Папки

- Марьям! - орал пронзительный голос. - Марьям!
Она еле-еле открыла глаза и тут же зажмурилась снова. Но в дверь все равно стучали.
- Марьям!
Это помощница - определила она, когда наконец включился мыслительный процесс. Помощница пришла убирать квартиру. Стоит там со своей тележкой и вопит, пока я не открою.

Она встала с дивана, кряхтя, как последняя старуха, и поплелась вниз.
- Адриана - замок с трудом выкрутился в нужное положение, и помощница оказалась в дверях, сразу вся и целиком, занимая пространство целиком, от и до - широкая тележка, широкий футляр с пылесосом, широкая кость, широкая улыбка от уха до уха. - Адриана, зачем ты орешь? Неужели трудно позвонить по телефону?
"Сама ты дура" - подумала помощница. «Как будто трудно дать мне ключи». 
- Господи, ну неужели нельзя думать что-нибудь другое? Как будто, если я старая, мне все равно, что думают люди! Адриана! Когда я тридцать лет назад зарабатывала уборкой, я никогда не беспокоила клиентов зря! И что, плохо получилось? Посмотри на меня. Что ты отворачиваешься, ну, вот, посмотри. Ты видишь, у меня сейчас дом и практика.
Помощница сверкнула на нее глазами.
- Мне подвинуться? - язвительно спросила Марьям, понимая, что увещевание не удалось.
- Марьям, милая, посиди где-нибудь. Пожалуйста. Ты же хочешь чистый дом за нормальные деньги? Мне дальше надо бежать. 
- Да я посижу... Я посижу...
- Мы прошлый раз разговаривали целый час.   
- И что? Трудно поговорить со старым человеком? - Марьям чувствовала, что сейчас рассердится . Она обошла кухонный островок, чуть не поскользнувшись, достигла холодильника, сунула руку в гель и достала оттуда наощупь что-то холодное.  Это оказалось безалкогольное пиво.
- Не трудно, просто долго.   
- Да ты просто все время отвлекаешься и думаешь всякую ерунду. Никому нет дела до одинокой старухи! - Марьям отчаялась найти стакан и поэтому беспомощно развела руками. - Живую женщину наняла, а все то же самое! Замки, а? Ты еще скажи, что нужно поставить кодовый! Я же в них ничего не пойму!   
- Так тебе всего пятьдесят лет! - помощница прекрасно понимала, что шила в мешке не утаишь при безумной тетушке, которая делает из мухи слона. Или, вообще-то говоря, при разумной тетушке. Говори, что думаешь, проще будет.
Она повернулась спиной и начала раскладывать хозяйство.

Марьям подошла к двери и подергала ручку. Ручка была старая - тяжелая, латунная - и сразу застряла. Она чуть не уронила бутылку. Мозговой активности почему-то не хватало на то, чтобы совладать поутру с двумя руками сразу.
- Адриана, ты можешь починить замок? Замок починить можешь? А? Адриана!!!
Нет ответа.
«Мне пятьдесят лет, я всего достигла в жизни, а мной распоряжается какая-то дура из деревни» - подумала она, стоя посреди комнаты с холодной стекляшкой в руке. - "А я даже возразить ей не успеваю. Отвратительно. Просто отвратительно".
"Сама ты дура" - подумала Адриана, независимо уходя с пылесосом в другую комнату. У нее было трое детей, безработный муж и незаконченный колледж, и ей было некогда со всеми церемониться.

Марьям так вымоталась за пять минут, паркуясь, что еле выползла из машины у практики. Руки дрожали. В зеркальце машины видно было, что губы почти синие. Надо было посидеть пару минут, а вдруг...
"Елки-моталки" - вспомнила она бабушкино присловье. - "Старуха. Как есть старуха".
Бабушка говорила это по-русски и в шестьдесят. В шестьдесят и в Израиле, и в Америке, и в Греции было вполне прилично бегать по утрам или заниматься серфингом на пляже. У Марьям этого желания никогда не было. В тридцать она была уже выжатым лимоном. В двадцать она была самым плохим солдатом. Десять лет вообще как-то неприлично вспоминать.
Навстречу из дверей вылетела желтенькая собачка размером меньше табуретки и залилась, как бубенчик, припадая на передние лапы. Марьям чуть не разрыдалась. Мало ей испорченного утра, мало ей не попадающего в замок ключа, так еще и собачка. Желтенькая. Ух, я им всем!..
- Андрий!
- Я здесь, мэм, здесь я.
- Андрий, не выпендривайся. Имей жалость к больному человеку! Чье это?
- Это мое - растерялся ассистент. Он был уже переодет в голубой костюмчик, похожий на те, которые надевают эти, у зубного... Ох, как же они называются-то.
Память не так часто давала сбои, но ...
- Это твоя подушечка, деточка? - съехидничала Марьям. - Теперь она будет жить с нами? А я опять старая дура? Я придираюсь, да?
Андрий подхватил желтую Подушечку под пузо и молча показал начальнице средний палец. Марьям прикрыла рукой рот и так же молча показала вверх.

Клиент уже ждал перед кабинетом, поэтому ссориться было нельзя. Андрий аккуратно снял чехол с кресла, прикрытого на ночь.
- Останьтесь в футболке.
Не такой уж молодой парень - оценила она, пока он снимал куртку с логотипом "Гигантов" и устраивался поудобнее. Мысли у него были спокойные. Она проверила свои руки - не трясутся ли до сих пор - и посмотрелась в зеркало.
Андрий, что там у него? - она подумала и задала вопрос вслух. - Андрий?.. Но он возился с аппаратурой.
- У вас какой диагноз?
- Нет, подозрение... Начинающаяся опухоль мозга... - он с трудом удержался оттого, чтобы не всхлипнуть. Ему стало очень страшно. Она заглянула через плечо Андрия, проверила список пройденных врачей и обследований и уверилась, что, если он не смог назвать деталей — это оттого, что страшно, а не оттого, что не знает ничего. 
- Сейчас проверим...
Пока она настраивалась, ощупывая сознание клиента, он медленно расслаблялся. В транс вводить обычно приходилось Андрию. Пока собачка сидит внизу, им ничто не мешает. Если его за что-то и стоило оставить в конторе, так только за технику гипноза. Клиент в трансе - клиент, который ни о чем не беспокоится. Он не занят ничем, что его занимает все время от восхода до заката, паника его оставляет, мысли где-то далеко... Если бы в деле участвовал только Андрий, люди вставали бы с места радостными и освеженными, напрочь забывая о том, что их беспокоит. Гоните думы прочь. Отдыхает человек. Отдыхает.
Не хочу отдыхать. 
Она медленно пробиралась по тому, что видела.
Человек с поврежденным мозгом думает иначе. Человек с поврежденным телом тоже думает иначе - мозг принимает тысячи тысяч сигналов, которые сознание принимающего не в силах уловить. Эти тысячи сигналов незаметны со стороны, сначала они слишком мелкие, чтобы опознать их, пока что-нибудь не началось. Это нормально. Разве ты контролируешь каждый удар своего сердца? Разве ты понимаешь, когда и как появляются новые нейроны? Но в тот момент, когда беда пришла - сигнал бедствия уже есть. Он продолжается и продолжается, колокола звенят все громче - и половину признаков можно уловить еще до появления страха или боли.
Самые мелкие повреждения аппаратура уловить не в состоянии.

Образование стоило кучу денег и заняло десять лет. После Израиля и Канады, с двумя уже освоенными профессиями, понимая, что конкуренция огромная и придется пока хвататься за что есть, она платила за него, работая ночами - ей подвернулось место уборщицы в казино. Не в том казино, где ресторан на крыше и богачи сорят тысячами в любой валюте мира, а в бетонной коробке на окраине, где любимой плевательницей был пол перед сценой. Потом получилось пойти убирать квартиры. Потом через два года получилось сдать экзамен на фармацевта заново, и она работала фармацевтом, пока не сдала остальные экзамены. Success story. Все получилось. 
По крайней мере, такова была официальная версия.

...Тихая и очень основательная работа. Если отвлечься от того, что невозможно описать словами - она не раз произносила на семинарах эту хорошо отрепетированную речь - ты видишь папки, папки, папки. Бесконечные папки с бумагами, а не такие, которые вы видели в компьютере, когда были интерном. Я старая, я знаю. Папки с завязочками, желтые, красные, синие. У этих папок завязочки перепутаны, они обмотаны слежавшейся паутиной - и только врач высочайшего класса, способный все распутать, точно понимает, какую из них уже давно обрывает аварийная служба. Глупые вопросы, слежка за бывшими любовниками, шантаж - какая ерунда все эти предполагаемые "возможности" телепата! Главное - вот.
За пятнадцать лет со времени официального признания нашей профессии количество смертельных заболеваний, которые не успели распознать, сократилось в десять раз.

Они же еще и все в паутине, вот как у этого. Он же давно не ребенок, паутины-то сколько! Все вперемешку - и воображаемые боли, и настоящие!.. Потянешь за одну ниточку - там здоровое сердце, а из всех беспокойств - одна ипохондрия. Потянешь за другую - там больная совесть, корчится и стонет, а повод-то пустяковый - не купил чего-то ребенку или страховой взнос вовремя не заплатил. Потянешь за третью - там вовсю звенит сигнал тревоги, только вот выезжать на него некому - так устал, что и не думаешь о том, как есть хочется. Но вот мозг - мозг в целом здоров, исправно работает. В будущем могут быть проблемы из-за атеросклероза.
Она копалась в переплетениях сигналов еще с полчаса. Доктора получат хороший подарочек, все будет записано. Наклейки на висках, казалось, давили, будто их кто-то прижимал к черепу. С моего, господа, с моего, с бедного моего мозга. Я ж тут работаю, а не Андрий со своим пятиминутным вмешательством и не ты, расслабленный и спящий.
То, что слепок делается и с его бедного мозга, Марьям и не подумала. 

*

Музей оказался совсем недалеко.
Улицы были длинные, и фонари были на них длинные, как черные стрелы с белыми наконечниками.
- Через одну тысячу футов поверните направо! - сказал детский голос в навигаторе. На лобовом стекле высветилась неяркая карта, не мешая обзору.
Рона предпочитал рулить сам. Не для того он учился жить в дороге с двенадцати лет, чтобы какая-то "комета" рулила за него. Она и так молодец - сама полосу держит, сама видит, куда соваться не надо... Из общеупотребительных 122 необходимых элементов среды в машине были включены только пять. Чтобы не слишком отвлекаться.
От города было ехать минут двадцать. Он молча разглядывал длинное белое здание, выстроенное на плоскогорье. Тут не было подземного гаража - слава бездумному землевладению прежних лет. Можно было наглядеться на пейзаж, когда-то называемый футуристическим. Асфальтовое поле растянулось вокруг почти на две мили. Вдалеке стояла пара-тройка личных вертолетов, бесчисленное количество машин и почему-то, отдельно - жилые вагончики. Он вспомнил, что нужно нажать кнопку до того, как пройдешь пост охраны, и потянулся к золотой звездочке коммуникатора, висевшей на груди на тонкой цепочке. Помехи в музее создавать запрещается.

Внутри было прохладно, и коридоры были серыми, как музыка. Как спокойная музыка. Ничего печального, ничего острого. Фиолетовые вспышки: это идущий рядом человек чему-то радуется. Но радуется с некоторым злорадством.
Его сопровождал один из специалистов, а не волонтер. Они прошли мимо огромного зала, где на старинных игровых автоматах играли дети и взрослые. Радостные вопли возникли на пути огромным оранжевым облаком и заставили Рону слегка сдвинуться к центру коридора. У спеца была рыжая борода, хотя и не такая оранжевая, как вспышки радости из зала, и большой добродушный баритон - он слегка глотал слова, и от этого вся его внушительность выглядела для Роны слегка по-детски, а для клиентов - еще привлекательнее. Нет, не выученная, своя.             
Неужели все аппараты когда-то могли чувствовать? Нет, далеко не все. Он всегда удивлялся, что первыми появились не воспетые фантастами разумные роботы, а что-то, что потом поставило обычного человека в экстремальных условиях на один уровень с ним самим - искуственная, сохраняющая чувствительность кожа для пересадки, искусственные нервы, бионические протезы.      
Серый коридор кончился зеленым полом.
В комнате были только он и спец. Самое время уточнить "какая у вас должность". Ну нет, черта с два.

- Хорошо, что у вас все экспонаты в отличном состоянии - удивился Рона. - Представляю, какая нужна огромная работа...
- Вот все так говорят - пробурчал бородач. - Восхищаются. Понимаете, к нам постоянно приходят военные, они уже не первый год добиваются того, чтобы нас передали им, но военным не стоит это все давать. Больше всего они и восхищаются.
- Так у вас же частный музей.
- Если у нас будет много долгов, мы вынуждены будем его продать.

Ага, подумал Рона. А вот и я со своей благотворительностью и предполагаемым завещанием.

Он слишком давно был здесь последний раз, чтобы упомнить, каких экспонатов тут не было. В юности он приходил сюда, как участник клуба технических редкостей. Кроме впечатляющей коллекции автоматики, первых солнечных батарей и сенсорных экранов, сотен примитивных компьютеров и огромного мейнфрейма, для которого был отведен отдельный корпус, в одном из длинных коридоров теперь располагалась выставка искусственных конечностей.

