В сарае Тимур стругал отцовским ножом деревянную саблю. Услышав шум подъехавшей машины, он спрятал нож в выдвижной ящик стола, повесил пилу на гвоздь и прильнул к щели между досками.
Несколько человек в скорбном молчании понесли в дом двое носилок, и Тимур, наблюдая за ними, к удивлению своему обнаружил, что ноги их вязнут в жарких волнах, дрожащих над асфальтом. У входа люди с носилками в нерешительности остановились, и в этот момент тишина взорвалась оглушительным криком его тети, выбежавшей из дома. Ее причитания отдались во всех закоулках большого двора, и Тимур подумал: теперь ему ни за что не закончить свою работу. Он спрятал саблю и принялся лихорадочно подметать стружку, чтобы никто не узнал, что он прикасался к отцовским инструментам.
Двое мужчин прошли рядом, пересекая узкие пыльные лучи света, проникающие в сарай, и направились к колод¬цу. Один из них, поднимая ведро, спросил:
– А что, остались за ними дети?
– Говорят, двое, – ответил другой. – Мальчику вроде бы восьмой год, а девочке пять.
– Надо же, – сочувственно протянул первый. – Жалко-то как.
Они выпили воды, намочили шеи и, вытершись платками, ушли в тень огромного орешника, стоящего у дома, закурили. Подъехали еще две машины.
Тщательно стряхнув стружку с джинсовых шортиков и голубенькой майки с двумя забавными сказочными бурундучками, Тимур вышел из сарая. Соседские женщины с встревоженными лицами замелькали во дворе, из дома доносился плач. Во дворе начали собираться люди, отовсюду слышались чужие голоса, спрашивали: как же это произошло.
– Да говорят, – отвечали им, – что столкнулись они на своей легковушке лоб в лоб с грузовой машиной. С той-то ничего серьезного, а они...
– Дети без родителей остались – вот что больно!
– Вот именно.
– Беда-то какая!..
Тимур побежал по двору, обжигая босые ноги о горячий асфальт, и встал под окнами дома на зеленую травку цветника. Согнав с ярко-красной розы пчелу, он достал за кустом свои сандалии и надел. В это время из окна его увидела соседская женщина и вышла к нему. Глядя на него мокрыми от слез глазами, сказала:
– Деточка моя, как же вы теперь будете, – и потерла ему щеки шершавыми, пахнущими сладким кремом и ванилью руками. – Идем, к нам, – сказала она, беря его за руку. – Побудешь у нас, с Рустамом нашим поиграешь. А где Люся? На улице? И ее сейчас найдем.
Она привела Тимура в свой двор, посадила под навесом и вынесла ему из летней кухни кусок теплого еще яблочного пирога, горстку конфет в золотистых обертках и бутылку холодного грушевого лимонада. Затем она позвала сына Рустама, который неохотно отозвался с чердака. Ему было велено немедленно отыскать и привести к ним Люсю и находиться с ними до ее возвращения. Рустам лениво отозвался: «Ладно, пойду», – но с чердака спускаться не спешил.
Тимур выпил лимонад, взял в обе руки конфеты, с удовольствием ощу¬тив при этом их холодные бока (видимо, только что из холодильника), и, рассовывая по карманам, вышел на улицу. Солнце заиграло на его веснушках. Тимур сморщился от яркого света, и теперь он был похож на улыбающихся маленьких бурундуков, изображенных на его майке. Когда он пошел по улице вниз, налетела откуда-то тень, на минуту стало свежо и приятно. Он вспомнил рассказанную отцом историю про огромную загадочную птицу, которая могла одним крылом закрыть солнце так, что на земле воцарялся холод и мрак. Но сейчас это было всего лишь серое облако, закрывшее солнце ненадолго.
Через несколько дворов он встретил игравшую с другими детьми Люсю. Она увязалась за ним.
– Ты куда идешь? – спросила она.
– Никуда, – ответил Тимур. – Не ходи за мной.
– Если на речку, то я с тобой.
– Не иду я на речку. Ты иди к тете Нине, она сказала, чтобы ты шла к ним.
– Ага, я знаю: на речку, на речку ты идешь! – закричала Люся. – Если не возьмешь меня, то я расскажу маме, что ты без разрешения туда ходишь один.
– Дура ты, мама умерла!
– Почему?
– И папа тоже умер!
– Почему они умерли? Они к бабушке поехали.
