В заводском парке росли высокие старые тополя, а аллеи вдоль асфальтированных дорожек засажены кустами акации и сирени. Укромные уголки облюбовали мужики, которые после работы любили поговорить за жизнь, разливая водку в граненый стакан, стянутый из жерла ближайшего автомата газированной воды. Но сейчас было раннее утро, и все философы, так же, как их жёны и прочие трезвенники-язвенники, спешили на работу.
Максим пинком отшвырнул лежащую на дороге бутылку и прибавил шагу. Хотя ему можно было и не торопиться, со дня на день придёт повестка, и: «через две, через две зимы, через две, через две весны…». Но в проходной закрытого института, куда его распределили после техникума, ждала злющая бабка, истинная вохровка – отчитает, да ещё директору института обязательно стуканёт. Сразу пропадёт желание жить не спеша. Вспомнив о ней, Максим прибавил шагу.
Парк большой – если на входе прикуришь, «бычок» улетит в кусты задолго до выхода. Вместе с сизым дымом клубятся разные мысли, воспоминания и мечты.
О трудовой дисциплине, пьянстве и ответственности
Звякнувшая осколками бутылка почему-то навела на мысли о пройденном трудовом пути, хоть и коротком, но наполненном весёлыми событиями. На первом курсе Максим воспользовался предложением отца пойти к нему на стройку, благо на эту практику конкретных требований от техникума не поступало – куда устроишься, то и ладно. Лишь бы справка с синей печатью. Отец, прораб на стройке, отправил в подмастерья к дяде Мише, добродушному, непьющему по соображениям здоровья, плотнику. И они, как шерочка с машерочкой, с утра исправляли мелкие недоработки отделочных бригад.
Скоро лафа закончилась — дядя Миша ушёл в отпуск, и «молодого» отправили к анархистам, отработчикам с завода. Заводчане, у которых приближалась очередь на получение жилья, отрабатывали «за квартиру» год-два на стройке.
Бригада занималась кровельными работами. Говоря проще, раскатывала рубероид на крыше детского сада, поливая основание расплавленным битумом. Салагу к опасным работам не допускали, только принеси-подай. Если по правде, они и себя не очень-то утруждали работой.
Утром кто-нибудь приходил с глубокого похмелья, а то и уже опохмелившись. Если было с собой, угощал товарищей. Через пару часов «ударного» труда самый нетерпеливый взваливал на плечо рулон рубероида, и, подмигнув сыну прораба: «Максимка, ты только бате – ни-ни!», уходил налево. А Максимка молчал, стучать ведь западло, не по-пацански. Реализация народного добра всегда проходила удачно, рулон – трёшка. Этого хватало на продолжение банкета.
Когда он возвращался с обеда, бригада была уже «пополам» и начинала уходить по одному, чтобы мастер не увидел. К концу дня оставались Максим и самый трезвый из коллектива, назначенный «дежурным». Когда он спросил у отца, почему не выгонит таких работников, тот усмехнулся: «А кто ж тогда работать будет, других-то нет!». Да отец и сам частенько приходил на «бровях».
Через год практика была серьёзней, по специальности, которой обучался в техникуме. В литейном цехе крупного оборонного завода. Он был градообразующим, жизнь половины местных жителей напрямую зависела от предприятия. Все детали на обрубочном участке цветного литья, как сказал «бугор», плавают на больших глубинах или летают на больших высотах. Уже много позже, в зрелом возрасте, Максим узнал, что именно здесь ковался ядерный щит страны – баллистические межконтинентальные ракеты, которые позволили установить паритет систем и успокоили ястребов за океаном.
В цехе для каких-то производственных нужд использовалась спиртосодержащая жидкость, которую рабочие называли «фракция». Частенько её карамельный запах можно было уловить в рабочей раздевалке, а пошатывающиеся фигуры литейщиков, формовщиков и стерженщиков увидеть в туманных от пыли пролётах цеха. Особенно впечатлял сварщик Вася, который уже к обеду впадал в буйное состояние и оглашал трубными звуками, напоминающими рёв быка, высокие своды производственного корпуса. Начальник цеха, услышав, вспоминал о каких-то неотложных делах и поспешно удалялся. Почему он не увольнял этого питекантропа, Максим понять не мог, но догадывался: «А кто ж тогда работать будет!»
Несмотря на юный возраст, наш герой понимал, что если Вася когда-нибудь свалится в дробилку или наступит на остывающий металл, отвечать будет начальник цеха. Но, видно, Бог берёг их обоих. Во всяком случае, за время практики смертоубийства не произошло. Остальные рабочие, конечно, так не усердствовали, но выпить на работе могли. Главное – через проходную пройти, 33 статью КЗОТ никто не отменял. Хотя, для таких, как Вася её, видимо, не существовало.
Вспомнив начальника цеха, Рашида Равильевича, Максим усмехнулся. На той практике их приняли учениками, через месяц присвоили самый первый, низший разряд. Понимая, что заплатят немного, он всё же упорно стачивал напильником заусенцы и облой с деталей, которые «поплывут или полетят». Хотя бы в пределах своей стипендии он заработать надеялся. Но в день выдачи зарплаты кассирша протянула для подписи ведомость с «огромной» суммой – 15 рублей. Три бутылки водки и закуска.
После этого Максим приходил на завод отбывать время, на рабочем месте застать было трудно. Из практикантов организовалась группа разгильдяев, которая с 8 до 16-ти занималась поиском развлечений на территории своего и соседних объектов.
Однажды, когда они особенно повеселились, начальник цеха вызвал его к себе в кабинет, долго отчитывал, а в заключение сказал, что такие, как он, позорят советскую молодёжь. Максима смех разобрал так, что не смог сдержаться. У возмущённого наглостью студента начальника затряслись руки, и Максим, побоявшись, что руководителя хватит кондрашка прямо на рабочем месте, удалился, бросив напоследок:
– А Вася кого позорит? Вы у него спросите, не стесняйтесь, когда он в следующий раз пьяный будет шарахаться по цеху. А то вы прячетесь от него, ему же обидно.
Как ни странно, сообщать о возмутительном поведении и нарушениях дисциплины в техникум начальник не стал. Может быть, забыл, или не в его правилах. Во всяком случае, Максиму безразлично. Если бы и захотел, Рашид Равильевич насолить не мог, из техникума не выгонят. До диплома всё равно допустят, а репутация разгильдяя и хулигана уже есть. И это его не расстраивало. В кругу друзей и знакомых Максима "ботаники" авторитетом не пользовались .
Перспектива в тумане, командировка завтра
В таких воспоминаниях Максим незаметно для себя добрался до проходной института, сдал пропуск и через внутренний двор поднялся в лабораторию. Женщины наносили последние штрихи на лицо, прячась за кульманами, мужики в коридоре переводили на дым «Родопи» и «Космос», обсуждая последние новости.
– Во, на ловца и зверь бежит, здравствуй, Керженцев! – весело сказал Фёдор Иванович, начальник лаборатории.
– Это за что вы меня так, Фёдор Иванович, зверем-то? – отшутился Максим.
– Ну, вон ты какой крупный! Слушай, Заварзин в Питере, надо по его силовой установке документы отвезти в Усть-Кинешь на завод. Съездишь в командировку, развеешься, в Кинеше девки красивые, невесту найдёшь!
– Мне и здесь хватает. Да ладно, съезжу.
- Ну, спасибо, сделал одолжение.
После обеда оформил в бухгалтерии командировочные бумаги, выяснил, что конкретно от него ждут, и пребывал в отличном настроении до конца рабочего дня. Закончил чертёж, который ни шатко, ни валко делал последнее время. Спешить некуда, армия всё спишет. А после службы он не собирался возвращаться в лабораторию. 120 рублей оклада – такие деньги без всякого образования можно получать. Мужики из института, когда проставлялся за вступление в коллектив, нарисовали радужную картину: поступишь в институт, поднимут оклад на 25 рублей, закончишь – ещё увеличат на 25. А там, лет через 15 станешь завлабом или начальником отдела, будут все 220, а то и 250!
А жить-то когда, если перспектива дорасти до оклада в 250 (!) рублей теряется где-то в тумане. 10-15 лет, ха! Парни вон на фарцовке заколачивают приличные бабки. Сколько они заколачивают, он и не знал. Но если судить по одежде и тому, как отдыхают, прилично зарабатывают. Куртки «Пармалат», джинсы от приличной фирмы, кроссовки «Адидас», «Найк» или «Рибок», джемпер «Ла кост». Ну, в общем, полный комплект.
Сейчас надо минимум 350 рублей получать, чтобы более-менее жить, одни джинсы приличные 250 весят. Если не воровать, конечно. А если воровать, то и 120-ти хватит. Но это Максима как-то не привлекало. Хоть у государства красть не зазорно, ему претило постоянно оглядываться на ОБХСС (от автора — отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности в системе МВД). Да и посадить могут. С другой стороны, за фарцовку тоже можно было сесть. При мыслях о тюрьме Максим вспомнил, как «заработал» свои первые джинсы.
«Б;ксер», «Траппер» и «Монтана»
Было это два года назад. Настоящие американские джинсы – мечта любого мальчишки в их провинциальном городе. Родители у Максима, мягко говоря, не миллионеры, а если учитывать любовь отца к горячительному, даже далеко не миллионеры, и рассчитывать на них не стоило. А «Монтану» или «Рэнглер» хотелось до зубовного скрежета. Это был фетиш, признак успеха и полноценности. Чтобы без них пользоваться популярностью у девчонок, надо обладать какими-то недюжинными отличиями. Джинсы были, как опознавательный знак «свой-чужой».
Выход подсказал Егор Никишин, друг по секции бокса и дискотекам. Да и просто друг. Имея его за спиной, можно было не беспокоиться за тылы. Как не раз и бывало, когда в драке их брали в кольцо, и помощи не ожидалось. Два разрядника по боксу – это лучше, чем 5 простых уличных хулиганов, главное не пропустить момент, когда кто-то из нападающих решит ножичком помахать.
Егор (вообще его звали Игорь, друзья переименовали в Егора) как-то сказал:
– Слышь, братэлло, тебе джинсы нужны?
– Продаёшь? Почём?
– Да не, тут другое. Пацаны в прошлый выходной из Антоновска привезли.
– А что, там дешевле?
– Вообще бесплатно, только за электричку заплатили! – захохотал друг.
– Как это? – недоуменно протянул Максим.
– Вот так. Лопух ты, Макс. Дождались у кабака пьяного, отоварили в тёмном уголке, и все дела. Летом и без штанов яйца не отморозит. Нефиг напиваться до такой степени, что не помнишь, где штаны потерял! – опять рассмеялся Егор.
– А менты?
– А что менты? Ну, если сразу прихватят – протокол за драку составят, а если потом – пойди, докажи. Сам пьяный, свидетелей нет, а штаны – у него одного, что ли такие! Да и где они, эти менты? Их, когда надо-то, не дождёшься. Даже не думай, поехали. Не знал, что ты забздишь.
Последнее замечание всё и решило, упрёк в трусости – страшное обвинение для семнадцатилетнего мальчишки. Уже потом Максим узнал, что подобное деяние в УК называется «грабёж» и карается серьёзным сроком. А тогда всё показалось делом пустячным.
Трудностей и на самом деле не случилось. Приехали к концу дня в Антоновск, до темноты просидели в кинотеатре, в сотый раз посмотрели «Пиратов XX века». Когда начало темнеть, выбрали два ресторана. Так, чтобы недалеко от центра, но и угол тихий. Егор, проходя вдоль переулка, предусмотрительно разбил лампу в уличном фонаре:
– Тоже мне, областной город, даже освещение уличное не могут сделать! – с потешным выражением лица сказал он, вытирая испачканные камнем руки о штаны.
У второго ресторана фонари светили, как из глубокой бездны светлячки, и парни не стали из-за них мараться. Расположившись на лавке в скверике напротив, разглядывали выходящих:
– У этого «райфлы» финские, даром не надо. Этот больно здоровый, с одного удара можно не свалить. «Техасы» надо? Мне точно не надо, в такую даль из-за итальянских штанов ездить и не стоило. Да итальянские, сразу видно.
– О, «Б;ксеры», классная фирма! И сам еле тёплый, – резюмировал Егор.
– А кому они, размер не твой и не мой!
– Макс, ты чего, сам их хотел носить что ли? – удивлённо посмотрел на него товарищ.
– Нет, соседу подарю!
– Тяжёлый случай. Продашь, другие купишь, дебил, — хохотнул Егор, поднимаясь с лавки. – Пошли, пошли, он без компании. Надо отоварить, пока до остановки не дошёл. А то ещё тачку тормознёт! Если ты валить будешь, бей аккуратней, челюсть не сломай, зачем лишний шухер.
– Эй, мужик, дай-ка закурить! – парни быстро, но без суеты догнали невысокого, крепкого, нетвёрдо стоящего на ногах мужчину. Это им он показался мужиком, на самом деле парню было чуть больше, чем грабителям, примерно лет 25.
– А чё так грубо? – по-блатному загнусил тот, повернувшись навстречу всем корпусом.
Бедняга оказался по правую руку от Максима, и тот, не дожидаясь Егора, резко поддел носителя джинсов правой снизу, вложив вес своего не маленького тела в удар. Парень взмахнул руками, и мягко приземлившись на клумбе, затих.
Егор потрогал его челюсть и повернулся к Максиму:
– Как в аптеке, клиент цел, но очень устал. Чего стоишь, тяни за штаны!
Оглянулись вдоль переулка – только в конце маячила влюблённая парочка. Егор быстро положил свёрнутые джинсы в пакет, и они также быстро удалились. Пьяный на клумбе громко икал. Видимо, ужиная, плохо закусывал. Со вторыми джинсами было ещё проще, хозяин так перепугался, что снял их сам. По той же причине парни не стали его «вырубать» – вряд ли он что-то запомнил спьяну да с перепугу. Прибавили шагу, потом страх погнал их чуть не бегом. Но когда мимо проезжали милицейские машины, делали лица «тяпкой», и с небрежным видом брели по ночной улице.
Добрались до вокзала, запрыгнули в отходящую электричку и облегчённо вздохнув, задремали на жёстких сиденьях.