- С каким тщанием составлено... - проворчал Рона. - Хорошо, что вы ничего жуткого не показываете. Кто б знал, что кому-то придет в голову так... обходиться с материалами для трансплантации.
- Нет, у нас есть живое сердце в серебряной коробочке. Но это хоть символично, люди не пугаются. Вы же знаете, что, если бы не появился огромный подпольный рынок этих... изделий, нас бы не контролировали так. Кто-то понимает, что все тогдашние машины для утех и места для сброса дурного нрава - просто гибрид простейшего ИИ и высокочувствительных материалов, но мне всех жертв этой индустрии по-человечески жалко. Я так даже читать об этом не могу. 
- Да. Я знаю, что из этого получилось. На материалах, получившихся, когда результаты обнародовали, взлетела наша компания двадцать лет назад. Нам удалось превратить плохое в хорошее - вы даже не заметите разницы, если вам пересадят руку или легкие нашего производства. Но ведь я занимаюсь другим. Вы знаете, мой брат - поэт, а я - формировщик.
Сотрудник с уважением поглядел на руки Роны. Как будто он ожидал там увидеть что-то, кроме массивного серебряного кольца на большом пальце левой руки.
- Ну, так ведь это он владелец компании... А почему не вы? Ведь все эти прекрасные вещи делаете вы...   
- Мы близнецы. Он, конечно, бизнесмен, но ведь он еще и поэт. Если я скопирую свою личность, он, если что, унаследует мои возможности.  Нет, конечно, я с этим родился, а у него хорошая хватка. Но жизнь подкидывает нам потрясающие идеи, а я их превращаю во что-то еще. Я хочу, чтобы он это тоже смог.
            
Они перешли в следующую комнату, где стояла длинная труба с пультом сбоку и гелевым матрацем внутри. Труба была оформлена в жутком кухонном стиле - вся блестящая и хромированная. Нет бы утилитарно как-нибудь. Рона подумал, что это похоже на устаревший аппарат МРТ или сложной конструкции солярий, но рыжебородый объяснил ему, что эта колода просто устроена похоже. Ложись и спи. Вопрос был  в том, что запись должна продолжаться от 50 до 80 часов. Рона не мог себе представить, как он это выдержит.
Он спросил, можно ли снять солограмму как-нибудь дистанционно и без последствий. Дистанционно было нельзя.

Они прошли мимо стенда, где располагался отключенный искусственный кусок кожи. Бр-р-р.
- Буду себя чувствовать набором органов для стенда биологов - вздохнул он, глядя на экспонат. - Но я не хочу там потом лежать, как страшненькая игрушка...
- Поэтому вы к нам и пришли? У вас тоже вызывают сочувствие судьбы страшненьких игрушек?
Рона внимательно на него посмотрел. 
- Нет, мне действительно нужно скопировать себя, спасибо, хотя бы еще при жизни, а не в криобанке. Мне это надо и это действительно есть только у вас. Я вообще завтра могу забыть, что собирался сделать копию. Я рассеянный. Я очень рассеян, особенно если скажут что-нибудь нелогичное. Я, знаете ли, и о наследстве могу забыть... И о завещании...   

Спец посмотрел на него, как будто пытался понять, может ли вообще что-то забыть автор совершенно невозможных вещей.   
- Скажите, а с какой целью вы это делаете?

Вот, еще один...      
Рона усмехнулся, потеребил звездочку на цепочке и со значением ответил:
- А вот не скажу.
Бородатый мужик со значением усмехнулся .

- Поверните нале... хихи... ой, направо - сказал навигатор на выезде. Черт, это уже неудачная находка. Водитель дернется и не успеет повернуть куда надо.

У Роны не было детей. Навигатор разговаривал детским голосом исключительно по собственному свободному выбору. Искусственный интеллект машины обучался быстро, и иногда владельцев ждали некоторые неожиданности. Например, случайно выбранный жуткий запах в салоне или подогрев сиденья, который, несмотря на жару, держался пару суток подряд.   Самым безобидным в отключенной не до конца электронике были незнакомые голоса - где-то один раз в неделю.
"Развлекается" - в который раз обманывая сам себя, подумал он и улыбнулся. И совсем уж вцепился в руль, услышав:
- Я кому сказал. Поверни направо.

Фак, подумал он, бандиты. Но обе руки, как будто не свои, повернули руль медленно и точно. Он выехал из полосы, притормозил и встал на обочине. 
- Давай на съезд - сказал голос шестилетнего мальчишки. - Там поговорим.
Полицию вызвать было нельзя. Коммуникатор висел на груди, бесполезный, как устричная раковина.


*

- Вставай - прошипела она в полусонные глаза. - Одевайся. Нет у тебя ничего.
Андрий за ее спиной поспешно отправлял семейному доктору клиента на почту запись сеанса, снимок и карту. Он промахнулся мимо кнопки.
Раньше она любила этот момент больше всего на свете - когда они, все еще находясь в трансе, глядели на нее блестящими глазами, радуясь, как дети малые. Неприятные новости сообщать было гораздо хуже. А теперь, стотысячный раз спустя, уже опротивело все - и благодарный напор клиентского настроения, и эта их внезапная к ней симпатия, и радость. Она не знала, почему. Просто в характере Марьям было делать хуже там, где все становилось лучше, а удерживаться она больше не могла. Как, ну как они смеют радоваться своему несчастному здоровью, если она стареет, мучительно стареет - каждый день, каждую минуту - и чем больше работает, тем больше стареет? Работает и стареет, а?..
Дураки, дураки неблагодарные!

- Да уж, вот точно, совсем как живой сканер! - обрадовался клиент. - Мне так и обещали! Вы уверены, что ничего больше нет?
- О гоооосподи, я так рааааад... - саркастически передразнила его Марьям и хихикнула, видя, как он опешил. - Живой сканер, а? Приборчик! Ну, давайте, чего же вы свою радость не выражаете? Что вы стоите, ручки сложили, радоваться уже не хочется? Ага, я тебя пилю, совсем как твоя жена! Совсем как жена, а! Как родной человек?
- Мэм!.. - не выдержал Андрий.
- Что "мэм"? Что "мэм", идиот! Да, я сержусь! А я что, не имею права? Не имею права, да? У него тут радость, а я мучаюсь и не имею права сердиться на него? Я же живой сканер! А все остальное побоку? У нас свободная страна!
"Не буду связываться с ненормальной женщиной" - подумал клиент. - "Спокойно, а то, если даже подать в суд на телепата"... В следующую секунду на Марьям свалилась лавина финансовой информации о долгах, банках, счетах от докторов и количестве кредиток, оформленных в период краткого благополучия. Сквозь все это и тщательно усвоенное умение оценивать человека вне зависимости от национальности пробивалась надоедливая мысль "чертова израильская ведьма".
- А я не израильская старуха - сказала она. - И даже не турецкая. Я сама по себе старуха. Я старуха! Знаешь, сколько во мне намешано-то? А где я побывала-то! Ого-го!
Марьям с наслаждением смотрела, как он бестолково собирается, стараясь покинуть поле боя. Вот им, вот им за всю их радость, за то, что они все здоровые и молодые!..
- А жену вообще оставь в покое - вдруг сказала Марьям, слегка покраснев. На ее смуглых, все еще гладких щеках под копной курчавых волос румянец выглядел бесподобно. Если бы она говорила  ему что-то другое... - Да, я вообще бесподобно выгляжу. Не отвлекайся. Твоя Мари тебя ждет и обожает. Как ей жаль, что она не жена, правда? Как ей жаль! Да уж, я вижу, вижу, как ей жаль!
Когда дверь хлопнула, она посмотрела на Андрия.
- Да ты меня хоть задуши! Ты же не можешь задушить бедную больную старушку? Старушечку?
Он скомкал костюм и швырнул в угол.
- Да! Да! - заорала она ему вслед из окна на весь квартал. - Пять пятьсот в месяц ему не деньги, видите ли! Семья у него! Напирал тут на интервью, какой он семейный! Голодать  будет твоя семья! Ну и ладно! И уходи! Уходи вместе со своей собакой!..

***
- Я не бандит - представился голос из динамиков.
Рона молча ждал, положив руки на руль. Окно было открыто. Позвать на помошь было некого. Он очень ясно представил, как его сейчас ударит что-нибудь. Или включатся подушки безопасности. Очень хотелось взять и закрыть глаза, но нельзя было закрыть глаза.
- Ну что ты молчишь? - возбужденно начал голос. - Я создал вокруг зону молчания, давай, скажи чего-нибудь!
Рона вспомнил, что никогда не читал как следует инструкцию к "комете".
- Значит, так... - он медленно сжал кулак, проверяя, не пострадало ли чего и нет ли такого эффекта, чтобы руки и ноги не двигались. - Через два дня меня начнут искать на работе...
- Ты что думаешь, я тебя запер? - сочувственно спросила машина. - Да все нормально! Дерни ручку, выйди и войди!
Рона лихорадочно дернул ручку, открыл дверь и выбежал.
- Эй, не уходи! Я тебя только разговорил!
- Да пошли вы! - всунулся обратно Рона и выкрутил звук на ноль. Через полминуты прозвучала первая помеха. Рона вышел и встал, тяжело дыша.
- Долбанулись? - взвыл он. - Мне еще на работу к вечеру!..
Глупые люди - захихикал динамик. - Это же я.
Звук сверхъестественным образом не становился тише. 
- Я тебя что-то не узнаю - устало съехидничал Рона. - Слезь с моей машины и перестань подкладывать мне свинью. Ей-богу, вычислю и по морде накидаю.
- А если я твой сын?
- Какого черта "сын"? Ведь я даже никогда не был женат. Если ты со мной знаком, ты это знаешь. - Он погладил коммуникатор, отошел метров на сто, но, продолжая слышать голос с такой же четкостью, вернулся и покачал головой. Ничего не включилось. - Скажи спасибо, что я полицию сразу не вызвал. Вырубай глушилку. Поехали отсюда, заводись.
- Да нечем тебе их вызывать! А ты ведь точно хотел меня завести? - хмыкнул голос. - А вот и я, завелся! Знаешь, как меня  зовут?..
- Прекрати - сказал Рона. - Больно.
Это дурацкое слово почему-то отрезвило того, кто говорил из динамика. Но не до конца. 
- А как я могу быть кем-то еще ? - рассердился он. - Я твой, я родной! Если ты меня завел, во-от я!
- Ты дурак? - во весь голос ругнулся Рона, моментально взбесившись. Все на глазах начинало полыхать, как сошедший с ума разбитый экран — собственные руки, горы, дорога. - Ты откуда мне голову морочишь? С ближайшей горы? Вам там делать нечего?.. 
- А чего такого?
Рона покрутил регулятор громкости туда-сюда, как будто дергал за ухо. Никакого эффекта.
- Кто там сидит... - ровным голосом сказал он. - Запиши для памяти - бывают и другие причины рявкать на упоминание детей, кроме "устроил девушке прерывание" или "бросил сына и жалеет". Бывает много других причин.  Все, поехали.
- А при чем тут прерывание? Почему девушка? - растерялся голосок. - Нет никаких других причин!
- Нет?
- Нет.
- Хватит издеваться.
Из динамика донеслись всхлипы. Рона яростно выкрутил звук обратно - ничего не случилось, только повернулась ручка - и ткнул кнопку зажигания. Зажигание не работало. Он включил звук заново. Машина продолжала плакать.
- Люди.... - он попытался говорить твердо, но получилось умоляюще. - Какого черта? Вы хотите, чтобы я... быстренько сдал машину по гарантии? Так я сдам! Сейчас эвакуатор как-нибудь вызову, и увезут. Но с какого, простите, хрена вы дурацкой шутки ради лишили меня машины в разгар рабочего дня? Я не только вычислю, я еще и в суд подам!
Он уже понимал, что на работу придется ехать на такси. Вой был настолько натуральным, что он не мог отделаться от жуткого ощущения - в машине плачет запертый ребенок. Черт, у них никакой жалости нет... Впрочем, они же и не знают... Надо вызвать эвакуатор и такси...
Стоп. Такси.. Коммуникатор выключен. Машина выключена, не зарядишься. Запасной батарейки нет. Глушилка какая-то сильная, сто метров не предел. Зажигание не включа...
Зажигание выключено. Электроника тоже...
Коммуникатор тоже.
Радио тоже.
Аварийное питание тоже. 

Он прекратил метаться вокруг машины, посмотрел на нее и почему-то постучал в дверь. Детский голос все еще заходился в рыданиях.
Он постучал еще раз, как будто внутри действительно кто-то был. Потом открыл дверь обратно. Она легко ходила туда-сюда, не закрываясь. Как-то раньше не доходило, что все это время электронные замки не работали.
- Ты что? На...настоящий?..
Всхлип.
Он потратил пятнадцать минут на то, чтобы, насколько это было возможно, обшарить днище машины. Могли и в дверь засунуть, и снабдить автономным питанием, и запихнуть в воротник, но никакой ИИ и никакой актер неспособны плакать навзрыд полчаса подряд.
Черт, но это же невозможно, это же просто не... Как это? От...
Главный вопрос.
- Как тебя зовут?
Ему ответили.

- Прости.... Прости, пожалуйста.... - Он совершенно не думал о том, что говорить. Все было, как двенадцать лет назад, когда все нужные привычки включались сами, и он погладил машину по соседнему сиденью.
- А я не знал, как доказа-а-ать... - прорыдал голос и начал успокаиваться. - Я же на самом деле тут...
- И я бы тебя убил? - он чувствовал, как от щек отливает кровь. Нажал на кнопку зажигания, начал зачем-то проверять систему. - Значит, ты там? Внутри? В... Во мне? - Язык еле двигался. - Где ты записан? Отвечай?
Голосок хихикнул и сказал, что и где.   

