Прощальный визит

               
               
   Зачем Брежнев за три года до смерти приехал в Днепропетровск?
               
   10 ноября 1982 года умер Леонид Ильич Брежнев. С его кончиной завершился 18-летний период «брежневшины», впоследствии названный «застойным», и сегодня, как ни странно, многими вспоминаемый с ностальгией.
               
Как дела на Украине?

      В конце сентября 1979 года Брежнев прилетел в Днепропетровск.  С какой целью? Этого  никто не знал. Да и сам он едва ли мог сказать что-либо определенное на этот счет.   Одни считали, что  предчувствие приближающейся смерти побудили его нанести этот, как бы прощальный, визит в родные края. По другой версии, он просто решил хоть  на короткое время вырваться из затхлого кремлевского общества, погрязшего в коррупции,  лени, подхалимстве, - вырваться, чтобы немного «встряхнуться», свободно подышать воздухом любимого Приднепровья.

     Встречали Генсека, как всегда, аплодисментами, цветами. В сопровождении неизменного телохранителя генерала КГБ  Владимира Медведева и нескольких сотрудников он медленно  спускался с трапа, сверкая Золотыми звездами героя. Потом  шел рядом с партийным вожаком Украины Щербицким и секретарем днепропетровского обкома Качаловским вдоль шеренги встречающих, узнавая и приветствуя невысоко поднятой рукой своих давних знакомых, теперь уже пенсионеров -  бывшего секретаря горкома Храпунова, директора металлургического гиганта Коробова, директора трубопрокатного завода Савичева и др.
 
     Церемония встречи явно тяготила его.  Усталое дряблое лицо, поредевшая с проседью прическа, тяжелая походка  выдавали больного, уже довольно дряхлого человека. Неизменными  остались только  густые черные брови.

     Мы, журналисты, хотели кое о чем спросить Леонида Ильича, но Щербицкий сделал запретительный жест:
- Потом, потом.
      Работали лишь фоторепортеры, ускоренно  щелкая кино - и фотоаппаратами.
     Перед тем как сесть в вороненый автомобиль, Брежнев  обратился к Щербицкому:
- Хорошая  здесь погода, Владимир Васильевич, не то, что в Москве.
- Да, чудесная, Леонид Ильич. Золотая осень.
- Как идут дела на Украине?
- Можно сказать, республика на подъеме, люди работают самоотверженно, чтобы
досрочно выполнить пятилетку.
- Это хорошо. А у вас? - обратился к Качаловскому.
- Орденоносная Днепропетровщина, Леонид Ильич, никогда не отставала. И сейчас впереди. Хлеб убрали досрочно, хлебосдачу перевыполнили.  Везде царит высокий трудовой подъем в честь вашего приезда.
- Хорошо…
       Верил ли Брежнев  своим коллегам? И да, и нет. Всегда ему докладывали о больших успехах, грандиозных достижениях,  о недостатках же  скромно умалчивали.  Он это знал и не обижался, если даже лакировщики явно лгали. Как правило, очковтирательство шло снизу вверх. Из районов в область всегда шли завышенные цифры о результатах хозяйственной деятельности, чтобы выглядеть не хуже, а лучше других. Такая же корректировка в сторону завышения  осуществлялась в  областном  статуправлении, затем в республиканском. Так что в Москву приходили весьма приличные цифры, как бы свидетельствующие о  весомых  трудовых успехах и очередных победах торжествующего социализма.
 
      Вереница автомашин тронулась в путь. Мимо проплывали ровные поля, лесополосы, тронутые увяданием. Среди этих полей, под этим  южным небом прошла молодость Леонида Ильича. Здесь  на металлургическом заводе  в Каменском (нынче Днепродзержинск), где работала целая династия Брежневых – дед, отец, брат, сестра, он с 15 лет приобщился к труду. Был кочегаром, слесарем. Потом техникум,  работал в Курской губернии, Белоруссии, на Урале землеустроителем. Окончил институт, началась партийная деятельность.
 