После этого случая Максим даже в хорошей компании не выпивал больше трёх стопок: пьяный человек и собственным штанам не хозяин!
Преферанс и здоровый сон
Утром, по дороге на вокзал, встретил Серёгу Полянского, однокурсника и старого товарища.
– Как дела, Серый, повестку ещё не получил? – они сейчас все, кроме тех, что успели поступить на первый курс института с военной кафедрой, жили ожиданием – приказ министра обороны Устинова вышел, здесь уже дела какие-то начинать нет смысла. Даже девчонку новую заводить не стоит.
– Похоже, и не получу в этом году.
– Что так?
– Да военкома на х.. послал. Он обещал задержать, а потом в какую-нибудь задницу отправить: или на Северный Полюс, или в Афганистан, – криво улыбнулся Сергей.
– Нашёл, кого посылать! – Максим знал независимый характер товарища, но чего он не поделил с военкомом?
– Он на меня с мату заорал. Я врачу на медкомиссии посоветовал внимательней в задницу заглядывать, а комиссар меня козлом назвал. Ну, я его и послал.
– Понятно. Ну и чего, куда больше хочешь, на Север или в Афган?
– Лучше в Афган, там тепло, – засмеялся Полянский.
Когда стоял в кассу за билетом, вспомнил парней из двора, попавших в Афганистан ещё в первый заезд, в 79-м. Один, Генка, вернулся с лёгкой контузией, часто выпивал, в пьяном состоянии всегда бузил и никого не боялся. Он и трезвый не боялся, но тогда хоть не бузил. Второй, Сашка, спокойный, безобидный парень, не замеченный никогда ни в хулиганстве, ни в пьянстве, вернулся оттуда в запаянном гробу, и никто так и не узнал, как он погиб. Сашкины родители, и без того тихие и незаметные люди, похоронив единственного сына, вообще перестали появляться на людях. Как скорбные тени, два раза в день проходили по двору, и больше не появлялись – ни с соседками полузгать семечек на лавке, ни с мужиками забить в «козла». Как умерли.
Ко второй половине дня электричка дотащила его до Усть-Кинеша. Выйдя на вокзале, вспомнил инструкцию коллег, как найти завод: иди туда, куда все идут, не ошибёшься, он в городке один, большая часть населения работает там.
Приехал после обеда и понял, что инструкция была исчерпывающей: людские ручейки со всех сторон текли в одну сторону, на финишной прямой превращаясь в широкую реку. Заводская проходная, как пасть молоха, глубоко вдыхала всей грудью, чтобы затем в 17.00 также глубоко выдохнуть обратно использованных на сегодня людей.
Максим сдал документы в бюро пропусков и почти до конца смены ждал пропуск – режимный объект, абы кого не пустят. Когда вожделенную бумажку оформили, идти на завод не было смысла – рабочий день кончился, и технолог Керженцев с чистой совестью пошёл в гостиницу. «Так можно ездить, ни хрена не делаешь, время идёт. Ещё бы платили больше, ни в жизнь не ушёл бы!» – подумал он, растягиваясь на кровати.
Вернулись соседи по номеру. Познакомились. Все из института, только из разных отделов и служб. Максим работал месяц и пока никого, кроме мужиков из кузнечной лаборатории, не знал. Соседи достали привезённые с собой водку, коньяк, закуску, купленную здесь, и принялись за ужин. Пригласили и Максима, но он из вежливости выпил стопку и пошёл прогуляться. Какой смысл с ними пить – мужикам за 30, есть и вообще старый, к 50-ти. Выпьешь – потянет на «дискач», за девочками. С этими старпёрами, что ли?
Когда пришёл назад, в номере стоял дым коромыслом, мужики расписывали пульку в преферанс. Максим понимал, что игра интересная, но изучать все эти росписи на бумажке было лень, всё по той же причине – скоро в армию. От дыма было не продохнуть, и он, распахнув окно, улёгся спать.
Сквозь сон слышал, как коллеги бубнят, чокаются, гремят вилками и курят, курят, курят. Проснулся, посмотрел на часы – половина второго.
– Мужики, вы спать-то не собираетесь?
– Сейчас, сейчас, последнюю пульку распишем, извини.
Он недовольно подумал, что успокоить компанию мог бы на раз, одному интеллигенту засадить в лоб, остальные сами по номерам разбегутся. Но как-то нехорошо, коллеги вроде, в одном институте с ними работать.
Утром с головной болью и плохим настроением пошёл на завод. Сдал документы на подпись и прогулялся по территории внутри забора. Сунулся в какой-то цех, огляделся. Грязно, засалено, но ощущается какая-то скрытая мощь, гул земли. Кажется, происходит огромная, но невидная работа, как будто огромный стальной червь под землёй целенаправленно ворочается, ползёт, пробивает себе дорогу к известной только ему цели. Максим увидел спуск вниз по плавному металлическому пандусу, направился туда и упёрся в огромные бронированные ворота. Вошёл в открытую калитку, тут же услышал оклик из темноты:
– Пропуск!
Он показал разовый пропуск с указанной на нём степенью допуска и услышал из темноты:
– С таким сюда нельзя, немедленно вернитесь!
Максим миролюбиво поднял руки:
– Сдаюсь. Ухожу, ухожу, ухожу!
– Ты смотри, юморист! – услышал он, закрывая тяжёлую калитку.
Дискотека – место, где танцуют
Обратно электричка ползла, останавливаясь у каждого столба. За окном осеннее небо сорило мелким нудным дождём, растворяя надежды повеселиться на дискотеке: пока доберёшься, народ начнёт расходиться, ни «тёлку» снять не успеешь, ни потанцевать. Хотя танцами топтание паркета в ДК назвать было трудно. Вот когда народ подопьёт в праздник – тут-то и начинается буйное веселье. Чаще всего с мордобоем, который обсуждается в понедельник по пути в училища, техникумы и институты – кто кому на каких танцульках «начистил чайник». Спокойные интеллигентные юноши на дискотеки не ходят, опасно для здоровья.
Сила, умение постоять за себя были культом в таких маленьких городках. Бывая в столицах, Максим заметил, что и там ситуация несильно отличалась в этом плане. Нужно быть на самом деле семи пядей во лбу, чтобы иметь уважение сверстников, не умея махать кулаками. Да и то, если при общей слабости ты не трус. Иначе не светит.
Сойдя с электрички и глянув на станционные часы, он понял: успеет только к шапочному разбору. К Ирине идти тоже не хотелось — недавно поссорились, первым мириться не хотелось. Что она дождётся его из армии, парень не верил и не дорожил отношениями – девочка была с большими претензиями, и с такими же большими недостатками.
Наш герой решил идти к другу Антону. Тот жил с бабкой, она не слишком ограничивала свободу внучка. Часто дежурила на вахте в Доме железнодорожника, и квартира была свободна. Это обстоятельство плохо влияло на печень и нравственный облик Антона – всегда находился спонсор на бутылку водки и палку копчёной колбасы, а больше ничего и не требовалось. После употребления этого набора находились и приключения, которыми изобиловала жизнь любимца женщин Антохи Киреева.
Он был дома, да не один – за столом сидел незнакомый парень их возраста. «Андроповка» с привычной зелёной этикеткой уже наполовину опустошена, поэтому Максим с запасным «снарядом» был встречен бурной радостью. Познакомились:
– Максим — Сергей, – «очень приятно» в их среде говорить было не принято, поэтому скупо, по-мужски. Сергей глядел немного исподлобья и казался пьяным, хотя из початой бутылки отпито не так уж и много. То ли изображал пьяного, то ли был таковым на самом деле.
После первой рюмки мир, ещё недавно бывший серым и слякотным, начал приобретать живые краски, усталость сменилась оживлением. После третьей Антон с Сергеем вышли на улицу покурить. Когда вернулись, Сергей был уже совсем тяжёлый, его слегка покачивало. Плюхнувшись на стул, чуть не сломал его — парень был плотного телосложения. Выпили ещё по одной, Антон рассказал последние новости:
– Вчера на «дискаче» Мамонт троих сразу отоварил. Они с пацанами КМСа отмечали, он на турнире Хохрякова первое место недавно взял. Пришли в ДК, давай песни диск-жокею заказывать, а там какой-то чувак «после армии» буровить начал. Мамонт сначала по-хорошему с ним, тот ещё больше залупаться стал, видать, не знал, на кого «тянет». Ну, Мамонт и не сдержался, с правака зарядил ему, чувак все колонки в кучу собрал. Его кенты впряглись, он их тоже «отоварил». Одному челюсть сломал. Там дружинники были с ментом, хотели забрать его, братва кого оттеснила, кого он сам дюбнул и ушёл через туалет, окно там выбил. Во шухер-то был! Кстати, как он в спаррингах, не тяжело с ним стоять? - спросил он у Максима.
– Резкий чувак, ничего не скажешь, бьёт, как паровой молот. Если попадёт, башка гудит долго. Только забывается немного. Как пойдёт в разнос, можно подловить и на жопу посадить — башку задирает, как бык перед кормушкой.
– А ты чё, боксёр что ль? – спросил с некоторым вызовом молчавший до этого Сергей. Спрашивая, он с трудом фокусировал взгляд на собеседнике. Затем, рискуя пораниться, начал резать колбасу.
– Есть немного, – миролюбиво ответил Максим. Свары в компании он не любил: только что дружеские разговоры, и вдруг бить по лицу – как-то не по-человечески.
– Ты чё, Серёга, не знаешь Макса Керженцева? Его весь Чегрэс знает! — удивился Антон.
– А мне по х.. кто его знает, кто не знает, – небрежно ответил Сергей.
– Слышь, ты х..ми-то сильно не разбрасывайся, корешок, – начиная заводиться, предупредил его Максим.
– Да пошёл ты на х..!
– Ну-ка, пошли на улицу, поговорим, – решительно встал оскорблённый Максим.
Сергей вдруг кинулся на него, сжимая в руке нож, которым только что резал колбасу. Максим выставил перед собой сжатый кулак, на который с пластмассовым стуком налетел лоб агрессора и он, резко изменив траекторию движения, полетел в угол.
– Мля, отдохнул, – с сожалением сказал Максим. – Тащи его на улицу, он здесь всю мебель переломает, бабка твоя нам потом задаст.
Антон помог встать упавшему, попутно толкнув нож под комод.
– Ну, сссука, я тебе щас покажу, – сквозь зубы процедил Сергей.
– Пошли, покажешь, кто бы сомневался.
Отойдя из-под освещённых квадратов ночных окон ближе к кустам, соперники встали друг против друга. Сергей, как обычно в таких случаях поступают «духари», скинул олимпийку и футболку, оставшись с голым торсом. Глядя на это, Максим, несмотря на некоторую нервозность, рассмеялся:
– Уже страшно.
Когда тот бросился в атаку, Максим сделал шаг в сторону и правой сбоку нанёс удар в челюсть, стараясь не зацепить зубы — если ссадишь кожу на казанках, рука опухнет. Громко лязгнув зубами, Сергей рухнул и зашуршал в кустах осенней листвой. Немного подождав, Максим понял, что не дождётся, и пошёл назад. Антон остался дожидаться Сергея. Макс шагнул мимо тропинки, споткнулся и упал в кучу сухих листьев. Противник, выбравшись из кустов, увидел его лежащим и кинулся коршуном, метя ногой в голову. Максим успел выставить руку, ребристая подошва кроссовки оставила на ней жгучую полосу. Откатившись, резко встал и встретил летящего напролом парня двумя прямыми ударами, уложив окончательно. Задрав веко, убедился, что тот в глубоком нокауте. Вдвоём с Антоном подняли и усадили на лавочку у подъезда:
– Пусть отдохнёт боец. Откуда он взялся, Антон? Бухаешь, с кем попало. Зарежут тебя когда-нибудь.
– Да со знакомыми чуваками пришёл, с Пимой и Бяшей. Они на «дискач» ушли, этот остался, блин. Чёрт с ним, очухается, сам уплывёт, ни хрена с ним не будет. Пойдём к тёлкам в общагу?
– Есть к кому?
– Ну, есть. Не получится, так и ладно, разойдёмся по домам.
– Пошли, – согласился Максим.
В общежитии все двери были уже закрыты, вахтёрша на стук погрозила из окна кулаком и показала на телефон. Парни намёк поняли и пошли попытать счастья у водосточной трубы. На зов никто не отозвался, а когда они начали орать пьяными голосами, погасли последние горевшие окна. Решив, что сегодня им удачи не видать, ребята отправились по домам.
Недалеко от дома Максим увидел нервно двигавшуюся группу людей. Подойдя ближе, в полутьме разглядел – трое подростков лет по 15 пинают помятого жизнью мужика, попутно щупая его карманы.
– Эй, братва, а ну-ка по домам, мамки уже заждались. Домой, пока себе на «малолетку» не наработали! – окликнул Максим, направляясь в их сторону.
– Чувак, тебе неймётся? – один из них пошёл к неожиданному защитнику. Остальные на время оставили в покое свою жертву.
Ребята были не очень крупные, но и не мелкие. «Вот так когда-нибудь такие шакалы и сунут перо в бок», – подумал Максим, прикидывая порядок действий и радуясь, что хмель уже выветрился. Сделав обманный шаг в сторону самого смелого, встретил прямым набегающего второго и тут же догнал боковым правым отшатнувшегося ранее говоруна. Первый рухнул замертво под силой собственной инерции, второй устоял, но отскочил на безопасное расстояние. Третий схватил нападавшего за локоть и потащил в сторону: «Хорош, Гусь, это же Коржик, боксёр чегрэсовский. Завтра ещё и на разборки напоремся», – и уже Максиму:
– Всё нормально, Корж, уходим, ошибочка вышла.
Подняли павшего, и, вытирая сопли, быстро удалились. Максим подошёл к избитому мужику:
– Живой? Сам доберёшься или скорую вызвать? – подал руку, помог встать.
Тот натужно закашлялся и отхаркнул кровавые сгустки. Мужику примерно за 30, может и больше, видно, что пьёт и как пишут в газетах, ведёт асоциальный образ жизни. Вглядевшись, Максим вспомнил его.