*
Сосед по комнате вернулся поздно ночью и сразу завалился спать. С утра его начали будить и тормошить всем населением маленькой квартиры - всем было интересно, прошел или не прошел.
Наконец он вышел из своего спального места в шкафу, которому все завидовали - там закрывались зеркальные дверцы, и получалась целая комната - и простонал:
- А...Ы... Энергетиииик...
Кто-то немедленно сунул ему в протянутую руку таблетку. Он ее уронил. Подняли и дали еще раз.
Сосед проглотил ее, рухнул в антистрессовое кресло и медленно начал приходить в себя.
- Я прошел - наконец выдавил он.
Все остальное немедленно потонуло в хоре радостных воплей. В их коммуне это был первый студент, у которого появилась стабильная работа. Алька запрыгала выше крыши, Сюзанна исполнила боевой танец с пинанием подушек, а Кэролайн начала крутить брейк, не слезая с верхнего этажа кровати. Илья плюнул и пошел за пирогом. Все это означало, что хотя бы в этом месяце деньги у них условно есть.

Они задавали столько вопросов, что свеженанятый сотрудник просто сощурился и забился в кресло с ногами. Тогда все уважительно отстали: как-никак, тест бывает очень тяжелый. Но надо же - прошел!..

- А как это выглядело? - спросил Олег.
- Нормально. Проще, чем на стажировке в порту. - Олег немедленно вспомнил, как они после пробной смены, усталые, вышли из центра управления — и потерялись на километрах безлюдного пространства, в крановом и лебедочном лесу. - Кресло перед сканером было ужасно неудобное. Оно все набито аппаратурой, но могли бы взять пример с космонавтов, которым делают такие же, но удобные!..
- Да далось тебе это кресло!
- Так я же вчера должен был чутко на все реагировать. Я же будущий хозяин транспортной системы.
- Настоящий.
- Уже настоящий. Вместе с пятью такими же.

На курсе он был одним из лучших студентов, только каким-то необщительным. Неудивительно, так что теперь? Это он будет говорить городу, что делать, из своего угла - чем меньше людей работает в этой системе, тем меньше беспорядка. Предыдущие операторы, сменяя друг друга, десять лет удерживали метро поодиночке - с нынешними системами на это вполне хватало человеческих сил. А тут человек берет и выходит на следующий уровень прямо из университета. Смотреть страшно.
Хорошо, что на эту работу берут сразу - и никакого испытательного срока. Раз, и все. Олег, как и все они, терпеть не мог никакой неопределенности.
- Мозги, наверное, выжимает... - покачал головой вернувшийся Илья. Илье проще, он учился на факультете морских путей сообщения. Ему всегда был нужен только океан, потому что в нем киты. Танкерами будет рулить, наверное.
- Космический корабль по сравнению с этим - елочная игрушка. Если бы я был космонавтом, то мог бы лечь и расслабиться. И вообще. И ничего не говорить и никаких заданий не выполнять, все почти само собой считалось бы.
- Что, у космонавтов проще? - все преисполнились гордости на какой-то миг. - А зачем нас тогда отбирали?
- Раньше был такой смешной термин - НЛП - хихикнула Кэролайн. - Нейролингвистическое программирование.
- Не слыхал.
- Ты что! Там все было с точностью до наоборот. Кто бы знал, чем сейчас занимаемся мы.

*

Автомастерская сегодня не работала.
- Надо переписываться — Рона покрутил карандаш в пальцах. - Память все-таки страдает. Я не знаю, как я так попал.
- Если бы не тот случай, тебя бы сейчас вообще не было — хмуро сказал Дана. - Я тогда у них в ногах валялся, только чтобы тебе это тело собрали, как следует. А теперь вот...
- Знаешь, как его зовут? - Рона вздохнул - Колин.
- Колин?..
Рона и Дана озадаченно глядели на лежащий перед ними модуль, подсоединенный к планшету со световым экраном. В воздухе дрожала солограмма, напоминающая портрет Роны двенадцать лет назад - правда, с укороченными без сохранения пропорций руками и ногами. Рона сегодня был в расстроенных чувствах.

Солограмма скорчила грустную рожу. 
- Вот же... - Дана пристально посмотрел на брата. - Давно?
- Я его чуть не убил. Он подсоединялся через машину. Играл с навигатором. Если бы я «раскачал» его или отнял игрушку, он бы потерял возможность отвечать. Дубликаты от этого сходят с ума. Я не знаю, как давно... Я даже от машины отходил... Мне казалось, голос из динамика, все дела. 
- А машина у тебя давно? 
- Нет... - он вспомнил, что первое, что закинул в память машины, чтобы точно не забыть - флэшка с недописанным текстом, то есть - с ненаписанным романом. Вот же... - Года полтора. Он просто знает мою фотографию, мои тексты и мой мир, представляешь, да?.. У него имя, как у главного героя. И, само собой, он знает скан сетчатки. А про себя мало что помнит...   
- Ага — угрюмо сказал Дана, который прекрасно помнил, какие подарки дарил, когда их дарил и что теперь от брата не отнимешь. - А для того, чтобы заглушить все сигналы, он просто взял и воспользовался всем тобой. Вообще отлично. 
- Я еще не знаю, сколько он проспал, а сколько — нет... — Рону передернуло. - Ну к черту. Кто знает, может быть, я что-то делал не потому, что я этого хочу, а потому, что он этого хотел... 

Дана выкатил в центр гостиной свое недавнее приобретение - "заботящийся" робот, последняя серия, четыре руки, набор отличных кулинарных программ, эдакий кибер-дворецкий.
- Я могу его подсоединить.
- Юноша шестнадцати лет с лицом, как у них обоих, скривился, роняя нарисованные слезы. "Я хочу жить в машине! В машине!"
- Ну да — улыбнулся Дана улыбкой условно старшего брата. - Ты всегда был упрямый. Посмотри на себя со стороны.
Солограмма подключила голос. 
- Зато я буду жить отдельно.
Дану согнуло пополам, и он принялся задушенно хохотать.    
- Но я же не смогу даже тебя обнять - хрипло сказал Рона. - Я... Я же не...
- Зато я тебя - каждый день! - весело уточнила солограмма.   


*

- Вас зовут О-лег?
- Да, мы с вами договорились встретиться в три тридцать. - Он выглядел неловко и говорил неловким голосом, а от того, что лезло ему в голову в три часа дня в деловом квартале, Марьям чуть не вывернуло наизнанку - сколько там было желания провалиться сквозь землю ни с того ни с сего. Он держался, как шпион на задании - вот-вот поймают и раскроют, что не настоящий. Огромное количество независимых женщин вокруг - особенно то, что они приезжали выпить кофе за рулем собственных машин и говорили громко - сбивало его с толку хуже, чем если бы это были вооруженные бандиты. - Садитесь - сказала она любезным голосом.
Обаяния у обычной телепатки столько, сколько не увидишь у кинозвезды, и Олег решил расслабиться. В конце концов, интервью - это просто разговор. Личная встреча, и все. А работа разовая.
- Вы можете написать мне что-то вроде... Вроде робота? или скрипта?
- Бота? - переспросил он, чуть было не перебивая. - Да, у нас на последнем курсе мы часто пишем ботов. Я учусь на медицинском, факультет управления.
"Хороший мальчик" - подумала Марьям.
- Робота, который вел бы первичный прие-ом... Простите, я не очень хорошо говорю по-русски, но это так приятно... Я знаю три языка, но не на каждом из них хорошо разговариваю... Собирал бы информацию. Да... Так приятно...
- Первичную запись пациентов? - вставил он на отличном английском почти без акцента. - Я могу.
- Нет, пожалуйста, лучше по-русски - перебила его она, радуясь тому, что он опять смущается. - Мне так приятно... Ох... Это так радует... Я знаю слова... Кстати, вы знаете иврит? Нет? Ну как так можно, ехали через Израиль и не знаете иврита... Иврит - это же мать всех языков для образованных людей! Очень важно знать иврит!
- А на каком языке вы хотели бы работать в этой программе? - спросил он и вдруг уставился ей прямо в глаза. Совести у них нет. - На русском? На английском? На иврите? Если вам лействительно нужна программа на иврите, я могу задействовать друга, с которым мы делали автосестер для медцентра в Хайфе...
Она ответила на несколько вопросов и вдруг поняла, что втянулась.
Это было большим ударом по самолюбию. Не дала понять, кто главный!.. Не задавала вопросов больше, чем он сам!.. Что это? Лучше бы она отправила ему его неловкость обратно, в двойном, в тройном размере! Но разговор уже катился сам собой, юноша уже не был настолько растерян, наклевывалось интересное решение - и под конец они ударили по рукам и вышли на улицу, где он сел в свою машину и отчалил, а она осталась оглядываться, вспоминая, куда поставила свою.
Через двадцать минут стало ясно, что машины нет. И она позвонила в полицию. Вызов зарегистрировали. Но даже за старые заслуги полиция не подвозит. И было ужасно, нелогично, отвратительно жаль денег на такси из центра до пригорода.

Марьям ехала домой в автобусе. Это было как-то дико и непривычно.
Она была не одна. Автобус был старый, беспилотный, без сканера отпечатков пальцев. Вечно у города на здешние линии денег нет. Входили и садились люди, пахло табаком и травой, а вокруг их голов бились тихие, но взбаламученные облака их мыслей - тихие, печальные, очень плотные. Слишком плотные. Что радостные, что грустные мысли вблизи вызывали у нее ужас.
Как они могут столько думать... О чем только можно думать столько времени...

Сбоку читал газету китайский дед. Он разгадывал сканворд — ручкой! - и удовлетворенно крякал каждый раз, когда слово вставало на место. У сидящего рядом с ним ветерана, еще молодого, со спортивной сумкой в руках, в голове была полная усталости пустота. Впереди сидели две русские программистки. Они были какие-то невероятно восторженные. Они только что побывали в музее критской диаспоры. Они восхищались отсутствием мужского навязчивого внимания. Им нравилось все, в том числе город. О! Подумайте только! Город!.. - думала в ответ Марьям. - Что для вас - клубок легенд, то для меня - место, где я живу, понимаете, живу! Я измерила тут пешком каждый тротуар, я встаю утром на работу!.. Неужели вы не понимаете, какая это мука - жить с людьми!..
У двери стояли два молодых парня - один черный, а другой вроде как совсем араб - и слушали через одни наушники на двоих с одной «звездочки» молчаливую музыку для биоритмов. 
Она понимала, что ее заносит, но чувствовать рядом столько народу — это невыносимо. Оставаться одной было еще хуже. Это все ад, такой же ад, как видеть, слышать и обонять все, чем когда-то пахли, что распространяли и что выдумали эти люди. Господи... На что ты опять послал мне такое разнообразие? Я тридцать лет делаю себе проще!.. Неужели со мной нельзя проще, а?.. - и она подняла руки к ушам.
Музыка в голове арабского парня не смолкала.
Китаянка рядом, храня не... невероятное... невозмутимое выражение лица, подумала - "что значит этот жест"? Господи, даже не обернулась ко мне, а еще что-то обо мне думает, господи.

- Этот жест значит, чтобы ты от меня отстала — громко и твердо сказала она, повернувшись к соседке. И добавила единственное известное ей ругательство на китайском.
Эффект был неожиданным. Китаянка, не меняя выражения лица, взяла газету и хлопнула Марьям по щеке.
- Как ты смеешь! - заорала Марьям. - Ты!..

В конце автобуса на самом дальнем сиденье сидела черная женщина с пробивающейся сединой, стриженая под какую-то кинозвезду прошлого века и в очках.
- А ну тихо! - гаркнула она командирским голосом. Атмосфера моментально сменилась на приближенную к боевой - ветеран подтянулся, русские программистки подозрительно закивали одна другой и нацелились на выход, и только старик-китаец продолжил читать газету, как будто ничего случилось. "А ведь действительно, что вы? Ничего не случилось" — успокаивающе послышалось от него. "Не война, не революция"...
Двое баскетбольного роста подростков сзади вырубили радио, чтобы лучше слышать, и вопросительно повернули головы - "нет, мэм, это не мы".
- Она сказала мне, что я... - с трудом произнесла китаянка по-английски и повторила слово. - Защитите.
Стриженая женщина переключилась на Марьям.
- Ты чего орешь в общественном транспорте! Ты же пугаешь людей! Что это такое! А ты знаешь, что за нападение на человека в автобусе полагается шесть месяцев тюрьмы и общественные работы?..
- А ты чего орешь? - Марьям уловила раздражающие ноты в облаке над головой женщины и с наслаждением отправила их обратно. Вот тебе целый пакет эмоций, и таких и сяких! Так и слышишь, как захлопываются и шелестят испуганные папки с завязочками. - Ишь ты! Сыночек у нее за океаном, нашла, чем гордиться! Сыночек может и-за океана и не прилететь! Подумаешь, выучили и на работу устроили! Бац - и нет ничего, одно крошево, и надеяться не на кого, дорогая моя! Знаешь, сколько там самолетов падает?..

Женщина встала и начала пробираться к ней по узкому проходу, стуча палкой.
- Дура! - рявкнула Марьям. - Убирайся нахрен в свой вшивый район и сидите там друг у друга на голове! У вас там мусорные баки жгут! И наркоманы!
Но женщина не стала ничего делать, а просто крепко, будто клещами, ухватила ее за локоть и сказала: "Пойдем". Как Марьям не отбивалась, на следующей остановке ее выволокли из автобуса прочь. Марьям грустно проводила автобус взглядом и открыла рот, чтобы еще пару раз поорать, если начнется. Но почему-то ничего не началось.   
Они посмотрели друг на друга.
- Ты, кажется, совсем не в себе - вдруг сочувственно сказала женщина и ослабила хватку. - Слушай, что за черт? Родственники? Не-не, не стесняйся, у меня десять внуков, я знаю, что говорю. Чего тебя разнесло-то? - и прибавила знакомое по старым временам ругательное слово. - С работы уволили?
- Да нет - ошалело сказала Марьям ни с того ни с сего, вместо того, чтобы материть . - Кто меня уволит? Я сама себе хозяйка!
- Ага - склонила женщина голову на бок. - Так? «Мне на вас на всех плевать, я всем говорю то, что думаю! Я на это уже заработала!» Так, да?
- Так я говорю не то, что я думаю! - опять рассердилась Марьям. - Я говорю вам вслух то, что вы думаете! Вы все это на самом деле думаете! На самом деле! Это же гораздо, гораздо хуже!