– Поехали, поехали!.. Они в аварию попали! Ты знаешь, что такое авария?
– Это яма такая большая?
– Сама ты – яма. Вот не знаешь и молчи!
Тимур остановился, достал две конфетки и протянул Люсе. Арбузные соки намыли следы на ее личике и засохли. Носик, видимо, тоже принимавший участие в поглощении арбуза, потом запылился, и теперь на нем красовалась липко-грязная отметина. Волосы, собранные в две рожки разноцветными резинками, колыхали своими верхушками при малейшем движении головы. Глаза, как два живых цветочка, смотрели доверчиво и наивно. Она тут же развернула одну конфетку и положила в рот, а другую опустила в единственный нагрудный карман своего платьица, украшенного рисунками полевых цветов.
– Ладно, – сказал Тимур, – я возьму тебя с собой. Только ты потом никому не говори, куда мы ходили. И никому не показывай это место. Поняла?
– Поняла, – легко согласилась Люся. – Никому не скажу.
Улица, на которой они жили, находилась на окраине города и выходила на конечную остановку маршрутных автобусов. Свернув в том месте влево, они прошли бетонный мостик и через минуту оказались в поле. Здесь начинались земляные угодья верхнего села, расположенного за холмом. За ним, пройдя по тропинке негустое лесонасаждение, можно выйти к озеру с островком, на котором растет одно-единственное кривое дерево. Туда и намеревался попасть Тимур.
Они пошли вдоль сенокосных лугов вверх.
– Мы идем на озеро, – объяснил Тимур. – Здесь два озера. Одно вон там, видишь? – он указал пальцем вправо. – Люся кивнула. – Но нам не туда надо. Мы пойдем на верхнее озеро, за селом. Я с папой туда ходил рыбу ловить. Аж два раза. Мы уходили рано утром, ты всегда в это время спала. Папа рассказывал, что на острове этого озера живет гном. У него есть волшебная палочка, и он умеет делать всякие чудеса. Все чудеса, какие пожелаешь.
– А он сможет мне подарить много мороженого, много пирожного и много разных конфет?
– Конечно, сможет. Я же сказал, он все может. Только папа говорил, что если детки непослушные, то он ничего им не подарит, не исполнит никакого желания. А я сегодня брал папин столярный нож, он мне не разрешал его брать. Он же острый. Теперь мне гном, наверное, ничего не подарит и желания не исполнит. А тебе исполнит, если ты не баловалась и была послушной.
– А этот гномик разве видел, как ты брал папин нож?
– Не видел, но он все про всех знает. Он же волшебный.
– А я дома у Мадины разбила блюдце с клубничным вареньем. Про это он тоже знает?
– Зачем разбила?
– Ее мама поставила блюдце из сервиза на мой журнал для раскраски. Я хотела его оттуда вытащить, а блюдце само слетело вниз и разбилось. Она ругалась и говорила, что мы с Мадиной вечно балуемся. А блюдце само разбилось, я не виновата. Теперь что, этот твой гном не исполнит моих желаний?
– Нет, не исполнит. Теперь уже все.
– Вот жадина. Тогда зачем мы идем? Я не хочу туда идти. А то и он начнет ругаться, как мама Мадины.
– Мы идем не за подарками. Не понимаешь, что ли. Я буду просить, чтобы он оживил папу и маму. Мы ведь не себе что-нибудь просить идем, он должен исполнить. Знаешь, гном исполняет не все желания. А только такие, где ты просишь за другого. За себя ты ничего не можешь просить. Папа так говорил.
– А я не хочу за другого просить. Тогда я вообще к нему не пойду.
– А папа, а мама? Мы должны их выручить.
–Ну ладно. А ты видел этого гнома?
– Нет, не видел. Мы бывали там всегда днем, а он в это время спит.
– А когда же он выходит на улицу?
– Какая тебе улица на острове! Там нет никакой улицы. На острове есть дерево, под ним, в норе, он и живет.
– А как мы его увидим?
– Наклонимся к норе и позовем. Папа говорил: его зовут Оки-Фиоки.
– А этот Оки-Фиоки большой?
– Он маленький, он же гном. Он меньше даже тебя.
– Мы позовем, и Оки-Фиоки сразу к нам выйдет?
– Надо чтобы солнце в это время зашло. При солнце он не покажется. Я сколько раз просил папу сводить меня туда вечером. Он все говорил: пойдем как-нибудь.
