У искусства есть враг: имя ему - невежество.
Бенджамин Джонсон, английский драматург
Лина любила, когда Римма доставала стопку сочинений, сетуя: «Смотри, как глубоко мыслят, но, увы, выразить литературно не всегда умеют. Этому мы с тобой должны их научить, должны!» И зачитывала отрывки:
- «Татьяна обратилась с любовным письмом к мужчине, и тем совершила рискованный шаг с точки зрения норм. Она совсем ещё глупа и не понимает, что делает. Онегин мог её унизить, посмеяться или оскорбить, но пожалел и не сделал ничего». И кто это так мыслит? Ах, Галя Щукина. Вообще-то девочка умная. Как же так невнимательно читала…
- Почему невнимательно? – удивляется Лина.
- Потому что Онегин много сделал! Представь другого светского дон Жуана на его месте. Разве тот не воспользовался бы ситуацией?
- Вполне возможно.
- А Онегин? Дал девочке мудрый совет. «Учитесь властвовать собой!» - всем бы надо эти слова помнить.
- Особенно учителям, - мрачно шутит собеседница.
- И учителям тоже.
В руках у Риммы другая тетрадь:
- «Онегин теперь видит в Татьяне другую женщину, единственную для него. В его письме страданье и надежда на взаимность». Кто это, интересно, написал? - Римма хитро смотрит на собеседницу.
- Не знаю, - пожимает плечами Лина.
- А вот угадай! - смеётся подруга. - И слова такие возвышенные нашёл! Ми-ха-ил!
Лина неуверенно хмыкает... не верится ей, что деревенский увалень может понять страстные тирады страдающего героя-ловеласа. Да и вообще - стоит ли доверять этим признаниям?..
- Нет, нет, - вздыхает Римма, - ты подумай, милая... "Страданье и надежда на взаимность..." - этот мальчик хорошо понял героя! Поверь, мы иногда видим лишь внешность, а сердце... там, за грубой оболочкой тела, льёт невидимые слёзы...
Нет, не верилось Лине Сергеевне ни в мифические слёзы, ни в нежность - она видела Мишкины угловатые манеры, назойливость, молчаливые преследующие взгляды...
Римма задумывается, поперечные морщины пересекают лоб.
Вдруг лицо подруги озаряется хитрой улыбкой, морщинки разглаживаются:
- Хочешь, развеселю? Интеллект некоторых в десятом иногда напоминает мне студенческую хохму, что ходила по рукам в списках. То ли какой-то студент сочинил, то ли кто-нибудь из писателей. Подумала, было, что Зощенко - местами похоже на его стиль. Но не нашла в его произведениях.
Лина придвигается ближе. И Римма читает, подражая Райкину и стараясь сохранить серьёзность:
- Письмо студента к тётушке в деревню. Пущено 16 апреля 1961 года.
Здравствуйте, многоуважаемая Матрёна Панкратьевна!
Сообразно своему культурному уровню, был вчера в театре на опере «Евгений Онегин».
Это, знай, сатира на помещичий быт, потому что они, помещики, паразиты. Не разговаривают, а все поют.
Особенно понравилась мне сцена, изображающая горячий заготовительный период варения. Старуха Лариха сидит и варит варенье, а ейные дочки, Танька и Олька, ходят и распевают частушки. Слов не разберёшь, но видно, что они друг перед дружкой стараются. Здесь приезжает Олькин фраер Вовка и привозит своего кореша Женьку.
Татьяна подморгнула Женьке, старуха Лариха продолжает варить варенье, а Женька Таньке заварил такую кашу, что Танька всю ночь не спала. Бегала по комнате в одной ночной спецодежде и кричала: «Где мой ангел-предохранитель или демон-искуситель?»
Потом говорит няне, чтобы та дала ей карандаш и бумагу, села и написала Женьке доплатное письмо.
Женька – парень ещё тот, получил письмо и кричит: «В чём дело? Я ничего не пойму. А ежели вы насчёт супружеской верности, то я на это не способен». И начал он за Олькой ухаживать.
Это Ленского заело, он хотел убить Женьку, но под рукой ничего не было, и он бросил Женьке в морду рукавицей и вызвал его на соревнование по стрельбе.
Первым на соревнование приехал Ленский, сел на пенёк и завыл как белуга: «Куда, куда вы удалились?» А кто удалился и зачем удалился, неизвестно.
Приезжает Женька. Взяли они по нагану и начали соревноваться. Женька как выстрелит – так Ленский и с копыт долой! Подбежал Женька. Посмотрел на Ленского.
«Помер», - говорит. Взял коляску и смотался за границу. Его после долго уголовный розыск разыскивал, но не нашёл, так как в театре его долго не показывали.
Танька тем временем – не будь дурой – с одним стариком познакомилась и замуж оторвалась. Старик ничего был – богатый, и настолько увлёкся ею, что заорал на весь зал: «Онегин, я скрывать не стану, безумно я люблю Татьяну!»
Услышал это Женька, заело его, приехал он втихаря и…прямо к Таньке бежит.
«Брось, - говорит, - ты своего старика, переходи на мою жилплощадь».
А Танька отвечает, что она другому отдана и будет век ему верна.
Что тут было, тётя, трудно описать. Женька по сцене бегает, руки к сердцу прижимает, перед всей публикой на колени становится, Таньку, где попало, хватает, обнимает – просто ужас! Наверное, потому и закрыли занавес. Публика ждала, ждала – и разошлась.
Культуры, моя тётушка, до того много, что не успеешь захватить.
Завтра я снова пойду в театр, только не на Женьку Онегина, а на «Рига летом».
С приветом к вам ваш племянник Серафим Покатилин.
- Ну как? – спрашивает Римма, закончив чтение.
- Смешно! Я вначале не поняла: Лариха, Женька, Танька… Потом дошло! Придумано заковыристо: Пушкин - жаргоном начала двадцатого века. Сочинил же кто-то!
- По-моему, наши ученички не хуже могут сочинить.
- А если постараются, и перещеголяют.
- Не сомневаюсь.
Продолжение на http://www.proza.ru/2017/08/27/1862