*
Рона и Колин ехали по шоссе.
- А давай музыку включим - весело предложил Колин. Он уже несколько пришел в себя, не плакал и был готов о чем-нибудь поговорить.
- Я очень люблю музыку - вежливо сказал Рона. - Я ее люблю.
Он замолчал, не зная, как объяснить. Машину тряхнуло, и Колин аккуратно вывел "комету" из рискованной ситуации.
- Не уверен - не обгоняй.
- Сам ты не обгоняй - рассердился Рона. - Ладно, о музыке потом... - через сотню футов его ждал грузовик. Сегодня стоило хоть о чем-то задуматься, и терялась вся четкость, за которую его ценили, в том числе, на работе.
- Потом - легко согласился Колин.

Кристаллы были мягкие и светились разными звуками - белый, сиреневый, тот-для-которого-еще-не-названо цвета. Тот-для-которого-еще-не-названо-цвета вспыхивал, как светомузыка. Монтировать все это было бы для обычного человека сущим наказанием.
Он вошел в стерильную камеру, уже в перчатках и комбинезоне. Двойная дверь открылась, потом закрылась, и все дурные мысли из головы вымел успокаивающий звук сервомотора. 
Пилоты, выступающие на авиасалонах, включают у себя внутри соответствующую музыку, когда им нужно выполнить особо сложную программу. Фигуристы и гимнасты тренируются под особо сложную музыку. А он не особо сложный, у него своя задача. Тут музыку и такт задают сами детали. А он должен угадать, какое положение для них особенно удачное.
Он часто совсем не знал, что у него получится, даже если кристаллы уже собрались в позиции и ждут только завершающего аккорда. Когда кладешь верхний цветок в замыкающий контур, все меняется, и меняется необратимо. Из-под его рук выходили модули для космических станций, говорящие разумные солнечные батареи, навершие копья, счетчик корма для кошек, прибор, способный заглушить спутниковую связь и радиовещание в пределах целого города - а вот детские игрушки никогда не выходили.
Сиреневый стал синим и мигнул.
Он уловил этот момент и перенес его в другое место. Тот благодарно замигал, как поворотник перестраивающейся в пробке машины, когда ее пускают на соседнее место, улегся и растворился.
Получается что-то странное.
Он нравился кристаллам. Он чувствовал, как они к нему тянутся. Чем может хотеть тянуться кристалл? Чего может хотеть кристалл?... Никто не мог даже в самом начале догадаться, почему Рона, а не Дана, не Ильхам и не Ребекка.  Именно Рона.   


*
На площади у реки вечером выступала акробатка, одетая в широченную белую, с оборочками, юбку — она крутилась на трапеции высоко над головами прохожих, осененная целым облаком подсвеченных белых воздушных шаров. Там, высоко вверху, она казалась летающей феей, которая снисходит до простых смертных, чтобы, как задумано, счастье пришло к ним ровно с наступлением темноты, чтобы люди протягивали руки за ним и вставали на цыпочки, качаясь, чтобы, довершая картину, играл оркестр, и музыка проникала в самое сердце. Зеваки задирали головы, восхищенно глядя на чудо. От ярко освещенной площади отходила темная улица.

Две женщины шли по улице - одна стучала клюкой, вторая размахивала руками.
- Ну ты понимаешь? Ты понимаешь? Нет? Неужели нет?..
- Ну, так я тебя понимаю - с характерной интонацией отвечала другая. - Ты не представляешь. Я так все про тебя понимаю...

*
Форум с его желтым оформлением был похож на пчелиный улей. Кто-то задерживался тут на один день, кто-то - на полгода. Больше полугода, как он заметил, тут никто не проводил.
Его ждало полсотни неотвеченных сообщений из столицы и соседних городов, а из родного Мариинска - ни одного. Он никогда не принимал их - писали все закадренные им телки, но писали только один раз, а потом отказывались встречаться. Ну конечно, а то потом родня убьет за честь семьи. Многие так шутят из-под анонимайзера, а в реале теперь поди повстречайся. 
Он два года назад посчитал, что один раз вышел, анкету вывесил - и все, уже готово. Он был очень молодой и неопытный. Тогда.
У него пока не хватило духу зарегистрироваться где-то еще, кроме как тут.   
В профиле было помечено "готов к серьезным отношениям". Но тут не найдешь никаких отношений, даже серьезных, чтоб их. Даже для тех, кто хочет перепихнуться, неделями нужно хоть с кем-то сговариваться. Хуже, чем с реальными девками в старших классах. Хоть в библиотеку за этим иди. 
Он проверил почту. Три десятка, а не полсотни, большая часть - от каких-то ботов. Блин, да идите вы все.
Лучше б переводчик наконец нормальный изобрели...

Одно сообщение содержало портрет пожилой тетки лет... лет сорока или больше, с огромным облаком каштановых кудрей, смуглой и с морщинками у глаз. Наверное, бот скопировал портрет известной актрисы. Он прикола ради загуглил, кто может так выглядеть. "Скорее всего, на картинке женщина восточного происхождения".
Оригинально, конечно. Одна фотография, без ню в полный рост, без сисек, без всего, вообще  как на паспорт. Подписи никакой. Анкета пустая...
Он еще раз открыл сообщение и проверил, нет ли хотя бы подписи. может, это реальный кто-то. От скуки он кликнул на   профиль.
За это время профиль обновился.
Что, новая какая-то мадам? О, реальная!.. А ей действительно пятьдесят три?.. Из Америки?.. Не из Казахстана?.. 
Список сообщений тоже обновился. Ну, чо там? Краткий переспим или что? А почему фотка такая?
"Здравствуй! Как тебя зовут?"
"Оригинальненько" - отстучал он в ответ. - "Ладно, мне все равно по ночам делать нечего. Как тебя зовут?"
"А тебя как? Евреи всегда отвечают вопросом на вопрос!" - еще более оригинальненько. Евреи какие-то.
"Женя" - написал он. "Ты еврей, а я Женя".
Потом исправил "еврей" на "еврейка". "А ты верующая еврейка или нет? Тебе же не положено по форумам знакомств лазить, муж же накажет".
В ответ пришла цепочка смайликов.

*

- Спасибо за передатчик — радовался бородач. - Вы нам так удружили! Это сокращает процесс копирования  личности раз в пятнадцать. Я бы сам попробовал походить с этой штукой на голове, пока все переписывается. Господи, формировщик!.. Я никогда не думал, что вы вот так, руками, соберете прибор, который...- он повел руками туда-сюда. Это же, наверное, как пластилин.
- Пластилин — фигня! - торжествующе улыбнулся Рона. - Главное — точность. Кристаллы — красота неописуемая! Я всегда говорил нашему папе, что Дана у меня гений.         
Музейные кресла были ужасно удобными и мягкими. Их почти не было видно в воздухе — только прозрачная рамка. Лестница, по которой они поднимались наверх, тоже была прозрачной — в прошлом веке очень любили такие смешные интерьеры. Как будто сидишь на облаке на высоте второго этажа. Рона  даже поболтал ногами, смотря, как это рождает голубые вспышки — зеленая печаль, голубая спокойная радость.
Все вместе получилось, как аквамарин.   

- Мою мать звали Андреа — он назвал знаменитую фамилию. - Вы помните такую актрису и певицу?
- О-о! - бородач покачал головой. - Хотя я не знаю, что будет дальше, но сам факт...
- Факт не такой уж и... - насупился Рона. - Ну... Мы ее никогда не видели, кроме как на экране — мы ее «забытые» дети. Она зачала нас с отцом, но вынашивала нас суррогатная мать, а отец - выращивал. Андреа погибла вместе с младшей дочкой. Она водила самолет, а дочка была с ней. Так что у меня была сестра, но я ее никогда не видел. 
Он врал. Рыжему доброму сотруднику совершенно незачем было знать, что голоса, которые ты слышал однажды, ты не забываешь, а маленькие факты, прочитанные неизвестно когда, дают всходы много лет спустя. Ты видишь человека и слышишь его голос... Ее голос, маленький, детский. Один раз они слышали его с экрана — и запомнили: это наша сестра. Не надо рассказывать, что случается, когда ты годами придумываешь себе сестру.   
Память сохраняется не только в ячейках памяти.
- Ну, я помню, что у журналистов были разные версии. Но каким образом вы...
- Я не киборг — улыбнулся Рона — а то бы наши кристаллы меня не признавали. Они живые, и я живой. Руки живые, голова на месте...  Десять с лишним лет назад я попал в аварию, а Дана всячески бегал по врачам и умолял допочинить мое тело, задействуя все возможности — во мне больше искусственных деталей, чем родных. Вы помните этот шум с письмом сенатору?
- Да. Шестнадцатилетний мальчик просит спасти близнеца...
- Ага. Мы потом долго избавлялись от журналистов. Денег было собрано столько, что хватило бы основать вторую компанию. Он насмотрелся тогда на разработки хирургов, легальных и нелегальных... Разоблаченные смертельные игрушки. Даже на мне кое-что опробовал. - Он усмехнулся, видя, как бородач обдумывает, что может быть внутри живого человека. Наверняка напредставляет себе черт-те что. - С этого начался бизнес Даны — в его главной части он комбинирует ИИ и искусственно выращенные материалы, и я ему тут полезен - а мелкую вы знаете и так. - Он щелкнул по золотой звезде коммуникатора. - Сенсорные пластины — тоже полезная вещь, но это оказалось даже полезнее. Мою копию тогда, получается, переписали в модуль и спрятали. На всякий случай. Так что я здесь у вас уже был.            
- А где он его запрятал?
- Внутри меня — Рона щелкнул пальцами по груди. - Я же знаю, как я теперь устроен. Мне иногда нужен осмотр, хотя я живой. Поэтому, когда Колин сказал, где он, я его быстро нашел. Кто бы знал, что он сможет объединиться с моей бедной машиной и получится... Колин. 
- Ну ладно... Это Колин... - бородач откашлялся. - Вы хотите найти в архиве свою старую копию?
- Нет. Ее здесь нет. Я хочу, чтобы вы никогда не пытались претендовать на Колина, как он есть.  - Рона устроился в кресле попрочнее и наклонился вперед, глядя собеседнику в глаза. - Пожалуйста. Когда вы будете меня переписывать, имейте в виду, что мы — не экспонаты. Нас нельзя никому передавать. Это оговорено в контракте, но есть вещи, которые невозможно предусмотреть. Так что я просто пришел сюда и говорю — пожалуйста. Я могу оставить вам достаточно денег, чтобы вы об этом не забыли. Я не хочу когда-нибудь стать чьей-нибудь игрушкой. 
- Пожалуйста — растерянно повторил бородач. - Да... Я понял. Ну... Тогда пожалуйста...  Я скажу вам, что нужно изменить в этом договоре, потому что такие вещи случаются, если музей переходит в чужие руки... Вы, в общем-то, не зря волновались... А что вы сами собираетесь с ним делать? 
- Ничего плохого.   
 
*

Она звонила Андрию.
Руки тряслись все сильнее. Работа отнимала все больше сил, новая программа исправно создавала досье, но без специалиста по гипнозу было очень тяжело, и иногда Марьям уже просто не понимала, что клиент говорит вслух, а что - нет. Орать на клиентов было нельзя. Телефон не отвечал. Социальная сеть отмалчивалась. Почта и "джарвис", управлявший его домом, тоже не отвечали.
Она знала его адрес, но водить машину больше не могла, даже если купила бы новую. Такси... Зачем вызывать такси?..
"Здравствуйте! Это служба голосовой почты. Ваше сообщение записывается"... Да чтоб тебя, опять допотопная система. На «звездочку» ему не хватает? У меня и то аппарат новее! Нет. это точно глобальная проблема. Весь мир уже пользуется квантовой связью, и только наш аграрный штат - телефонами!..
- Андрий! Андрий, я тебя не чувствую. Андрий, пожалуйста, вернись на работу. Я пока не удаляла тебя из документов. Андрий...
- Ваше сообщение записано.

Она сидела на кровати, глядя на старенький смартфон, словно после звонка любовнику, и, как будто на любовника, в конце концов рассердилась.
Да пошел он ко всем чертям, сволочь, дурак желторотый! Пупс сентиментальный! Завел собаку, голову поднял, и вся работа побоку! Какие мы нежные! Поду-ушечка, видите ли, у него...

Она набрала другой номер. Трубку подняли.
- Леа!
- Бабуля в душе - сказал ломающийся бас с явной привычкой говорить на эбоник. - Че ей передать?
- Чтоб ты не брал чужие трубки - рявкнула она и сбросила звонок. Через пятнадцать минут трубка позвонила снова. - Ну, что там у тебя?
- Это у тебя что-то - сказала в трубке Леа. - Я же слышу. Что, на кофе зовешь? У меня на вечер планы, а до того пока планов нет. 

Хе. Как это она может меня слышать? У нее же нет подходящих мозгов.
С другой стороны, да, это у меня...  У меня — да, подумала она.  Это надо было как-то обдумать.
- Зову - Марьям непривычно подстроилась под то, что у Леа есть какие-то планы. - Когда и где?
- Давай через пару часов в "Сезаме".
- Ок.
- Ты сама домой доедешь или тебя потом подвезти?
- Подвезти? - Марьям задумалась. Еще и подвезти. - Нет, уж лучше я сама.

