Посреди полуразрушенной двухэтажки, всё еще не съеденной временем, в окружении бетонных плит и гор из серой пыли, стоял мальчик Федя. Федя прижимал к себе маленького щенка, которого всего несколько минут назад спас из подвала погибающего дома.
Для того, чтобы совершить этот благородный поступок, мальчику Феде пришлось преодолеть большой путь: от дверей собственной квартиры, через пять лестничных пролетов, мимо вечно сердитой консьержки Алевтины Петровны, незаметно пробежать автомобиль отца, в котором пахло сигаретами и пылью, через двор, перепрыгнув огромный валун, загораживающий проезд, а после залезть в щель, которую они с мальчишками как-то проделали в заборе детского сада, чтобы сократить путь от двора до руин соседского здания. Дальше осталось лишь перебежать территорию детского сада, чтобы не заметил сторож Михалыч и, забравшись по забору, залезть на крыши гаражей, плотно прилегающих к саду. И вот они – руины недостроенного когда-то дома. Словно забытый в спешке нерадивыми строителями, он так и остался стоять посреди пустынного места, окруженного шумными пятиэтажками. Что здесь забыл этот двухэтажный коротышка? Кто забыл его в этой мире больших домов?
Федя не просто так проделал этот путь: по дороге от ларька, где продавали жвачку с наклейками из Mortal Combat, до дома он услышал жалобный писк. Такие новые звуки, которые не с чем спутать, как и всё, что приходит в твою жизнь впервые одновременно завораживают и пугают. Он привычно забрался через окно, в котором никогда не было рамы, и принялся искать источник режущего слух звука. Уже через пару минут, в том самом месте, где предполагался когда-то спуск в подвал, он явно услышал искомый писк.
- Эй, кто там? – шепнул он в темноту, как можно глубже просунув голову в зияющую мрачную дыру, из которой потоком хлынула пыль.
- Тявк! Тявк, тявк! – раздалось в ответ радостным, но всё еще молящим о помощи звонким криком.
- Ты как туда попал? Эх, какая ж глубина, я тебя даже не вижу…
Федя принялся искать глазами вокруг хоть что-то, что помогло бы ему спуститься и поднять собаку наверх. Но вокруг лишь глыбы обрушившихся камней, кучи пыли и бетона. А в углу несколько пачек сигарет и старая кассета Nutilus Pompilius. Это было их, мальчишеское место, для тех, кому едва стукнуло восемь и для тех, кому уже было восемнадцать. Для неприкаянных душ, ищущих спасения в уединении. В разрушении пытающихся найти выход.
- Эй, пёс, я сейчас сбегаю домой и притащу верёвку, слышишь? Притащу и вытащу тебя. Ты не переживай. И колбасы тебе захвачу ливерной, наверняка мама принесла из гастронома.
Вот по такой уважительной причине Федя и бежал, сломя голову, через свой подъезд, мимо злой консьержки, мимо автомобиля отца, через детский сад, по гаражам… В рюкзаке у него была обещанная собаке верёвка. Какой же мальчишка обходится без веревки? Смастерить тарзанку, например. Или вот как сейчас, вытащить собаку из западни. Верёвка - необходимый для любого мальчика инструмент, помогающий в любой ситуации.
Пока мальчик Федя привязывал верёвку к одному из железных штырей, что торчали из бетонных плит, собака вела себя на удивление спокойно, лишь изредка поскуливая.
- Пёс, только колбасу я не захватил. Не оказалось. Да и матери дома нет. Может на работе ещё. Она долго работает. Захватил тебе хлеба чёрного. Думаю с голодухи съешь. Я вот ем, даже когда и не голоден. Хлеб-то вкусный.
Федя закрепил верёвку и несколько раз сильно дёрнул её – плита не шелохнулась, штырь тоже. Даже в месте, что почти погибло, есть нечто такое, что сопротивлялось жестокости беспощадного времени.
