В середине июля штаб направил в разведку старшину Наливайко и ещё 5 солдат в Белгород к немцам, привести офицера немца и узнать схему оборонительного рубежа. Старшина Наливайко со своим отделением неделю провёл в разведке, целыми днями сидели в реке Северный Донец на дне дыша через трубку-камышину. Операция у них прошла успешно. Сделали обследование блиндажей и сооружений, взяли в плен немецкого майора и через речку переправились на наш берег. Их встретили наши солдаты. Уже пошли преодолевать передовую линию, как немцы открыли огонь по нашим солдатам, и шальная пуля попала ему в спину. Старшина Наливайко сразу умер.
Привели немецкого офицера и принесли старшину Наливайко. Воинская часть похоронила его на турецком валу. Селяне сделали красивый крест. Там его могила находилась до 1950 года. В 1950 году его прах перенесли в братскую могилу в селе Дмитровка.
А 1 августа 1943 года освободили город Белгород. Благодаря разведке Наливайко наши знали, что оборонительные укрепления сделаны в 4 слоя из железобетонных плит, а сверху накрыт каучуком, а по вер ещё и земля. Снаряд рвался сверху на каучуке и дальше не пробивал укрепление. Тогда наше командование приняло решение направить две группы самолётов, бомбардировщиков и лёгких кукурузников. Самолёты-бомбардировщики вначале всё прорыхлили и тогда полетели на низкой высоте кукурузники и забросили зажигательными бомбами. Каучук загорелся и всю передовую линию окутал дым. Наши солдаты пошли в наступление, и освободили Белгород.
Наступила жатва хлебов. Меня взял в помощники Семён Макарович. Когда закончили, пошли хлеб молотить, а мы с ним укладывать стога.
На следующий день приходит повестка; явиться в военкомат и иметь при себе кружку, ложку, и продуктов на 10 дней. Явился в военкомат и повели нас в совхоз Маломихайловский. Сказали: – «Молотите хлеб, помогайте совхозу». Это была суббота. Мы познакомились с ребятами совхоза. Мы говорили, а чего мы помогаем вам, когда в нашем колхозе полно работы? Один паренёк сказал: – «Председатель вчера отвез телёнка, овощи и фрукты в военкомат. Им тоже нужно кушать. А они нам рабочую мужскую силу прислали». Они всё уже подготовили, где нам спать и ночевать. Вечером повели в клуб кино смотреть, а мы с Иваном Толстых решили, уйдём домой во время сеанса. Мы встали. «Вы куда?» «В туалет надо сходить». Вышли на улицу; темно хоть глаз выколи. Пошли по селу до конца улицы. Остановились в последнем доме. Во дворе стоит стог сена, и бычок сено кушает. Сделали дырку в стоге, забрались в него и прикрылись сеном снаружи. Спали до утра, утром рано встали и пошли напрямую, а идти нужно примерно 12 км. При подходе к своей деревне ещё раз договорились, что если нас милиция заберет, будем говорить, что совхоз платит райвоенкому.
Я ушёл на турецкий вал, устроился, оттуда мне хорошо была видна дорога из Дмитровки, а Иван в крыше сарая сделал дырку и оттуда наблюдал и в случае если милиционер покажется, он через дырку и в лес. Так мы целый день прождали милицию, а она не пришла. Мы не знали законы. Военкомат не имеет права привлекать нас, мы ещё не военнообязанные. Мы присягу не принимали. А то, что они делали – было незаконно. Нас не могли заставлять разминировать поля, собирать снаряды и мины, был международный закон который запрещал детей использовать в военном деле.
Ранней весной 1944 года меня отправили в Донбасс за солью. Там она находится на поверхности земли, сделаны навесные мостики между мостами, соль лежит валами и охраняется сторожами. Я, конечно, выследил на каком мостике и на каком расстоянии находится сторож. Я 5 килограммов соли набрал. Поехал в первый раз с Поликановым Иваном. Мы дошли до станции Нежеголь, сели на поезд Нежеголь-Ростов. Первая остановка Казачье. Раньше на каждой станции была вода холодная и горячая. Ира мне сшила кисеты и повесила на грудь, а в него деньги положила, справку из сельсовета на три дня. Приехали на станцию Казачёк, и пошли за горячей водой. Нас остановил патруль, «Документы». Я показал ему справку. Он, смотрю, ею не интересуется, а ощупывает карманы, ищет где деньги. Всё обшарил – не нашёл.
Мы взяли воды горячей, только подошли к вокзалу, как услышали крик девушки: «Помогите, украли сумочку!» Патрульные вырвали у неё из рук и побежали в поле от вокзала, а это было вечером в 20 часов. В это время подошёл эшелон, гружённый военной техникой. Шёл на фронт. Из эшелона выскочили военные, спрашивают: «Почему шум и девушка плачет?» Объяснили им. Они включили прожектор и навели на платформу, и поле и видно было, как грабители они бежали по полю. Сумку девушке отдали.
