобным образом, простые персы были не далеки от истины, ибо они смотрели точно в корень старой проблемы. Находясь в своей последней столице Экботанах и получая с каждым днем все новые и новые воинские пополнения, Дарий как никогда был близок к своему полному поражению. Да поражению, но не от македонского царя, а от своих  уцелевших сатрапов. 
  Уговорив царя оставить Месопотамию, Элам и часть Персии, Бес очень выиграл от пребывания Дария в Экботанах. Пока пылкий Мегабиз стремился нанести врагу максимальный урон своими внезапными ударами, а разбитый Дарий вновь создавал новую армию, бактрийский сатрап тоже не сидел, сложа руки. Внешне незаметно, он организовывал большой заговор с целью свержения царя с престола.
  Согласившись укрыться в Экботанах, Дарий не учел одну очень важную деталь, которая в корне меняла все сложившееся положение в державе. Севера - восточные провинции всегда имели очень большие автономные права по сравнению с остальными частями Персидского царства. По сложившейся традиции Бактрия, Согдиана и Парфия в основном только поставляли персидскому властителю своих воинов, сохраняя полную свободу в решении всех внутренних вопросов. Теперь продолжая внешне подчиняться Дарию, сатрапы имели прекрасный шанс стать самостоятельными правителями, убрав со своей дороги неудачника Кодомана. 
  Именно эту крамольную идею старался внести Бес в души сатрапов находившихся в царской ставке и с каждым разом он отмечал положительный результат в своих деяниях. Основным  препятствием к полному осуществлению его  тайных планов был Мегабиз. Узнав о его блистательных успехах в бою за Персидские ворота, сам Дарий уже открыто высказывал сожаления о своем отступлении в Мидию и косо посматривал на Беса и всех остальных уговоривших его совершить подобный поступок. Но Бес не был бы ловким интриганом, если бы даже из чужой славы и успехов не смог бы извлечь выгоды для себя.
 - Да великий царь! – с жаром говорил он Дарию, когда тот впервые открыто, посмел упрекнуть бактрийского сатрапа. – Мегабиз был прав, призывая сражаться за нами края и угодья, но был прав и я. Теперь, когда все знают, как плохо воюют  македонцы в горах, каждый может бросить в меня камень упрека. Теперь когда Мегабиз на деле доказал свою  правоту я только за это. Но, а если представить, что случилось бы наоборот, и Александр разбил бы Мегабиза со всеми нашими войсками, что было бы тогда. А тогда бы нам нечем было бы воевать и пришлось бы вновь отступать, но теперь уже к самым массагетам.
  Я только рад, что наш славный воитель на деле доказал свою правоту и вот теперь я сам засяду в мидийских перевалах и буду драться за каждую скалу и гору нашей земли.
  Бес так яростно и правдиво говорил, что владыка в очередной раз поверил его лживым речам и с новой энергией стал собирать войска. Ведь в словах Беса была правда, и именно на этом теперь настаивал Мегабиз, клятвенно обещая царю нанести македонцам в мидийских горах более мощное поражение, чем это было в Персиде. 
  Прибыв в Экботаны, полководец оставил здесь весь свой обоз и тут же поспешил в горы, прикидывая на месте свои  новые коварные засады на пути Александра. И вновь опытный Бес извлекал свою выгоду из активности своего противника. Воспользовавшись длительным отсутствием мужа, он сблизился со Статирой, интуитивно угадав в ней своего возможного союзника. С женой Мегабиза, Бес познакомился на пиру, который давал Дарий в честь успехов своего нового фаворита. Опытный лицедей и интриган, Бес сразу заметил, что между супругами пробежала черная кошка раздора, и не преминул этим воспользоваться. Уже на другой день, от своих доверенных слуг, он знал об Антигоне и той обиде, которую затаила Статира на своего мужа за столь большое внимание к молоденькой танцовщице. Используя эту удачу и торопясь  пока между супругами вновь не настал мир, Бес под видом заботы о жене героя предложил Статире, незамедлительно  переехать из города доверху набитого  войсками и беженцами в свое небольшое загородное поместье. Естественно эту заботу одобрил сам царь, после чего Статира покинула Экботаны.
  В поместье ее полностью окружили поистине царской роскошью и стремились исполнить ее любое желание. Бес появился в нем через три дня, приводя в жизнь свой коварный план. Вместе совершив конную прогулку по окрестностям, он пригласил Статиру на ужин в ее честь.  И вот когда уже все было позади и все комплименты были сказаны, провожая гостью до двери, он по хозяйски положил свою руку на талию идущей с ним женщине.
  Как и предвидел соблазнитель, Статира не вздрогнула и не отстранилась от подобного действия, а с полной холодностью остановилась и повернулась к нему. Глаза женщины с вызовом смотрели на Беса, и в них блистал темный огонь. Ободренный  столь явным намеком, он крепко обнял ее и горячо поцеловал ее губы. Статира вновь не оттолкнула его и тогда соблазнитель начал действовать.
  Ловко и сноровисто принялся удалять Бес с нее дорогие одеяния, которые сам же совершенно недавно подарил своей гостье. Статира глубоко и прерывисто дышала, когда в свете языков пламени огня она открывала чужому взгляду свои загорелые руки, грудь, живот и бедра. Подхватив на руки свою дорогую гостью, Бес отнес ее на мягкое ложе, и аккуратно положил на него.
  Последним предметом одежды, с ее роскошного тела предательски соскользнул вниз на пол, жемчужный поясок любви, после чего его обладательница покорно раздвинула свои красивые стройные ноги навстречу жаркому агрессору. В эту ночь, Статира окончательно изменила своему мужу и тем самым подписала ему смертный приговор руками своего нового повелителя.