      На фронтах ВОВ  в должности политработника, полковник, а с 1944 г. генерал Брежнев  прошагал огненными дорогами  от первого до последнего залпа. Была у  него фронтовая подруга, молодая симпатичная Тамара (Томочка), но не женился на ней, так как  еще 22-летним парнем расписался  с Викторией  Петровной, симпатичной еврейкой. С ней прожил всю жизнь. Галина и Юра – их дети.

       После  войны, в тяжелом 1947-м, – он первый секретарь Днепропетровского обкома.    Был  жизнерадостен, здоров, молод, чуть больше  сорока – для мужчины расцвет творческих сил,   работал  с увлечением  и  сделать успел немало. Подняты из руин Днепровская ГЭС, гигантская «Запорожсталь»,  комбайновый завод, ряд жилых кварталов. Фортуна улыбалась ему,  по партийной лестнице он поднимался выше и выше: после Днепропетровска был первым  секретарем КП Молдавии, затем Казахстана,  откуда вызван Хрущевым в Москву и по его протекции избран председателем Президиума Верховного Совета СССР. И, наконец, вершина карьеры -  октябрьский  Пленум ЦК 1964 г.  избрал его первым секретарем ЦК,    столкнув с высокого кресла  Хрущёва, обвиненного  в волюнтаризме и других грехах не без  коварных усилий председателя КГБ, «хитрого карьериста» Семичастного, главного идеолога партии, «серого кардинала» Суслова   и самого Брежнева. Так Леонид Ильич занял место своего благодетеля, и  не мог об этом вспоминать без чувства стыда. Позже  ему присвоили чин Генерального секретаря.

         Да, фортуна  содействовала  Леониду Ильичу:  он превзошел  и Ленина, и Хрущева  в продолжительности  руководства страной, уступал лишь Сталину. А по чинам и наградам превзошел всех  предыдущих вождей:  как-никак  всевластный Генсек, спикер Верховного Совета СССР, маршал, главнокомандующий, лауреат Ленинской премии, Герой труда, четырежды Герой войны,  кавалер бриллиантового ордена «Победа» и еще множества орденов и медалей отечественных и зарубежных. Ходил даже анекдот о необходимости   операции по расширению груди Генсека, поскольку уже не хватает  места для новых наград.
 
      Кортеж автомобилей от аэродрома до Днепропетровска сопровождал майор милиции, главный автоинспектор города, обеспечивая  быструю и безостановочную езду, независимо  зеленый  глазок на светофоре или красный. На всем протяжении пути стояли милиционеры в парадных мундирах и отдавали воинскую честь высоким гостям.

     Вот и Днепропетровск, город чугуна, стали и проката. Он предстал в своем осеннем наряде: желтели кроны каштанов, тополей, а огромные акации на широком проспекте Карла Маркса еще молодо зеленели. Как изменился город! Новые дома, чудесный театр оперы и балета, монументальный памятник Ленину в центре города. А в памятном для Леонида Ильича   1947 году здесь удручали руины, пожарища, голодные люди. 
               
