- Какой же ты мудак, Айк! – кричала она, вернувшись из душа. Такая красивая, всегда права. И в этот раз тоже, ведь с «мудаком» не ошиблась. - У тебя в аптечке случаем не завалялось противозачаточных?!
Мне никогда не приходилось кончать в девушку раньше, десять минут назад я удовлетворил интерес. Но, та, с которой я провернул свою затею, выругавшись, убежала в ванную комнату, а теперь стоит и материт меня.
- Но ведь ты же сказала, что бесплодна, - неуверенно начал я оправдываться.
- Я соврала! Да и какая разница, так не делается!
- Но зачем ты обманула?
- Потому что не люблю посторонние вещи в себе, я про «резинки».
Я сидел в основании, на тот момент уже «нашей» кровати, голый и растерянный.
Двадцать с лишним лет назад мой отец, примерно в таком же возрасте, в котором я тогда находился, решил нарушить привычный порядок вещей. Его поступок заключался в том, что он не стал оставлять стекать меня по материнскому бедру, как привык до этого поступать с моими не родившимися братьями и сестрами. Впрочем, возможно, он всего лишь испытывал некий интерес. Отец не боялся ответственности, по наследству, к сожалению, не передавшейся, поэтому через девять месяцев забрал меня из родильного отделения поликлиники.
И вот теперь, спустя столько лет, я сижу перед самой обворожительной девушкой в своей жизни, называющей меня «мудаком», стоящей в том, в чем ее мать не хотела бы, чтобы она стояла перед такими, как я.
Мои ладони потеют, а по спине бежит холодок.
Через час она спала, отвернувшись к стене, забрав себе все одеяло. Впрочем, в нем не было необходимости – мне и без того было жарко. То ли от летней ночи, просочившейся через москитную сетку, то ли от переживаний и натянутых нервов, которые не дали сомкнуть глаз до самого рассвета.
Прозвенел будильник, я вздрогнул.
Я всегда считал, что нет ничего хуже, чем видеть девушку с утра: не умытую, не причесанную, не накрашенную. Но она была исключением. Люди, ныне живущие, те, которым представится возможность с ней столкнуться, должны быть благодарны своему рождению. Спасибо, папа.
Локон ее волос упал на, еще не полностью пробудившиеся, веки. Я протянул ладонь, чтобы его поправить, она отстранилась и сделала это сама. Встала, потянулась и пошла на кухню, и я, не желая терять представшую картину, самую лучшую, будет полыхать «третьяковка» - плевать, отправился следом. Она поставила чайник и начала делать себе кофе. Я хотел приобнять ее сзади, она попросила убрать руки. Я не стал спорить.
Нужно ли извиняться за что-то, если тебе было хорошо? Не думаю.
За ночь, пересмотрев несколько вариантов, я пришел к одному, на мой взгляд, здравому решению.
- Слушай, я тут подумал, - она наливала кипяток в кружку. - Ну, если окажется, что ты беременна, то мне бы хотелось знать… В общем, как ты относишься к абортам?
Поаккуратней! Ты же могла обжечься!
Она повернулась ко мне лицом. Ее глаза были влажными. Испугалась, наверное, моего крика.
- Я, правда, бесплодна, Айк. Может, так и должно быть. Лучше не иметь детей вовсе, чем от такого мудака, как ты.
Больше она не сказала ни слова. Допила свой кофе, собрала вещи и покинула мою квартиру и мою жизнь. Надеюсь не навсегда. Но что-то мне подсказывает, что я ошибаюсь.
И зачем надо было врать?
Теперь кровать снова стала моей. Я лег посередине и проспал до самого вечера сном, спокойнее которого еще не испытывал.