– А почему ты сам не пошел?
– Ага, это, знаешь, как далеко! А сейчас другое дело, сейчас папа ходить не может.
– А почему папа ходить не может?
– Вот ты дырявая голова, я же тебе говорил, что папа умер. И мама умерла.
Они в аварию попали. Авария это когда две машины стукаются друг с другом, и люди в них умирают. Я, как только про это услышал, сразу решил пойти на озеро и найти Оки-Фиоки. Надо спешить, пока папу и маму не закопали в землю. Им трудно будет откапываться, когда Оки-Фиоки оживит их своей волшебной палочкой.
– А давай, мы у него попросим подарить нам свою волшебную палочку.
– Ага, даст он. Не надо было мне сегодня брать папин нож. Тогда, может, и дал бы на время.
– Вот ты сам теперь виноват.
– А ты? Кто блюдце с вареньем разбил?
– Не твое дело.
– Тогда и то, что я нож брал, не твое дело...
Они одновременно заметили дикую грушу, оказавшуюся на их пути. Она стояла, бессильно опустив свои тяжелые старые ветви почти до земли, но на этих ветках груш уже не было. Груши были только наверху. Не договариваясь, оба решили, что надо сорвать аппетитные плоды.
– Внизу все слопали. Вон там висят большие и спелые, – заметила Люся.
– Сам вижу, – отозвался Тимур. Он освободил карманы от оставшихся еще конфет, бросив их перед собой на траву, туда же полетели игральные биты и увеличительное стекло. Из заднего кармана он достал стянутую резинкой пачку наклеек с гоночными автомобилями, но, подумав, положил их обратно.
– Только ты туда не долезешь, – сказала Люся, – и палки у тебя нет.
– Где я палку здесь возьму? – сердито возразил Тимур. – Тут даже камней нет. Я лучше полезу.
Тимур разулся, заправил майку в шортики надежнее, чтобы туда можно было положить сорванные груши и, уцепившись за обломанную корявую ветку в нижней части ствола, не без трудностей на нее ступил. Он ухватился выше и, обняв ногами морщинистую кору, пыхтя и постанывая, взобрался до развода трех средних стволов. На конце каждого из них его ожидали обласканные солнцем спелые груши.
– Вот эти, эти мне сорви! – командовала Люся.
Тимур пополз по одной из веток, больно царапая себе руки и ноги о торчавшие на ней сучья. В какой-то момент он сильно качнулся и в страхе замер. До цели оставалось немного, но он боялся разжать руки – иссохшая ветка угрожающе треснула и в любой момент могла обломиться.
– Ты ползи, ползи, – настаивала Люся, – осталось совсем чуть-чуть.
Тимур сдал назад и попытался потрясти ветку, но она не собиралась расставаться с грушами и лишь слабо качнулась в ответ. Треска больше не было.
Тогда он, осмелев, тряхнул ее сильнее и, не успев опомниться, свалился вместе с веткой на землю. Он упал, смяв руками две перезрелые груши. Небольшая царапина на лбу не давала о себе знать, он ее поначалу совсем даже не чувствовал, зато на щиколотке он ощутил неприятное жжение. Он увидел, как в этом месте змейкой содрана кожа, и образовавшаяся шершавая канавка наполняется кровью. Тимур тихо и жалобно заплакал.
Люся взяла себе грушу, жадно надкусила ее бугристую кожуру, обнажив сочную мякоть, и липко-медовая влага по¬текла между ее пальчиками. Только потом она произнесла:
– Не плачь, вот они. Здесь один, шесть, четыре груши – вот сколько. Нам с тобой хватит.
Люся доедала грушу, когда Тимур, всхлипывая, наконец встал. Даже не глянув на добычу, он надел сандалии, сунул в карманы свои вещи и, прихрамывая, продолжил путь.
Через несколько шагов Люся заявила, что пальцы ее слипаются и ей нужно их помыть.
– Где я тебе возьму воду? – возразил Тимур. – Здесь нет воды. Вот так – не надо было за мной увязываться. Теперь я не виноват. – Но она захныкала и готова была расплакаться. – Ладно, подожди, – сказал он.
Тимур сорвал большой лист лопуха и вытер ей руки.
– И ничего совсем не помогает, – снова заскулила она. – Я воду хочу, я хочу пить.