А его одолевал сон…

      В Днепропетровске  Генсек гостил один день. С толпой  угодливых  коллег   без всякого интереса осматривал  здание украинского театра, побывал в историческом музее,  где  скользил скучающим  взглядом по каким-то черепкам и  оставил в книге посетителей  свою  хвалебную запись. Затем - встреча с членами Бюро обкома партии. Пока они изощрялись в славословии,  Леонид Ильич, сидя за столом, сладко дремал.   Из полусна вывели его громогласные слова приветствия и поздравления  верному  ленинцу, стойкому  борцу против империализма, миротворцу Леониду Ильичу,  после чего  под дружные аплодисменты ему вручили свидетельство Почетного гражданина Днепропетровска. Минута была торжественная,  а его одолевал сон, тихо зевал, прикрыв рот ладонью.
- Это хорошо,- сказал в ответ на приветствия. – Благодарю, товарищи.
     Следующего дня он  оставил Днепропетровск  и ступил на землю родного Днепродзержинска. Снова встречи, приветствия, толпа журналистов. Возле бронзового памятника Герою социалистического труда и четырехкратному Герою Советского Союза Брежневу, что возвышался в центре города,  рядом с  Леонидом Ильичем сфотографировались Щербицкий, Качаловский, другие руководители, а также  юные  горожане. Потом посещение  завода им. Дзержинского, где  Брежнев работал в молодости, и  индустриального института, где когда-то учился. Из множества  фотографий, больше всех понравилась Генсеку та, что запечатлела  его в кругу земляков на ступеньках дома,  в котором жил до войны. Внимание сопровождающих, охранников и любопытных горожан не так занимал дорогой гость, как женщина средних лет в коротком до колен платье, оголявшем ее  красивые, сверкающие соблазнительной белизной ноги, стоявшей возле Генсека на ступеньке и тоже запечатленная на фотографии.

      Встречи, беседы, ходьба, езда  утомили Брежнева. Устал изрядно. Днем донимало какое-то сонное состояние. Ночью же, наоборот,  мучила проклятая бессонница, если не успевал принять седативные таблетки, своеобразный наркотик, которым снабжала его личная медсестра, красивая и нежная Нина Александровна, к которой сильно привязался. Ходили слухи об  их якобы интимной близости.  Ей за преданность и заботу Леонид Ильич подарил квартиру в доме ЦК, а мужа ее возвысил с майорского до генеральского чина, вероятно, не сознавая того, что она, искренне желая облегчить  состояние своего именитого повелителя,  невольно превращает его в больного наркомана.

Беспокойство   
               
       Да и сама политическая жизнь преподносила немало неприятного,  отнимавшего здоровье – «Пражская весна», опасные волнения  в  ГДР, Польше, желавших избавиться от кремлевской опеки. Тревожили также выпады некоторых зарубежных коммунистических и рабочих партий против КПСС, критикуя ее за то, что вместо диктатуры пролетариата, установила свои тоталитарные порядки, узурпировав всю полноту власти. И за то, что преследовала инакомыслящих, притесняла свободу слова и плюрализм мнений, что привело к всесилию общественной лжи при всеобщей немоте.
      Еще больше, пожалуй, смущала Брежнева затянувшаяся афганская война, безрассудно  затеянная советским правительством и называемая на Западе «грязной», куда отправляли молодых парней,  а получали цинковые гробы.

     Беспокоили также дела на Ближнем востоке. Из СССР в Египет, Сирию и др. арабские страны шли в виде братской помощи танки, пушки, стрелковое оружие, боеприпасы, посылались военные инструкторы, чтобы помочь арабам уничтожить Израиль, но, не смотря на эту существенную поддержку и огромное превосходство арабских стран над Израилем в населении (более чем в 60 раз) и территории  (почти в 100 раз), они  терпели  сокрушительное поражение в «Шестидневной» войне, войне «Судного дня» и других войнах  против маленького Израиля, который геройски дрался за свое существование.

      Не радовало Леонида Ильича и состояние экономики, сползающей к кризису. Плохие автодороги, которых к тому же остро не хватало, «бородатые» стройки, казнокрадство, коррупция,  наркомания,  всячески замалчиваемые СМИ.  А  повальное пьянство уже никак невозможно было замолчать.  Ходил по рукам стишок: «Водка стоит семь и восемь, все равно мы пить не бросим. Передайте Ильичу – нам и десять по плечу. Если будет двадцать пять, снова Зимний будем брать».