Во дворе, куда они переехали из барака, собиралась молодёжь из округи, парни, девчонки. В только что заселённом доме было много своих ребят этого цветущего возраста, особенно девушек. Но для мелюзги типа Макса это были «большие», почти взрослые, многие уже курили и ходили с девушками под руку. Самые состоятельные могли бережно нести на сгибе руки катушечный магнитофон «Весна» на батарейках (кассетников ещё не было). И округа оглашалась жизнерадостными песнями типа «Не надо печалиться, вся жизнь впереди». Он был из той компании, звали Седой, и почему-то запомнился Максиму. Может быть, из-за того, что лягал болтающуюся под ногами мелюзгу.
– Что, Седой, жизнь не балует? – спросил он опомнившегося от избиения мужика. - Деньги целы?
– Откуда им взяться. А ты что, знаешь меня? – с благодарностью посмотрел тот на спасителя. Седой вгляделся в лицо Максима, естественно, ничего не вспомнил, но на всякий случай сказал:
– Спасибо, браток.
– Не стоит благодарности. Иди уж до дому, пока ещё где не напоролся, шпаны с ваших времён меньше не стало, – хохотнул Максим и пошёл к своему двору.
Дома, чтобы не беспокоить мать, вспрыгнул на балкон – жили на первом этаже. Толкнул слегка балконную дверь. Соглашение с младшим братом работало – щеколда открыта. Бесшумно зашёл, разделся и лёг спать. Родители были далеко, и, скорее всего, сквозь сон ничего и не услышали.
Утром мама удивилась:
– Сынок, когда приехал-то, мы уж и не ждали, думали, на следующую неделю задержишься в командировке. Во сколько пришёл?
– Мам, вечером. Я тихо зашёл, вы уже спали.
Максим подремал ещё пару часов, потом мать разбудила:
– Иди, поешь. Там к тебе друзья пришли, Антон и какой-то парень, раньше не видела.
Максим, очень недовольный тем, что разбудили и не дали почистить зубы\сходить в туалет\позавтракать, надел треники и вышел в коридор. Там его ждали Антон, Сергей и девушка лет 17-ти:
– Привет, пошли шашлыки жарить, погода зашибись! – вступил Антон.
Максим недоумённо посмотрел на Сергея, Антона и девушку, выдержал паузу и сказал:
– А всё уже готово, и никто не обижается на старое? – Сергею: – Ты сегодня уже не гладиатор?
Все рассмеялись.
– Извини, браток, попутал, похоже, водки было много.
Антон нетерпеливо вставил:
– Конечно, Макс, всё о кей. Тебе сколько времени надо собраться?
– Минут 10, сейчас выйду.
В осеннем лесу было тихо, ветер слегка шелестел в кронах оставшейся жухлой листвой. Костёр горел без дыма, после второй рюмки подоспели угли и через пару минут шампуры с нанизанным на них мясом, укреплённые на кирпичах, издавали чарующие запахи. Компания неспешно беседовала, не забывая опрокидывать маленькие рюмочки, захваченные Максимом из дома. Инна, вначале предполагавшаяся подругой Сергея, постепенно перекочевала в сторону более приятного на внешность Антона. На что Сергей, как ни странно, отреагировал спокойно. То ли Инна была не очень ценной находкой в его глазах, то ли вчерашние воспоминания не позволяли обострять ситуацию.
После пикника Максим переоделся и отправился к Ирине, в очередной раз восстанавливать мосты. Ирина, чтобы вызвать чувство вины, стала рассказывать о том, как неправильно себя ведёт Максим, а для поднятия собственной ценности говорить, как много у неё поклонников, и как ей трудно не отвечать на их домогательства. Закончилось тем, что на лестничную площадку вышла мама, обозвала гостя дураком и пьяницей, после чего загнала дочь домой. Дурак и пьяница с облегчением вышел на улицу, закурил и в который уже раз пообещал себе больше не появляться здесь.
Дома, учуяв запах спиртного, мать завела шарманку:
– От тебя, сынок, и вчера пахло. Что ж ты делаешь с собой, мало мне одного алкаша в семье, всю жизнь испоганил, ты таким же вырос!
– Мам, ну что ты шумишь, ну выпил сто грамм, зачем ты преувеличиваешь. Ну, не ребёнок же я, в конце концов. Серега Смирнов вон женился уже, а ты меня за бутылку пива третируешь!
– Да лучше женился, меньше с всякими шалашовками путался бы. Эта твоя Ирина нехорошая девушка, зря ты с ней дружишь.
– Началось. Мам, мне со дня на день повестку принесут, два года от меня отдыхать будешь, дай последние дни догулять.
– В Крыму не нагулялся, вот же недавно приехал.
– Мам, а я ведь у тебя ни копейки не взял, что ты меня упрекаешь. Сам заработал, сам отдохнул – всё ровно, – в сердцах сказал он и отправился спать. Младший брат, оторвавшись от книги, сочувственно подмигнул ему.
Вино в муравейнике, водка под подушкой
По дороге на работу увидел на остановке студентов в ватниках и с рюкзаками. Осень, на картошку поехали – город спешит на выручку деревне. С улыбкой вспомнил свои студенческие годы. Если на первом курсе уборка картошки не понравилась – первый раз от мамы с папой и коммунальных удобств, в казарму с двухъярусными кроватями и в поле с ведром, то на последующих курсах это было развлечением. Все друг друга знали, вход в женское отделение с другой стороны барака, но никто особо за ним не следил. Познакомился с кем – вечерком в стога за деревню: и тепло, и уютно, и романтично. Многие девушки тогда лишились девственности, под гитарку да под грохот музыки. А с музыкой проблем не было, на помощь приезжала техникумовская дискотека, и часов до 11 вечера над селом Кучумовым разносились хиты «Smokie», «Boney М», «Supermax» и других идолов 80-х годов.
В первые по приезду дни благодаря городским махновцам сельский магазин за неделю выполнял годовой план. В ход шли и «Далляр» кавказского разлива, и «777», и она, родная, по 4,12 за бутылку. Придя с поля, народ небольшими группами, чтобы не вызывать подозрений у преподавателей, уходил в сторону леса, прижимая к сердцу рюкзаки с пойлом и закуской.
За те несколько часов, что оставались от окончания рабочего дня до отбоя, некоторые студенты успевали нагрузиться так, что их приходилось заносить в казарму. Когда продавцу запретили отоваривать городских, было уже поздно – молодёжь сориентировалась в географии района, проблем с доставкой не возникало. Могли сгонять на попутках, могли заказать местным водителям за один процент, пардон, пузырь. Был ещё источник алкоголя: на следующий день пойти туда, где чернеет кострище вчерашнего веселья и пробежаться по полянам. В муравейниках и прочих складках местности можно было обнаружить половину того, что было принесено вчера. Когда начинался пикник, после второго-третьего круга самые находчивые начинали прятать спиртное, чтобы, когда оно кончится, с доверенными лицами выпить припасённое. Но, естественно, потом во тьме ночи и сумраке сознания забывали – где и сколько спрятали.
Преподаватели, точнее, мужская их половина, тоже не могли долго жить без моральной разрядки. Одни изредка, другие ежедневно, это уже индивидуальная особенность. Тогда были ещё живы мужики, прошедшие войну. Например, физик Брагинский, которого студенты за глаза называли Танкистом – он воевал в танковых частях. Тот не пил так, чтобы было заметно. Студенты понимали, что слово фронтовик – не пустой звук. Он не боялся вправлять мозги тем, кто не хотел себя вести по-человечески. Не объяснимо, но анархическая студенческая вольница побаивалась его. Утром в расположении, где спали прямо в сапогах и одежде оскотинившиеся студенты, Танкист бил палкой по грядушкам кроватей и орал дурным голосом:
– Кончай ночевать, подъёёёёёёём!
На последней ноте хотелось послать далеко, но никто этого не делал, подымали всклокоченные головы от грязных подушек и задумчиво опускали ноги вниз. Осенним утром идти к соскам, расположенным возле деревянных помещений «М» и «Ж», открывать краны и умываться холодной водой, когда пар идёт и от воды, и от рук, морозило до дрожи. Но Максим и другие, пытавшие сохранить человеческий облик, делали это. И парадокс – жизнь становилась милее и краше.
Женская часть преподавательского состава была выше всяких похвал, никакого сравнения с нынешними юморесками о корпоративных встречах и командировках. Максим вспоминал, как преподаватель группы секретного отделения, красивая женщина лет 35-40, будила своих спецстудентов:
– И-Э-э-э-э-х, вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и холодных!
А те, поднимая тяжёлые похмельные головы, просили:
– Валентина Фёдоровна, не так громко, мы честно, щас пойдём работать!
Но, конечно, обманывали, не работали. Вечером, у костра под вермут или без него, звучало «Всё отгорит», «По дороге разочарований» и часто – «Уголок России, отчий дом». Песни звенели в осеннем лесу и навевали романтические настроения. Патриотизм в те времена был редким явлением, но когда Серёга Полянский пел «Уголок России», уходя высоко на словах «России» и «туманы сини за окном» студентки готовы были отдать ему всё, что у них было. И отдавали, гитаристы были популярны так же, как гармонисты лет за 20 до того.
После картошки было трудно адаптироваться в городской жизни. Но жизнь есть жизнь – пара за парой, зачёт за зачётом, картофельная романтика отлетала до следующего года.
Волны Чёрного моря
После защиты дипломной работы Максим и ещё несколько решительных мужчин призывного возраста решили перед армией отдохнуть на полную катушку. Сказано-сделано, компания, которая наводила ужас на округу и соседние районы определилась – едем к морю. Когда разговор шёл после дискотеки, собирались все. Тогда Максим ещё подумал – куда эту орду селить, ведь опасность для среднего по размерам городка вполне серьёзная. Но жизнь всё уравновесила: многим обстоятельства, по большей части финансовые, не позволили такое путешествие. Хотя, по тем временам на две-три недели в Крыму хватило бы рублей 300-400. Но, и, то деньги, которых не было. Средняя зарплата в стране 200-220 рублей.
Максим, решивший съездить во что бы то ни стало, пошёл работать в овощной магазин грузчиком – до выхода на работу по распределению было ещё два месяца заслуженного отпуска. Плюс сэкономленная стипендия, плюс продажа фирменного диска «АBBA». Хватило. В общем, в поезде, в конце концов, оказались Максим, Антон, Андрей и Толя. Андрей, немного желчный, но здраво рассуждающий высокий брюнет, Толя невысокий, спортивный блондин, весь как будто на шарнирах. Антон суховатый стройный парень, любимец девушек, лицом чем-то напоминавший известного киноартиста Олега Янковского. Не нужно напоминать, что все они в разной степени были боксёрами, каратистами и прочими поклонниками силовых единоборств. При этом вменяемые и невменяемые пассажиры разделились 50\50.
Провожать пришли все парни из чегрэсовской компании, не самой сильной, но и не самой слабой в городе. Короче, их уважали, потому что бить они умели, встречных ударов не пропускали и не прощали. Нормальные для тех времён парни. Да и для нынешних тоже: встретишь – убежишь, куда денешься. Если успеешь.
Тогда молодёжные компании распределялись по территориальному районному признаку. Но, конечно, в «толпу» не брали тех, кто не умел или боялся драться, тут уж извини. Со скалы не сбросят, но и за человека не посчитают.
Провожать пришли все – угощение на дармовщинку! Грузили парней уже в хорошем состоянии, Максим с Андреем ещё куда ни шло, а Антон и Толик были уже готовы к подвигам. Спиртное благодаря группе поддержки кончилось, тут бы и сказке конец на тот день. Но из соседнего вагона пришли знакомые ребята, едущие вдогонку своей компании в Феодосию, принесли ещё литр. Для уже тёплой компании эта доза, хоть и на восьмерых, стала критической. Один из пришедших в гости, Вова, стал задирать проводницу, которая сделала ему замечание. Он указывал на неё пальцем и говорил металлическим голосом по-немецки всё, что смог усвоить из школьной программы, часто вставляя «unser prowodniza», чем выводил её из себя.
Та, размахивая веником, которым подметала проход между плацкартными купе, заявляла:
– Я вас в Куйбышеве высажу, вы у меня до Симферополя не доедете, шпана сопливая!
Вова в ответ нёс с умным видом свою тарабарщину, компания веселилась от души, а остальные пассажиры предчувствовали «весёлую» поездку. Более трезвый Андрей осадил юмориста:
– Вован, ты тут повеселишься и уйдёшь в свой вагон, а нам с тёткой ехать ещё. Хорош залупаться, оставь её в покое.
Когда спиртное закончилось, четверо из соседнего вагона ушли восвояси, вменяемые из оставшихся благополучно завалились спать на серых влажных простынях, а вот «артистам» спокойно не сиделось. И они решили продолжить банкет в вагоне-ресторане. К вечеру компания имела протокол за хулиганство – Толя разбил кулаком стекло в тамбуре. Потери составили 25 рублей штрафа, уплаченного на месте, и 30 посиделки в ресторане и знакомство с девушками. Никакая, даже самая отмороженная «мочалка» с такими не рискнула бы общаться, но ведь орлы-то так не считали!
Зачем разбил окно в тамбуре, Толя внятно объяснить не смог. Максим с Андреем, посовещавшись, предложили собрать деньги в общую кассу. А если кто-то не согласен, предложили они, то едет и живёт на свои:
– И нам по фиг, что он будет жрать и как поедет обратно, хоть пешком.
При всём нежелании расставаться с деньгами, весельчакам пришлось подчиниться общему решению. Тем более, что и взяли они с собой меньше, чем договаривались на совете перед отъездом.
Вторые сутки прошли под мерный перестук колёс, тяжёлые вздохи страждущих и бульканье воды, громко проходящей через молодые кадыки. Проезжали волгоградскую область, было жарко так, что и курить не хотелось. Антон уснул у раскрытой форточки на второй полке, а когда проснулся, все парни громко улюлюкали и хохотали — вся физиономия его была перемазана сажей, угольные усы до бровей, как на картине Сальвадора Дали.
Когда Андрей сообщил это, Антон не понял — обижаться или гордиться, так как впервые услышал о каком-то Сальвадоре. Немного подумав, пошёл мыть лицо. Пассажиры в этот день успокоились, поняв, что молодёжь более-менее здравая и поножовщины не предвидится.