  Бес не клялся в своей жаркой и нерушимой к ней любви. Нет, он сразу предложил Статире реальную власть в союзе двух сильных личностей по воле случая нашедших друг друга. Именно на эту лесть и обманулась персиянка, в которой ее дорогой муж видел только красивую куклу и не разглядел того, что моментально понял  бактрийский сатрап.
  Лежа на мягком ложе, и ласково поглаживая упругий и стройный живот своей подруги, Бес отчетливо видел весь тот путь, который приведет его к царскому трону.
  Покинув Статиру рано утром, сатрап отправил своего тайного гонца дальними окольными путями прямо в лагерь македонцев к близкому царскому другу Филоте, с которым уже давно поддерживал тайную переписку. В своем тайном послании он извещал  македонского адресата, что готов предоставит голову своего повелителя в обмен на мир между враждующими сторонами, уступка им Экботан с царской казной.
  Взамен Бес требовал себе царского достоинства и передачу в его личное подчинение всех восточных провинций персидского государства. Эти земли вполне удовлетворяли его аппетиты и были совершенно не нужны македонцам из-за их жаркого климата и мало населенности.
  Получив столь открытое послание, Филота пришел от него в восторг и сразу начал зондировать почву среди командиров о необходимости завершения войны. И здесь ему  уже на руку играло золото Персиполя, которым Александр так ловко ослепил своих стратегов на совете в Сузах. Теперь, когда богатство было в руках, оно явно подталкивало в сторону мирных переговоров, что было на руку честолюбивому македонцу.
  Бес возвратился к своей любовнице через два дня для закрепления своего успеха и,  желая окончательно отрезать Статиру от Мегабиза. Хитрый льстец почтительно приветствовал столь нужную ему сейчас женщину со всей своей придворной ловкостью и напыщенностью.
  Зная слабость любой женщины к драгоценностям, он преподнес Статире золотой перстень, с огромным алым рубином хищно мерцавший своим оком в свете горящих лампад, освещавших их тайный ужин. Продолжая удивлять и радовать женщину, Бес извлек из кожаного мешочка огромные серьги сделанных в виде гроздьев винограда. Они мелодично позвякивали при каждом движении головы и сразу привели  персиянку в сильный восторг. Как ребенок она радовалась дорогим побрякушкам, до которых у ее супруга никогда не доходили руки. Бактриец  же не жалел ничего для достижения своих целей и извлекал и извлекал все новые и новые предметы драгоценного гарнитура. Статира получила два легких браслета обильно украшенные лазуритом и яшмой.
  Красивую ажурную золотую цепочку с веточкой черного коралла посредине, головное украшение со светлым хризолитом, а так же ножные и коленные золотые украшения в виде витых цепочек. Последним Бес вынул женское украшение живота с таким же большим рубином, как и перстень. Этот подарок был с явным смыслом и полностью завороженная блеском золота и камней, Статира поспешила примерить все полученные ее подарки.
  Бесстыдно сбросив с себя платье, персиянка стала неторопливо украшать свое тело столь дорогими подарками. Все подаренное сатрапом прекрасно смотрелось на ее смуглом теплом теле при свете огня от очага и лампад. Подобранные с толком украшения, они играли и лучились на Статире добавляя ее и без того красивому телу таинственную  первозданную прелесть женщины. Медленно со срытой грацией пантеры двигалась она, перед мужчиной соблазняя его своим видом.
  С каждым легким  движением ее тела все на нем менялось. На лбу по-царски величественно блистал хризолит, плавно колыхались в ушах золотые  виноградные гроздья. Черный коралл, красиво пристроившись между высокими грудями, цепко опутал их своими легкими цепями, которые непринужденно скользили по ним в такт движения. Зазывно, выбивая одну, только им известную мелодию позвякивали цепочки на ногах персиянки и в такт им вторили браслеты на руках Статиры. Все это притягивало страстный взгляд Беса, который  быстро начал наливаться страстью и, видя это, женщина уже сама заводилась все больше и больше.
 - Танцуй!– гортанно приказал Бес, и словно ожидая этой команды, Статира пустилась в танец с мелким перебиранием ногами, плавным движением бедер и быстрыми переменами позы рук. Сейчас она танцевала свой танец любви своему новому господину, который должен был вознести ее на самый верх власти. 
  Статира резко остановилась, и дерзко выгнув свое стройное тело, застыла перед сатрапом, который буквально пожирал его своими блестящими глазами. Налюбовавшись достигнутым эффектом, она, неторопливо сбросила на ковер свой жемчужный пояс любви, и, медленно колыхая своими бедрами, подошла к мужчине, который продолжал сидеть на стуле. Зазывно блеснув огненным оком своего живота, женщина хищно улыбнулась своими красивыми губами и ловко села на колени сатрапа, которые разом напряглись. Бес не подкачал, и Статира осталась, полностью довольной сюрпризами этой ночью.
  Совсем другая ночь была за многие стадии от предместья Экботан у красавицы Антигоны в шатре у Филоты. Лежа в постели, пьяный македонец, пытался добиться от своей наложницы не любви, а полного подчинения и почитания. Он не вываливал к ее ногам тугие золотые цепи и диадемы. Вначале Филота просто брал ее силой и страстно заводился от ее бешеного сопротивления. Когда  же заметившая это Антигона превратилась в холодный камень, македонец решил заставить ее преклоняться пред собой.   
  Долгое время он рассказывал Антигоне свою родословность и военную биографию а, увидев, что пленница никак не реагирует на это, принялся демонстрировать свою силу в решении жизненных вопросов и коллизий. С этого момента, Антигона стала часто присутствовать при многих его деловых мероприятиях и слышать все речи Филоты. Вот и сейчас, когда македонец в упоении занимался любовью с рыжеволосой красавицей, он выбалтывал ей на ухо все свои планы по заключению мира с персами вопреки желанию Александра.