       Если в  конце шестидесятых годов благодаря нефтедолларам, газодолларам,  монопольной торговле спиртным и лесом, пополнявшими  государственный бюджет, уровень жизни населения  был  более или менее стабильным, то  в конце семидесятых - начале восьмидесятых, когда рычаги командно-административной системы, четко действовавшие при Сталине и  частично при Хрущеве, совсем ослабли,  начались сумерки  брежневского правления. Пустели прилавки магазинов, увеличивались очереди за  мясом, маслом, молоком. Люди работали,  спустя рукава. Зарплата скудноватая.  Бытовала поговорка: «Правительство делает вид, что платит, трудящиеся делают вид, что работают». Появились протестующие диссиденты, которых ловили и сажали в тюрьмы, «психушки». Кому удавалось, бежали за границу.  Назревала угроза существенной  «утечкой мозгов» ученых, деятелей  искусства, писателей.  Уехали Галич, Солженицын, Ростропович, многие кандидаты и доктора наук. 

      В казнокрадстве  и коррупции   погрязли  даже такие крупные  руководители как  бывший секретарь Днепропетровского обкома партии Гаевой, любивший читать лекции о моральном кодексе строителей коммунизма, первый секретарь ЦК Узбекистана Рашидов, воспевавший в своих романах благородных строителей «светлого будущего», блюститель порядка, министр МВД СССР Щелоков. Разоблаченные  следствием, они застрелились.       Воровали и брали крупные взятки многие власть имущие чиновники, в том числе  зять Брежнева Чурбанов, сын Юрий, да и сам Леонид Ильич не стеснялся принимать  «подарки» в виде «Мерседеса» нового поколения или кольца с бриллиантами стоимостью 10 тысяч рублей. Не  погнушался  также получить Ленинскую премию за полуправдивые воспоминания, написанные не им, а профессиональными журналистами.  Можно  ли было в такой  ситуации  успешно  вести  борьбу  с эпидемией воровства, взяточничества, бесхозяйственности?
 
     Отсюда и другие беды:  падение производства, низкая продуктивность труда и качества товаров,  уравниловка, приписки,  потери миллионов тонн зерна во время уборки,  что принуждало покупать его за валюту в Канаде, Австралии и даже в США:  выпадение из севооборота миллионов гектаров плодородной пашни, умирание десятков тысяч «неперспективных» сел,   нехватка жилья, продовольствия,  одежды,  недоедание, особенно в восточных регионах страны, в связи с чем в мае 1982 года Пленум ЦК принял печально известную «Продовольственную программу СССР», названную в народе  «программой позора». В  ее преамбуле говорилось:  «Советский народ под руководством  Коммунистической партии добился выдающихся успехов и т.д.» 

      Лишь в бешеной гонке вооружений, в частности, ядерных, преуспела страна, дабы, не  приведи Бог, не отстать от империалистической  Америки, которая в атмосфере нелепой «холодной войны», длившейся годами, виделась, как, впрочем, и  ряд западноевропейские стран,  сквозь прицел  пушки.

        Мир показного благополучия  и мир невзрачной  реальности  резко расходились. Чем хуже обстояли дела, тем громче  партийная элита, амбициозно считавшая свои  решения  и политические взгляды истиной в последней инстанции, всячески  расхваливала   советский социализм. Она  панически  боялась  радикальных реформ, в том числе внедрения мелкой и средней частной собственности  при сохранении  крупной государственной, что, по мнению ряда ученых, позволило бы разбудить инициативу и  творчество широких масс, преодолеть застой в экономике и политике.
 
      Партийная элита во главе с Брежневым  панически боялись подлинной демократии, свободы слова, гласности, опасаясь  потерять   свои привилегии, не понимая или не желая понимать, что своей косностью   рубит сук, на котором сидит. И сук обломился…   Но это случится позже.

      В Днепродзержинске  Брежнев  гостил менее одного дня и поспешил улететь в  Москву. Там спокойнее: коллеги не тревожили, оберегали.  Добрый по натуре, не очень требовательный, он вполне устраивал  своих соратников  в столице и провинциях, не то, что упрямый Хрущёв с его сомнительными совнархозами, двойными обкомами, вносившими хаос в политическую и хозяйственную жизнь. Все это Брежнев устранил, восстановил министерства, предпочитая сталинскую систему управления, но без былых репрессий и крови – так привычней и спокойней.
 