Медленно, опираясь ногами в стену подвала, Федя стал спускаться к ожидающей его собаке. Она там, где-то в глубине тьмы, сидит, задрав морду, и смотрит наверх, на человека, который пообещал и вернулся. Глубина оказалась не такой уже и большой, но тьма царила кромешная. Ноги, почувствовал наконец-то дно, моментально прекратили дрожать. Собака, как назло, решила не издавать никаких звуков.
- Эй, пёс! – прикрикнул недовольно Федя, и звонкий гул прокатился по помещению.
Где-то совсем рядом раздалось слабое «Тявк!» и Федя молниеносно схватил пробегающего рядом щенка.
- Эдак ты маленький совсем! Я уж думал псина здоровая, а ты младенец ещё. Как ж ты здесь, где же мама твоя?
Федя сунул щенка за пазуху и сделал пару шагов, чтобы понять, как лучше подняться наверх. Он наткнулся на что-то твердое – оказалась очередная плита. Тут же валялись какие-то доски и ящики.
- Пёс, мы сейчас построим настоящую стену и заберемся по ней.
Глаза, немного привыкнув к темноте, стали распознавать слабые очертания того, что окружало Федю в этом мрачном подвале: действительно, бетонная плита, которую сдвинуть не получится, но на неё можно поставить несколько ящиков, а уж если не подняться, то дощечек подложить.
Но внезапно глаза его увидели нечто, что отпечаталось на его сетчатке, осталось невидимым шрамом в глазах – большая черная собака лежала неподалёку от ящиков, голова её была странной формы, но даже маленький мальчик Федя понял, что собаке просто раздавали голову…
- Как же так, как же так… - не переставая шептал Федя, бесполезно водя по воздуху руками, пытаясь дойти до искалеченного тела собаки, чей маленький сын бегал кругами и жалобно пищал.
Присев рядом, Федя провел рукой по лапе, которая беспомощно повисла на мёртвом теле. Оно уже остыло, но ещё недавно было живым. Это чувствовалось по запаху – ещё приятному, пахнущему лишь собачьей шерстью и травой, с лёгкой примесью местной руинной пыли.
Рядом сел маленький щенок. Он кряхтел, растянувшись на животе, подползая к матери и пытаясь найти грудь. Ему было непонятно, почему его мать лежит так спокойно и не пытается помочь ему. Федя всхлипывал рядом, привалившись к стене, и не скрывая, вытирал катившиеся слёзы рукой.
- Ну кто тебя так, кто?
Камень, с окровавленным краем, лежал рядом. Человеку хватило нескольких резких ударов, чтобы заставить собаку замолчать навсегда. И может быть, способность щенка внезапно затихать спасла ему жизнь.
Как немыслимо, невыносимо страшно жить в мире, в котором лишь тишина, лишь пространство, лишенное звуков, способно помочь тебе! Нельзя поговорить лишний раз с кем-то, чтобы не нарваться на грубость, нельзя влюбиться в кого-то, чтобы не нарваться на предательство, нельзя тявкнуть громко, чтобы не получить камнем по затылку. Миллионы "нельзя", разрывающие и без того не самые крепкие связи.
Через несколько минут мальчик Федя стоял уже наверху, закрыв глаза от яркого солнечного света, и прижимал к себе маленького, дрожащего щенка.
- Мы будем жить вместе – ты да я. Я тебя молоком кормить буду. У нас от Аньки осталась бутылка.
Он шептал это, едва касаясь нежной щенячьей шерсти, что покрывала висячие уши. Щенок был мал, но вполне упитан, а его способность покряхтывать от всяких резких движений, заставляла Федю улыбаться ещё шире.
***
- Мама, у меня появился друг!
Федя заявил это так громко, словно получил первую пятерку по математике в этом году. Мама, едва оторвавшая взгляд от стиральной доски, взглянула на сына и, продолжив своё занятие, спросила:
- И кто же? Новенький кто пришел?