  Желая погубить своего мучителя, Антигона решилась подыграть Филоте и стала задавать каверзные вопросы, как бы сомневаясь в правдивости слов своего господина. Подстегнутый столь неожиданным вниманием от Антигоны, Филота поспешил полностью развеять ее сомнения в столь важном для всех вопросов.
  На следующий день обо всем случившимся уже знал Эвмен. Потрясенный открывшейся ему правдой, кардиец поспешил поделиться столь важно новостью с Пердиккой и Нефтехом в преданности, которого он уже мог неоднократно убедиться. Столь большая открытость начальника царской канцелярии с бывшим жрецом, обуславливалась полной зависимостью последнего перед греком и его мало значимостью в царском лагере. 
 - Необходимо известить царя о тех гнусных делах, которые творит Филота за его спиной, и, арестовав предателя сорвать его черные дела – пылко доказывал Пердикка своим собеседникам.
 - Не стоит спешить, господин, – отговаривал его египтянин. - Как бы плохо относился  царь к Филоте, он может не поверить нам на слово, даже если мы приведем в качестве свидетеля Антигону.
 - Как не поверит, когда все сказанное ей полностью объясняет все последнее поведение этого предателя?
 - О, господин, все это наши с тобой слова, а их нельзя пришить к рукаву. Филота спокойно может отказаться от этих слов, объявив себя жертвой наших происков. Ведь очень легко модно доказать, что ты Пердикка стремишься на его место или просто завидуешь его боевой славе.
 - Нефтех прав, – поддержал своего выдвиженца Эвмен, – даже если царь поверит нам, он не захочет обострять отношения с Пармерионом, за которым стоит часть войска.
 - Македонцы любят своего царя и беззаветно верят ему, – парировал его слова Пердикка. - Войско поддержит своего полководца, как поддержало его в день смерти Филиппа!
 - Красивые слова, – протянул Нефтех, – но ты господин забываешь о стратегах в совете, а они также любят Пармериона, как и царя.
 - Что же ты предлагаешь молчать? – гневно спросил македонец и в сердцах крепко сжал свой меч.
 - Ну что ты, – миролюбиво ответил египтянин, – царю необходимо донести о возможном заговоре, но и только. Никакого подталкивания его величества к действиям, только одни слова и не более.
 - Он прав Пердикка. Давай сделаем так, ты доложишь Александру о внезапно открывшейся тебе тайне, а рассказывать буду я, как лицо мало заинтересованное в удалении Филоты с его постов – предложил Эвмен и македонец с ним согласился, опасаясь испортить своей горячностью  всю интригу.
  Все произошло так, как и предсказывал бритоголовый жрец. Царь вначале отказался верить в услышанное им известие и Пердикка сильно обрадовался, что не он все это озвучил.
 - Я не верю тебе кардиец! – гневно объявил Александр, с такой яростью как будто его уличили в чем - то нечистоплотном. – Да Филота во многом не согласен со мной, но он мой старый друг и сын  всеми уважаемого стратега Пармериона. Наверняка Антигона наговаривает на своего господина, у многих  слуг есть такая подлая привычка.
 - Все может быть государь. Возможно, Филота на свой страх и риск ведет тайные переговоры с сатрапами и держит все в тайне, что бы, никто не мог присвоить лавры пленения Дария. Все может быть. Но сдается мне, что этим самым он хочет разом закончить эту войну, которая уже столь долго длиться по всем нашим меркам.
  Хитрый грек бил царю не в бровь, а в глаз ненароком касаясь самого чувствительного места Александра, планов мирового господства. Александр с опаской посмотрел на него уж, не подслушал ли Эвмен его недавний разговор с Гефестионом, в котором о вопросе, когда будет заключен мир, царь доверительно ответил, что только на берегу великой реки Океан у впадения в него индийского Ганга.
  Однако, посмотрев в честные глаза начальника канцелярии, отогнал подобную дикую и фантастическую мысль. Разговор с другом происходил в постели, и никого из посторонних близко не было вокруг его шатра. 
 - Спасибо за заботу дорогие мои друзья, но всего этого очень и очень мало для серьезного разговора с Филотой. Продолжай слушать Эвмен и может в следующий раз тебе повезет больше.
  Прекрасно поняв все, что не сказал повелитель, Эвмен почтительно поклонился и быстро удалился из шатра. Ничего из желаемого им не случилось, но теперь у царя будет большой узелок на память о его друге Филоте.
  Дарий торопился с выступлением из Экботан. Он уже собрал под свою руку около  пятнадцати тысяч человек новых воинов еще не знавших горечи поражений и собирался со дня на день выступить к Мегабизу, который основательно засел  в горах. Полководец внимательно изучил свои новые позиции и пришел в полный восторг. Закрыв перевал, он мог длительно обороняться от численно превосходивших его сил противника. Единственным слабым место в его позиции заключалось в возможности обхода его заслона через соседнее ущелье, которое и должны были наглухо закрыть ведомые Дарием силы.
  Помня свои прежние успехи, Мегабиз не сомневался в будущей победе и требовал только одного присутствие царя. Если они смогут остановить македонцев сейчас, то с наступлением жаркого периода  в Персиде резко менялась не в пользу Александра. Возникала реальнейшая угроза его коммуникациям и тогда для спасения положения, царю пришлось бы отступать к Евфрату, опасаясь быть полностью отрезанным от воды и пропитания.
  Все это с жаром рисовал Мегабиз в своем послании к своему царю, отправляя его с надежным гонцом прямо со своей засадной позиции. Через два дня разведка донесла, что появились македонские конные разъезды, а еще через день подтянулась и пехота.
