Любовь на руинах Глава 2

       

Продолжение.
Начало: САГА О МАЦКЕВИЧАХ
Часть 1 Сиреневый туман
Часть II Любовь на руинах
Главы: 1


               
                Глава вторая


  Тем временем студентка третьего курса Мария Мацкевич направлялась в Покалев, сидя в возке сурового Касьяна рядом с двумя попутчиками, один из которых так и не проспался за всю дорогу, а другой… Другой оказался собеседником интересным, к тому же коллегой, фельдшером, с ним можно было говорить обо всем. Он показался ей прилично образованным, с современными взглядами, а уж то, что Лука Васильевич хорошо разбирался в событиях последних месяцев, было абсолютно очевидным.
   
  Почти год господин Николенко обустраивал фельдшерский пункт на главной усадьбе волостного села. После тяжелого фронтового ранения и лечения в госпитале он был демобилизован вчистую, то есть не подлежал военным призывам.
   
  Сын вольных крестьян Николаевых (чья фамилия по воле малограмотных чиновников вначале трансформировалась в Николаенко, а после, потеряв серединную букву «а», была записана в удостоверениях личности как Николенко), по Екатерининскому Указу переселенных из Орловской губернии для «обживания государевых земель» в степные и засушливые Тузлы Херсонского уезда Новороссийского края, он призывался на службу Отечеству на общих основаниях и оказался приписанным к санитарной роте.

  Будучи не только грамотным, но и образованным более чем прилично для своего сословия  (крестьянский сын обучался в Одесском реальном училище), новобранец был замечен полковым командованием и вскоре направлен на учебу в Военное медицинское училище, которое через два года, досрочно, окончил с отличием.

  Возможно, именно это обстоятельство спасло ему жизнь: Первую мировую войну прапорщик медицинской службы Лука Васильевич Николенко начинал уже в должности комплектовщика санитарного поезда, доставлявшего раненых с передовой в тыловые госпиталя. Во время одной из таких перебросок их эшелон подорвался на мосту через Вислу и в один миг превратился в груду искореженного металла и обожженных человеческих трупов, рухнув с тридцатиметровой высоты в провал между опорами.

  Но и в этом аду судьбе угодно было оставить в живых солдатского лекаря. С множественными ожогами, перемятыми ребрами и раздавленным желчным пузырем он пребывал шесть месяцев на госпитальном лечении в Черновицах, где был посещен и обласкан (в числе прочих раненых) даже кем-то из членов семьи царствующих особ. В качестве особого поощрения, ему разрешили практиковать самостоятельно. За два года войны молодой фельдшер прошел такую громадную госпитальную практику, что теперь вполне мог заменить земского хирурга. Словом, он обитал на своем месте.

  Худенькая девушка в беретке, с серыми блестящими глазами и живым выразительным лицом, привлекла внимание военного фельдшера с первых минут знакомства. Она была трогательно непосредственной и милой, рвалась к спору и размышляла о грядущих переменах с такой отвагой, что при нынешних порядках могла легко нарваться на неприятности.

  В действительности, – и это было очень заметно, – студентка из Житомира слабо разбиралась в политике, и дальше свободы совести и прочих сомнительных гражданских свобод разглагольствования ее не шли. Чувствовалось, однако, что она со всей искренностью желала лучшей жизни для тех, кто составлял ее окружение.
   
  «Да кто ж того не желает?» – усмехнулся в усы Лука Васильевич. Рядом с этой девочкой, ничего не смыслящей в праведной смертельной борьбе, развернутой  сейчас повсюду, той самой борьбе, которой фельдшер с недавнего времени посвящал свою жизнь, он, наверно, выглядел матерым солдафоном, огрубевшим от пота, крови и человеческой боли, с лихвой отпущенных всем мужчинам на фронте. Он старался не смотреть на нее пристально и говорить очень спокойно и мягко, так мягко, как только мог, певучим своим баритоном. Но при этом неизменно поправлял ошибки и заблуждения дилетантки, смутив вскоре спорщицу окончательно.
   
  Девушка была возбуждена, ей не хотелось сдаваться запросто. Щеки ее полыхали румянцем, а закатное солнце золотило волнистые пряди русых волос, выбивавшиеся из-под беретки. Возчик Касьян привычно нахлестывал лошадей, изредка оборачивался и загадочно улыбался, довольный тем, что верх спора оказался на стороне фельдшера.

  Чудно садилось за холмы солнце, оно то выпрыгивало на верхушки сосен, то западало куда-то, заволакивая небо вокруг медовым тягучим разливом. Чудно было на душе Луки Васильевича, и новое, неиспытанное до сих пор чувство заставляло сердце гулко биться в груди.

*******************
Продолжение следует