– Тогда потерпи, – равнодушно ответил он, – до озера или хотя бы до фермы.
– Не пойду я ни на какое озеро, я хочу домой.
– Ага, иди. Я тебя держу, что ли? Ты что, забыла, куда мы должны спешить? –
Люся тихо заплакала, но продолжила идти за братом.
К тому времени солнце куда-то спряталось. Несколько темнеющих облаков пугливо неслись по небу. С вершины холма подул ветерок. На пути им попадались бабочки, в другой раз Тимур погнался бы за ними непременно, но сейчас ему было совсем не до них. Только Люся, перестав плакать, с любопытством следила за тем, как они неожиданно откуда-то возникали и так же исчезали в зарослях высокой травы. Когда они подошли к подножию холма, Люся сказала, что устала и хочет писать.
– Ладно, – согласился Тимур, – отдохнем. Мы тоже с папой здесь всегда останавливаемся. Он мне говорит: отдохни маленько. Как будто я устаю. А я совсем не устаю. – Он присел и стал разглядывать свою рану. Кровь уже присохла, образовав буро-смолянистую корку. Он осторожно дотронулся до нее пальцем, морщась от предстоящей неприятной процедуры, когда вечером мама станет промывать рану теплой водой и накладывать на нее какие-то обжигающие холодом мази.
Люся захныкала снова. Теперь она жаловалась, что трава высокая и колет ее попку – она не может нигде присесть. Тимур подошел и стал вырывать под ней траву с корнем. Люся, спустив трусики и подтянув до груди платье, молча за ним наблюдала.
– Все, – сказал он, закончив. – Теперь можешь садиться.
Отойдя, он прилег на траву и посмотрел на небо. Там по-прежнему куда-то спешили облака, словно их подгонял неведомый небесный пастух. Смешиваясь и снова разрываясь, они образовывали причудливые силуэты. Вот темнеющая голова собаки влилась в бесформенную серую тучку с дымчатыми краями, к ним примкнули еще две, и образовалась гигантская фигура неведомого чудовища. И этот рисунок вскоре распался на воз¬душного змея, похожего на тот, который они запускали недавно с отцом, только без длинного извивающегося хвоста. Со стороны холма донеслись звуки музыки.
– Я хочу спать, – сказала Люся. – Сегодня я еще не спала.
– Ага, ты будешь спать. Почему-то ты никогда не хочешь спать, когда мама укладывает тебя днем, – отозвался Тимур.
– А сейчас хочу.
– Вот ты вредина. Тогда я пойду один, а ты оставайся. Поняла?
– Тим, давай пойдем домой, мне страшно дальше идти. Мама нас потом поругает.
– Я пошел один, а ты – как хочешь. Иди себе домой.
С этими словами Тимур встал и решительно пошел вперед. Но через несколько шагов остановился. Невдалеке за густой высокой травой он заметил шляпу, похожую на огромный белый гриб. Но шляпа эта почему-то поворачивалась то в одну, то в другую сторону. Подав знак немедленно ложиться идущей за ним Люсе, он прилег и на животе дополз до нее.
– Там растет пребольшущий гриб, – сообщил он ей, едва переводя дыхание. – Но он живой, он шевелится. Может, он волшебный и умеет разговаривать. – Он хотел поведать ей еще о кое-каких своих соображениях, но тут заметил, как сквозь траву на них надвигается та самая шляпа гриба. Он пригнул свою голову к земле и рукой накрыл Люсю, надеясь, что они останутся незамеченными. В какой-то момент показалось, что гриб идет прямо на них, трава под ним шуршала все громче в их направлении. Наконец шум прекратился. Тимур приподнял голову.
– А-а, сорванцы, так это вы тут щебечете? А я-то думаю... Неосторожно, неосторожно вы тут легли. А если бы я махнул косой по траве? А? Что тогда? Трава высокая, я же вас мог и не заметить.
Перед ними стоял древний старичок в потной рубахе, в штанах, заправленных в сапоги, и белой войлочной шляпе. Его маленькие серые глазки смотрели на них ласково и по всему не таили в себе ничего злого. Дети встали.