  Не считая македонцев совсем дураками, перс приказал отдельному отряду своих кавалеристов атаковать противника и после короткого боя отступить. Фразикез выполнил все как замысливал его командир и вот ободренные столь быстрым успехом, македонцы бросились преследовать врага. Стоя в засаде, Мегабиз дал возможность проследовать легкой кавалерии шедшей в погоню за его всадниками, и ударил с обеих сторон дороги только, когда по ней потянулась извилистая речка пехоты.
  С криком и свистом обрушили персы на своих врагов стрелы, копья и заранее приготовленные в большом числе крупные камни. Удар был настолько неожиданным, что македонцы даже не успели перестроиться для защиты. Упавшие в большом числе камни спереди и сзади отрезали от остальных большое число воинов, число которых стрелы и камни  быстро сокращали до минимума.
  Добившись успеха, персы сразу покинули свои позиции, и отошли к большому каменному завалу, который они любовно сооружали все это время. Когда Аминта доложил Александру о новой, непредвиденной задержке, царь гневно сверкнул глазами и торжественно пообещал вырезать всех горцев за подобные действия. Эти слова красиво смотрелось в шатре, но совершено по-другому выглядело воплощение слов в дело.
  Войска встали, они непрерывно атаковали каменный завал и несли обычные при таких боях потери три к одному. Два дня кровавых штурмов здорово охладило пыл александровых солдат, и  тогда стратеги начали искать обходные пути.
  Отбиваясь от наступавших гоплитов, Мегабиз полностью втянул в действия все свои наличные силы и с каждым днем с нетерпением ожидал прихода Дария, который своим солдатами  окончательно снял бы все вопросы. Вчера взмыленный гонец привез известие, что великий царь уже покинул Экботаны и со всем своим войском находиться в двух днях пути. Это значительно успокоило полководца, но присутствие свежих сил было бы, несомненно, лучше.
  Разведчики доносили, что македонцы отказались от лобовой атаки, и ведут активные поиски тайных троп в обход позиций Мегабиза. Уже произошли первые стычки разведчиков, и следовало ожидать усиление активности в этом направлении. С тревогой засыпал в эту ночь Мегабиз, словно ощущая ту опасность, черные крылья которой уже распростерлись над его головой. В эту ночь, в шатер великого царя Дария ворвался бактрийский сатрап со страшной вестью.
 - Великий государь измена!
 - Что в ужасе!? – воскликнул царь только, что отошедший ко сну.
 - Измена господин! Парфяне и согдийцы отказываются покидать свои сатрапии и не желают больше драться за твои интересы.
 - Собаки!– закричал испуганный повелитель, – так они исполняют свои клятвы и обязанности.
 - Это еще не все господин. Я точно знаю, что подобные настроения у арахозийцев и гирканцев.
 От этих слов, из царя разом выпустили воздух, он стал оседать на кровать.
 - А ты?
 - Я полностью с тобой господин  - преданно заявил Бес и, преклонив колено, поцеловал царю руку.
 - Что же делать!? – испуганно спросил его Дарий, у которого известие об измене разом отбило всякую способность к мышлению.
 - Не медли, разворачивай войска и возвращайся в Экботаны. Там вместе с моими бактрийцами и греческими наемниками, мы сможем привести  негодяев к покорности.
 - А Мегабиз?
 - Я сейчас же отправлю к нему гонца, с приказом, что бы, не мешкая, отходил на новые позиции. Так он сможет надолго задержать македонцев и выиграет нужное нам для маневра время.
 - Да ты прав. Прикажи  войскам сниматься с лагеря. Я поеду со своей охраной впереди, а ты проследи, что бы обязательно отправили гонца в горы.
 - Не волнуйся могущественный, все сделаю – твердо заявил сатрап, и Дарий вновь пустился в бега.
  Дождавшись, отбытие царя, Бес вызвал к себе командиров персидских отрядов и под большим секретом сообщил им, что царь получил предсказание от своих жрецов о неблагоприятном исходе возможной битвы и, испугавшись этого, бежал. С огромным злорадством наблюдал он, как вытягивались в обиде и возмущении лица персов откликнувшихся на царский призыв и так жестоко обманутых человеком, которому доверяли и любили. Теперь он был полностью уверен, что в Экботаны за Дарием последует очень малая часть тех солдат и командиров, которые стояли сейчас перед ним.
  Отдав приказ сниматься и двигаться к последней царской резиденции, Бес внимательно следил, что бы никто, не поехал к Мегабизу, а сам оправил тайного гонца к Филоте, с описанием случившегося и указанием скрытого прохода в горах.
  Его тайные действия вскоре дали свои результаты. Через шесть часов Филота уже держал в своих руках послание своего визави, а еще через три часа, высланные вперед македонские разведчики вырезали персидский заслон и скрыто обошли позицию обороняющихся. На этот раз персам повезло гораздо меньше чем ранее. Удар македонцев был одновременным с двух сторон, и у зажатых солдат не было совершенно никаких шансов. Мегабиз сражался со всем отчаянием обреченного человека, который идет в последний бой. Его меч свистел вверх и вниз с немыслимой быстротой и вскоре вокруг него образовался завал из убитых и раненых врагов.
 - Уходи господин! Уходи! – хрипло кричал сотник его личной стражи, отбивая удары македонской сариссы своим щитом.
 - Нет, я остаюсь, что бы вместе с вами доказать македонским псам силу своего меча!
 - Мегабиз! – яростно вскричал старый перс с головы, которого сильным ручьем бежал алый поток крови. – Силу своего меча ты с лучшим результатом покажешь там, в пустыне, когда будешь рвать македонцев зубами своей сотни. Погибни ты здесь, это будет лучший подарок Александру сегодня.