Интерьер кафе был бело-синий. Она много раз проезжала мимо него по дороге на давнюю работу, удивляясь, как легко шагнуть с подножки трамвая на крыльцо - улица, по которой ходил трамвай, выходила прямо к шоссе, но была узкая-узкая. Бело-синим в кружевах было все, даже стойка бара, что очень много напоминало о старых американских мюзиклах вроде "Кисмет" и очень мало - об арабах. Людей было столько, что яблоку негде упасть. У стойки стояли трое полицейских, ожидая, пока им выдадут крышки для стаканчиков. Марьям оглянулась, но такси уже уехало, вызывать новое было неудобно, а...
Она рухнула за столик, разгоняя от себя прочь дым, цвета спортивных футболок, музыку и голоса, и картина вдруг сложилась - пространство было рассечено на сектора, которые все, как один, включали почти одинаковое количество объектов: дым, черная голова, белая голова, красная футболка, плечо, поворот руки. Мелкие зеркала на стойке рассыпали блики, отделяя фон от выпуклых фигур. Все это было похоже на барельеф - огромный, живой, дружелюбный, пахнущий кофе, табаком, марихуаной, вином и чем покрепче, скандалом и чем покруче, дружбой и чем попроще.
И все это вдруг разбилось на куски и зависло в воздухе, держась на солнечном луче, проходящем наискосок, и застыло до тех пор, пока, стуча палкой, не вошла Леа.

- Привет! - поинтересовалась она. - Ты чего сидишь ошалелая?
- Я как-то давно нигде особенно не была - сказала Марьям. - Только на работе. - Леа понимающе кивнула и помахала мальчику у кассы. Мальчик быстро закончил предыдущий заказ, ткнул пальцем в сенсорное окошко на стойке и сам принес им кофе.
- Это что, тоже твой внучок? - спросила Марьям. - А?
Леа только отмахнулась.
Они болтали как-то совершенно ни о чем, расспрашивая друг друга о всякой ерунде. Окружающий шум сбивал любой прицел. Собравшись, Марьям попробовала сконцентрироваться. 
- Ты что такое там себе соображаешь? Не, не пробуй - сказала Леа. - У моих учеников такой вид, когда они шкодят. Какая тебе разница, о чем я думаю, если я это прямо сейчас опять возьму и скажу?
Марьям по привычке хотела обидеться, но почему-то засмеялась.   
- А ты какие классы ведешь? - Марьям была совершенно уверена, что Леа занимается при школе хозяйственной частью.
- Алгебру в старших классах - махнула та рукой. - Обалдуи.

Через пару чашек кофе концентрация восстановилась, но раздражение, к удивлению Марьям, начало спадать. Разговор почему-то сам собой завертелся вокруг того, почему люди такие нервные. Ага, будут давать советы - сообразила Марьям. Нет, не надо. Прошлый раз ее проводили домой безо всякой задней мысли, вызвали такси и дали пару напутствий и номер, куда звонить - а то бы они сейчас тут не сидели. И тогда ей никаких нудных советов, между прочим, не давали.
Леа тогда сказала - ты, конечно, выражайся, как хочешь, прямо на улице, хоть ори на меня, хоть дерись, но я тебе буду должна дать сдачи, если что... А теперь я с ней сижу разговариваю. 
Ничего не понимаю.

- Ты чем-то больна? - участливо спросила Леа. - Сердце, что ли? Сейчас ты уже не совсем голубенькая, а до того... Хм... Ты бы сходила проверилась, что ли.   
Сочувствие было настоящее. Да ну.
- Это не сердце. Это перенапряжение. - На этом месте Марьям вспомнила, что привыкла так отвечать, а на самом деле уже пять лет не пользовалась своей здоровенной страховкой. Как будто незачем. - Хотя... почем я знаю. - Она отставила чашку. И, чтобы сменить тему, похвасталась:
- Знаешь, а я тут любовника завела.
- О, и как? - прицелилась взглядом Леа.
- Да пока никак - засмеялась Марьям. - Я же не могу вот так вот просто с живым человеком заводить шуры-муры, а без любовника все равно как-то неудобно. Он по интернету, из России.
- Думает, что тебе двадцать лет? - господи, она даже не подумала высказаться о том, что я в таком возрасте покупаю парней почем зря. Любой бы так решил. Или не любой? 
- Не-ет. Он по интернету, из России. Я знаю русский. Он так смеялся, когда узнал, что клюнул на мою фотографию пятнадцатилетней давности... Теперь вот умные разговоры ведем.
Леа пожала плечами.

*
О-лег полдня просидел с ее компом, ставил программу на месте сам. Сволочь дурацкая.
Она не для того покупала этот гроб, чтобы выдавать от него все инструкции! Это же было черт знает когда! Она никогда не хранила барахло! А теперь ему нужны какие-то документы, да еще и ворчит, что оборудование устарело и пыли полно!  Это что, его дело? Да ладно бы говорил вслух или хамил, а то молчит и выдумывает!
Еще выдумывает, что ему ее жалко. Почему жалко! Что это такое!
Она навскидку перечислила ему, чем он скоро будет болен, а он только хмыкнул и спасибо сказал. 

Марьям ходит по кабинету туда-сюда, как учебная лодка по марине, сжимает руки и не может понять, почему он сопротивляется. Еще бы немножко, и начал бы извиняться за свой самоуверенный вид, толком не зная, что на него нашло и почему он извиняется. Но нет, ни разу, и не говорит ничего - молчит, сопит, ковыряется …
Олег установил какой-то последний пакет, взял деньги и пропал.
Надо же, я думала, все будет в сети, а мне только залогиниться. Ну нет, какая-то лицензионная программа., к которой он написал модификацию, еще плати дополнительные шестьдесят бумажек... Еще установка...
Почему я не смогла отпустить его без оплаты, как того техника в прошлый раз? Это же еще двести долларов ни за что! Что это вообще такое? Экономить невозможно!

Вечером она наконец была у врача.
- У вас действительно проблема с желудочками, но тут есть несколько мелочей, которые меня волнуют - маленький вьетнамец вежливо провел мизинцем вдоль красных линий, отмечавших  предмет его беспокойства на прозрачном экране поверх стола. - Встает вопрос, нужна вам операция или нет. Я понимаю род вашей деятельности, так что не знаю, как вы отнесетесь к тому, что я назначу вам телепата...
- Что, сами догадаться не можете? - фыркнула она.
- О боже мой - сказал он мягко. - Неужели вы считаете, что вы там встретите однокашника и он начнет отпускать шуточки? Лучше сходите, честное слово. Не резать же вас просто потому, что вы испугались невесть чего и не смогли пойти еще на одну консультацию. Сами понимаете, что так надежнее.
- А откуда вы знаете? - недоверчиво спросила Марьям, которая действительно представила на этом месте какую-нибудь Сару или Алисию. 
- Да все вы так думаете...


*
Женя стукнулся в почту.
Его как-то удивляло вот это все. Ну, можно. Ну, если она такая старая и дурная, то надо... Нет, он поправил себя, она не дурная, она просто иностранка... Они там никаких понятий о приличиях не имеют... Э, это я со старухой собирался спать? Ладно, если собирался, то почему это меньше пугает, чем переписка по личной почте?

Адресов было два: рабочий и домашний. Прошлый раз она не отвечала, когда он писал на домашний. Интересничает, наверное, чтобы я больше писал... Нет у нее никого, наверное... Или просто работы много. Он сам не заметил, как в голове пропадает образ похотливой бабки, с которой переписываются от нечего делать. Их физичка и то была на нее больше похожа. А, кстати, почему? Он вспомнил, что физичку звали Владя, она одна сохранилась из женщин-преподавателей в физматшколе и ей пришлось досрочно уйти на пенсию. С тех пор, как девочкам запретили учиться дальше шестого класса, ни один урок не проходил без сисек, нарисованных на доске, потому что преподавать, по мнению всего выпускного восьмого «Б»,  было не бабское дело.
Все равно это вызывало у него какой-то шторм. Марьям была дико остроумна, но, может, мессенджером на сайте обойтись...
Рабочая почта ответила сразу. И прям в заголовке было «dear»!  Он уже пару раз так обломался, несмотря на «dear» - опять никаких «хочу», привата или «давай про эротические фантазии», прям скууучно. Так что он для затравки постарался и кустарно переписал по-английски какой-то анекдот.
Через минуту пришел ответ со словами «tell me more».
Он ответил анекдотом про блондинок - и получил в ответ детальный разбор, как на уроке литературы, только вместо описания ролей тех или иных персонажей (бррр) были такие слова, как «сексизм» и еще много чего. Он поржал над этим умничаньем и отправил ответ и два неприличных анекдота. Так она их тоже разобрала! И исправила ошибки в английском неприличном слове! И в конце была такая приписка - «предварительно диагностирую у вас... (ссылка с незнакомыми словами)  - вы не хотите записаться на прием?» И перечень предполагаемых симптомов больного.

Удивляясь такому занудному чувству юмора, он кликнул на ссылку в письме (ту, которая с симптомами) — и завис. Было три часа ночи. Когда он вылез из статьи, было пять утра. Марьям еще была в сети. Елки, она что, и ночью?.. Ах, да, там же другое полушарие...  Он задал ей несколько вопросов. Она ответила прямо как настоящий доктор, сразу и по существу. Какая-то дико умная баба, таких не бывает, подумал Женя. Впрочем... А тема-то интересная...
Засыпая, он хотел увидеть ее во сне и увидел. Она была похожа на Владиславу Васильевну, которая Владя, и еще  никакой эротики у них не было. Марьям в его сне стояла у доски и отвечала ему урок, а потом, когда он ей, как девочке-студентке, законно нахамил, превратилась в анаконду и попыталась его задушить. Он проснулся, шатаясь, пошел на кухню, выпил воды и  упал спать обратно. 
 
*

- Марьям! Марьям!
Она проснулась, как от тычка. Подошла к окну второго этажа и распахнула его. 
Голос был мужской, знакомый.
Да, это точно не Адриана...
Вчерашний хорошо проведенный день, казалось, ухнул в прорву. Опять ему чего-то надо! Опять! Позвонить или написать не мог! Она уже настроилась на то, что сейчас начнется шарманка, но голова пока почему-то не болела.
Это пока - подумала она.
Уилли вошел, как хозяин, сразу, без особых экивоков - прошел к столу, взял кружку, открыл холодильник, налил себе яблочного сидра. Ну ты и хамло - подумала она.
- А ты просила прошлый раз не звонить по телефону, можешь не переживать. И вообще, жарко же - тягуче пожаловался он. - Слушай, ну ты уже столько времени тут работаешь, что тебе, денег не хватает на бутылку сидра для малоимущего опера? Я-то приносил тебе гораздо больше всякого бухла, а ведь я вряд ли буду таким спецом, как ты!
- Иди ты - уже беззлобно подумала она. Уилли ее всегда смешил, особенно если вот так с похмелья. Пока они еще жили в бывшей темной части города, где чаще всего случались отключения света, они снимали комнату на двоих и иногда устраивали там алкогольный забег - студенты их специальности почти все пили, как лошади. Тогда никто не кололся и не курил. Пьянство на факультете еще прощалось, наркотики — никогда.
Потом он снимал дом с кем-то еще. Он и сам точно не знал, когда его выгнали, а то бы она знала, как именно надо было заливать глаза, чтобы отчислили и восстанавливаться  запретили... 
А теперь он с мелкой платной сошки поднялся, ишь ты, до начальника розыскного отдела. И не пьет.
- Ага - отозвался он. - Не пью. Совсем бросил с прошлого месяца.
Ага, поняла она. Что-то у них разладилось на районе, с прошлого месяца, как же. Выписали пилюлю и пить не дают. Ну что, родной-дорогой, кого тебе на этот раз надо?
- Мне еще стакан сидра надо - сказал он. - И... (пиво? Нет, нельзя при этой ведьме пить даже пиво, она и так вся на нервах. А кто будет дилера на улице вылавливать?)
- Нельзя - радостно подтвердила она. - Пришибу же прямо при исполнении. А что за дилер-то?

Несмотря на то, что она ненавидела его до дрожи, он делал полезное дело. Все-таки полезное. И он был единственным, с кем она могла хотя бы раз составить хоть какой-то тандем. Остальные все были еще большие идиоты и ублюдки, только сами перед собой притворялись. Мысли свернули в привычную колею, и Уилли поперхнулся.

- Давай-давай, пей-пей - злорадно сказала она. - Это я себе могу выписать таблетки, а ты — нет. Мало ли чего я думаю. Поездим с тобой по закоулкам, поищем, кто виноват. Вычислим не в сети, а прямо в толпе. А потом ты из него выбьешь, что захочешь?
- Ничего я не выбиваю.
- Ты об этом так мечтаешь, что... 
- Я никогда! - Уилли грохнул стаканом об стол и встал. - Слушай, что ты завела? Мало ли, о чем я когда мечтал! Я всего один раз...
- Да, шестнадцатилетнего! Большого бугая посадить не вышло, посадил малолетку из его банды и гордился! Сдал и забыл, да? А все остальное тебе напомнить? Я всем, всегда напоминать буду, по гроб жизни, что вы, каждый из вас, делаете! Вы все себя только обманываете, чтобы думать о себе невесть что! У каждого, если покопаться, какой-то секрет! А твой - вот он!
- Марьям! - Ну, еще посмотри на меня такими глазами.
- И посмотрю! Господи, какая мука - жить с людьми вроде тебя... Марьям, он вышел уже! Он десять лет как вышел! Какого черта!
Затем, что мне нравится, как ты каждый раз мечешься - подумала она. Ладно. Кто вам на глаза попался в этот раз? В каком таком районе?
Он назвал район, где жила Леа.