– Что же вы так далеко забрели, – продолжал старик. – Вы, наверное, с этими приехали, – добавил он, указывая в сторону, откуда доносилась музыка. – Гляньте, что ваши папы и мамы сделали с моим лугом – проехались на машине... туда-сюда, туда-сюда... Да, раньше здесь проходила дорога, но теперь-то ее нет, вспахана она и засеяна травой. Дорога теперь во-о-н где проходит, но вашим лень, стало быть, объезжать... А они зря вас так далеко отпустили – потеряетесь еще. Ну, пойдемте ко мне. В самый раз обеденное время. А мне скучно одному есть. Главное, раньше не бывало скучно. А как привезли ко мне внука, повозил его с собой на сенокос и привык к нему. А теперь просто не могу без него в поле. Сердце рвет воспоминание о его каникулах у меня.
Он повел детей к телеге. В тени ее, под полотенцем, прямо на скошенной траве находился весь его обед: несколько свежих огурцов и помидоров, три вареных яйца, краюха домашнего хлеба, сыр и бутыль кислого молока.
– Не знаю, чем угощают там у вас сегодня, наверное, мясо жарят, – а у меня вот что есть, – сказал он, усаживая их.
– А у меня пальцы слипаются, – сказала Люся, протягивая ему руки.
– Ну что ж, – отозвался старик, – сейчас приведем их порядок. Я воду не пью, когда работаю – потею много. А вот в телеге держу на всякий случай. Вот и случай подвернулся. Арбуз ела, да? А ну, давай-ка сюда свои ручонки, сейчас мы их отмоем. – Он помыл их и тщательно вытер старым полотенцем.
– Ну, ешьте, ешьте. Еда – она вкусная, когда с кем-то делишь. – Он налил в пластмассовый стакан кислого молока и протянул Тимуру, который тут же его опорожнил и сказал, что Люсе такого не надо, кефир она не пьет.
– А вот и буду, – сердито ответила та. – Я пить хочу.
Свой стакан она пила долго, морщась, и, по всей видимости, не понимая вкуса этого напитка. Затем взяла очищенное для нее яичко и сыр с хлебом.
Недалеко от них проскакал всадник, и ослик старика, пасущийся поодаль в низине, неожиданно заревел. Дети вскочили посмотреть на чудище, которое напугало их своим страшным голосом. Они только теперь его заметили.
– А это кто? – спросила Люся.
– Это мой осел, – ответил старик. – Я кошу травку на сено, а он от¬возит ее домой.
– А у нашего дедушки осел больше вашего, – похвасталась Люся. И уточнила: – У него лошадиный осел.
Старик ласково улыбнулся и сказал:
– У вас счастливый дедушка, дай Бог ему долгих лет жизни. И вы растите ему на радость. – Он уселся удобнее, явно решив им что-то рассказать. Подумав немного, продолжил: – Вот у меня сын гостил, четыре года не виделись, он всегда у нас занятой человек. Привез мне, наконец, своего мальчика, такой же сорванец, как и ты. – Он погладил голову Тимура. – Брал его на сено¬кос, ему нравилось, хотя поначалу и боялся ездить на ослике. Но они уехали, а я снова остался один. Спрашиваю себя, для чего и для кого я живу? Сегодня понял, что им все равно: есть я или нет на этом свете. Мой сын долго прожил от меня вдалеке – он отвык от меня. Я все понимаю. У меня нету таких, как вы, рядом. Я одинок. Поэтому у вас счастливый дедушка, у него есть вы. Дай Бог ему здоровья. А я один. Сын-то потому и приехал – с матерью, со старухой моей, значит, попрощаться – два месяца как ее не стало...
– Это твоя бабушка? – спросила Люся.
– Да, это моя бабушка, – грустно улыбнувшись, ответил старик.
– А наши папа и мама упали в аварию, – сказала Люся.
– Это плохо попадать в аварию. Но, по всему видно, что живы и здоровы, раз сюда вас привезли.
– А мы хотим найти волшебного гнома, – не унималась Люся. – Он все-все на свете может. Он вылечит папу с мамой и мне подарков даст.
Тимур промолчал.
Старик встал, взял косу и стал ее точить. Потом сказал:
– Это и мне было бы хорошо встретить волшебного гнома. Думаете, мне не о чем его попросить? Ну, вы идите к своим, не то они беспокоиться будут.
Тимур и Люся молча пошли навстречу мелодичной музыке и дымку, струящемуся к ним с подножия холма. Они уже подходили к нему, когда Люся заныла от усталости и сказала, что больше не может идти. Тогда Тимур предложил понести ее, как делали это они, играя в лошадей и всадников. Взобравшись на своего брата, Люся, довольная, улыбнулась, очевидно, вспоминая веселые крики и смех, всегда сопровождавшие эту игру.