  Перс закашлялся, а затем с силой обрушился на ползущих по камням врагов.
 - Иди господин!- вновь воскликнул сотник, и Мегабиз хищно скаля зубы, рванулся со своими телохранителями на прорыв. Смельчакам всегда везет, усталые македонцы не ожидали такого ответа от загнанных в угол воинов и  отступили, открыв место для прорыва.
  Всего вырвалось около сотни всадников во главе со своим полководцем, с головы до ног забрызганного чужой кровью. Филота не решился преследовать их и занялся уничтожением оставшихся. Все они были перебиты, и командир гейтеров прискакал к царскому шатру с вестью, что проход очищен благодаря его личным усилиям. Несомненно, он был героем дня. Все македонцы признавали его подвиг, отчего Филота блистал краской истинной радости. Это был день его личного триумфа, который разом закрывал все его огрехи бывшие при Гавгамелах.
  Александр лично поздравил его с блестящим разрешением столь трудной воинской задачи. Его примеру незамедлительно последовали все другие стратеги, и растроганный Филота поспешил пригласить всех к себе на завтрашний пир.
  Все веселились и ликовали, один лишь Эвмен многозначительно переглянулся с Нефтехом, который тут же заспешил  в сторону палатки Антигоны.




                Глава X. Торжество зла.



                Персидский царь Дарий совершал вечернюю трапезу. Неуютно и тоскливо было у него на душе от всего происходящего за последние дни. Кругом были сплошные измены, предательства и неудачи. Сообщение Беса о бунте сатрапов оказалось правдой. Не дожидаясь, возвращение царя, они покинули Экботаны, направляясь в сторону Гиркании. В своей резиденции царь застал только напуганный двор и растерянного начальника дворцовой стражи, который трясся от страха перед всем происходящим. Отрадную картину представляли собой греческие наемники, которые твердо дожидались возвращения Дария и никому не позволили поживиться царской сокровищницей.
  Смутная надежда шевельнулась у великого царя, когда Бес привел свои войска к Экботанам, но вскоре погасла, когда Дарий увидел, как мало людей пришло вслед за ним из оставленного им два дня назад лагеря.
 - Предатели, предатели – сокрушался  Дарий, и в очередной раз, подавшись советам сатрапа, двинулся в направлении Бактрии в надежде обрести долгожданный успех в этой провинции. Теперь персидский монарх находился в маленьком городке Рее и предавался меланхолии.
  Его основной надеждой был Мегабиз со своими воинами сумевшими вырваться из македонской ловушки и присоединился к своему повелителю. На гневные обвинения воителя в предательстве, Бес сумел оправдаться тем, что представил свидетелей отправки своего гонца к «славному мечу Персии» как уже прозвали Мегабиза за его воинские свершения. Стоя на коленях перед Дарием, двое воинов подтвердили, что сами видели отправку спешного гонца и не вина досточтимого сатрапа, что посланный гонец пропал. Скорее всего, он погиб от мечей македонцев, которые  неожиданно прорвались через неохраняемые никем перевалы.
  Ободренный прибытием своего любимца, царь на радостях объявил уцелевших  воинов, своей личной охраной и приказал неотлучно находиться при своей персоне. Однако даже царский любимец, скрипя сердцем, был вынужден посоветовать Дарию  продолжить отход в Гирканию и далее, что бы там дать зарвавшемуся врагу отпор. На вывезенные из Экботан  85 тысяч талантов золотом, Мегабиз советовал нанять скифов массагетов, которые лучше кого-либо  могли вести длительные схватки в условиях пустыни Арахосии и Гиркании. 
  Самым лучшим местом для удара по врагу, Мегабиз назвал Гирканские горные ворота. Несмотря на свои многочисленные победы, македонцы крайне плохо были подготовлены для войны в горах, а если еще пустить им в тыл скифов и бактрийцев, то можно полностью рассчитывать на успех. При ударе по ее длинным коммуникациям, любая военная машина остановиться, и даст сбой. В условиях пустыни тяжелая македонская конница полностью не эффективна в противостоянии с легкими степняками и обречена на большие потери.
  Дарий и Бес только кивали ему в ответ и полностью соглашались. Уходя на север, персы полностью выжигали поля и вырубали деревья, засыпали колодцы и забивали ручьи различной падалью. Все это делалось по строгому приказу Мегабиза, дабы затруднить продвижение врага. Скрипя сердцем, персы выполняли столь тяжелые для них приказы, но даже самые ярые противники признавали правоту своего командира. Македонцы действительно сильно затормозили свое продвижение в погоне за Дарием, как бы, не стремился к этому Александр.
  Нынешним вечером у потомка царя царей настроение было испорчено, неловкостью одного из слуг который разбил его любимый стеклянный бокал сделанный египетскими мастерами. Толи царь как истинный перс был склонен к мистике, или же тягостный груз поражений и невзгод особо сильно придавил его плечи, только монарх был явно не в духе и отправился спать в скверном настроении.
  Совершенно другое настроение было у Мегабиза, он занимался любовью с красавицей Статирой, которая так долго дожидалась своего кусочка женского счастья. Сегодня она была неутомима, даря одни ласки за другими  истосковавшемуся по женскому телу воину. Томно стонала персиянка под мощным натиском своего мужа, крепко обнимала она его твердую спину и плечи, зазывно пылая своими темными глазами в свете лампады.
Насытившийся Мегабиз, с приятной усталостью сел на кровати и выпил глоток красного вина, которое заботливая супруга заранее приготовила ему. Чмокнув Статиру в разгоряченную щеку, он повалился на кровать и вскоре заснул.
