"И не в том ли магия любви, - в обоюдном стремлении друг к другу?.."
Легкий ветерок вперемешку с ласковыми лучами августовского солнца приятно овевал ее лицо. Ощущение уходящего лета, ожидание сентября. В воздухе витала прохлада, но она почему-то не ощущала тоски, как это бывало обычно. Ей захотелось сварить себе кофе. Легкая улыбка скользнула по ее лицу, она еще раз прокрутила мысленно текст сообщения: «Девочка моя, милая, родная. Мысли о тебе греют душу и придают сил». Вот уже целый месяц, как ее утро начинается с ожидания смс, еще не открыв глаза, она уже прислушивается, когда же прозвучит знакомое пиликанье телефона. А после, с улыбкой на лице, приободренная и одухотворенная, она топает в холодный душ. Потом варит кофе и пьет его на балконе, наслаждаясь панорамой из окна. Ее утро уже не кажется безрадостным и ничего не обещающим. Ее квартира, некогда казавшаяся клеткой, сейчас превратилась в уютное местечко, в котором она проводит свое свободное и рабочее время, вся в ожидании его.
Вот и сейчас, вместо того, чтобы включить компьютер, ей захотелось немного прибраться: вымести, выскрести, отмыть, подобно тому, как не так давно она выметала весь сор из своей души. Да, дело было не из легких, сродни сеансу психотерапии, она всю душу свою, копившуюся долгие месяцы всю черноту души буквально «вылила», выпалила, нисколько не беспокоясь о том, как он воспримет ее душевные излияния. Он воспринял правильно: там, где было нужно, молчал, не задавал лишних вопросов, он тихо так смотрел на нее, и ей хотелось все больше и больше открыться ему. Она этого не боялась, ей даже хотелось до конца обнажиться, до самой сути, чтобы он увидел ее настоящую. Не ту, которой она пребывала последние месяцы, беззаботную, склонную к сарказму особу, с прилипшей маской равнодушия и уныния, долей скептицизма и нотками максимализма. Особу, которой уже опостылело такое декадантское существование, но которая не видела возможности и способов, как выйти из него, которая все глубже и глубже тонула в нем. Он даже не то, чтобы понял, он почувствовал ее, быть может, потому, что и сам в последнее время был таким. Беспечным разгильдяем, пьяным мастером, изрекающим философские и циничные сентенции, в истинность которых так упорно заставлял себя поверить. Но его душа, душа поэта, писателя, чистая, добрая, не желающая загонять себя в тиски грубости, твердости, где-то даже жестокости, так просила света, искренности и правды. Она-то верила, и в своей вере она-то и была права.
Он, в отличие от нее, до последнего боялся довериться, открыться. И сейчас, сидя на своем окне с видом на горы, вспоминал тот вечер, когда они смотрели на эти горы вдвоем. Смотрели, наслаждаясь тишиной и покоем, и молчали, буквально читая мысли друг друга. И теперь этот город, и даже это море, немного стали для него обузой. Ему скорее хотелось завершить все дела и устремиться к ней, начать новый этап своей жизни, без оглядки на вчерашнее, на страхи и сомнения.
Он достал телефон, еще раз пробежал глазами вчерашнее вечернее смс: «Хороший мой, родной мой, я с тобой», улыбнулся своими, некогда серьезными и печальными глазами, и с новыми силами и уверенностью в том, что все, непременно, сложится хорошо, побрел на работу.