Дым разгоравшегося костра все густел, мелодичная музыка поменялась на ритмичную, стали слышны обрывки громко произносимых фраз. Тимур стал терять силы, вот-вот он сам свалится, надо остановиться и передохнуть. Он выпрямился, намереваясь спустить Люсю на землю, но она, не понимая его действий и видя, что начинает сползать со спины, еще крепче уцепилась за шею.
– Да слезай же скорее, ты меня задушишь! – вскричал Тимур и разорвал ее ручонки. Она плюхнулась на траву с глухим звуком, точно Тимур уронил мешок, набитый чем-то мягким.
– Ты что, на ноги не можешь стать? – закричал он. Люся от усталости и обиды заплакала.
Тимур снова улегся на траву и посмотрел на небо. Там он увидел сплошное месиво огромных грязных туч без занятной путаницы знакомых силуэтов. Кое-где – в местах их разрывов – внезапно пробивался поток солнечного света, и он на какое-то мгновение неестественно ярко освещал часть луга. Вокруг суетливо заметались ласточки, они так низко подлетали к земле, что Тимур подумал: будь у него сачок, каким ловят бабочек, он мог бы, наверное, поймать и ласточку.
– Надо идти, – сказал он вдруг. – Солнца нет, мы должны быть уже там. – Он встал, машинально отряхнулся и, взяв Люсю за руку, двинулся вперед.
– А как мы по воде пойдем? – спросила Люся.
– Там у берега всегда лодка стоит, я сам видел. Только нужна специальная палка, она шест называется.
– Шесть?..
– Да не шесть, а шест. Но если этого шеста в лодке нет, то можно взять ка¬кую-нибудь простую палку. Им отталкиваешься от дна и лодка плывет.
– А там глубоко?
– Нет, не совсем. Папа говорит: ему по грудь будет.
– Ого.
– И остров недалеко стоит, как два раза от крыльца нашего дома до колодца тети Нины.
– Ого.
Они шли прямо на автомобиль и решили обойти его. За ним находились две женщины и двое мужчин. Один из мужчин находился у костра и жарил мясо.
– Эй, малыши, – крикнул им тот, что у костра, – ну-ка рулите сюда. – Дети в нерешительности остановились. – Давайте, давайте, сворачивайте, не стесняйтесь. Зина, ну-ка принеси деткам бананы и виноград. – Рослая девушка в штанах вскочила, порылась в одном из пакетов и вынула оттуда, что было ей велено.
– Ой, какие прелестные детишки, – сказала она, направляясь к ним.
– А там дедушка, который косит, подумал, что вы наши папа и мама, – сказала
Люся, принимая угощения.
– Да, хотела бы я сразу заиметь таких больших детишек, – ответила она. – Садитесь вон на то одеяло, к нам.
– Нам надо идти, – сказал сразу Тимур, чтобы не тратить время.
– Мы идем к Оки-Фиоки, – добавила Люся.
– А кто это? – поинтересовались взрослые.
– Это волшебный гном, у него есть такая красивая палочка, и живет он на озере, в норе, – уточнила Люся. – Он может все.
– Ну да, раз у него есть волшебная палочка, тогда конечно, – согласились с нею.
– Дети, минуточку, не уходите, – сказал мужчина у костра, – сейчас я вам шашлычка дам горяченького. Зина, ну-ка быстренько мне тарелочку. – Он снял мясо в пластиковую тарелку и протянул им: – Нате, поедите по дороге.
– Они с фермы, наверное, – сказал второй мужчина. – Здесь неподалеку есть ферма, там семья живет постоянно. Ну что, налетайте, у меня все готово.
Тимур и Люся двинулись дальше, на ходу жуя горячее сочное мясо. За¬тем без всякой ссоры – хорошо, когда все поровну – заели бананами и виноградом.
– У них на одеяле сладкая вода лежала, – заметила, между прочим, Люся, – нам не дали.
– А у нас нет столько рук, чтобы все унести, – заступился за них Тимур. – Они добрые, просто забыли нам дать. Там, перед лесом, есть родничок. Там и попьем воды. Знаешь, какая в нем вода холодная – б-р-р.