Номенклатурная элита

      Старость и недомогание лишали его возможности работать, как в бытность  секретарем Днепропетровского обкома. Теперь хочет - работает потихоньку, не хочет – дремлет в кресле. Да и сами коллеги не отягощали себя заботами. Они много говорили о коммунизме, но мало делали, ибо для себя уже построили коммунизм: собственные хоромы, спецдачи, спецбольницы, спецавтомобили, горничные, кухарки, охранники…  Например, первый секретарь Курского обкома партии Александр Гудков, хронический алкоголик,  не различал своего кармана от государственного, бесплатно приобретал себе и  друзьям что душе угодно  – будь то четырехкомнатная квартира или импортная мебель, уже не говоря о хороших коньяках,  дорогих деликатесах, да еще посылал  ценные подарки членам ЦК. С Брежневым был на «ты».  Или взять спикера парламента Узбекистана  Я. С. Насрединову. Тоже  имела «тайные доходы». Своему сыночку устроила поистине королевскую свадьбу, да, пожалуй, и не каждый король в состоянии был организовать такой «пир на весь мир». Достаточно сказать, что ту  свадьбу обслуживало  50 официантов и 200 автомобилей, две недели сотни гостей ели, пили и плясали, вино, водка, коньяки рекой лились. Ничего не скажешь, богато, очень богато жила Ягдара Садыковна.

        Этот перечень можно было бы продолжать и продолжать. Получалось нечто парадоксальное: Октябрьская революция, свергшая привилегированный класс, породила новый привилегированный в виде партийно-государственной номенклатурной элиты в то время, как широкие массы населения жили довольно скудно. Общество, названное с легкой руки Леонида Ильича  «зрелым, развитым социализмом» постепенно деградировало, что   не могло не сказаться  пагубно, более того – трагически,   на дальнейшей  судьбе страны.

Торжественный марш на месте

        После утомительного путешествия, московская жизнь Брежнева вошла в привычную колею. Не перетруждался, периодически перед телекамерой награждал своих ближайших соратников и себя  орденами, Звездами  героев. Его  соратники, многие в преклонном возрасте, больные - Суслов, Громыко, Косыгин, Андропов,  Дымшиц, Кириленко, Черненко… - тоже не отягощали себя заботами, нередко отклоняли даже весьма косметические предложения и решения политбюро,  а те, что принимались, все равно не выполнялись. Не зря их  пассивность  журналисты охарактеризовали словом  «обломовщина», а видимость деятельности,  как  «торжественный марш на месте».  Благо помощников  у «старичков» хватало.  А у тех помощников - тоже  помощники, референты, советники. Прихлебателей много.  Всего у партийно-государственной кормушки  скопилось около 18 миллионов чиновников, без доброй половины которых можно было бы обойтись.    И все же, хотелось  Генсеку в Днепродзержинске взять  себе в помощники еще несколько хорошо знакомых  ветеранов. Но раздумал. В его штате  и без того хватало земляков, занимавших высокие посты: Андрей Кириленко, например, лучший друг Брежнева, был избран в Президиум ЦК, Николай Тихонов  назначен  премьер-министром, считай, второе лицо после Генсека.  Остряки шутили: «Когда-то была  Русь допетровская, потом - петровская, теперь - днепропетровская».  Родственников тоже не обошел Леонид Ильич: пристроил в Москве брата Якова с дочерью, старшую сестру Елену с мужем.