- Не, не совсем, я его спас. Нашел на руинах.
Мать прервала своё занятие. Повернувшись к сыну, она отряхнула руки о передник и резко поправила надвинутую на глаза косынку.
- Это ты про кого? На каких ещё руинах?
Федя понурил голову. В голосе матери слышалась строгость. Пока он не понимал, что же он натворил, но чувствовалось, что мать подобного милосердия не одобрит.
- Я спас щенка, - еле слышно произнёс Федя.
- Повтори! – прикрикнула мать, хотя было понятно, что она итак всё слышала.
- Я щенка спас, щенка! У него мать убили, камнем прям по голове – хрясь! Там крови так много, а он рядом бегал кругами, всё поесть хотел! Я его услышал и спас, хлеба ему черного дал, но он не ест, он мал ещё! - Федя выпалил всё залпом, в истеричном детском крике, с придыханием добавив, - ему бы молока…
Мать оттолкнула сына и последовала в его комнату. Там, на кровати со скрипящей сеткой сидел щенок. На другой кровати лежала пожилая женщина, которая не сводила глаз с щенка и улыбалась.
- Маш, глянь, кого нам Федька принёс. Ну что за красавчик. Уже всё обнюхал. А хвост туда-сюда ходит, радуется пёс. Федь, это кобель или сука?
Не успел маленький Федя и рта раскрыть, как его мать яростно прошипела:
- Мама, какой кобель, какая сука? Куда в нашу квартиру собаку? Две комнаты всего, чтоб он нам тут загадил всё? Сейчас Лёшка вернётся и мигом его выкинет, так что лучше вынеси его по-добру по-здорову.
- Я не могу! – крикнул Федя и из глаз его брызнули слёзы, - Я ему пообещал! У него мама умерла!
- Маш, ну в самом деле, кому одна собака помешать может. Ну пусть подрастёт маленько, а там глядишь, летом всё-таки уеду в деревню к себе и пса заберу. Ему там хорошо будет. Травка зелёная, воздух чистый, конуру смастерим.
Мать прижалась к стене, опустив плечи. Она медленно стянула с головы платок и утерла им красное вспотевшее лицо.
- Мама, какая деревня? Дом наш сгорел давно. А ты ходить не можешь. Нет у нас ничего больше, мама. Вот койка твоя скрипящая – это и есть твой дом. А вон та койка скрипящая – это Федькин дом. А через стенку еще две койки скрипящие – это наш с Лёшкой дом. И где вы тут оба увидели дом для собаки?
Федя продолжил всхлипывать, бабушка всматривалась в окно, словно силилась вспомнить, когда сгорел её дом, а мать вышла из комнаты. Через минуту она заглянула и тихо произнесла:
- Ладно, Лёшка придёт, пусть сам решит. Мне собака не мешает.
Федя улыбнулся, вытер слезы и вцепился в мать, обхватив руки вокруг её талии. Она была худенькая, даже несколько нездоровой, хотя сама не любили об этом говорить. Её болезненная худоба – результат плачевного детства, и это всё, что она говорила сыну о своей хрупкости.
Бабушка, указав на щенка, который так и продолжал сидеть на кровати, лишь изредка поворачиваясь и переминаясь с лапы на лапу, чтобы лучше разглядеть, что там происходит в этом мире взрослых и маленьких людей, сказала:
- Нам бы его покормить. Там от Анечки бутылочка осталась же, Маш?
- Осталась, мам, осталась. Сейчас молоко погрею. Или иди давай, сам грей, твой же друг, - улыбнувшись произнесла мать, нежно потрепав сына за ухо.
- Да я мигом!
Спустя десять минут они вчетвером сидели на кровати у бабушки и поили маленького щенка молоком.
- Глянь, кобель всё-таки, - сказала, рассмеявшись, бабушка, когда щенок неловко завалился на спину, выпустив бутылочку из пасти.
- Да ещё какой! – расхохоталась мать.