Перед фермой им попались две стреноженные лошади и жеребенок, резво бегавший возле них. Откуда-то взялась огромная лохматая собака с отрезанными наполовину ушами и, виляя укороченным тоже хвостом, подбежала к ним и обнюхала. Почему-то она больше всего хотела обнюхать Люсю, прятавшуюся за спиной Тимура, который от испуга сам был готов спрятаться за чью-нибудь спину. Собака пыталась зайти Тимуру за спину, никак не умея дотянуться до Люси, ловко ускользавшей от нее. Она кричала:
– Уйди, уйди, дурак!.. Я сейчас папу позову…
Ей вторил Тимур, вдруг от страха обретя в голосе командно-повели¬тельный тон:
– А ну пошел отсюда! Пошел вон – кому я сказал?! Прочь! Как дам сейчас!.. – голос его дрожал и захлебывался от страха.
Так же внезапно появился мальчик с длинным кнутом и крикнул:
– Зидан, фу! Ко мне!
По-видимому, мальчик был года на два-три старше Тимура.
– Испугались, да? – сказал он, смеясь, когда собака подбежала к нему. – Не бойтесь, малышей она не трогает. – Наверное, он чувствовал себя перед ними очень взрослым. – Дуйте скорее домой – дождь будет, – предупредил он и, достав ключ из кармана узких коротких брюк, подсел к лошади снимать путы.
– Сам ты малыш, – тихо сказал Тимур, уходя.
И в самом деле, вокруг разом стемнело. Ветер угрожающе прошелестел по кукурузному полю и до времени стих. Надо было торопиться. За фермой дорога расходилась – одна вела в село, другая через подлесок к озеру. Много пройти они не успели, дождь пошел редкими крупными каплями и стал понемногу нарастать.
– Давай в тот длинный дом зайдем, – предложила Люся.
– Это не дом, а кошара, – ответил Тимур, сворачивая с дороги и ускоряя шаги. – Туда овец загоняют, и они там ночуют. Мне папа говорил.
Кошара была пуста. Промокли они не сильно. Сев на тракторную шину, лежавшую у входа внутри, стали смотреть на дождь. То стихая, то снова усиливаясь, он держался около получаса, затем резко прекратился, тучи сместились вниз, на город.
Тимур понес на спине Люсю, отказавшуюся идти до дороги по мокрой траве. Но она не захотела с него слезать и на дороге – ее основательно размыла дождевая вода, в небольших углублениях стояли лужи. И Тимур по¬нес ее дальше, останавливаясь передохнуть у какого-нибудь булыжника, куда ставил Люсю, чтобы передохнуть. Но к радости своей он вдруг увидел, что дальше дорога идет совсем сухая.
– Смотри, здесь не было дождя, – сказал он, ставя Люсю на землю. – Интересно, да?
Но Люся молчала. Эта новость ее совсем не обрадовала. Она неохотно двинулась за Тимуром вперед, ее клонило ко сну.
Тропинка вела под темные своды высоких деревьев.
– Отсюда уже совсем недалеко, – сказал Тимур обрадованно.
– А волки здесь есть? – спросила Люся.
– Нет, здесь нет. Я тоже об этом спрашивал папу. Но здесь кабаны водятся.
– А кабаны – они кто?
– Это свиньи, которые живут в лесу. У них еще есть клыки.
– А почему они живут в лесу?
– Потому что в лесу они родились. Там их дом.
– Они едят детей?
– Нет, они желуди едят, орешки там разные. Иногда они заходят в кукурузные поля, и тогда в них стреляют охотники.
– Зачем?
– Чтобы не воровали чужую кукурузу.
Повсюду начали укладываться густые тени. На лесной тропинке им встретились трое ребятишек на велосипедах, возвращавшиеся с рыбной ловли. У каждого из них в руке была ивовый прутик, на который было насаждено по несколько рыбешек средних размеров.
– Видишь, они все с озера едут. Это здесь, совсем уже близко, –сказал Тимур, успокаивая и Люсю и себя.
И в самом деле, вскоре показалась рябистая от ветра водная поверхность. У берега, привязанная к ближнему дереву, стояла лодка, в ней находилась длинная палка.
– Вот видишь, все как я говорил! – радостно воскликнул Тимур. – На этой лодке выплывают на середину озера и ловят рыбу. Большие рыбы живут в середине озера, где глубоко, а близко к берегу – так, одна мелочь. А вот остров, где живет Оки-Фиоки.