Наблюдая из окна мелькающие пейзажи, Максим в очередной раз поражался величием и громадностью своей страны, различием природы и людей, её населяющих. Думая об этом, он гордился, что живёт в Союзе, является его гражданином и любил всех, кто в ней живёт. И, хотя всё это время они ехали по территории России, он думал, что едет по Советскому Союзу.
Когда поезд проезжал мост через Волгу, парни молча уставились на бескрайний водный простор, только Андрей восхищённо протянул:
– Велика ты, Волга-матушка, русская река!
В других обстоятельствах ребята осмеяли бы подобную сентиментальность. Но в этот раз промолчали. Даже окурки бросить за окно постеснялись, затушили в жестяной банке, висевшей в тамбуре.
Ялте мы не нужны, едем дальше
В Симферополе они сходили с поезда, измотанные жарой, уставшие, немытые и мечтающие о море, воде и постоянном месте ночлега. Благодаря хозяйственному Андрею быстро определились с транспортом до Ялты. Самым удобным и дешёвым оказался троллейбус. Правда, Толя порывался залезть в гостеприимное такси с чернявым улыбчивым водителем, но Максим решительно вытянул его оттуда за брючный ремень.
– Пацаны, я за полста отвезу, с вэтэрком, бистро!
– Езжай, езжай, Бог подаст, бедные мы, с Урала, – махнул рукой Андрей и отвёл Толика:
– Брателло, вы живёте не по средствам, вам ещё предстоит с обществом за кулачные бои в тамбуре и съём «тёлок» рассчитываться. Пойдёте, как Максим Викторович, в овощной магазин грузчиком работать? Если не готовы, ближайшие 3-4 дня не пьёте, курите только «Приму» и девочкам только улыбаетесь. Поручик! – он повернулся в сторону Антона. – У вас возражения есть?
Те попытались спорить, потом рассмеялись и пошли в сторону троллейбусной остановки. Несколько часов ехали с относительным комфортом всё время куда-то вниз. С жестяным звуком троллейбус катился под гору, вокруг проплывала непривычная, красивая крымская природа. Кучерявые зелёные холмы, бугры и впадины, над всей этой красотой сияло ярко-голубое небо сияло.
– Эх, бродяги, красота-то какая! А не поехали, так сидели бы дома, Лужу сторожили да на Янтарное иногда ездили. В тину нырять, ха-ха-ха! – радовался Максим.
К вечеру вышли на автовокзале Ялты. Там, как чайки на морском берегу, несмотря на вечерний час, галдели квартирные хозяйки. Парни приободрились – остановимся в Ялте! Но, войдя в круг, поняли, что они чужие на этом празднике жизни. Хозяевам требовались семейные пары, женщины в возрасте, на крайний случай мамы с более-менее большими детьми, но никак не 4 взрослых балбеса с лицами, не внушающими доверия.
Максим в поисках еды подошёл к ярко светящейся «стекляшке» кафе. Навстречу вышел мужик в гавайской рубашке и джинсах.
– Ну, как там, съедобно? А по ценам как?
– Excuse me, I do not talk Russian...
– Оппа, пожрали. Что? Всё о. к. Welcome to Crimea! Лондон из кэпитэл оф грейт бритэн. Парни, сдаётся мне, там плохо кормят, пошли на ночлег определяться, — сказал он, возвращаясь к друзьям.
Сдав надоевшие сумки в камеру хранения, ребята нашли ночлег на одну ночь у ворчливой хэкающей тётки (здесь хэкали все, фрикативное «г» в Крыму было везде). Это хэканье началось ещё с краснодарского края, ребята уже привыкли. Поднявшись на 7-й этаж, они оказались в трёхкомнатной квартире, больше напоминавшей ночлежку или коммунальную квартиру без коридоров. Тётка гостеприимно, не взимая дополнительную плату, напоила бродяг чаем и бутербродами с салом, после чего те, попадав на раскладушки и другие предложенные места, быстро заснули. Только жадный Толик, переев сала, всю ночь бегал в туалет.
Спозаранку парни попили чаю, предложенного гостеприимной Тамарой Ивановной и пошли к морю. Пришли, разделись под какой-то лесенкой, по пляжу идти-то было трудно, не то, что найти свободное место. Антона оставили сторожить вещи и с наслаждением плюхнулись в тёплое Чёрное море. Плыть удалось только на удалении от берега, вода кишела людьми. Когда Максим выгребал к буйкам, на голову шлёпнулось что-то мягкое, желеобразное, и соскользнуло по лицу в воду. Небольшая прозрачная медуза, шевеля телом-одеяльцем, поплыла прочь. Он оглянулся, невдалеке из воды торчала улыбающаяся рожица Толика:
– Макс, поймал презент, ха-ха-ха!
Он в ответ взял медузу больше размером и точным броском чуть не пристроил её кляпом в разинутый рот Толика. Весело гогоча, парни поплыли дальше. Когда вернулись под лестницу, там никого не было, но вещи лежали на месте. Через некоторое время вернулся мокрый Антон.
– Антоха, ты дурак или как? А если мы потом в плавках с пляжа пошли бы? Только что «Монтану» купил, а этот идиот оставляет вещи без присмотра на всесоюзном пляже, блин, – возмущался Андрей.
– Да ладно, пацаны, всё ж на месте, не шумите, пацаны.
– Антон, если человек дурак, это навсегда, – с умильным лицом похлопал его по плечу Толик.
– Чья бы корова мычала, а ты, громила тамбуров, молчал бы.
Море играло солнцем, волна с шумом набегала на гальку, на брошенные у воды сланцы, лизала пятки. Крик чаек, людской гомон, лёгкий бриз и йодистый запах воды – ура, мы с тобой, Чёрное море!
Не Ялта, так Алупка
Посовещавшись, решили, что в Ялте ловить нечего, 4 сибирских хулигана не входили в планы местных владельцев углов, комнат и квартир. Придя на морской вокзал, выбрали в списке маршрутов понравившуюся точку и купили билеты. Этим населённым пунктом стала Алупка, то ли из-за смешного названия, то ли из-за того, что была равноудалена от других достопримечательностей побережья.
Когда плыли на катере, Толя по складам читал надписи на берегу:
– На каком языке написано? Буквы вроде русские почти все, а слова хрен поймёшь через одно.
– Чурка нерусская, это по-украински написано, – со смешком сказал Максим.
– А почему на украинском?
– Потому, что Крым сейчас отписали на Украину. Точнее, не сейчас, а в 54-м Хрущ подарил.
– По истории проходили, что из-за Крыма с Турцией и Францией то ли 2 то ли 3 войны было, помнишь, русско-турецкие войны? А с какого перепуга он стал украинский?
– С такого, блин. Плохие цари завоёвывали, хорошие генсеки раздаривали. Да, в принципе, какая разница, я что-то и не заметил, чтобы здесь хохлов много было, одни русаки. Только хэкают, как на Кубани. Так и в Воронеже также говорят. Что УССР, что РСФСР, один хрен СССР, — плюнул за борт Максим. – Встань с другой стороны, пепел в глаза летит, - оттолкнул он Толю.
В Алупке их тоже не встречали с оркестром, но через час парни уже шли вверх по Нагорной улице за хозяйкой, решившейся их приютить. Анна Андреевна показала им возможные варианты проживания: вот летняя кухня, здесь могут жить трое, вот веранда на одного жильца. Андрей, как любитель руководить и человек коллективный, остался в летней кухне, Максим, как индивидуалист, пошёл на веранду. Ни Антон, ни Толя не пытались определять своё местоположение, кухня их сразу устроила. Как они сказали, «в общаке и понос не страшен».
Хозяйка, благожелательная интеллигентная женщина лет 40, дала им всю необходимую для готовки пищи посуду, показала, где что находится, что можно, что нельзя, что не рекомендуется. На участке было много построек, в летний сезон, который всю зиму кормит, использовался любой кусок земли, любой сарай для размещения «дикарей». Проходя через дом за посудой, Максим в комнатах увидел стоящие в несколько рядов, как в общежитии, кровати и с радостью подумал, что ему повезло с верандой. Утром, подходя к окну, он видел крымское солнце, просвечивающее через виноградные листья, и наполняющее жёлтым живым светом ягоды в неспелых гроздьях. Ему нравился ни с чем несравнимый запах лозы, густой тени, земли, ещё чего-то. И только доносившееся с угла участка амбре летнего туалета портило впечатление.
О, море, море!
Как только вещи были брошены, все устремились к морю. Дорогу можно было не искать, тут они все заканчивались у пляжа. Или почти все. День был ветреный, и зелёно-голубые волны, разбиваясь о волнорезы, мягко плескали о берег, собирая у обреза воды бутылки и прочую мелочь, которую щедрые отдыхающие им дарили. Народу немного, час послеполуденный – отдыхающие из многочисленных санаториев процедурах, «дикари», прожарившиеся до обеда, тоже принимали сиесту.
Парни с гиканьем бросились в волны, шлепая друг другу на спины прозрачных медуз, коих тут болталось видимо-невидимо. Друзья ныряли под волну, соревнуясь, кто дальше проплывёт под водой, плыли всеми возможными стилями, уходя за буйки и перекрикивая шум моря и крики чаек. В это время на берег пришли, судя по загару и поведению, местные ребята. Пройдя по волнорезу до середины, они по очереди прыгали на мелководье «рыбкой», но почти параллельно уровню воды. Когда прыгнул первый, сибиряки замерли – вот он сейчас башкой-то ударится о дно! Этого не случилось, тот упал почти плашмя, но, не поднимая брызг и, следовательно, не ударившись пузом. И тут же вынырнул, пройдя чуть не грудью по дну, вскочил на ноги. Остальные поступили так же. Толя уважительно протянул: «Во дают, алупчики!».
После купания ребята с аппетитом восемнадцатилетних троглодитов пообедали в столовой и пошли спать перед вечерними приключениями. Перед сном прикинули финансовый баланс, определили, сколько могут тратить в день, чтобы хватило до отъезда и на обратную дорогу. Романтично настроенным Толе и Антону рассказали поучительную историю «кедровских», которые пропили и прогуляли все деньги. А потом ехали, побираясь и подбирая «бычки» из банки в тамбуре. Видение окурков в консервной банке примирило романтиков с необходимостью экономии.
Пьём для запаха, дури и своей хватает
На этот вечер они допустили небольшой перерасход и отправились в город, когда сумерки начали потихоньку сгущаться над ароматно пахнущими персиками и морем крышами. Первый ресторан парням не понравился: явно дорогой, публика солидная и по возрасту и по материальному состоянию, открытая веранда – сидишь, как в аквариуме. А в 18 хочется в полумрак, с приглушенным светом, чтобы не видно было смущения при знакомстве и волнения при назревающей драке. Хотя из четверых ни один не боялся. Закалённые в дворовых боях, в городе, где умение постоять за себя – принцип выживания, они сами были готовы предложить любому желающему «выйти».
Нужное заведение нашлось как раз у городского фонтана – бар, куда в полуподвал вели крутые каменные ступеньки. Недостаток был, и недостаток существенный – из еды только шоколад и печенье. А алкоголь убойный — креплёные массандровские вина, какие-то импортные бутылки, коньяк и даже виски, редкий продукт в 80-е. Но увидев цену виски, ребята сразу стали горячими патриотами – ну зачем виски, когда есть портвейн, херес и мадера. Пей, не хочу!
Без хорошей закуски «не хочу» наступило быстро. Максим косил в сторону соседнего столика. Там сидели подмеченные ещё на пляже три девушки. У одной был очень солидный для юных лет бюст при обычной, даже тонкой, талии. Кроме сексуальной фигуры у неё было и симпатичное лицо, в общем, мечта 18-летнего балбеса. Он подсел к девушкам, разговорился, познакомились. Толя, наблюдая за передвижениями товарища, навострил уши и уже поднял задницу со стула, чтобы присоединиться. Максим сделал ему знак рукой, вроде «подожди, не время».
Подружки оказались ленинградками, что не удивило, чувствовался столичный лоск. Собеседницы оказались разговорчивыми и компанейскими, но уже занятыми: приехали с парнями, те должны скоро подойти. В общем, «мы так-то и не против, но понимаешь, мы с ними приехали».
Максим понял и вернулся за свой столик. А Толя понимать не захотел, грудь Наташи смутила пьяный мозг, и, хотя его пытались удержать, пошёл, услышав вдогонку:
– Бить будут, впрягаться не станем, тебя предупреждали, – Максим заказал ещё розового портвейна и вышел к фонтану подышать. Алкоголь в желудке взбунтовался, замутило, и он прилёг на прохладный гранит парапета. Сразу стало легче. Попытался встать — опять замутило. Решил не искушать, лёг и уставился в звёздное небо. Вокруг празднично шумел отдыхающий южный город, музыка, весёлый смех и яркие огни вывесок увеселительных заведений баюкали напитый алкоголем мозг.
Так, под высоким тёмным небом прошло некоторое время, ему показалось полчаса, но посмотрев на запястье, удивился – больше часа. Когда стало лучше, Максим спустился в подвал, но там готовились к закрытию, и посетителей уже не было. Озадаченный, пошёл в гору по Нагорной. Усмехнувшись тавтологии, вспомнил, что в их городе тоже есть улица с таким названием. Лёгкие кожаные сандалии мягко шаркали по гладкому асфальту, в садах вдоль дороги звенели цикады, и жизнь казалась безбрежным счастливым океаном, в котором самые красивые острова и материки ещё впереди.
Сорвал персик, свисающий из-за забора на дорогу. Ветка прощально закивала в ответ, раскачиваясь тенью по асфальту. Отёр его о джинсы, посмотрел на свет фонаря – пыли не осталось? – и смачно вонзил зубы в мякоть плода. Пришлось даже наклонить корпус вперёд, чтобы не накапать на одежду сладким соком, брызнувшим из зрелого персика. У них в Сибири вырастают какие-то фрукты за короткое лето, но по большей части мелкие ранетки да кислые сливы. От воспоминаний у Максима свело челюсти и выделилась слюна.
Пройдя ещё немного, он увидел Андрея, лузгающего семечки на парапете ограждения склона. Рядом, болтая ногами, не достающими до земли, сидел незнакомый, дружелюбно улыбающийся парень.