Их смех был Феде непонятен, но он смеялся вместе с ними просто так, потому что ему было хорошо также, как и им – просто сидеть, наблюдая за неловкими попытками щенка одолеть бутылочку.
- А как же ты его назовёшь? – прошептала мать, прижимая к себе сына, нежно проводя ладонью по его спине.
- А можно оставить просто – Друг?
- Друг – это не кличка, не имя, - фыркнула бабушка.
- Так ему и не нужно имя. Это его призвание, его суть, - объяснил Федя и нежно провел ладоью по сытому брюшку щенка.
- Ну значит Друг. Друг. Привет, Друг, - прошептала мать и взяла щенка на руки. Он кряхтел и пытался выбраться, но лёгкая упитанность позволила лишь сильнее увязнуть в материнских ладонях.
***
- Ты с ума сошла? Какая ещё собака?! Выкинь её к чёртовой матери! – ревел отец посреди ночи.
Он сегодня поздно пришёл, и, судя по тому, что машина стоит во дворе уже который день, отец снова начал пить.
- Лёша, ну Федя ему помог, спас его. Ты как себе это представляешь? Давай завтра обсудим, ты сейчас не в том состоянии, да и спят уже все, - мать из всех сил пыталась успокоить взбесившегося мужа, но тот был непреклонен.
- Я этих собак ненавижу! Лают, гадят кругом! А ты ещё разрешила в мою квартиру его притащить!
- Лёша, это моя квартира, квартира моей матери, нам её дали, когда наш дом сгорел. Я прошу тебя, не забывай об этом, - холодно произнесла мать.
В следующую секунду она получила пощечину. А затем ещё одну. Через секунду последовал удар в грудь.
Федя, который, конечно, не спал, вслушивался в тихие стоны, и беззвучно рыдал. Так умеют рыдать только дети и женщины – от обиды и беспомощности. Бабушка с соседней кровати шептала в тишину, протягивая руки к внуку: «Успокойся, мой мальчик. Он сейчас прекратит». В её голосе звучала дрожь. Испуг собственных слов, беззащитность перед монстром, калечащим за стеной её дочь.
Щенок, забившийся под кровать, лежал на коврике, который быстро смастерила ему Федина мама из старых штор. Он тоже не спал – звуки, доносившиеся из соседней комнаты, были до боли похожи на те, которые он слышал недавно в руинах здания неподалеку.
А потом произошло то, чего раньше никогда не было – отец ворвался в их комнату. Внезапным порывом, их обдало лёгким потоком воздуха от резко открывшейся двери, и в комнату ворвался яростный крик, смешанный с ядовитым запахом перегара:
- Где этот сучёнок?
Кто был сучёнком – он или щенок, Федя решил не выяснять. Резко протянув руку под кровать, он за шкирку схватил щенка и молниеносно спрыгнул на пол. Прижавшись к подоконнику, он весь дрожал, стоя перед разъяренным отцом в легкой майке и серых трусах.
Пару лет назад, точно также, в такой же позе, но в соседней комнате, перед отцом стояла мать, носившая под сердцем маленькую девочку. Удары прошлись сначала по груди, которая уже ныла от набухших сосков, а потом и по животу.
Мать с Федей решили, что её будут звать Аней, как из сказки про Анютины глазки. В больнице её не отдали. Сказали лишь, что там нечего отдавать, и им пришлось хоронить маленький пустой гробик прямо в лесу неподалеку. О неё говорили, как о живой – с бабушкой обсуждали, как Анюте понравилась бы сказка про Щелкунчика, с матерью пекли лишние блинчики, чтобы достались Анюте. Их, конечно, съедал Федя, но в этих маленьких ритуалах чувствовалось особое единение семьи, которое не разорвешь смертью…
Теперь перед отцом стоит Федя. Он дрожит, как тонкий осиновый листик на ветру, а сзади ползет мать, шипя отцу, чтобы оставил в покое сына.