Тимур разулся, отвязал лодку и зашел в воду, чтобы развернуть ее носом к острову. Холодная озерная вода больно обожгла рану на его ноге. Он перенес Люсю в лодку и, оттолкнув от берега, ловко в нее взобрался. Покачиваясь из стороны в сторону, она медленно стала удаляться от берега. Тимур взял шест и встал. В этот момент он оглянулся, и ему впервые стало страшно. Кругом ни души, темная вода недружелюбно хлюпала под лодкой, стало быстро темнеть. Ко всему добавлялось непривычное ощущение чужой, враждебной среды под ногами, в которой он по¬чувствовал себя беззащитным. И все же он нащупал концом шеста дна озера и, борясь с встречным ветром, толкнул лодку вперед. Люся сидела пе-ред ним, оцепенев от одолевающего ее сна.
Лодка глухо хрястнула об илистый берег острова и застыла. Тимур зачем-то выбросил оттуда шест на землю и высадил Люсю, которая, отойдя немного от кромки воды, присела на прибрежную травку. Оставив ее, Тимур побежал к одинокому дереву. Его могучие ветви, сопротивляясь напору ветра, ныли и скрипели. Когда Тимур подошел ближе, дерево зашипело на него своей листвой. Словно не желая выдавать свою тайну, оно будто бы говорило ему: «Прочь отсюда, мальчишка, я сотни лет берегу волшебную тайну и тебе ее не выдам». Тимур не¬вольно представил себе это дерево в образе сердитого старика. Нет, ни этот остров, ни это дерево не похожи на себя того времени, когда он увидел их впервые. Тогда было раннее летнее утро, поднимающееся солнце ласково высвечивала из спокойной водной глади этот сказочный остров и приветливое дерево с зелеными раскидистыми ветвями, а под ним, без всякого для него сомнения, жил волшебный гном, с которым он непременно подружится. Теперь же это совершенно другое место. Куда подевалось приветливо манящее объятие этого острова? Где сказочный голу¬бой дымок, который его окутывал? Где его любимый гном, о котором он так много думал, любил его и ждал с ним встречи? Как могло все так быстро измениться? Ему снова стало страшно.
– Папа, папа, – отчаянно закричал он, не узнавая своего голоса. Потом, вспомнив, что ему надо звать не папу, а гнома, заорал со всей силой: – Оки-Фиоки! Оки-Фиоки! – Но никто не отзывался. Обозленный ветер хватал его слова и уносил куда-то далеко в лесные дали.
Тимур бросился к подножию дерева и стал искать нору. Но никакой норы под ним не было – хитрый гном закрыл все проходы к себе и спустился в глубокие подземные лабиринты. Но он же волшебный, он должен знать, что Тимур зовет его, надеясь на его помощь.
– Оки-Фиоки! Оки-Фиоки!
Может, нора в другом месте. Он стал искать ее по всему острову, бросаясь то к одному углублению, то к другому, но все они оказывались не норами. Быстро темнело.
– Оки-Фиоки! Оки-Фиоки!
Глаза застилали слезы. Не в силах себя сдерживать, он сел под деревом и заплакал. Он чувствовал себя обманутым и обкраденным. Папа обманул его – здесь не живет волшебный гном. И некому теперь оживить его папу и маму. Как страшно вдруг стало от этой мыс¬ли. Неодолимое сиротское чувство стало в нем нарастать.
– Папа! Папа!
Как сладко раньше было жить с мыслью, что этот гном есть где-то рядом, и он скоро его увидит. Как быстро он преодолевал страх, вспомнив, что это маленькое существо есть на свете. Как покойно и уверен¬но он чувствовал себя, зная, что когда-нибудь они встретятся. Теперь все пропало. Папа обманул Тимура и лишил его сказочной мечты. Теперь у него не будет ни папы, ни мамы, ни волшебного гнома.
– Оки-Фиоки! Оки-Фиоки!
Тимур вернулся к берегу. Люся крепко спала, свернувшись клубочком и обхватив животик руками. Лодки не было. Он, конечно же, не догадался ее привязать, и злой ветер ее утащил. Где-то там, над черной водой, одиноко покачивался ее силуэт. Обильно накатывающиеся слезы застилали глаза. Он утирал их, они неудержимо прибывали снова.
– Оки-Фиоки! Оки-Фиоки!
Но остров хранил свою тайну.