В разгар осени нас военкомат призвал на курсы молодого бойца. Как всегда: кружка, ложка, продукты на 10 суток. Погнали пешком километров за 15, выдали боевое оружие, автоматы и к ним по 72 патрона, противогаз в сумках и свёрнутые шинели, определили нам ночлег, короче, распределили по домам по 2 или 3 человека. Меня, Николая и Ивана Ивашина, сынка председателя колхоза поместили вместе. При входе в дом я шёл последним, меня за шубу схватил кобель и разорвал. Хозяйка зашивала. Утром пошли на учения брать высоту, которой владел немец. Одели нас как солдат, старшина построил нас в одну шеренгу и приказал вперёд. А гора была такая корявая, вся в камнях, кустарнике. Мы все ободрали руки и ноги, оборвались, но высоту взяли и немца выгнали. Построил нас старшина в одну шеренгу и стал смотреть, как мы выглядим и держим оружие. Осматривает всех подряд. Подошёл ко мне, смотрит, как я держу автомат. Я держал автомат стволом вниз левой рукой за магазин, правая поддерживала магазин, правый палец был на прицеле. Старшина как даст со всей силы по автомату. Палец указательный соскочил и прижал курок и в магазине ни одного патрона не осталось, все 72 выстрелил я в старшину. Он застыл минут на пять в шоке, белый как снег. Сразу отобрали автоматы у всех и больше ни разу не давали.
Жили очень трудно, есть было нечего. Сестра мне говорит: «Поехал бы продал компот». Собрался я, пошёл, пригласил Ивана и поехали на станцию Нежеголь. В поезд было очень трудно забраться без груза, а у меня мешок большой с компотом. Он не тяжёлый, а большой объёмом. Стал забираться на подножку – меня оттолкнули и я остался, а поезд ушёл в Донбасс. Что делать? Не возвращаться же обратно домой с сухофруктами. Постоял, подумал, ждать следующего долго. Слышу разговор железнодорожных мастеров, что сейчас пойдёт товарный состав на станцию Донбасс. Я потихоньку пошёл с другой стороны платформы, забросил мешок с компотом в вагон. Залез, мешок задвинул под железнодорожные тележки, подложил себе под бок пиджак, а на голову натянул мешок с сухофруктами. Поезд тронулся. Это было вечером. Приехали 22 на станцию Иловайская. Лампочки на вокзале горят, освещают весь город, улицы, дворы. А мы приехали на грузовую станцию. Это примерно километра два не доехали до
пассажирской. Я вышел, взял мешок с компотом и пошагал по путям на свет вокзала. Вдруг ко мне подходит мужчина небритый и берёт мой мешок. Я вырываться стал и вдруг мешок развязался. Я его стал предлагать ему взять часть компота. Это было около огромного дома, кирпичного. А кругом темно и битые кирпичи. Как-то я вырвался и юркнул с мешком в темноту дома. Там был другой выход и через него я попал на освещённую улицу и пошёл к станции, где горели фонари.
Пришёл на вокзал Иловайская, определился в уголке скамейки и рассматриваю пассажиров. Вдруг я вижу, идёт по вокзалу мой друг Иван. Я окликнул его, он взял мой мешок и мы пошли к его брату и отцу. «Теперь мы тебя не бросим».
Утром отправлялся в 8 утра поезд до Донбасса. Пошли на посадку и обратно та же история: я не смог забраться с мешком в вагон, и поезд ушёл. Я остался стоять с мешком на платформе. Тогда я решил: пойду на улицу где много народу и буду продавать компот. Определил очень бойкий уголок на улице, подошёл, развязал мешок; но почём продавать да и весов нет. Была у меня кружка алюминиевая, в неё входит полкилограмма сухофруктов. Килограмм – 30 рублей, полкило – 15 рублей. Одна женщина попробовала, ей понравилось, взяла целый килограмм. Стали подходить, образовалась очередь. Через час уже не было компота, всё продал. Деньги были очень крупные – длинные и широкие. Я набил ими целый карман пиджака и не сообразил, что деньги нужно спрятать в сумку. Довольный выручкой посмотрел кругом и увидел людей, несущих огромные булки как кирпичи из 2-х половинок. Запах ароматный. Я пошёл в магазин встал в очередь, стою, жду. Увидел – цена одной булки 1200 рублей. Я решил проверить, сколько у меня в кармане денег. Полез в правый карман денег нет, полез в левый – денег нет, Я стал говорить женщине. Она говорит, а вот только ушёл вор. Всё, я думаю, пойду в милицию. Она говорит – бесполезно. Я вышел из очереди, пошёл в туалет, закрыл крепко двери и посмотрел по сторонам. На меня может, кто смотрит. Смотрю, никто не смотрит. Достал я кисет, висел на шее, а в нём деньги Ира дала. Хватит на 2 булки. Зажал деньги в руке и пошёл в магазин. Взял две булки. Одну съел прямо в магазине. А булка была: сожмёшь в руке – вся съежится, отпустишь – восстановит первоначальную форму.
Приехал домой, рассказал сестре, она говорит: «Хорошо хоть сам вернулся».
Вспоминаешь детские годы до войны и военные годы. Предки наши умные люди были; учили нас и воспитывали в духе преданности Родине, добрыми и внимательными друг к другу. С любовью относились к земле и её хранителям. Хочется пожелать всем труженикам села и их семьям мира в душе и успеха в добрых дела, радости видеть плоды труда своего.
Возвращались с фронта мужчины-инвалиды. В селе стало шумно, то на одной стороне улицы, то на другой, слышны были крики и слёзы. Не стало слышно песен девушек и женщин, да и птицы тоже что-то умолкли.
Наступила пора убирать хлеб с полей. Я пошёл к Семёну Макаровичу. Он мне говорит: «Сила, внучек ушла. Мне косу не протянуть». Так я потерял своего наставника. У него доброе, чуткое, ласковое к земле сердце. Любовь к природе он мне передал.