- Только тронь его, мерзавец, подонок, только тронь его!
- Алёшенька, не бери грех на душу, иди проспись, завтра же всё иначе воспримешь, - шептала бабушка, сжимаясь в своей старческой беспомощности до размера котенка.
- Заткнись, сука! – бросил отец бабушке и попытался ухватить мальчишку. Но Федя каким-то чудом, пригнувшись, смог пробежать под мышкой у отца и выбежать в коридор. Он было бросился к матери, но та прокричала, махнув рукой:
- Беги отсюда!
Маленький мальчик Федя рванул щеколду и выбежал в подъезд. Пять пролётов, консьержка, машина отца, двор, детский садик, гаражи – это был маршрут его спасения. Консьержки на месте не оказалось и Федя кричал на бегу «Помогите! Помогите нам!»
Отец гнался за ним, спотыкаясь, матерясь и пытаясь схватить его рукой за шиворот майки. Крепко прижимая к себе щенка, Федя выскочил из подъезда. Дальше – его территория. Тут отец точно не справится. Он не знает, что там в темноте скрывается валун, а там, прямо посреди площадки есть небольшая ямка, которая не видна под травой. Федя бежал, что есть сил, и кричал на бегу, пока было можно. Он видел, как загораются окна в домах, и в форточки просовываются заспанные лица. Эта сцена, бегущий по двору полуголый мальчик с щенком и рычащий, осатаневший отец, пытающийся догнать его, предстали перед их взором, как мгновенно пробуждающая картина. Из подъезда, держась на бока, скрючившись на пополам, выплыла мать, рыдая и воя, захлёбываясь дурным предчувствием.
А Федя тем временем бежал так, как бежал на последних школьных соревнованиях. Соревнования он выиграл. Он вообще был мальчишка очень спортивный - не боялся ничего и мечтал прыгать с парашютом, когда подрастет.
«Валун, впереди валун», - шепнул он сам себе и сделал решительный прыжок вверх, успев лишь почувствовать, как кряхтит щенок в его руках.
Отец споткнулся о валун и громко заорал, но Федя не прекратил свой побег – ему нужно было укрыться и спасти Друга. Он знал, что в руинах никого не бывает по ночам, что там безопасно. Перепрыгнув через окно, он ринулся к соседней стене, на которую не падал лунный свет. Там, в темноте их ждёт спасение.
Внезапный тихий «Ой» и звук падающего тела. Хруст и лёгкий шепот песка, ссыпающегося с краёв. Маленький Федя не заметил, что не прикрыл после своего утреннего героического поступка зияющую черную дыру подвала. Он лежал на дне темноты, сквозь которую пробивался уже знакомый писк. Щенок был там, наверху. В последнюю секунду пальцы Феди разжались, и он откинул щенка от себя. Лежа во мраке подвала, прижимаясь щекой к влажной шерсти мертвой собаки, от которой уже пахло не так, как утром, он вглядывался в проём сверху. Там он видел очертания щенка, сквозь лунный свет, пробивающийся даже во тьму мёртвого дома. Пальцами пытаясь зачерпнуть пыль, он в последний раз попытался привстать, но боль волной накрыла его тела. А спустя несколько секунд пришли внезапная усталость и желание уснуть. Боль отступила.
- Друг, не стой там, спасайся в темноте, - еле слышно прошептал Федя и вдохнул последний раз.
Их нашли там спустя несколько минут те самые неравнодушные соседи, которые высовывались среди ночи в окна, вызванивали «скорые» и милицию. Они бежали по следам мальчика, врываясь в полуразрушенный дом и выкрикивая его имя: "Федя! Ты где?" А потом во тьме разглядели щенка.
Он так и стоял возле отверстия, ведущего в подвал, вглядываясь в темноту, где скрылся его новый друг. Он не издавал никаких звуков и лишь когда его попытались взять, яростно зарычал.
Так закончилось и его детство.