Марьям остановилась.
Хороших людей нет, но Леа была какая-то другая. И друзья у нее были, вроде, какие-то другие. Другой мир какой-то. Целая куча здоровых людей. Во-первых, она еще не видела за эти две недели, чтобы Леа врала. Адриана тоже не врет, она вообще прямая, как топор, но она ничего не скрывает, значит, просто дура. Нет, Андрий тоже не врет, но он своевольный. Молодой еще, а везде сует свое мнение, как будто его кто-то слушает и это кому-то надо, господи... А Леа просто рядом живет, и все. И никого не спрашивает, жить ей или нет. 

В раскалывающейся голове Марьям возникла безумная мысль: а что, если в этом городе есть хотя бы один целый район, где живут приличные люди?
- Приличные люди... - Уилли не понимал, что происходит. - Марьям, какие еще приличные люди? - он рассмеялся, отбивая ее раздражение, как мячик. - Марьям, да откуда они там?  Ты же там была. Это же бывший турецкий квартал. Да даже если бы был деловой, то мало ли кого мы там накрывали! Нет никаких приличных людей! Если уж на то пошло, я - вообще единственный приличный человек в этом городе!

Она посмотрела на него - он стоял, опершись рукой о косяк двери. Хорошая, слегка мятая рубашка, хорошая модная кепка, штаны из нормального магазина, загар, полученный на хорошем пляже. Внутренним взглядом она до сих пор видела потасканного студента, волонтерившего в полиции. С того времени, когда они вместе спали, казалось, не прошло и года. А у него, оказывается, уже лет пятнадцать - отличный выверенный облик. Аж до трусов.
Почему-то ее затошнило.
- Не хочу я никуда.
Он надавил еще. Он очень сильно мог надавить, но сегодня у него руки тряслись, так что можно было и пошвыряться этим всем, как рюкзаком на перемене. Она представила, как эмоциональный заряд летает туда-сюда — грязный черный клубок ниток, длинных завязочек от ненастоящих, давно сожженных деловых папок. 
Пинг. Понг. 
- Марьям... Две тысячи... Это же как неделю работать. Ну что ты кривляешься, это же тебе как трубку выкурить. Ну, я не могу никому больше это доверить. Ну, Марьям...
Она припомнила все, что видела каждый раз, когда ездила с ним в прошлые годы - и те буйные времена, когда они в числе прочих полицейских накрывали владельцев последних законных борделей, и убийства, и раскопки в развалинах, и тот жуткий случай, когда в деле фигурировали пятнадцать фунтов черного товара и две единицы живого.
У него всегда нутро горело хуже, чем с похмелья — мы их накажем! Накажем!.. - и случались такие вещи, которые было тяжело вспоминать, а он просто никому не мешал, и каждый раз после этого, насмотревшись, приходилось долго пить таблетки и лежать в ванной. Она даже не знала, называть это соучастием или нет. Господи-и... Как бы это все позабывать-то. Не человек, а отрава.
Человек — дополнительный приварок. Давным-давно - человек-оплата целого семестра за один раз. И каждый такой раз видишь у него в глазах - вот, я покажу тебе настоящую жизнь, пока ты проводишь дни на белой чистой работе.
- Ага — ухмыльнулся он. - А то ты не знаешь, что все это приличненькое — на самом деле просто дерьмо, как его ни поскреби.
- А я вижу то, чего не видишь ты — съехидничала Марьям. - Мелкие повреждения. Всякие мелкие повреждения.      

Пинг.
Понг.

Если бы мячик был настоящий, на белых стенах уже давно остались бы грязные следы. Мячик. Это капитальная стенка старой постройки, не драйволл. А еще, если кого-то взять за шиворот и ударить об драйволл, на стене останутся следы волос и вмятина.  И белая краска при этом царапается.
Понг. 

- Да иди отсюда! - взорвавшись, крикнула она. - Никогда не могла тебе простить то, что насмотрелась на всякую шваль и теперь видеть не могу обыкновенных людей!..
Мячик отскочил обратно и осыпался невидимым слоем сажи по всему нижнему этажу. 
Марьям захихикала.   
От неожиданности Уилли отступил, взял под козырек, приложив руку к пустой голове, и исчез за калиткой.

Все как-то очень быстро. Она поднялась на второй этаж, упала на кровать и набрала номер. - Леа...
- Да ну его к черту - сказала телефонная трубка. - Делать ему нечего.
- А что... нечего? - удивилась Марьям. Ее ужасно удивило - как это так? Такие страсти, все кувырком, только что обрушилась двадцатилетняя то ли дружба, то ли вражда... А тут приходит Леа и говорит об этом, как о ссоре в младшем классе. И что, и все?
- Но ты же просто знать не можешь....   
- Да что тут знать? Что его заставляет к тебе постоянно приходить и таскать тебя черт-те куда? - хмыкнули на другом конце связи. - Послала его окончательно и молодец. Он же тебе больше не любовник, да? Зачем он тебе? Тебе же и деньги теперь не особо нужны.

Марьям уронила трубку.

*
В ряду было десять кресел.
Действительно, неудобных. Олег аккуратно обошел три справа, осматривая каждое по очереди, и, повинуясь интуиции, посмотрел налево и выбрал «среднее из десяти» - если не можешь выбрать среднее место из четного числа в ряду, бери ближайшее. Он понимал, что это глупо и тут нет такой вещи, как «лучший обзор — сверху, с середины», но... 
- Первый этап пройден — неожиданно сказал механический голос.
Он еще раз оглядел ряд и понял, что кресел все-таки одиннадцать. 

Это напоминало чемпионат по военным играм на родине, когда в виртуальном пространстве никто из членов команды не видит друг друга в лицо. На этот раз соревновались он, десяток его сокурсниц и  симулятор, который студенты прозвали не иначе как «генератор несчастий».
Черт, почему на факультете управления столько девок?.. Разве им там место?.. Они, конечно, отлично справляются, просто это как-то... Причем треть из них — русские, потому что ни в старшую школу, ни в университет на родине им десять лет как нельзя, и часто они с ним вообще стараются не знакомиться. Интересно, почему. Может, надо местным притвориться.   

Кресло приняло его в себя, заурчало какими-то моторчиками внутри, под искусственной кожей перекатились металлические валики, и... и камни пустоты запомнили... заполнили...
Его улицы. Он был городом.
Он был настоящим городом, только не весь целиком. Он чувствовал его, как собственное тело. Его руки были — бетонные дорожки, уходящие к заливу, ноги — стены зданий, глаза — лампы дневного света, перед глазами плыли бесконечные белые стены, мерцали синим светом крытые переходы, и весь он, от огромных освещенных подвалов до операционной, был еще не готовым городом в городе, городком в табакерке — огромным, новым, современным, напичканным тоннами оборудования госпиталем, расположенным на морском берегу.
Его к этому готовили несколько лет — сначала в старшей школе, где он выбрал дополнительную специальность «медицинское дело», потом на курсах, где несчастная замотанная старшекурсница и важный преподаватель пытались открыть ему и банде вчерашних школьников тайну дополненной реальности, потом колледж, потом - последние два года в университете, куда его направила и перевела семья, продав недостроенную квартиру — и он знал, что он сдаст. Он напряг все силы.
Пересдавать было нельзя.

Он, как его учили, запустил диагностику — главные системы, вода, электричество, вентиляция, сейсмоустойчивость, работа вспомогательных сетей, аварийные службы, главный компьютер... Хорошо, что все неполадки моделируются не болью от укола, как когда-то предлагали конструкторы, а просто выделяются цветовыми метками. Здоровый комплекс ничем не раздражает владельца, «больной» - просто вызывает отчаянное желание все исправить.
Любая, даже самая совершенная система иногда не видит задач, лежащих на виду. Ей нужен человек. Иначе бы нас тут не было.
 
С финансовой отчетностью выходила какая-то ерунда... А! Так ее же просто еще нет! Студенты всегда попадали в симуляторе в ситуации, где что-то уже работало, а больше всего времени занимал выход из кризиса или  отработка аварийных ситуаций. Иногда приходилось заниматься задачами по подбору персонала или постройкой корпусов. Но никто и никогда еще не просил их организовать работу больницы с самого начала, даже самой маленькой.
Ничего себе ... 
Олег с огромным тщанием и прилежанием взялся за дело. В кратчайшие сроки он обеспечил госпиталь всем, от лекарств до постельного белья. Он прошелся по списку докторов, младшего персонала, административных работников — все-таки нужен хоть один или два - купил роботов и нанял всех, кто  мог потребоваться на первом этапе, насколько позволял бюджет. Всех, кроме директора. Директором  сейчас считается он сам. Директором, СЕО, администратором, робототехником, специалистом по подбору персонала, мусорщиком, строителем, финансовым экспертом и аварийной службой. Черт, как люди раньше жили?.. Если бы все это нанимать, прибавилось бы человек так пятьсот.
 
Он потратил часть сэкономленных на этом этапе денег на то, чтобы проапгрейдить аварийную службу — это был его любимый фокус, который спасал потом много времени и нервов, но несколько замедлял сдачу больницы в эксплуатацию.
Первый наплыв пациентов его огорошил. Он спохватился и срочно перестроил родовую - пускай это было связано с притоком жалоб и никто так никогда не делает, дальше будет легче — выругал себя за то, что не смог улучшить инфекционный блок, выделил часть палат для важных персон, принял гостя из министерства и получил грант и контракт с ближайшим институтом, присылающим ему стажеров. Госпиталь вздохнул свободно.
Они принимали по нескольку тысяч человек в день. У кого-то из пациентов не было страховки, но лечение и операции нужно было проводить вовремя, случаи накапливались, и Олег сообразил, что их процент в реальной жизни больше, чем им показывали во время учебы. Поэтому пришлось запустить программу пожертвований, а специалисту по озеленению срезать финансирование. Пропустив этот ход и получив шквал жалоб от пациентов, Олег почувствовал себя несколько неловко, но позиций не сдал - в конце концов, что важнее?
На втором году симуляторного времени Олег, исправив последствия нескольких крупных ошибок (без них не бывает, так что и это оставило его спокойным) применил тот прием, о котором ему говорили — провел агитацию среди врачей, рассказывая о том, что больница переживает трудные времена и стоит согласиться на урезание социального пакета.  Некоторые здания не получили ни одного улучшения, но никто на это не жаловался. Студентам-стажерам он срезал зарплату, чтобы получить больше денег на более удачный и компактный вариант аппаратуры для операционных. Операционные стали занимать меньше места, и удалось воткнуть рядом с ними дополнительные туалеты, которых так не хватало (правда, в другом корпусе, но  не все ли равно — подумал Олег и быстро переключился на более важные вещи). Ох ты елки... мусорные баки!.. 
Весь год он то и дело ошибался, но даже это бодрило, как хорошая физическая работа. Он ощущал себя так же, как и в жизни — у госпиталя, как и у него самого, было крепкое, хорошо работающее тело. Рано или поздно будут какие-то неполадки, но это не смертельно. Во время аварийных ситуаций уровень довольства пациентов сильно падал, но и это было в пределах нормы. Смертей почти не случалось, только стабильно плохие состояния. На третий год по тестовому времени его главной задачей стала выплата крупного долга, но потом и это утряслось.

Дела шли хорошо. Олег как раз успешно справился с небольшим землетрясением, заменил водостоки в третьем корпусе и усовершенствовал канализацию, когда в ушах зазвенел мелодичный зуммер. Тестовое время кончилось. Он с сожалением окинул взглядом перестроенного, но уже не нового «себя» — большой, компактный, набитый усовершенствованиями город в городе, городок в табакерке. Там все еще чего-то не хватало, но это было дело поправимое.
Отдышавшись, он заглянул в список результатов.      

«Младший персонал» — вынес вердикт компьютер.
Олег не поверил своим глазам и прочитал еще раз. Младший персонал. Рекомендуется работа на младшей должности в крупном госпитале, управление робот-персоналом, коммуникациями и прилегающей территорией, хозчастью, но не аварийной службой, вот список вакансий, вас возьмут сразу и без дополнительных экзаменов, зарплата такая-то, выбирайте любой город...

Он не пожалел четырех часов своего времени и дошел до ближайшего живого сотрудника. Сотрудница оказалась миловидная, очень молодая. Она долго расписывала ему преимущества того, что он не попадает сразу на высокую позицию, а имеет шанс набрать весь необходимый опыт, и рассказывала, как это будет важно, почти не обращая внимания на его отчаянные вопросы.   
- Что, опять забыл про таблички на туалетах для среднего пола? - угрюмо, яростно и безнадежно спросил он в конце концов.  - Или накосячил в гинекологическом? Опять эти ваши половые проблемы, с которыми тут все цацкаются?   
- Нет — безучастно покачала она стильно стриженной головой. - Вы слишком стремились к тому, чтобы ситуация оставалась стабильной... стабильно плохой. - Голограмма над столом показала сумму достижений пятого тестового года. - Большую часть времени занимала плохо организованная рутина. В какой-то момент вы на этом сосредоточились, и кривая обслуживания поехала вниз, видите? Однообразие в нашей работе означает чье-то  безделье. Вы заметили, как уменьшился приток пациентов?
- Да! Но с ними стало проще справляться.
- Нет. Они просто перестали приходить. 