– Ты куда делся из бара, мы тебя потеряли. А, мы всех потеряли. То есть я всех потерял, - со смешком сказал Андрей. – Мне тут чуть по башке не дали.
– Кто? – воинственно насторожился Максим.
– А вот, Колян, — показал он на парня. – Да ты не пыли, мы уже всё урегулировали, мир-дружба-жвачка. Он меня перепутал с каким-то своим врагом.
Колян сыпанул из кулька семечек, и они стали уже втроём сорить шелухой.
– Мне поплохело, я возле фонтана на парапете улёгся. Что, не видали?
– Кого там видать, эти чудики сразу после тебя свинтили. Одного возле кабака приняли — там драка была, Антоха мимо шёл. У него рожа, сам же знаешь, дома-то менты на всякий случай сразу забирают, а здесь сам Бог велел. Толян ушёл за приключениями, Казанова. Тёлки от него стремаются, а он как бык на красный цвет, прётся за ними. Схватит по башке, спокойнее станет.
Поболтав ещё немного, допили пиво, которым угощал Николай и пошли по домам. Дома разбудили спящего в летней кухне Антона, стали готовить еду. После барной выпивки они были готовы съесть если не быка, то средних размеров свинью. Антон рассказал, что его в участке долго не держали, выяснили, что он не при делах и с обычным предупреждением больше не попадаться, отпустили.
– Что наши менты, что крымские, слов, что ль других не знают, «больше нам не попадайся». Не сосчитать, сколько раз я это слышал.
Поели гречневой каши с тушёнкой, покурили и пошли спать. Толя появился под утро и до обеда спал. Когда проснулся, начал травить, как он всех победил. Вообще-то он мог за себя постоять, но прихвастнуть о своих победах любил больше. Посмотрев на порванную футболку и приличный синяк под глазом, парни посмеялись и махнули на него рукой.
Позавтракали в столовой по дороге на пляж. Вчерашние траты не превысили сумму, что они определили себе на день, поэтому не экономили, поели от души. А молодые организмы могут поглощать пищу в таких количествах, что по приходу на пляж требуют отдых на черноморской гальке и плавных движений.
– Мужики, похоже, кверху брюхом калории не переваришь, только сгоришь на солнце. Пошли в воду, движение — это жизнь! – обратился к друзьям Андрей, и осторожно переступая, пошёл по гальке навстречу ленивой волне.
Проплыв метров по 200, выбросились на берег и съели арбуз, захваченный по дороге на овощном рынке. Корки побросали тут же, под камень. Андрей предложил сложить в пакет и унести в помойку, но остальные показали на валяющийся кругом разнообразный мусор. Андрей не удержался:
– Вы завтра на пляж собираетесь идти?
– Ну да, а как же?
– И что, на своих корках сидеть будете? А если завтра рыбы с собой возьмём, тоже кинем здесь, чтоб воняло?
Компания приняла логичность доводов и собрала весь мусор в пакет. Вынося его к бакам за территорией пляжа, Максим встретил вчерашнюю компанию — Наташу, трёх подружек, и с ними парней, приветственно махнул рукой. Заметив это, крепыш среднего роста, про таких говорят «поперёк себя шире», заинтересованно посмотрел на него и перевёл взгляд на Наташу. Они о чём-то заговорили, но Максим уже не слышал.
Когда вернулся на берег, ленинградцы о чём-то беседовали с его друзьями. Толя смущённо пожимал плечами, и по всем жестам было видно, что он не в своей тарелке. Подходя, Максим услышал:
– Да ладно, проехали, Толик, что было, то было, извинения принимаются. Давайте знакомиться, что ли? Саня, — протянул руку крепыш, затем познакомился с остальными. Его друзья поступили также: Слава, Гена, Вася. Их девушки загорали неподалеку.
– Чего вечером делаете, пацаны? Не хотите на местную дискотеку сходить?
– А что, весело? Или переизбыток «тёлок»? – спросил Андрей.
– Народ весёлый, залупастый, когда втроём на одного. Нам бы как раз четверых хватило, чтобы всех на уши поставить, а то в прошлый раз было тяжко. Вы, похоже, парни не опасливые, — сказал Саша и посмотрел на Толика. Все засмеялись.
– Главное, мы никого не трогали, просто пришли отдохнуть. Местные начали к девчонкам подъезжать, пришлось ответить, – развёл руками крепыш.
– Да можно, – с готовностью, но без особого энтузиазма сказал Толик и посмотрел на товарищей. Те кивнули, но Андрей спросил:
– А вы ещё долго отдыхать здесь будете?
– Послезавтра уезжаем, – ответил Гена.
– А мы через две недели.
Этот факт снял все претензии, ребята рассмеялись:
– Ну да, потом и вам легионеров искать придётся, – констатировал Саша.
На том и разошлись, довольные достигнутым взаимопониманием. Когда остались в своей компании, Максим со смешком спросил у Толи:
– Я правильно понял, ты им всем вчера навалял?
– Да хорош уже подкалывать, – обиженно пробурчал тот. – Смотри, какой ломоть этот Санёк, сам бы что сделал с ним?
– Не знаю, если постараться, то можно было бы. Только я без этого понял. По-человечески сказали, занято – значит занято. «Тёлок» что ль нет больше, – миролюбиво парировал Максим.
– Куда подадимся завтра, братцы? – спросил компанию Антон. – Может, съездим в Массандру, продегустируем винцо?
– Ты вчера не надегустировался?
– Дык, не всё попробовали, портвешок да херес. А массандровский завод выпускает — ух, сколько! Даже по 20 грамм выпьешь, закачаешься! Это ж поставщик Его Величества императорского двора, не шахер-махер.
– Тебе бы только закачаться. Думаешь, все вина дадут попробовать? У тебя желудок столько не вместит. Давайте завтра в Ласточкино гнездо, а послезавтра уже в Массандру, - предложил Андрей.
На том и порешили. Следующим утром катер нёс их в сторону Ялты. Издалека были видны серые благородные очертания старинного дворца, оттеняемые ярко-синим небом. При движении судна солнце отблескивало путешественникам яркими зайчиками дворцовых окон.
– Мы же мимо шли, когда из Ялты в Алупку двигали, что-то я не видел Ласточкиного гнезда, – заметил Толик.
– Сала надо было меньше жрать халявного. Ты ж на лавке валялся, да блевать бегал, – заржал Антон.
Высадившись, ребята пошли вверх. Когда поднялись, Максим остановился у перил, полюбоваться на панораму моря с белеющими далеко в море парусами яхт. Небо было безмятежным, светило солнце и только за вершину горы с той стороны бухты зацепилось маленькое облачко тающего пломбира. Максим снял подтяжки, из-за которых футболка прилипала к телу, и стал накручивать их на руку, по-прежнему стоя у перил и наблюдая — куда пойдёт ближайшая к берегу яхта.
Он не заметил, как к нему подошла женщина средних лет и что-то спросила. Услышал, когда она потрогала его за плечо:
– Молодой человек, сколько стоит?
Молодой человек сначала не понял о чём речь, перевёл взгляд на подтяжки в своей руке, опять на женщину и рассмеялся:
– 25 устроит? Всё же с американской символикой, фирма!
Та молча достала из сумочки купюру и забрала подтяжки. Вернувшись к друзьям, Данил покрутил у Толи перед носом сиреневой бумажкой:
– Вот как люди деньги зарабатывают, а ты стёкла в тамбурах за те же бабки бьёшь!
Перекусили в кафе, выпили по бокалу пива и двинули к пристани. Толя подошёл к уличному продавцу солнцезащитных очков, выбрал с модной оправой в форме капель, померил, погляделся в зеркало.
– Макс, одолжи денег, всего 25 стоят, как раз.
Тот задохнулся от такой наглости. Толя подступился к Андрею. И тот с возмущением отмахнулся:
– Иди ты на х.., Толян. Ты просто охренел, по дороге половину денег прогулял, живёшь за наш счёт, ещё очки тебе покупать. У мамки дома просить будешь.
Толя ещё побурчал, но, понимая, что не обломится, перестал печалиться и заговорил о местных девчонках, с которыми познакомился на пляже.
На следующий день в массандровских погребах ребята попробовали все, что было предложено, прослушали историю предприятия, помянули добрым словом императорских виноделов и с чувством глубокого удовлетворения двинули в обратный путь.
По возвращению решили ещё раз сходить искупаться по вечерней прохладе. Народу на пляже было немного, оставались только голодные до крымского солнца бледные северяне. Толик встретил своих подружек и понёсся с ними нырять с дебаркадера. Не забыв, впрочем, составить компанию Андрею, купившему по дороге на пляж бутылку горилки. А как же, добро куплено на общие деньги, положено – надо принять. Максим раздумывал – выпить, не выпить? Хоть и не жара, но сорокаградусный напиток пить на пляже?! Махнул рукой и пошёл за газировкой, благо «Пепси» московского разлива было в избытке.
Ливадия, о, Ливадия!
Выходя из моря, Максим посмотрел на соседнюю купалку, отделённой от них волнорезом – там возникла какая-то суета. Одна из подружек Толика размахивала руками в сторону парней и что-то кричала.
– Мужики, что-то случилось, айда, глянем! – позвал он друзей и пошёл туда.
Толика выводили из воды под руки, льняные волосы были красными от крови. Наташка, местная девчонка, взволновано объясняла:
– Он шо у вас, совсем глупый? Мы прыгнули с волнореза, ну, мы-то сразу порскаем, плашмя и встаём, а он рыбкой сиганул. Ну, и торкнулся башкой в камень!
Увидев, что Толя мотает головой, ребята успокоились: хоть шею не сломал. Обмотали голову полотенцем и под руки потащили в гору, в ближайший санаторий, там в любом случае найдётся человек в белом халате. Вызвать скорую на пляж в горячке никто не догадался. Пока вели раненого по тропке, он уже начал заговариваться. Сотрясение было сильным, начинался бред. Боясь, что организм экстремала не выдержит, парни прибавили ходу, втаскивая его в холл санатория. Положили на кушетку и как были в плавках, стали носиться по этажам в поисках врача.
Через несколько минут Толика увезли в ливадийскую больницу, предварительно записав адрес проживания сибиряков. Толику поставили укол, он спал, периодически вздрагивая и резко вдыхая воздух полуоткрытыми губами.
Через день, раньше врач не советовал, друзья поехали его навестить. Нашли по спискам, их пропустили, выдав предварительно халаты. Кровать Толика была на балконе, до больницы это был дворец кого-то из аристократов Российской империи. С балкона открывался вид на величественные леса Крыма.
Толик лежал на кровати, подушку ему подняли высоко. Парень ел персик, вытирая сок с подбородка. Если не считать обмотанной бинтами головы, довольное лицо не выдавало в нём больного человека. Увидев друзей, он радостно заорал, напугав при этом соседа:
– А, бродяги, бросили меня в больничку, сами бухаете там с девочками моими!
– Да хорош, Толям, ты сам со своими девочками бухай, мы столько не выпьем. Ты чего там, удаль показывал, прыгал-то? Что врачи говорят?
– Да в черепе трещина, мля, хорошо хоть, осколок не отломился, иначе, говорят, хана бы мне пришла. А трещина может и зарастёт.
– Мозги бы тебе другие, а так, столько ещё трещин впереди, – саркастически ухмыльнулся Андрей. – У нас на обратную дорогу билеты через 10 дней, тебя хоть выпишут?
– Это у врача спросите, пацаны. А как же тогда, если не выпишут?
– Как, как! Пешком по шпалам пойдёшь. Сдадим твой билет, оставим деньги. Мать приедет, как тебя одного-то оставить, ещё куда-нибудь башку свою треснутую сунешь, – похлопал его Максим по плечу. Антон стоял молча, что-то переваривая в своей, пока без трещин, голове. Наверное, сожалел, что остался он, безбашенный участник компании, в меньшинстве. А может быть, радовался, что воздержался тогда от употребления горилки.
Остаток времени прошёл спокойно, в ленивом отдыхе без диких приключений. Только в последний день на танцах Максим угомонил не в меру ретивого короля дискотеки, но и на это хватило одного аккуратного хука, после чего ревнивый мачо мягко приземлился в кустах и сатисфакции не требовал.
Хватило времени и денег, отдых, по общему мнению, удался. Девчонок подцепили, поварих-практиканток из николаевского ПТУ, отдохнули с ними, и даже триппер домой не привезли. На последнюю трёшку, выйдя на родном вокзале, взяли такси, дома родных угостили крымскими яблочками, которые удалось довезти.
А за Толиком уже после начала учебного года уехала мать. Раньше его не выписали. Видимо, головушку он сильно повредил в Чёрном море. До армии оставалось два года. На следующее лето они поехал в Крым уже своей компанией, собрались все как на подбор – золотая рота. Как позже написал Максиму в армию один из очевидцев, весь отдых прошёл в невиданных приключениях, деньги были пропиты за половину намеченного к отдыху времени. Обратно добирались кто как, на попутках и добром слове. Но все вернулись живыми и это уже достижение, подумал тогда военнослужащий срочной службы рядовой Керженцев.
Как родная меня мать провожала
Так в воспоминаниях о картошке и море прошло время до обеда. Выходя за проходную в обеденный перерыв, заметил прогуливающуюся по парку Ирину. «Совершенно случайно здесь оказалась», – подумал Максим, предвосхищая то, что она сейчас скажет.
– Совершенно случайно тут оказалась, — непринуждённо улыбаясь, сказала Ирина.
– Не тут, а здесь. На одно слово ошибся, – ответил Максим, так же непринуждённо улыбаясь. – Я поумнел для тебя и твоей мамы за последние дни?
– Чего ошибся, чего не тут, а здесь? – не понимая, переспросила девушка, поправляя пояс кожаного плаща. Кожей, конечно, эта субстанция никогда не являлась, дерматин или что-то вроде, но смотрелось неплохо. Особенно если под ним подразумевались округлые формы сзади ниже пояса и спереди выше оного, а в данном случае они не подразумевались, а были видны невооружённым глазом. Максим вдруг почувствовал зверский аппетит другого, не пищевого свойства. «А может и чёрт с ним, что дура, может, помириться?» – мелькнула у него мысль, и он подхватил подругу под руку:
– Да не заморачивайся так, я пошутил, – ответил он, увлекая её за собой по аллее парка. – Пойдём, прогуляемся. Раз ты здесь случайно, значит, не торопишься? На лавочке посидим, стихи почитаю тебе, свои, дурацкие.