Пускай другой поработает…

        Визит  в родные места не  снял тоски  с души Брежнева.  Не радовала его  ни  работа в кремле, ни  взаимоотношения  в кругу семьи. Да и самочувствие неважным было. Хотелось на покой. Написал заявление в политбюро с просьбой дать ему отставку, что не на шутку озадачило ближайших соратников Генсека: отставка первого в стране руководителя, к  которому народ за многие годы привык, может обернуться непредсказуемыми последствиями - всевозможными волнениями, массовыми  протестами против недостатков, которых хватает в стране, требованиями повысить зарплату, улучшить снабжение продовольствием, и даже ограничить всевластие партии. Мало ли что может случиться. Именно об этих опасениях однажды повел речь Юрий Владимирович Андропов, оставшись наедине  Брежневым.
- Ваше заявление об отставке, Леонид Ильич, обеспокоило членов политбюро и не только их. С вашим уходом может нарушиться привычный уклад в обществе, его стабильность.
- Устал я, Юрий Владимирович, годы не те и здоровье…  Пускай другой, кто помоложе, поработает.
- Видите ли, Леонид Ильич, никто из главных  руководителей страны не уходил добровольно. Ленин находился на  трудном посту до последних дней своих. Сталин тоже. Хрущёв? Он  не ушел бы, если бы его не отправили на пенсию. Вы,  Леонид Ильич олицетворяете стабильность в государстве. Народ не поймет ваш уход, а это чревато непредсказуемыми ситуациями.

       Примером то же самое говорили Брежневу Громыко, Черненки и другие соратники. И он, в конце концов, забрал свое заявление.

Дела семейные

      Виктория Петровна, напротив,  не возражала против того, чтобы больной супруг ушел на заслуженный отдых. Она и сама болела. Гипертония, диабет и общая старческое недомогание все больше давали знать о себе. Не смотря на это, она   вела постоянную «войну» с родственниками Леонида Ильича, жившими в Москве и приезжавшими   в столицу за дефицитными товарами. Даже до скандалов доходило при дележе  «дефицита» в элитных магазинах. Она   усердно копила наследство для своих детей и внуков. Имела в Москве специальную квартиру,  заставленную свертками, коробками  с  надписями: дочери Галине, сыну Юре, внуку Андрею, внучке Витусе… «Мещанка!» – возмущался Леонид Ильич и невесело шутил: «Жена, понимаете, как чемодан без ручки: нести тяжело, а бросить жалко». Еще больше огорчала  любимая дочь Галина, которая  вышла замуж за  «циркача» Евгения Милеева, родила дочь Виту и вскоре ушла от него, вышла за   другого  «циркача» Игоря Кио,  который на 12 лет  моложе, и с ним разошлась. Много пила,  стала алкоголичкой. Пристрастился к алкоголю и сын Юрий. Леонид Ильич жаловался брату: «Яша, за что мне такое наказание? Я же работал на них, как вол!» - и плакал.

     Жизнь нередко  преподносила ему  трудные  сюрпризы, а смерть оказалась легкой: лег спать и уснул навеки.
 
      С кончиной престарелого Генсека   исчез  миф  о «развитом, зрелом социализме». Но  продолжалась непопулярная война в Афганистане   и разжигавшая военное противостояние на Ближнем востоке помощь арабам в борьбе с Израилем. Только  Горбачеву удалось вывести войска из Афгана, фактически потерпевших поражение, как когда-то и войска американцев во Вьетнаме. При Горбачеве были возобновлены также дипломатические отношения с Израилем.
                Развал
      В заключение следует сказать и о некоторых положительных  факторах брежневского периода: это самый дешевый в мире хлеб, самая дешевая в мире квартплата, бесплатное лечение и образование, отсутствие безработицы.
 
      Все эти «плюсы» при наличии несметных природных и людских ресурсов  и осуществлении  постепенных  реформ – подлинной демократии,  развития мелкой и средней частной собственности - давали, по определению многих экономистов, реальную возможность, начиная с брежневского правления, в течение 15-17 лет построить   процветающее  социалистическое государство.   Но, увы, этого не случилось.  Монополия компартии, близорукость руководства, боязнь власть имущих с введением кардинальных реформ  потерять свои льготы и привилегии, привели к  политическому и экономическому кризису  и в конечном счете -  к трагическому развалу огромной  сверхдержавы.