  Выждав определенное время, женщина осторожно подошла к мужу и внимательно посмотрела ему в лицо. Подмешанное в вино снотворно дало быстрое действие,  и преданный супругой воитель сладко спал. Убедившись в этом, Статира осторожно пошарила в поясной сумке мужа и извлекла на свет кольцо с личной печатью. Ей он обычно запечатывал все свои послания и, сжав его, женщина презрительно улыбнулась. Быстрым движением она откинула занавесь, на окне подавая тайный знак, и стала ждать.
  Вскоре кто - то осторожно стал царапаться в  дверь, и несколько не стесняясь своей наготы, женщина отворила  дверь. Из темноты возникло хищное лицо Беса, который пытливо посмотрел на женщину, а затем властно положил свою руку на ее крепкую грудь с твердым соском.
 - Ах, потом, – прошептала Статира, но не спешила убрать руки со своей груди. Мгновение и перстень с печатью перекочевал в руки сатрапа, который моментально извлек из-за пазухи  свернутый лист и быстро придавил к нему печатку. Убедившись, что все вышло хорошо, он вернул кольцо Статире, и крепко обняв ее, жарко прошептал ей на ухо - Сегодня утром.
  После этого окинув спящего Мегабиза своим грозным оком, сатрап исчез. У Статиры еще была возможность спасти своего мужа, и она уже протянула руку, что бы разбудить его, но в этот самый момент перед ее глазами возник четкий образ улыбающейся Антигоны обнимающей ребенка, и персиянка остановилась.
  Медленно отвела она свою дрожавшую ладонь, и после раздумья легла на кровать и повернулась к спящему Мегабизу спиной. Участь мужа была решена. Статира никогда не  смогла простить ему рыжеволосую танцовщицу, от которой Мегабиз желал получить своего наследника. Лежа на постели и неотрывно смотря на темный проем своего окна, Статира не знала, что Бес не совсем доверявший ей, оставил у ее двери наемного убийцу, который должен был убить обоих супругов в случаи измены со стороны женщины.
  Покинув жилище Мегабиза, перс поспешил к царскому вестнику, которого он заранее подкупил, с фальшивым приказом для воинов Мегабиза. Отправившись в казарму, он в спешке передал сотнику лже – приказ, в котором Мегабиз приказывал своим воинам срочно выступить к Гирканским ворота для подготовки приема очень ценного груза в виде царской казны.
  Узнав печать полководца, сотник согласно кивнул, и вскоре поднятые по тревоге воины уже скакали на север навстречу своей смерти. Там в узкой долине их уже ждала засада с многочисленными бактрийскими войнами. Выждав удобный момент они ударили с двух сторон по растянувшейся конной колоне, засыпав при этом едущих тучей стрел.
  Напрасно сотник пытался собрать воедино всех своих конников. Встреченные копьями и  секирами, они все пали снедаемые только одним желанием уничтожить как можно больше  своих предателей. Убедившись, что с воинами Мегабиза покончено, бактрийцы спешно послали к Бесу гонца с радостным известием.
  Бактриец к этому времени уже нашел общий язык с предводителем греческих наемников, который пообещал ему не вмешиваться в происходящее. Разумеется, при этом разговоре был слышан приятный звон золотых монет, сделавших грека более сговорчивым. 
Рано утром, когда солнце уже позолотило своими лучами шатры и крыши стоянки Дария, к царю ворвались вооруженные люди и подняли его с постели.
 - Что такое, Бес!? - с гневом воскликнул владыка, пытаясь сохранить царскую гордость, но это ему плохо удавалось. Черная змея опасности вползла к нему на грудь и сжала своими кольцами. Глядя на хитро улыбающееся лицо своего сатрапа, Дарий сразу почувствовал самое худшее новую измену.
 - Ты больше не царь персов, - торжественно изрек ему в лицо Бес. -  Твои подданные выбрали себе нового правителя меня. 
 -Предатель!!- взревел Ахеменид, но воины уже потащили его под руки по коридору на улицу. Все кто попадался им на пути, пугливо озирались на Дария и разбегались как мыши от всего происходящего, стараясь не смотреть в лицо арестованному человеку. Во дворе стояла крытая повозка, в которую  поспешно погрузили теперь уже бывшего царя бывшей великой державы.
 - Мегабиз, где ты! Приди  на помощь своему повелителю!– громко звал Дарий заталкиваемый подручными сатрапа в его последнее пристанище.
 - Кричи громче, он не слышит - язвительно молвил бактриец, многозначительно поигрывая мечом. 
 - Мегабиз, услышь меня!– продолжал надрываться Дарий с мольбой в голосе, и как бы в ответ распахнулась дверь дома, из которой выскочил  тот, к кому обращался Дарий в своей последней просьбе. 
 - Мегабиз!- радостно взревел перс, обретая новую надежду и с ней былые силы. Сидевшие с ним стражники еле сдерживали рвущегося на волю человека. Последний оплот Дария был на скоро одет и в руке держал свой славный меч. Разбуженный криками царя, Мегабиз буквально вылетел из постели и поспешил на помощь государю. Но видно дух зла Ориман правил сегодня бал, ибо, как только перс покинул дом и бросился к повозке, стоящий сбоку от двери бактриец нанес сильный удар мечом в его ничем,  не защищенный бок. От такого удара Мегабиз зашатался, но нашел в себе силы и, развернувшись, обрушил свой меч на голову врага. Этот удар был такой страшной силы, что шлем треснул и бактрийский воин рухнул с пробитой головой к ногам сатрапа. В это же время Мегабиз получил удар копьем в спину, от которого из его рта хлынул поток крови и воин рухнул на камни дворика.