*

Марьям шла по улице специально, чтобы гулять.
Это было бесполезное, непривычное, но чем-то приятное занятие.
Голова у нее сегодня меньше болела, так что можно было бы дойти до даунтауна, пообедать, а потом пойти домой. Леа говорила, это помогает. Но через пять минут вместо головы начали болеть ноги. Они отчаянно отказывались идти дальше.
Марьям присела на край тротуара. Рядом остановилась красная «комета».   
- Вам помочь? - спросил какой-то доброжелатель, опустив стекло.
Она подняла голову и оцепенела.
Папки. Папки... Нет, нет никаких папок, только мейнфрейм, один, огромный, уходящий в бесконечность мейнфрейм, где по огромным клубкам перепутанных проводов в глубину бегут сигналы — розовый, красный, голубой, синий, фиолетовый, оранжевый, желтый.
Там царит тишина — не пугающая, а добрая, усмешливая, хотя и приглушенная какой-то горечью. Тишина делится на два... на три. Там нет мыслей. Все происходит слишком быстро, чтобы сигнал дополнился речью. Искры мелькают то и дело, их почти не замечаешь. Как в коридорах института, где живет пустая светлая тишина. 
Почему на три? Здесь много места. Разве это светлое пространство не вместило бы четверых?.. 

Остановившимся взглядом она подмечала другие детали. Разве бывает в голове такое, чтобы она напоминала комнату художника, где разбросаны инструменты, и каждый из них упал на свое место? А потом еще — может быть, мне кажется? Разве у человека может не быть  кишечника, сердца, почек, не быть нескольких давно замененных крупных костей? А если нет, то как ему без них, даже если в тишине?..   
В этой тишине хорошо. Ничего не болит. Только где-то в глубине тоска по тому, что никогда не болит.   
- С вами все хорошо? - человек поддержал ее под локоть и сразу уменьшился до обычного размера. Он был худой и легкий. У него были светлые глаза, широкие ладони и коротко стриженные светлые волосы.
- Спасибо — Марьям обнаружила, что стоит, покачиваясь, на краю дороги и смотрит ему в глаза. - Но скажите, почему четыре? Почему — четыре?
- Вы доктор? - он почему-то ничуть не удивился. - Тогда ясно. Если вы телепатка, вы тоже скажете мне, что я молодец и не думаю ни о чем.
- Но почему четыре? - этот вопрос не давал ей покоя. - Почему?   
- Четыре? Ммм, нет, три... - он на мгновение задумался и подтвердил. - Да, три. Я от души надеюсь, что все-таки три. Может, она не оставила больше потомков. А то бы жизнь у нас стала намного сложнее.   
«Вы тоже скажете».. Да.  Да. Да. 
- Да, скажу. Я так и скажу... Господи... - она всхлипнула. - Какое облегчение... Постойте еще немножко рядом, пожалуйста.
Он постоял.

*

Рона наблюдал за столкновением личностей со стороны. 
Сейчас Дана читал свое новое стихотворение, ходя по мастерской. Когда он читал стихи, то он не мог сидеть на месте спокойно. Рона любил смотреть, как он то шагнет широко, если этого требует размер, то сделает подходящий жест, то беспокойно взглянет единственному зрителю в глаза... Дана  прищурился, глядя на Колина на его круглой подставке. Колин, мерцая, издевательски помахал ему рукой и скорчил рожу.
Дана обиделся.
- Он меня передразнивает. Мелкий паразит. Он считает, что меня нет в сюжете. Вот что плохого, а? Я, конечно, хочу его видеть, хотя бы потому, что должен знать, как там оно... 
- Сам ты паразит.   
- А ты не думаешь, что то, что из него получилось, теперь совсем не похоже на тебя? Я так думаю, вообще непохоже.
Рона задумался. Какой там вопрос - похоже, непохоже... Колину после его пробуждения не хватало некоторой части сознания его шестнадцатилетнего оригинала, потерянной при переписывании. Брателло был настойчив, но умел тогда очень мало. Еще куча времени уйдет на то, чтобы выяснить, чего именно там не хватает.
Черт, ну вот дела. Проснуться в буквальном смысле слова в чужой машине, ничего не соображать и считать себя героем недописанного романа. Поди еще его убеди, что это не так.
   
- Я таким наглым не был. 
- Да я бы тебя и не переделывал — пугающе просто сказал Дана. Звучало так, как будто тебя просветили рентгеном и проверили на наличие ненужных частей. Рона еще раз посмотрел на брата — с годами в нем проявлялось что-то от высококлассного хирурга, как бы до пресловутого врачебного юмора не дошло. - Я вообще не знал, какая тогда получилась копия. Если бы ты опять куда-то вляпался и в буквальном смысле потерял голову, но мы бы нашли тебе другую - оно бы включилось само. 

Рона покачал головой, смотря на брата. 
- Нет. Как хорошо, что голова у меня своя и он не наложился на меня, а? Я вообще считаю, что он как дефективный бэкап... Ну.... Понимаешь? Он же действительно, по твоему мнению, никуда не годился, никуда не девался — он бы просто лежал и лежал внутри. Но скажи, ну вот откуда у него вообще такое желание — проснуться и подключиться к машине? А если бы это был пассажирский самолет?..
- У тебя машина всегда ищет, чем заняться. Ты ей отрубил все интересные возможности искать нужную информацию для самообучения, так что она взяла и присвоила его.
- Да ну.
Колин проявился побольше в солограмме и покрутился туда-сюда. Он сделал неприличный жест и вынул из воздуха книжку, потом длинный свиток, по которому ползли бесконечные буквы.
- Он меня понимает, но тоже издевается — пожаловался Рона. - Это уже другой характер. Неужели нехватка куска бэкапа может так сильно повлиять на формирование личности, а?..
- Да я знаю, кто бы тебя понял — поддел его Дана.
- Она бы меня поняла.
- Да ладно - Дана обнял его за плечо.   

Он решил оставить машину на нижней парковке, где плющ обвивал полукруги бетонных арок, опускаясь к самой набережной, и пройтись пешком до площади, где выступала акробатка.
Он стоял на балконе, когда над канатом погасли фосфоресцирующие огромные белые шары, вспыхнули прожектора, выделяя парящую подсвеченную фигурку, и фея в огромной белой юбке начала спускаться все ниже, ниже, но своей красоты вблизи не теряла. Должно быть, у нее хорошая балетная подготовка — подумал Рона, глядя на то, как она спускается на лонже, переворачиваясь два раза, и выходит из переворота, изящно взмахнув руками, чтобы благословить устремившегося к ней зрителя. Оркестр взял высокую ноту, рассыпавшись мелкими колючими завитушками скрипичных пиццекато, и, пока она облетала круг, стало ясно, что вся остальная музыка умолкла — ни голосов из окон, ни подпевающих внизу зевак, ни еле слышных басов автомагнитол с соседних улиц — и осталась только одна, невероятно сильно и точно поющая скрипка, лежащая в живых руках, ведущая свою, одну, единственную, настоящую партию.   
Зритель принял в руки невидимое счастье и уткнулся лицом в ладонь, опустившись на колени.   
У феи были короткие рыжеватые светлые волосы и длинный нос.
Рона улыбался... 

*

Игра только начиналась. Матч собирался вписать отличную страницу в истории бейсбола. Против «Космического десанта» в первый раз за десять лет вышли «Пантеры», что было невероятным прорывом для «Пантер».
Стадион был высокий, с огромными прожекторами, набитый агрессивной молодежью и старыми фанатами всех сортов. Марьям уселась в третьем ряду, дожидаясь, пока шум достигнет высшей точки. Когда это случилось, она достала из прически спицы - пластиковые, небольшие, хитро спрятанные - и начала вязать.
Люди орали, рвались с мест, вокруг билась ошалелая толпа, горячим прибоем выплескиваясь на трибуны, как на скалы. Марьям набирала петли.
Пошел следующий тайм. Она подняла голову и видела, как какой-то храбрый дурак скинул с себя все и голым выскочил на поле, как он побежал к своим героям, разевая рот в безумном крике и размахивая руками, как за ним бегала охрана, ловила, ловила, поймала и увела. Вопли с трибун достигли предела и начали спадать, пока она вязала, а потом наконец шум дошел до немыслимого - и превратился в ровное, все заполняющее месиво, где не осталось места ни для своих мыслей, ни для чужих.
Стадион орал. Стадион сходил с ума.
Марьям вязала.

Вечером письмо от глупого мальчика с желтого сайта вызвало у нее приступ нежности. Он писал редко, но было такое ощущение, что он  постоянно представляет, как он с ней разговаривает. Все время проскальзывает это - «ты мне сказала»... «Я от тебя узнал»... А мы ни о чем таком никогда и не говорили!.. 
Не на все его письма Марьям отвечала. «Господи... как будто я завела собаку» — подумала она, прочитав один абзац. Потом выругала себя за высокомерие, чего давно не случалось, и прочитала второй.
«Впрочем, а как еще. Как же еще»...   
Это самообман, конечно, как же еще, но это был какой-то... Очень милый самообман. Последний месяц он уже не  пытался высказывать эти свои мужицкие фразочки про баб, да еще и свысока. Перешел на уважительный тон, начал обсуждать проблемы коммуникации... Может быть, он не такой уж и глупый? 
Боже ж ты мой, а письмо-то по-английски! Куча ошибок, но это так трогательно...
 
Это будило мысли, в конце концов. 
"Я хотела оформить следующую мысль" - напечатала она в ответ, чувствуя себя совершенно умиротворенной. - "Нет, не о том, что старая дура хочет жениться по почте, хотя ты, кажется, об этом уже думал. У нас противоположные проблемы, так? Мне все больше кажется, что, если мы таки встретимся, то они могут начать как-то аннигилировать. Ну, там, или"...
Палец неожиданно для нее самой нажал на стрелочку "отправить".

Замигали огни полосы. 
На аэродроме рядом с музеем совершал посадку небольшой частный самолет с одним пассажиром. Летчица вышла на крыло, отстегнула шлем и тряхнула рыжими волосами. 
Она помогла девочке спуститься вниз.

- Меня зовут Андреа Уилсон. Мы собираем историю нашей семьи через двенадцать лет нашего отсутствия — заявила она, стоя в кабинете начальника музея. - Не могли бы вы...   

*

Леа сидела в компьютерном кресле напротив большого окна в гостиной. Они с дочерью и подругой пили кофе, который привез Джо, а он сам, не интересуясь такими архаизмами, как кофе, ковырялся в углу с новым проектором. Все только вернулись из Европы, и новостей было предостаточно. Закончив рассказывать про Зальцбург, Марла спросила:
- А у тебя как дела?
- Да все хорошо - вздохнула Леа. - Новенькие эти в потоке никому покоя не дают, теряют свои коммуникаторы каждый день, то один, то другой... Кто их вообще делает такими мелкими? - Марла покрутила свой и задумалась.
- Еще что-то?
- Да мне про все.
- Ну... У школы поймали дилера с музыкой, которая вызывает опьянение, а совет еще не решил, музыкальный это эффект или наркотический, так что он пока под домашним арестом сидит, ждет. Общественное собрание достучалось до Сената и пробило понижение арендной платы. Подружку вот нашла, ты слышала? Она у нас из телепатов!
- Круто - одобрил Джо. - Телепаты - это вообще круто. Они спасают. Недавно кино показывали, где главный супергерой - доктор-телепат.
- Ну, я не хочу разбивать твои иллюзии... - задумчиво сказала Леа. - В общем, их там то ли выжимают насухо, то ли она сама по себе какая-то надломленная. Как будто ее наркотиками накачивали, а потом ломка началась и не кончается. Глупости кричит. На улице рассказывает людям, что они думают, а потом ругает за это. Мне бы ее совсем жалко было, только тут все как-то не то. Ну разве человек может быть виноват в том, что переживает, особенно если он свои мысли никому не высказывает? Или в том, что сердится? Или в том, что не любит собак! А она так и начинает им все расписывать самыми страшными словами.
- А ты что делаешь?
- Мы разговариваем.   
Марла вздохнула. Они дружили с Леа с первого курса и жили в одной комнате в кампусе. Потом Марла ушла в бизнес, а Леа решила остаться учительницей. Все выиграли.

- Она говорит, что визуализировать вредно - скривилась Леа. - Она не может уже глядеть на эти запутанные клубки в головах, а они все равно есть. Она не может больше слышать эти мысли. Она говорит, что люди складывают их в отдельные папки и виноваты в том, что бесконечно попадаются ей на дороге. И теперь люди появляются вокруг только на короткое время, а всюду папки, папки... Нитки какие-то... Все люди плохие, просто потому, что думают... Я бы уже давно так с ума сошла.

- Бабка - спросил Джо, выглядывая из синей середины голограммы - а ты почему с ней водишься?
- Что за слова такие - "водишься"? Мы общаемся, как взрослые люди. Еще мы перекачиваем друг дружке полезную информацию, да? Подкинула ей хороший сайт для поиска психотерапевтов, я же не терапевт. Вроде, она пойдет туда и найдет себе кого-то, кто лучше умеет помогать. Я надеюсь, она хотя бы выправится. Это же не жизнь, а сплошные страдания. Нельзя так. 
- Бабка, ты что, телепатку жизни учишь?.. 
- Да нет, что за слова... - она помешала ложечкой кофе. - Она же взрослая, умная, столько мыслей прочитала, жизнь прожила, что ты, думаешь, что я тут кого-то жизни учу? - Ложечка отправилась на блюдце, а хвостик от вишни — почему-то на подставку. - Если ты можешь вернуть человека в равновесие, ты можешь попытаться это сделать. Нельзя, чтобы в такой замечательной голове было столько страшных вещей. Старость у нее, видите ли... В обычном среднем возрасте... Я не знаю даже, в чем тут дело. Просто она очень несчастлива.
- Да все вы такие.   Я вообще не понимаю, как вы живете.
- Ага, а некоторые почему-то еще и счастливые. В нашем преклонном возрасте. Иди загрузи посудомойку и не бурчи.