– Ты стихи писать начал?
– С тобой поведёшься, не того наберёшься. Да нет, шучу, сам не пишу, Есенина зачту, хах.
Обняв за талию, повёл её в боковую, уютную аллейку. Девушка доверчиво прижалась, Максим, почувствовав под рукой упругое тело, ещё больше возбудился. Садясь на усыпанную жёлтым тополиным листом скамейку, увлёк её за собой, усадив себе на колени. Когда от поцелуев и взаимного возбуждения оба немного ошалели, встали, и, не сговариваясь, направились к выходу из парка. Недалеко была квартира тётки Максима, ключи от которой у него, на всякий случай, всегда были с собой. Тётка с мужем, уезжая за границу на заработки, ключи оставила у родственников, чтобы приглядывали. Вот Максим и приглядывал периодически.
С обеда он, естественно, опоздал, злобная вахтёрша записала, позвонила начальству, в общем, приняла все необходимые меры. Когда его, в конце концов, пропустили, он пообещал вохровке писать из армии каждый день. Ближе к концу рабочего дня позвонил Лёха Бабаков, товарищ со двора. Сообщил, что ему выдали повестку. Сегодня проводы, утром на призывной пункт. Максим помчался подписывать заявление у завлаба. Тот без препирательств подписал — скоро и самого заберут, что от него толку на работе.
В армию забирали в 6 утра, поэтому провожать начинали с вечера, ночь проходила в гуляниях, танцах да напутствиях: «Сашка\Васька\Серега, служи, как мы служили, «дедов» не бойся, но и на рожон не при» и т.д.
Ужиная после работы, Максим предупредил мать, что уйдёт на проводы, чем вызвал град упрёков и предостережений. Ей почему-то казалось, что сына обязательно там побьют, а то и, не дай Бог, убьют. В общем, в первую очередь, должно произойти самое худшее.
- Мам, ну почему обязательно так-то, что, просто проводить кореша нельзя? Или я выгляжу таким слабым, что меня побить должны?
- Да ты-то задира ещё тот. А что, если ты кого-нибудь убьёшь, лучше будет?
- Ну, началось в колхозе утро! Мне-то зачем кого-то убивать?
Максим схватил ветровку, ввернул ноги в зашнурованные кроссовки и вылетел из дома, хлопнув дверью. У подъезда уже толкались друзья-товарищи. Серёга Смирнов был с молодой супругой, оба с сигаретами в руках, правда, Нонка прятала её в кулаке. Курящая девушка в глазах взрослых – верх неприличия. Да и молодые не стремились жениться на курящих и пьющих девках, хотя таковых было уже много. Как тогда говорили, с одними гуляют, на других женятся.
Но тут любовь. Да и влияния на Нонку юный супруг почти не имел, всем управляла она, поэтому ограничить в никотине Серёга не мог. Да и не считал чем-то предосудительным – твоё здоровье, гробь на здоровье. Хотя округлившийся животик кричал о том, что здоровье сейчас от этого зависит не только её.
Димка Паровоз озабоченно сказал:
- Слышь, у Лёхи родители ведь интеллигенты. Кто-нибудь когда-нибудь видел их выпившими или пьяными?
- Нет, а тебе-то какое дело, как они к выпивке относятся? – удивились друзья.
- Не больно охота всю ночь чаёк с тортиком попивать.
- А тебе пить вредно, ещё паровоз свой пустишь под откос, - заржал Сергей. Димка работал на железной дороге помощником машиниста, за что и получил, ещё на первом курсе училища, свою кличку.
- Га-га, Паровоз пустил под откос паровоз, - подхватил Максим общее веселье.
- Смирный, а я вот не вижу ни хрена смешного. Может, возьмём пару «флаконов» на всякий случай, кто их, интеллигентов знает? Ну, останется, так останется, - с серьёзнейшим выражением лица сказал Димка, чем вызвал новый взрыв смеха.
- Хаххха, у тебя останется! Ты сам-то себя слышишь, чего говоришь! – покатывалась компания – обычно, сколько бы ни было спиртного, первым спохватывался, что пора бежать за добавкой, всегда Паровоз. Нонна отщёлкнула окурок в кусты сирени в палисаднике и сказала:
- А что, Паровоз дело гудит, Смирный, катись в «Волну», а то я так не играю. Охренеть, проводы без водки! Я лучше спать пойду, зачем такое веселье.
- Не шуми, всё нормально будет. Чё ты себя ведёшь, как овца? – парировал супруг, за что был перекрыт матом в три этажа. Когда молодожёны начали собачиться в своей обычной манере, Димка молча собрал рубли с компании и так же молча выдвинулся в сторону магазина.
Когда стемнело, пришёл новобранец, махнул рукой – айда за мной, и компания направилась в сторону его дома. Алексей спросил Максима:
- А где твоя, позже придёт?
- Да ну её, мама у неё строгая, не пускает на улицу после 11-ти, переживает за моральный облик своей дочери, – хохотнул тот. – У тебя какая команда, знаешь?
- Номер не помню, сказали, вроде бы артиллерия.
- Если близко воробей, мы готовим пушку, – заорал песенку из «Бременских музыкантов» Максим, чем изрядно напугал девчонок.
- Макс, ты вечно, как дурак, ещё не выпил, уже клоун. Чуть со страху не описалась из-за тебя, – толкнула его Нона.
Места за длинными сдвинутыми столами хватило всем, и молодёжи, и немногочисленным родственникам – дяде и бабушке Лёхи, родителям и сестре. Квартиры «трамваем» были созданы для застолий – комнаты вытянутые, длинные. Для остального не очень подходили, но тут уж что есть, то есть. Зато жилищная проблема советских граждан в общем и целом почти решена. Все чинно расселись, положили салаты в тарелки, разлили водку и замерли в ожидании вводной от родителей. Мама принесла две бутылки вина:
- Анатолий, про девушек-то забыли, наверное, водку же пить не будут, для них вот, вино.
Девушки недоумённо переглянулись, Паровоз прыснул со смеху, тут же посерьёзнел и начал вкручивать штопор в пробку. Когда мама отвлеклась, вино перекочевало за стеклянную дверь мебельной стенки, а девчонки поставили рюмки с водкой в тень хрустальных ваз с закуской.
Первой, как обычно, взяла слово мама, сказала обычные в таких случаях слова и пустила обычную в таких случаях слезу. Контингент в Афганистане стоял, новости оттуда приходили, как через ватную стену, редко. Во дворе уже есть один «двухсотый», жили ребята, вернувшиеся оттуда своим ходом, но не все благополучные. Поэтому у мам повод для слёз и тревог был, но, – служба есть служба.
Отец говорить не стал, только выразил уверенность, что сын их не подведёт и не опозорит. После третьей рюмки и перекура компания загомонила, начали говорить свои напутствия друзья и подружки. Алексей постоянной девушки до армии не завёл, и парни ему говорили: «И зашибись, Лёха, всё равно не дождалась бы! А если бы дождалась, тебе мож и не надо было бы, чтоб дождалась, хах!».
Тревожные ожидания Паровоза оправдались к середине ночи: Лёхины родители убрали спиртное со столов и принесли торты, конфеты, чай и прочие неуместные вещи. Уже набравшиеся Нона и подруга Толи, Аня, ловко удалили несколько бутылок под стол. Чаепитие было очень горячим, водка, добавленная в чай, сделала своё коварное дело. Максим, глядя на друзей, от коктейля отказался, попил настоящего чая и наблюдал, как компания сваривается вкрутую. «Хорошо, залётных нет, все свои, а то без драки не обошлось бы», – подумал он, глядя на улице, как Смирнов даёт прикурить сигарету со стороны фильтра беременной супруге. За эту ночь родители узнали много нового о друзьях и подругах сына, но скоро усталость и понимание того, что этот шабаш всё равно закончится, успокоили их.
Приближалось утро, а с ним и время отправки на сборный пункт военкомата. На первом трамвае весёлая компания, с обязательной на проводах в армию «Как родная меня мать провожала» отправилась с другом Лешей и его родней в дальнюю дорогу. Дальней она была для призывника, остальным – несколько остановок. Не вязавший лыка Серёга, взяв в руки гитару, не соврал ни одной ноты, не перепутал ни одного аккорда, о чём сам же и сказал, положив раскрытую ладонь на струны:
- Талант не пробухаешь, ик, ик.
Возле военкомата народу было достаточно, в ряды советской армии в этот день забирали много. Да и парни были не из последних, судя по количеству провожающих. Максим пошёл посмотреть, кого ещё из знакомых призвали. Все, кого встречал, предлагали выпить за нашего Серегу\Валерку\Рамиля, и Максим вернулся к своим навеселе. От предложенной рюмки отказался, алкоголь уже не усваивался измученным организмом. У стоявшей рядом с ним матери новобранца от удивления вытянулось лицо. Посмотрев в направлении взгляда, Максим увидел Нону Смирнову, целующуюся взасос с призывником. Она, с трудом ворочая языком, говорила похожему на уголовника, в ватнике и с бритой головой Алексею:
- Лёха, ты пиши мне письма. Я тоже тебе буду писать. Я тебя ждать буду из армии, ты же знаешь, я тебя люблю же.
Смеяться сил уж не было. Максим подошёл к Смирнову, толкнул плечом:
- Гляди, Серега, сейчас бабу уведут, в армии рожать будет.
Серёга после горячего чая с водкой с трудом понимал, где находится, и никак не отреагировал на тревожную информацию. В ворота внутреннего двора въехал автобус для призывников, дежурный офицер дал команду заносить воинов и народ пошёл. По сложившейся городской традиции парней до ворот на руках доносили друзья-товарищи, ставили их на ноги: дальше сам! Все как на подбор, точнее, на одно лицо – лысые, в ватниках и одёжке похуже, чтобы не мучиться с отправкой её домой. Выкинул и вся недолга, как и доармейскую жизнь – в архив, с той лишь разницей, что одежду сожгут, а память останется на всю жизнь.
Когда автобус выезжал из ворот, его, опять же по традиции, провожающая молодёжь пинала ногами. Так, что один из самых активных чуть не угодил под колёса, благо ему кто-то из толпы дал затрещину и он отлетел в другую сторону. Тут же завязалась драка, но её быстро погасил наряд милиции, для того и дежуривший у военкомата. Зачинщиков загрузили в уазик и повезли в РОВД. Скорее всего, после составления протокола – пинком под зад в родное училище\техникум\институт, выполнять почётную обязанность гражданина СССР – учиться, учиться, учиться.
Когда ехали обратно, девчонки убыли на предыдущем трамвае: утро, час пик, все едут на работу. Слабая половина оказалась шустрее. Или трезвее. Втиснувшись в следующий трамвай, Смирнов пробился в голову трамвая и стал давать указания вагоновожатой, наклоняясь к кормушке, куда кладут мелочь за проезд:
- Вон видите впереди трамвай, надо его догнать!
Максим не удержался:
- Скажи, пусть обгонит и дорогу перекроет, чтоб мы успели пересесть.
Компания загоготала. Веселящаяся молодёжь выглядела неуместно в трамвае, где ехали на работу хмурые, не выспавшиеся люди. Одна из тёток, стоящая рядом, громко сказала:
- Я бы свою дочь за такого ни в жисть не выдала!
- А за меня? – спросил Максим.
- И за тебя тоже не выдала бы!
- Почему?
- Много говоришь.
- А вы за него выдайте, он молчит, – показал Максим на Димку Паровоза. Тот мирно спал, пустив слюну до пола, в углу рта прилип потухший окурок. Компания опять грохнула на весь вагон. Пассажиры на всякий случай отворачивались, сказывалась привычка не обращать внимания на пьяных – а вдруг придираться начнут, у них ведь, нынешних, не понять что на уме. Ну и молодёжь пошла!
До позднего вечера Максим отсыпался. Встал уже в сумерках, но никуда не пошёл, не было желания. Смотрел в потолок. Давило ощущение никчёмности, бесполезности существования. Казалось, так будет всегда — работа, развлечения в развесёлой компании. И дальше, дальше по программе. Институт, женитьба, партбилет, квартира, дети, дача, машина, внуки, кладбище. Последний пункт расстроил, он решил: «Всё, до армии повеселимся, а потом переходим к осмысленному существованию». Как оно будет выглядеть, Максим не понимал, однако этот образ жизни его не устраивал. Мрачное созерцание нарушил младший брат Вася, врубивший на полную мощь катушку с «Бони М».
- Когда уже ты, оболтус, начнёшь слушать приличную музыку! — вынырнул из своей тёмной бездны Максим.
- Да, твои «Слэйды» и «Дип Пёрплы» приличная музыка, как кота за хрен тянут, — хмыкнул тот и надел наушники.
Прощай, труба зовёт
Когда у Максима уже наклёвывалась командировка в головной московский институт, пришла повестка из военкомата. Разочарованно махнув рукой, он написал заявление и пошёл подписывать обходной лист. Поставил мужикам отходную, которую и распили после работы по дороге из института. Зелёный ресторан работает круглосуточно! Слушая обычные в таких случаях наставления, он с какими-то родственными чувствами смотрел на теперь уже бывших коллег. Нормальные ведь мужики, интеллектуалы, юмористы, даже расставаться жалко. Вспомнилась недавняя тоска, мелькнула мысль, что сюда-то он точно уже не вернётся. На Север, за длинным рублём, в фарцовку, тренером в спортивную школу, но только не на оклад 120 рублей, задушевные посиделки и преферанс в командировках.
В военкомате сказали, что ему прямая дорога в спортроту — помогли корочки кандидата в мастера спорта и рекомендации тренера. Получив расчёт, закупил с парнями несколько ящиков водки — пусть будет лучше с запасом, чем не хватит. Мать, увидев величину запаса, схватилась за голову:
- Если останется, отец будет пить, пока не кончится. Или пока не сгорит от неё, проклятой.
- Мам, будь спок, у нас народ закалённый, много не останется, — то ли успокоил, то ли напугал ещё больше Максим.