  Лежа на боку, он скреб руками землю, и все стремился подняться, но удар мечом Беса буквально пригвоздил его к земле. Мегабиз дернулся всем телом и  лежа на спине, громко сипел, выбрасывая с каждым своим вздохом частичку жизни. Из раскрытой двери дома вышла Статира, которая уже была одета и что - то сжимала в руке. Подойдя поближе к поверженному полководцу, она размахнулась и швырнула ему в лицо жемчужный поясок любви, которым когда-то Мегабиз собирался одарить Антигону. Тело умирающего воина дернулось, на залитом лице мелькнуло удивление, и с этим чувством он умер. 
 - Да здравствует великий царь Артаксеркс Четвертый!– громко  закричали стоявшие рядом с Бесом бактрийцы. Новоявленный царь махнул рукой, и разом обвисшего Дария увезла в его последний путь скромная повозка. Греческие наемники застучали в свои щиты, выказывая тем свою поддержку великому царю. Бесу махнул им рукой, показывая, что слово, данное им Мемнону, полностью выполняется. Преданный ими Дарий остался, жив во время переворота.
 - Чистоплюи –  с презрением подумал про себя сатрап, наблюдая, как греки покидают постоялый двор. Глупцы, да он обещал сохранить жизнь Дарию, но вот беда через двадцать стадиев его уже ждет засада из гирканских бандитов. Это жалкое отребье, толкаемые жаждой наживы решилось  вдруг напасть на одинокую повозку, и обязательно убьют всех, кто в ней находится. Такова жизнь и за все надо платить.
 - Приветствуйте мою новую жену! – громко крикнул Бес и одною рукою вывел вперед Статиру. – Теперь она вдова и я беру ее в жены. По мановению руки новым властителям Персии был подан царский экипаж, который умчал их прочь от места двойного преступления. Статиру не грызла совесть, она шла к этому шагу уже более года и уже была готова поменять Мегабиза на более подходящую партию.
  И если одна женщина восходила на пьедестал власти, то в далекой Македонии другая женщина полностью теряла ее. Вызванная во дворец к регенту Олимпиада была страшно потрясена известием от своего сына. Гадко усмехаясь, Антипатр ознакомил ее с письмом Александра и тут же объявил свою волю. Ради спокойствия на границе Македонии с фокейцами, он отправляет царицу Олимпиаду в Эпир, где ей следует находиться до того дня, пока Антипатр снова не призовет ее в Пеллу.
  Кровь прихлынула к лицу царицы, гневные оскорбления слетали с ее уст в адрес регента, но сейчас она была бессильна против него. Все ее войско было уничтожено в битве при Амфиополе заботливым регентом, на руках у которого имелся убийственный для нее указ. Антипатр вновь переиграл ее, навсегда отправляя Олимпиаду в страну, откуда она некогда прибыла в Пеллу молодой невестой грозного Филиппа.
  А в македонском лагере этой ночью было торжество Филоты. Македонец шумно отмечал свой успех прорыва под Экботанами. Да и как не гулять, если его  конные разведчики сообщили, что вышли на след персидского царя и Дарий вот - вот был должен попасться в их руки. Весел и радостен был в этот день Филота, казалось, что сами боги Олимпа благоволят ему, посылая удачу за удачей. Вот от этого он хмелел с каждой выпитой чашей, щедро сыпал своей рукой золотые дарики своим гостям. От этого каждый из пирующих гостей старался сказать свое искреннее доброе слово стратегу Филоте,  восславить его храбрость и отвагу.
  Хоть македонец и купался в лучах славы, но вместе с тем он постоянно помнил свою основную цель столь богатого банкета. Незаметно, но целенаправленно, стратег сводил весь  разговор к быстрому заключению мира и вкушение завоеванных благ. Македонцы слушали его, кивали, но не спешили соглашаться со столь не популярной для царя мыслью. Но золото и вино постепенно делали свое дело, и с каждым часом у Филоты становилось  больше сторонников. 
  А в это время в царский шатер проникли Эвмен, Пердикка и красавица Антигона. По одному торжествующему виду этих людей, Александр понял, что в его царстве случилась большая неприятность.
 - Государь, – торжественно произнес Эвмен, – ты ранее не поверил нашим словам в отношении стратега Филоты и я более не посмел бы тебя тревожить по этому вопросу, но ситуация сильно изменилась. Опасность грозит всем нам и требует немедленного твоего вмешательства.
  От этих слов у македонца перехватило дыхание, кровь отхлынула от его лица, Александр нервно дернул головой.
 - Говори – резко бросил царь, но будь осторожен в выводах.
 - Я более не произнесу ни слова, все нужное тебе сообщит Антигона.
  Сирийка гордо вышла вперед и с радостным лицом победителя извлекла из-под одежды свиток. Александр инстинктивно отстранился от него, как будто Антигона протягивала ему ядовитого скорпиона.
 - Что это?– с плохо скрытым негодованием произнес он.
 - Это послание бактрийского сатрапа Беса к стратегу Филоте полученное два дня назад.
  С отвращением развернул свиток молодой человек и пробежался по нему глазами. Здесь было все. Бес извещал Филоту, что в самое ближайшее время Дарий будет, свергнут с престола и убит. Одновременно перс извещал о  срочной необходимости заключения давно обещанного мирного договора и советовал при этом не сильно церемониться с достижением цели.
  Последние слова наводили  царя на самые мрачные мысли.
 - Александр, – смело шагнул вперед Пердикка – здесь, несомненно, идет речь о заговоре и твоем устранении.
 - Откуда это у тебя?