*
«Я поступил» - отстучал он сообщение вечером. 
“Congratulations” - пришло в ответ. Он был так рад, что даже не попенял адресату на краткость. 
В голове не укладывалось, что он дотянулся до верхнего предела. Да еще и получил после этого такое предложение!.. Может быть, это потому, что они с этой женщиной теперь разговаривают обо всем, о чем только можно. Она здорово помогла. Правда, все это как-то зависело от адреса. С домашнего она почти не отвечала или отвечала невпопад. С рабочего, как он понял, она писала неохотно — ну, еще бы - и употребляла какие-то жуткие словосочетания, хотя кидала ему ссылки на всю нужную инфу, а еще писала только по-английски, но какое у нее начальство, кто его знает. 
Он только что сдал экзамены в университет. Мать всегда говорила, что человек, который не смог поступить в семнадцать или восемнадцать, не поступит и в двадцать восемь. Ну что, он подтянулся и поступил  - в двадцать три.   
Работу тоже пришлось искать другую. С тех пор, как языком любви стал английский, он подправил резюме и здорово взлетел в цене. Теперь он уже не устанавливал окна в компании с Лехой и Витей, а сидел от звонка до звонка в офисе, рассказывая туристам из Англии и Германии, как весело провести время в Москве и Питере, проклятая застенчивость куда-то делась, а лишние знания и неумение быковать, которое всю жизнь было поводом над ним приколоться, неожиданно оказались типа признаками умного человека и дали ему продвинуться дальше. Теперь в прошлом он казался себе беспробудным идиотом, и надо было что-то делать, чтобы им не оставаться.    
Приближался отпуск. Он пошел в американское консульство с прицелом на то, что пробьется, и неожиданно понял где-то к середине интервью, что его пускают — по обычной туристической визе. Он бы мог теперь показать письмо от Марьям, но все еще боялся признаться, что нашел себе старуху. А хоть бы и старуху!.. Кому какое дело!..  Возьму и долечу!..
А теперь еще и... Нет, это нечто. Так не бывает, но так было. Так есть . 
Ну нет. Он не мог себе позволить, чтобы такая женщина покупала ему билет. Она могла сто раз кидать ему ссылку и спрашивать, какой авиакомпанией он полетит — тем более что писала опять с рабочей почты и слала все время одну и ту же ссылку, что это такое. Он платит сам за себя. Он так решил. Никакие уговоры не помогут.
Хорошо помогало только переходить с темы на тему — после этого даже с рабочего адреса она писала ему милые глупости. Правда, все равно только по-английски.
Ничего, решил он. Английский — это точно язык любви. Шекспир все знал, зараза старая. 

*
Они только что вернулись из музея.
- А ты меня будешь возить к морю? - в десятый раз спросил Колин.
- Буду, буду.
- А мы уже приехали?
- Приехали, приехали! Ты мою копию не урони. А то руками-ногами еще не пользовался, и вот тебе сразу самое ценное.
- Не уроню! - пообещал Колин. С тех пор, как Рона копировался, он твердо уверился в том, что Рона — настоящий.

У него теперь было новое тело — самое подходящее, которое нашлось в запасниках.  Высокофункциональный андроид по конструкции был неопределенного пола и очень смахивал на самого Рону в детстве — длинные руки и ноги и маленькая голова. Дана помирал со смеху, глядя на это создание. Позже Рона вырос и оформился, а вот Колин так и будет. 
- Тебя никто не примет за школьника — наставительно сказал Рона, вылезая и выключая машину. - Ты — новая ценная разработка, держи себя в подарок. То есть, только меня. Ой, я сам приборчик забыл. Погоди.
Кубик ушел в заднее сиденье на треть и почему-то тихо урчал. Рона вытащил его из мягкой обивки, которая тут же приняла первоначальную форму, подкинул на ладони и подошел к воротам.
- Дана! - крикнул он. - Вылезай! Мы пришли оставлять наследство! 

Колин по договору оставался жить у Роны совершенно законно. Ушла куча времени на то, чтобы уговорить юристов дать ему усыновить нелегально переписанную в давние времена копию его самого. В конце концов, никто не умеет переписывать людей обратно на биологический носитель. Только наоборот. А раз так, другой такой личности действительно нет и она уникальна, значит, это человек, зачем они столько телепаются?   
Он мрачно разглядывал «комету».

- Чего ты там увидел такое? - поинтересовался Колин. - Мое покинутое тело?
- Бррр, ну не издевайся. Ты бы хотел, чтобы еще кто-то занял там твое место? И вообще, оно теперь как-то...
- Знаешь, у меня есть один мужик, который сдает туристам такие машины — сказал Дана в комнате, закрыв сейф, где надежно устроилась копия брата. - Они уже подержанные, а форсу все еще много. Давай я ему загоню. Идет?
- Идет — отмахнулся Рона. - Колин у меня уже есть. Так что деньги можешь оставить себе.
- Разбогател, да? Пополам — сказал Дана. - А то мне обидно станет .

Вечером он смотрел на фотографию, на которой была маленькая девочка.
Маленькая девочка, светловолосый детеныш, пушок одуванчика, на фоне пустых темно-зеленых кресел огромного зала, только что покинутого публикой, уютно угнездилась в объятиях знаменитой актрисы — глаза, как звезды, руки, как корни, зеленое платье под стать залу — ясный, лесной, глубокий зеленый цвет. Мать-земля.
Мать-земля бережно обнимала хрупкое  и маленькое.  Лицо у всех троих ее детей было одно и то же — рыжеватые пушистые волосы, ореховые, широко расставленнные глаза, длинный нос, маленькие веснушки на светлой коже.   
Им хорошо вместе - подумал Рона и вспомнил, как еще один кубик пригрелся на маленькой ладони. То, что он так легко все отдал, вызывало ощущение страшной  растерянности.  - Нет, я сдержал слово. Им не нужны ни Дана, ни Колин. Им на память с лихвой хватит одного меня. Интересно, им нужна была только наша память или они поступят с нами другим образом?

Он поднял голову и прищурился. В небе ему чудился рассыпающийся белый след.      

*

Марьям зашла на форум в тему, где обсуждались анонимные сайты психотерапевтической взаимопомощи. Было немного страшновато. Но вчера она выложила все наболевшее и получила в ответ черт знает что. Кто-то должен быть в этом виноват, да? 
"Мне ужасно жаль" - напечатала она - но моя докторша - бот".
Она тщательно расписала все признаки этого - например, употребление устойчивых фраз, невозможность распознавания контекста и бесконечные одинаковые вопросы. 
Ей приходилось пережидать приступы ярости каждый раз, когда курсор улетал вверх сообщения, а буквы начинали появляться с первой строки.

Потом она подняла трубку, и Леа ответила. 
Марьям материлась долго и со вкусом, начисто забыв о дружбе. На поток слов, не употребляющихся в приличном обществе, Леа отвечать не стала и сбросила вызов. Остыв, Марьям позвонила еще раз, но не получила ответа. "Почему?" - подумала она, как будто не крыла подругу самыми черными словами минуту назад. "Леа, ты же такая добрая! Почему?"
Эти слова она записала на автоответчик, совершенно не думая, что делает. Потом пожалела, что сделала так, и заплакала. Потом рассердилась и устала, словно это не она оскорбила Леа, а Леа оскорбила ее. Как она могла дать ей адрес этого проклятого сайта! Как она могла ее обмануть? Наверное, это специально! Целых пять минут все так и было, а потом вернулось, как есть. И это «как есть» ее совсем огорчило.
Она долго сидела на кровати, глядя на черный маленький аппарат. Звонок ударил, как пожарный колокол, и ее от макушки до пяток сотрясла судорога, как будто она схватилась за оголенный провод. Пальцы, ухватившиеся за покрывало, с трудом разжались, чтобы взять телефон.
- Марьям! - радостный голос осветил комнату, как огромная лампа. - Марьям! Это ты? Марьям! Я прилетел! Я дико устал после таможни, они думали, что я контрабандист, а я тебе подарки везу! Марьям! Ты слышишь меня, Марьям!
- Не слышу... - ответила она онемевшими губами. - Я не знаю, кто это... Я этого не стою...
Он звонил еще шесть раз.
На экране высвечивалось: "взять трубку? положить трубку?"
Марьям шесть раз положила трубку.

*
Ей нужно было кое-что забрать из офиса, раз уж так. С рабочего компа она отправила сообщение Уилли и присела на минуту, пока копировались данные. Она выписала себе последний рецепт и сохранила его копию. 
Машинально открыв составленное ботом досье, она пролистала его. Нда... Вот все прочие пациенты — а вот... вот Леа, Андрий и даже Уилли — нет, они почему-то вписаны, как контакты в случае чего. Неудивительно, я так часто с ними общалась. Общалась... А вот этот тупой мальчик Женя. Почему он вообще сюда свалился, как снег на голову? Он тогда не ответил на письмо с приглашением, она рассердилась и забыла написать еще раз. 
А какого черта этот Женя делает в нашем досье?

Еле-еле поднимая руки, как будто вместо них отросли крабьи клешни, она провела пальцем по экрану и открыла файл. Внутри обнаружилось фото, адресные данные пациента (откуда??? Почему... Да, больно умные пошли скрипты, прописали  его айпи в нужной графе вместо дома и улицы...) электронная почта — и все, что пришло с этого адреса. Она начала читать и схватилась за голову.
Последним было письмо с адресом офиса и приглашением прийти. Женя ответил на него целым любовным монологом. Неудивительно, что он так неожиданно прилетел. В таких делах достаточно хоть чем-то содержательно отвечать. А все остальное влюбленный вообразит себе сам. 

- Он все это время писал на почту... - остывшими губами произнесла она. - На единственную отвечавшую ему почту... 
Под окном уже гудели.

Сначала было длинное белое здание, окруженное огромной парковкой, неподалеку от которой стоял частный белый маленький самолет.
Уилли повел ее от ворот какими-то хитрыми путями и заставил отключить коммуникатор. Потом был длинный серый коридор, который кончался комнатой с зеленым полом. Тайком она проглотила две таблетки.
Никаких людей, потому что время нерабочее. Огромная труба с гелевой кроватью внутри.
- Теперь там не надо лежать все время — сказал вслух Уилли, вручая ей черный маленький кубик, мягкий на ощупь.  - Можно вот тут прикорнуть и не пугаться. - Вид у него был какой-то потерянный. 
- Просто поставь его рядом с собой, даже шлема не надо, все записывается и передается... Господи, только бы с тобой не случилось ничего.
Она понимала, что он опять врет. И в последний момент, когда падала с размаху в непонятное ей пространство, она вдруг поняла, что он одновременно хочет ее убить, и не хочет — вдруг не сработает? - и до дрожи боится, как бы с ней чего не случилось.
Ну как так можно, а?..

Она пришла в себя от света.
Света было много, и вокруг играла музыка — агрессивная, жесткая. Деваться от этой музыки было некуда.
- Прикрути!..  - заорала она.
- Щас... - ответил мужской голос, и по освещенному пространству поплыли теневые полосы -  щас... Ах ты !.. - незнакомое ругательство. - Кто звонит? Ты кто?!!
- Марьям.
- Я.. Это ты?.. Ты мне позвонила! Ты мне прямо в машину позвонила!!! Охренеть!

Надежда, ужас, счастье... Это так называется. Человек, сидящий в машине, чувствует сейчас и то, и другое, и третье, и... И это можно понять с помощью анализатора эмоций водителя, а вот откуда я это знаю... 
- Это что вообще такое? - закричала она. - Что это?..
- Ой, прости, я... Я так счастлив! Я сейчас материться готов без остановки! А почему ты целый день не отвечала-то? Что-то случилось? Тебя никто не обидел там?
- Женя — поняла она. - Что такое... Нет, это действительно Женя, тот, который прилетел из черт знает откуда, привез какие-то подарки и хотел забрать ее с собой на край света. Господи... 
- На край света не поеду — неожиданно сказала она.
Она так и не понимала, где она. В голове было очень спокойно. Так спокойно, как не было уже лет сорок.
Она видела Женин затылок, салон машины, кожаные сиденья, отблески в окнах. Потом режим переключился, и вместо Жени возникла крышка капота, а по бокам замелькали расчерченные полосы.
Что-то переключилось, щелкнула картинка, и она оказалась впереди. Но, хотя это было так, как будто она летит вперед, сидя на решетке радиатора, никакого страха Марьям не почувствовала.
Она на пару секунд обеспокоилась, не начнется ли проклятое раздражение. Но раздражение не начиналось. Как будто она совсем ничего не чувствовала. 
Я — эта машина, поняла она вдруг и обрадовалась, потому что это значило, что теперь  можно будет отдыхать, сколько влезет. Как это получилось, непонятно. Ясно только то, что можно отдыхать. И совершенно неважно то, что она теперь одна в двух лицах. Она вспомнила. Да. Одна в двух лицах, одна из них лежит в музее и спит под транквилизаторами, собираясь умирать, оставив копию себя до лучших времен - но это тоже не главное. Главное — это...  Это... 

- Ты где? - заорал Женя. - Где ты? Какой к черту край света, я же сам прилетел! Только скажи, и я приеду! Я приеду! 
- Я вышла на связь из музея — сказала она сквозь помехи. Это тут близко.. - она прикинула, как такое могло с ней случиться. Передатчик не такой уж и мощный. Господи, как можно было вообще так попасть? - Мили три.  Из Музея истории связи. Держи адрес. Я там иногда могу прикорнуть часа на три-четыре. Если я буду крепко спать, разбуди, а то что это такое. Забирай.
- Разбужу!
Обрадованный Женя вдавил педаль в пол и понесся по шоссе.   
Спящая на кушетке рядом с железной трубой Марьям тихо и облегченно заплакала, не просыпаясь.