Несмотря на существовавший дефицит деликатесных продуктов, на стол собралось всё, что нужно, даже больше. Две тётки в торговле, двоюродная сестра – заведующая столовой, жена дядьки заведующая производством в кафе. Какой там дефицит, всё было в изобилии!
Проводы прошли без эксцессов, что неудивительно — изобилие авторитетов не предполагало неуважения к гостям и хозяевам. Тех, кто перепил, аккуратно выпроваживали восвояси, разногласий это не вызывало. Ирина, конечно, не пришла, но Максима это не беспокоило. У него вообще было ощущение, что кончается этап его жизни, и дальше будет совершенно новая, как у змеи, когда она сбросит старую кожу. Какая, плохая или хорошая, он не знал, но что другая, это точно.
Утром, когда все уже собирались на сборный пункт, прибыла Ирина. Примирительно развела руки в стороны: мама не пустила! Максим добродушно-равнодушно махнул — бывает. Вышли в коридор, поднялись на один пролёт, чтобы курильщики не мешали разговаривать. Максим молча прижал её к себе, говорить-то особо и раньше не о чём было, а сейчас тем более. Ощутил какой-то домашний, цветочный аромат её волос, посмотрел в глаза, как всегда немного шальные и дразнящие и вдруг подумал, что может быть и надо связать себя с ней навсегда. Мысль пришла как наваждение и тут же слетела с сознания, как дымок сигареты, летящий в открытую форточку. «Чего-то только не привидится после стопочки», — подумал он и рассмеялся.
- Чего ты ржёшь, Макс? — удивлённо спросила девушка.
- Да так, привиделось.
- Говори, нехороший человек, чего там подумал, гадость какую-нибудь про меня?
- Тебе надо изредка вспоминать, что люди вокруг думают иногда о чём-то, кроме Ирины Летицкой, — сказал Максим, закономерно ожидая ответную реакцию.
И она не замедлила последовать: девушка оттолкнула его и пошла вниз по лестнице. Спина её многозначительно ожидала погони и извинений. «Обойдёшься», — подумал без пяти минут новобранец и повернулся к лестничному окну. Услышал, как шаги нервно ускорились, а затем хлопнула подъездная дверь.
- Баба с возу, кобыле легче, — пропел на мотив популярной песни парень и пошёл собираться в дальнюю дорогу. Хотя собирать было нечего, самое необходимое мать уже приготовила, оставалось закинуть мешок на плечо и надёжно припрятать деньги, которые надавали родственники: «Возьми на всякий случай, пригодятся».
Усаживаясь удобней в автобусе (дорога длинная, 2 часа до областного сборного пункта) слышал, как пинают транспортное средство провожающие. Родители стояли немного в стороне от всех, мать махала рукой, отец смотрел на происходящее, засунув руки в карманы своей тужурки. Максим прижал пятерню к стеклу автобуса, потом показал жестом, как будто пишет. Толпа провожающих скрылась из виду, замелькали печными трубами пригороды.
Компания в автобусе подобралась разномастная, единственное сходство — ватники, ношеная одежда и лысые головы. Трое в конце салона, оглядываясь, из фляжки разливали припасённую водку. Большая часть новобранцев через несколько минут заснули, кто-то, как Максим, глядел в окно на родные пейзажи. В автобусе парил стойкий запах перегара — народ к армии готовился основательно. В середине пути один из усыплённых алкоголем вернулся в сознание и начал бузить — то ли в туалет приспичило, то ли к мамке захотел. Сопровождающий, огромный прапорщик из военкомата быстро успокоил тщедушного возмутителя спокойствия кулаком в лоб. Лёгкое сотрясение, а больше алкоголь, накопленный в организме, умиротворили, и парень опять закачал головой в такт нередким ухабам.
Ворота областного сборного пункта с железным скрежетом распахнулись, автобус въехал на территорию. КПП опять проскрежетал створками ворот. Парни вышли, построились по команде подошедших военных. Старший из них, красномордый майор килограмм под 140 весом, приказал поставить вещмешки перед собой и выложить содержимое. Прапорщик прошёл вдоль рядов, собрал водку и колюще-режущие предметы:
- Это вам ближайшие два года не понадобится, лучше обойтись, — встряхнул он мешок с добычей.
- А вам зачем столько, сопьётесь, прапора! – съязвил кто-то из задних рядов.
- Кто там такой грамотный, выйти из строя! – строго пролаял майор.
Никто не вышел.
- То-то. Пока болтайтесь здесь, вечером зайдёте в здание, — майор махнул рукой в сторону пятиэтажки в центре огороженного двухметровым забором большого участка земли. Кроме него было ещё несколько одноэтажных зданий непонятного пока назначения. По всей территории — на лавочках, в беседках, просто на траве слонялось множество коллег по несчастью. В автобусе у Максима знакомых не было, и он решил поискать их в стране рекрутов. Из одной беседки его окликнули:
- О, какие люди, Коржик, греби сюда!
Он подошёл, увидел компанию человек из десяти. Почти все были знакомы по боксу, танцам, техникуму и прочим общим местам. Кинул вещмешок на свободное место, поздоровался. Друзья подвинулись, налили водку в стакан:
- Айда, выпьем, есть пришкеренный запас веселья!
Опрокинули, закусили.
- А где взяли, не всё отобрали что ль?
- Прятать надо уметь! Вон пацаны уже третий день здесь, знают каналы, как из города свежачка добыть. Были бы «бабки», — со смешком сказал Егор Никишин. — В какую команду попал?
- В спортроту, вроде бы. А ты?
- Десант. Я от спортроты «откосил». Всю службу носиться как сайгак – была охота. Да у меня первый разряд всего-то, в отличии от некоторых великих спортсменов, — толкнул он плечом Максима.
- Хрен с тобой, один побегаю, — ответил Максим. Компания отреагировала пьяным жеребячьим ржанием.
Друзья «уговорили» спиртное, имевшееся в наличии, и заскучали. Танцы не предполагались из-за отсутствия женского пола, так же, как и последующие пассажи. Бить окружающих – простор большой, но он способствует ответной реакции. Да и не пристало без крайней нужды, за плохое поведение военкоматские могут «потерять» дело. И найти его, когда счастливчику исполнится 26 лет, такое бывало.
Стали вспоминать проводы свои и товарищей, количество выпитого, оленей, которых поили на гобеленах гости, чудачества, совершённые ради любви и её разновидностей. Несколько парней предложили сбегать за забор в город, поискать женского участия, но, не встретив понимания, ушли малыми силами.
Вокруг почувствовалось оживление. Высунувшись из беседки, бегом вернулся Егор. Схватил рюкзак, крикнул:
- Айда, братва, «покупатели» приехали!
Ребята снялись с места быстро – спиртное кончилось, сидеть надоело, а тут какое-никакое развлечение. Да и в «армейку» пора, чего тянуть! Через пару месяцев они будут с усмешкой вспоминать свою торопливость. Оказывается, спешить-то некуда было, армия не тюрьма, день в день не отпустят. Радовало только, что и добавить не могут. Хотя, как они убедились, для особо агрессивных и амбициозных есть и такой вариант, кому со штрафбатом, кому с тюрьмой.
На возвышение, выстроенное во дворе военкомата специально для этих целей, первыми вышли уже знакомый майор-толстяк и офицеры с колёсами в петличках. «Автобат», – прошелестело среди новобранцев. Майор достал список и начал громко выкрикивать фамилии. Названные новобранцы выходили и строились возле трибуны. Если кого-то приходилось вызывать повторно, майор с ехидной улыбкой показывал провинившемуся два или три пальца – штрафные круги за плохой слух. Тем, кто делал два круга, он объяснял, что жест из двух пальцев – это не два, а пять, и парни со смехом проворачивали ещё три.
Следом вышли офицеры в черной морской форме. Толпа притихла, никому не хотелось в морской флот. Три года для восемнадцатилетнего мальчишки – это полжизни. Лишний год без девочек, друзей, дискотек и приключений, уж избавьте! Стали оглашать фамилии. Одними из первых вышли ребята деревенского вида. Те были рады – вернуться в село в красивой морской форме, в брюках-клёш, это значит быть первым парнем на деревне. Три года их, похоже, не пугали.
- Ясен пень, чем в колхозе коровам хвосты крутить, он лучше мир посмотрит. Если только не придётся в перископ глядеть, хаххах! – заржал Егор. Стоящие рядом закатились весёлым смехом.
- Это кому там весело, сейчас на пару кругов загоню, – рыкнул суровый майор.
- Мля, штаны аж мокрые от страха, – в ответ, правда, не очень громко, сказал Егор.
- Никишин Игорь! – рыкнул майор.
Возникла пауза, никто не вышел из строя. Майор повторил ещё раз, Егор не шелохнулся, как будто его это не касалось. Максим ткнул его в бок: «Пойдёшь?». Тот дёрнул плечом, на ухо Максиму сказал: «На х.. надо, жизнь и так коротка. Ещё на год укорачивать. Меня же в десант вроде писали».
- Так может это и есть десант, на флоте морпехи есть, они ещё круче. Айда, у сержанта спросим, вон стоит, в чёрном берете!
Парни подошли, спросили у сержанта – откуда, из каких войск.
Тот оглядел «зелень» с лёгким презрением, цикнул слюной сквозь зубы и сказал:
- Угадали «духи», мы из морской пехоты.
- Ты смотри, деловой, мы ещё не «духи», как втеру справака, до дембеля будешь кефир сосать сквозь сломанные челюсти, – неодобрительно сказал Егор, ткнув сержанта в солнечное сплетение указательным и средним пальцем. Тот от неожиданности согнулся.
- Да здесь я, здесь, фамилию не расслышал, – крикнул Егор и встал в строй будущих морпехов.
Скоро приём закончился, и «непроданные» рекруты разошлись по местам дневной дислокации. Когда сгустились сумерки, огромная толпа новобранцев влилась в здание областного сборного пункта. Парни, как ртуть из разбитого огромного градусника, моментально растеклись по четырем этажам большого дома. Их компания деловито прошла на второй этаж, выбрала самую удобную лёжку и определилась на ночлег. Правда, на некоторых из двухъярусных коек уже были жильцы, но парни по-хозяйски выбросили их рюкзаки в проход. Те, кому такое решение пришлось не по сердцу, получили резкий ответ и ретировались на другие свободные места, их было много. Ну, их, прокопьевских, с ними связываться, одни бандиты, вся область их знает.
Ребята распили последнюю бутылку из запасов и стали обустраиваться на ночлег. Кто-то вспоминал проводы, кто-то работу перед призывом. Некоторые пытались рассказывать об амурных похождениях, естественно, с большой долей вранья. Но любителей рассказать, как растеклась женская грудь в ладошке, и как девушка была благодарна за любовные утехи, быстро обсмеивали местные юмористы, донжуаны быстро замолкали.
Среди ночи Максим пошёл в туалет по малой нужде – сказалось неумеренное потребление различных напитков. Когда подходил к клозету, его окликнул парень в форме, с красной повязкой на рукаве:
- Эй, военный, сюда иди!
- Ты где военного увидел, говно с лычками? – недоуменно спросил его Максим.
От такой дерзости сержант опешил. Секундное размышление остановило его от дальнейших необдуманных действий, и, увидев следующего за ним паренька, явно деревенского вида, повторил:
- Тебе, тебе, рыжий, говорю – сюда иди!
Парнишка подошёл. Дежурный вручил ему швабру с намотанной на неё тряпкой:
- Толчок чтоб блестел через 15 минут, понял?
Пострадавший обреченно взял швабру и, подхватив ведро с водой, пошёл на место временной службы.
Максим подошёл к солдату вплотную, посмотрел ему в глаза и сказал:
- Втереть бы тебе от души, да лень мараться. И спать охота.
- Подожди, в войска придёшь, тебя обтешут! – ответил тот со злобой в голосе.
- Я смотрю, тебя уже обтесали, человеческого мало осталось, – пренебрежительно бросил Максим, сделал резкое движение левой рукой, имитируя хук. Дежурный рефлекторно отпрянул, и агрессор, ухмыльнувшись, пошёл по своим малым делам.
На следующий день прокопьевская компания убивала время, как могла. В ход пошли и забеги в город через забор, и повторы всех популярных анекдотов. В середине дня желающих кормили в местной столовой. Парни зашли в павильон, заглянули в тарелки и тут же вышли – увиденное никого не вдохновило. Благо, рюкзаки были ещё полны – и жареная курочка, и тушёнка, и другие домашние вкусности. Разливали под столом водку, закусывали, рассуждали о будущей службе. После обеда всех опять созвали в центр площади, стали выкрикивать фамилии, давать какие-то бумажки. Назвали и Керженцева. Он подошёл к столу, получил повестку и вернулся к друзьям. На листке бумаги было отпечатано, что призывнику Керженцеву предписывалось вернуться на сборный пункт через 3 дня.
Максим попрощался с товарищами и пошёл в сторону автовокзала. Через три часа был дома, принял душ и отправился за новостями на «коновязь». Так называли площадку перед местным дворцом культуры, здесь собиралась молодёжь, не занятая более важными делами.
- О, товарищ Керженцев нарисовался! Макс, ты, почему не в армии, на фига мы тебя провожали? – посыпались шутки друзей-товарищей.
- Что-то задержались покупатели из спортроты, – отшутился тот. – Дали предписание через 3 дня явиться. А там, глядишь, и до весны оставят.
- Коржик, зачем тебе это надо. Если бы позже забирали, да отпускали, как положено – это бы хорошо, полтора года вместо двух, хаххха. А так два …и два. Так лучше раньше сходить. Раньше сядешь – раньше выйдешь, хахх. Так что, послезавтра опять проводы?
- Обойдёшься, я столько не заработал. Втихаря уеду, – отшутился Максим.
Оставшуюся отсрочку от суровой армейской жизни он использовал на 200 процентов. Были и прогулки с Ириной, заканчивавшиеся в тёткиной квартире, и разговоры за жизнь с Антоном, под копчёную колбаску и Розенбаума, и ненароком свёрнутая челюсть случайного забияки. Ну, а куда деваться, если человеку очень хочется подраться, а тебе бежать стыдно, да и репутация на кону? Чёрт с ним, пока суд да дело, даже если напишет заявление в милицию, хулиган будет уже вне досягаемости.