 - Сам Филота, будучи пьяным, показал мне его, хвастаясь, что сами персы поддерживают с ним доверительные отношения. Зная твое отношение ко всему происходящему с Филотой, я поспешила изъять из его шкатулки столь  важный документ.
 - Александр времени может быть очень мало, – с тревогой в голосе произнес Эвмен – нужно спешить.
 - Да – со вздохом произнес царь. – Леонат!- крикнул он своего начальника стражи.
 - Ты сейчас вместе с Пердиккой и Гефестионом отправишься к Филоте и арестуешь его. Ничего не дрогнуло в лице старого Леоната. Смиренно согнул он голову и поспешил исполнить поручение царя.
  Филоту подняли прямо с широкого ложа, где он почивал в обнимку с одной из гетер.
Вначале, он активно сопротивлялся и грозил Леонату страшными карами, но затем сник, увидев Гефестиона и Пердикку в комнате для допросов. Опомнившись от испуга, Филота с яростью стал обвинять своих изобличителей в наговоре и хуле, но разом поник, когда из-за ширмы вышла Антигона. Как кролик на удава смотрел Филота на сирийку не в силах поверить в случившееся. Однако стоило ей достать заветный свиток, как македонец разом преобразился. Поняв, что его предали, он рывком подскочил к Леонату и с неожиданным проворством выхватил у него с пояса кинжал.
  Пердикка отважно рванулся к нему наперерез, но Филота успел со всей силой швырнуть свое оружие в стоявшую перед ним  Антигону. Брошенный умелой рукой, кинжал пробил грудь красавицы, и она со стоном упала на пол. Скрученный стражниками, Филота лишь глядел на нее с яростным взором и кричал лишь одно слово: – Продала! Продала!
  Острый клинок перебил аорту, и Антигона умерла в течение нескольких минут от  кровотечения. Не в силах произнести ни единого слова из-за боли, она неотрывно смотрела на Филоту и улыбалась до самого последнего мгновения. Едва Пердикка закрыл ее глаза, как Филота моментально сломался, и из его трясущихся уст полилась правда о  заговоре с целью устранения Александра.
  Это был хорошо отлаженный и длительно подготовленный сговор. В числе заговорщиков было много гейтеров и знатных македонцев, которые желали поскорее закончить войну и вернуться домой.
  Когда рано утром Гефестион докладывал обо всем царю, тот только ужаснулся, какую змею он пригрел на своей груди долгие годы.
 - Гефестион, собери военный совет и извести их обо всем – приказал Александр, который разом перешел какую-то важную для себя веху на своем не простом пути.
На совете Александр не произнес ни слова, дав возможность своим воинам в полной мере осознать весь ужас который готовил Филота со своими подручными. Гефестион и Пердикка громко зачитывали имена предателей выводимых на суд воинов, которые выносили им приговор своими голосами.
 - Смерть! Смерть! Смерть!– неслось из их уст всем тем, кто еще вчера составлял элиту гейтеров и был доволен своим существованием. Предателей  тут же забивали камнями, а затем выволакивали обезображенные тела прочь с площади суда.
  Казнью мечом, удостоились двое Филота и Александр Линкистиец. Оба были куплены персидским золотом и теперь сполна поплатились за свои деяния.
  Когда все было закончено, в шатер к царю вновь вошли члены трибунала.
 - Александр – молвил Кен. – Военный совет рассмотрел все дела виновных, но остался еще один, Пармерион. Он не был активен в этом деле но, несомненно, поддерживал своего сына.
 - Что ты предлагаешь?
 - Нельзя оставлять Пармериона на прежней должности.
 - И это все?
 - Мы твои верные друзья, – громко произнес стратег. – Ты и твое дело, очень дороги нам и поэтому все мы считаем, что Пармериона следует устранить, как не тяжело это звучит.
 - Я полностью согласен с вами друзья. Хоть Пармерион и не был активным заговорщиком, но может им стать  в будущем, мстя за своего сына. Его устранение это тяжелая необходимость. Кто возьмется за это дело.
 - Позволь мне государь – вперед шагнул Пердикка, а вслед за ним и брат Кена Клеандр с Деифобом. 
 - Да поддержит вас Зевс и Афина в этом деле. Эвмен свиток и печать, – приказал Александр своему секретарю, – да свершиться правосудие.
  Ровно через три дня, к отдыхавшему стратегу прибыли царские гонцы. Пройдя стражу, они не спеша, предъявили Пармериону послание царя с требованием прибыть к нему в ставку. Пока старый македонец читал его Пердикка, и Клеандр выхватили свои мечи и поразили Пармериона. Не издав не одного крика,  он рухнул на пол, обильно орошая своей кровью персидские ковры.   
  Сбежавшимся на крик стражей воинам, македонцы поспешно огласили письмо царя, в котором раскрывался весь заговор Филоты и его сторонников. Только чудом  и силой имени Александра, стратеги избежали смерти от рук ветеранов, которые низа что не желали  верить в измену своего любимого начальника. Видя столь неожиданную реакцию, царские посланники решили поскорее удалиться  под градом  камней и грязи, разъяренных солдат.
  Едва Пердикка и Клеандр покинули лагерь, как ветераны обмыли тело Пармериона и   сами совершили весь похоронный процесс, с честью проводив в последний путь того, кого в душе любили больше самого царя.
  Так закончились два заговора во время великого похода, один удачный, другой нет. Кто-то выиграл, а кто-то лишился своей головы. Пармерион потерял не только своего горячо любимого сына, но и даже свою старую жизнь. Бес  стал новым Ахеменидом, а Александр продолжил свой поход, известив своих воинов о смерти Дария и появлении нового врага  царя Артаксеркса Четвертого, которого тоже следовало уничтожить. 
А впереди была Азия.

 




                КОНЕЦ.