Когда поехал на автовокзал, очень удивился, что отец решил проводить. На прощание пожал руку, хлопнул по плечу и сказал: «Удачи, сынок!». От слова «сынок» Максим чуть не шагнул мимо ступеньки автобуса. Вот тебе и суровый прораб Виктор Васильевич! Отец стоял на платформе автовокзала, широко расставив ноги в резиновых сапогах – отсюда ему в непролазную грязь стройплощадки. Когда автобус тронулся, он вытащил руку из кармана кожанки и поднял её, чтобы махнуть. Но, похоже, здесь его сентиментальность кончилась, отец поспешно сунул её обратно. Пока было видно, Максим смотрел на уменьшающуюся фигурку отца на эстакаде автовокзала. Чутьё подсказывало, что раньше положенных двух лет он сюда больше не вернётся.
Чутьё не обмануло, в следующий раз Максим оказался в своём городке только через полтора года в отпуске. Армейская служба, спортивная рота, выступления на окружных и даже всесоюзных соревнованиях с переменным успехом — всё это достойно отдельного описания, поэтому оставим пока нашего героя.
Можем добавить только, что ему предлагали остаться в армейском спортклубе для продолжения карьеры. Боксировал легко, но многие из его соперников, не сумевшие встать после девятой секунды, так не считали. Несмотря на полутяжёлую весовую категорию, передвигался по рингу стремительно. При высоком росте имел поджарую фигуру, и порхать, как бабочка, ему не составляло труда. В долю секунды уловить возникшую брешь в защите противника и тут же использовать. А дальше дело судьи – Максим уверенно уходил в свой угол. Зная, что вернётся только за тем, чтобы рефери поднял его правую руку.
На предложение остаться в ЦСКА ответил твёрдым отказом. Уговаривать его не стали. При всём великолепии, Максиму чего-то не хватало, и тренер это чувствовал. А не хватало, скорее всего, желания стать чемпионом. Он не видел себя в профессиональном спорте. Да и что такое профессиональный бокс в Советском Союзе? Не было такого явления. Ну, станешь чемпионом страны, выиграешь олимпиаду. Получишь за это квартиру, машину и пинок под зад по завершении карьеры. В лучшем случае станешь спортивным функционером или тренером, в худшем сопьёшься. Выпить с чемпионом желающие найдутся всегда. Пока не опустился окончательно. Потом про тебя быстро забудут.
Еще Максим помнил Васю Антипова, получившего тяжёлый нокаут на соревнованиях центросовета спортивного общества. Полгода восстанавливался, а потом в первом же спарринге лёг пластом от лёгкого удара. Бокс пришлось бросить, внешне сильно поглупел, у Васи появилась какая-то неуверенность, отсутствие чёткой координации в движениях. Вот по этим всем причинам и не стремился Максим в большой спорт. А на квартиру и машину заработать есть и другие способы.
Похождения Максима в военной форме опишем в другой книге, здесь цель другая. Вернёмся к нему тогда, когда он ловким броском закидывает дембельский чемоданчик-дипломат на антресоль и сгружает «изящные» солдатские ботинки в мусорное ведро. Ребят, неделями гулявших в форме, со значками, лихо заломив шапку на затылок, он не осуждал, но и не понимал. Кончилось, отдал долг? Сынок, расслабься и забудь!
Не юноша, пора обдумывать житьё
Отдохнув положенный месяц, присмотревшись, Максим понял, что вернулся в другую страну. Нет той, из которой уходил в армию. Отголоски изменений докатывались и к ним в казарму. Даже увольнял в запас его другой министр обороны, Соколов. А через полгода, когда Руст ухитрился посадить свой планер на Красной площади, и того уволили, пришёл Язов. Антиалкогольная компания, Чернобыль, другие неожиданные и нерядовые события — всё это было как далёкие, где-то на горизонте, зарницы надвигающейся грозы. В воздухе ощущалось ожидание перемен. Что придёт после грозы — очищение, свежий воздух, пахнущий озоном или разрушение и хаос? Тогда грезилось, что приближаются хорошие перемены.
Начавшаяся было при Андропове активная милицейская деятельность перешла постепенно к обычной, спокойной и незаметной работе органов внутренних дел. Максим помнил, как в правление Юрия Владимировича в милицию устремились парни, сами недавно ещё бывшие героями протоколов, те из них, кто обладал развитым интеллектом. Они, зная, кто в городе с кем и за кем, брали парня из территориальной «толпы» за правонарушение, грозившее реальным сроком. И раскручивали его на информацию о товарищах. Тот потом соскальзывал, а друзья попадали под следствие и суд. Кто за мешок грецких орехов, кто за изнасилование «по согласию», кто за давно сросшуюся челюсть.
В техникуме тогда ввели пропускной режим, пускали только по студенческим билетам. Днём в кинтотеатрах во время сеанса включали свет и проверяли документы у зрителей: почему не на работе/в школе/училище/техникуме/институте? На уроках народ веселился, когда студента, а то и не одного, в сопровождении милиционера вводили в аудиторию.
Тогда Максим недоумевал по поводу новых сотрудников милиции из подворотен: ну как, сам недавно кулаками махал, а теперь своих же товарищей под молотки пускает? А так. Парни уверовали, что скоро силовые ведомства получат неограниченную власть, судить их будет некому, и нарушали все нормы, и нравственные и законные. Глядишь, звёзды падут на погоны большие, жизнь удастся. Большая часть андроповского призыва лет через 5-6 вылетели из органов, кто-то даже сел. Ребятки, история повторяется, но уже в виде фарса! Позже им так и не удалось восстановить свою репутацию и авторитет в местном сообществе, несмотря на звания мастеров спорта по боксу, борьбе и карате.
Пока Максим служил, пришёл новый генеральный секретарь, теперь уже не старый. По сравнению с предыдущими, даже молодой. И он начал говорить неожиданные вещи. Да ещё и не по бумажке! Правда, свежие речи не сочетались с делами, одна антиалкогольная кампания чего стоила. На службе Максим не замечал комизма ситуации. Так, наблюдал, как офицеры исхитрялись добыть спиртное, видел, как гражданские давятся в очередях. Но ведь, пока тебя лично не коснётся, не поймёшь глубины явления.
Глубину он понял на «гражданке». А ещё заметил, как хорошо живут директора фирменных магазинов местного ЛВЗ. Один из них, невзрачный Дима, который раньше, завидев Максима, издалека бежал с вытянутой рукой – ну как же, рядом с Коржиком на дискотеке можно ощущать себя в зоне безопасности! Теперь же он при встрече не испытывал подобострастия. И если и не похлопывал покровительственно по плечу, то только потому, что помнил: Коржик может одной ленивой плюхой отправить в нокаут.
Зато Дима при всех мог достать из кармана толстую пачку ассигнаций, перетянутую резинкой, и на глазок вытянуть из неё веер необходимой толщины. Синьор, епта!
Глядя на этого гнуса, Максим вспомнил Серёгу Полянского. Тот ушёл в армию на полгода позже его, попал в Афган и вернулся оттуда в цинковом гробу. А этот и от армии откосил, и здесь занимает положение, которого не достоин.
О своём будущем, находясь в казарме, Максим рассуждал просто: пойдёт на стройку, получит квартиру. Именно: не заработает на квартиру, а получит её, тогда так было. Параллельно окончит институт, займёт тёплое место, если потребуется, вступит в партию. Ну, а потом, как положено – семья, квартира, «Жигули», а то и «Волга»! Дача и отпуск на чёрном море каждый год. А чего ещё?
Теперь же горизонты разворачиваются по-другому. Знакомые фарцовщики начали работать уж совсем серьёзно, без особых оглядок на ОБХСС. Парни, занимавшиеся шабашкой, тоже огребают дурные деньги и покупают новенькие «Жигули» за полгода работы.
Глядя на этот, как выразился генеральный секретарь, «пирдуха», Максим передумал идти на стройку за геморроем и радикулитом. Несколько месяцев повисел на пятиэтажках, заделывая монтажные швы между панелями – знакомые ребята взяли временно на шабашку. Заработанной суммы хватило прилично одеться и ещё осталось для того, чтобы съездить за партией импортных тряпок. Друг детства со двора, Валька Семёнов настроился гонять в Узбекистан. Там можно было закупить дефицитные вещи по смешным ценам. Так, что можно продать на рынке вдвое дороже. Немного напрягало то, что придётся стоять там, но, в хорошей компании, почему бы и нет?
У них в городе это происходило примерно так: большинство продавцов, торговавших чем-то более-менее законным, стояли, выставив товар. А настоящая «фарца» кучковалась отдельной группой, так, что и не поймёшь, чего стоят. Курят, смеются, щёлкают семечки. Но тот, кому нужны фирменные, европейские или американские вещи, знают, к кому обратиться. Время от времени один из них удалялся с потенциальным покупателем в подъезд ближайшего дома. А оттуда, если американские штанишки или чешские кроссовки пришлись впору, продавец возвращался к своей компании с деньгами. А счастливый покупатель без денег, но с вожделённой вещью шёл домой обмывать покупку.
Бывали, конечно, и проколы, когда недотёпа уносил в фирменном пакете одну штанину – мерил одно, а после расчёта получил другое. Точнее, другую, штанину. Но так поступали или залётные продавцы, или уж покупатель был заметно не местный. А так, местные фарцовщики репутацией дорожили.
Валька в пивном баре за кружкой пенного напитка и небольшой долей водки, объяснял диспозицию:
- Лучше всего идут спортивные костюмы, быстро и почти по двойной цене. Швейцарские «Seabeco», немецкие «Montana» и «Adidas». Последние похуже – марка известная, узбеки продают их дороже, и здесь две цены не пролазят. Ну, кроссовки тоже, минимум сотка сверху. Но тоже смотря чьи: если польские «Ботас» или Чехия, поменьше заработаешь, «адики» или «рибок» – побольше. Бабские эти наборы косметические, французские, вообще зашибись. Тёлки от них верещат. Две цены, а места занимают мало.
- Откуда всё это в Узбекистане? Что, заходишь в магазин и покупаешь? Или на рынке?
- Ну, что-то и в магазине можно купить, что попроще. Там это таким бешеным спросом не пользуется. На хрена узбечке французские духи, они по большей части за мужиками сумки таскают, да дома работают, хрена этот узбек ей дорогие духи покупать будет. Да и на что. А баям хватает, они на том и зарабатывают. Там узбекский социалистический капитализм. Идёшь с местным, он показывает – это магазин Иргаша, это Азамата, это Рузика. То есть они директора этих магазинов, но фактически хозяева. Чтоб стать директором, он сначала такую взятку дал вышестоящему начальнику, сколько тебе за 5 лет на швах своих панельных не заработать. И после такой Равшан отбивает затраченные деньги. План по выручке сдал, что сверху – его. Да еще каждый месяц наверх бакшиш надо передать. Но всем хватает. Кроме простого народа, как и везде, - хохотнул Валька.
- У них там везде так, и в ментовке, и в прокуратуре, да, короче, везде, - продолжал друг, отхлёбывая пиво. - Ребёнка в детский сад или школу отдать – тоже подарки тащить надо, кому следует. Может так и лучше, конечно. Но нищеты там побольше будет, чем у нас. Детей нарожают косой десяток, баба не работает, сам ходит тяпкой машет или весь день в махалле чай пьёт да насвай жуёт. Водилой работать хочешь – начальнику колонны взятку дай. План отработал – поехал на себя калымить. Система. Да хрен с ними, мы своё возьмём, и хоть трава не расти, какое наше дело.
-Так что, на рынке?
- Можно на рынке, если выходной. Можно просто зайти в магазин, спросить директора. Они же видят, что не местный, значит не из ОБХСС. Он тебе покажет что есть, накинет червончик-другой, деньги-товар, всё просто. Меня там кое-где уже знают, оставляют к приезду. Могут и на улице подойти, по той же причине – видно, что не местный, и знают, что мы к ним за тряпками едем.
- Сколь на поезде-то?
- Не чуди, какой поезд. На самолёте до Ташкента 39 рублей билет. Через каждый километр какой-нибудь город. А на поезде 5 суток на дорогу тратить. Одним косметическим набором билет окупишь. Сумка большая есть?
- Нет. Дипломат пойдёт?
- Коржик, ну тебе что, в армии последние мозги отбили? Нет, конечно. Возьми у кого-нибудь или купи. Макс, а ты соточку не одолжишь?
- Не, у меня впритык. Вот заработаю, одолжу. Если мне в армии последние мозги отбили, - со смешком сказал Максим.
- Да ладно, братишка, шуток не понимаешь что ль, - хлопнул его по плечу Валька.
На следующий день они спускались по трапу самолёта, приземлившегося в Андижане. На дворе апрель, дома ещё позёмка метёт, люди в зимнем ходят. Валентин предупредил, чтобы Максим одевался полегче:
- До аэропорта не околеешь, а там жара, будешь таскать свой лапсердак. И без него запаришься.
- Да ладно, такая жара что ли?
- Прилетим, увидишь.
И вот он увидел. Вторая половина дня, воздух плавится от зноя. Драповая куртка пошла в сумку первой, потом джемпер. Можно бы и рубашку, но как-то неприлично. Вокруг аэропорта зелень, пахнет пылью, солнце печёт голову. Как будто и не было снега, холода и полусонных в изморози сибиряков 2 часа назад. На стоянке много машин, «ГАЗ 24» с шашечками и просто «Жигули» с «Москвичами». Ба, и «Запорожцы» есть.
- Куда едем, уважаемые, садис, подвезу!
- До Дома колхозника сколько? - деловито спрашивает Валентин у пожилого узбека в тюбетейке. Тот распахивает дверцу видавшей виды «шестёрки»:
- Три рубль.
- Ты чего, мужик! Похоже, что мы дочерей миллионеров е..м? Две недели назад полтора было, у вас реформа такси?
Поняв, что не на тех попал, таксист махнул рукой:
- Э, хоп, хоп, парен, многа слоф, садис, за полтора отвезу.
Бросили вещи, точнее, пустые сумки в захудалый номер гостиницы и пошли искать, где поесть. Новое жильё не впечатлило, дом колхозника, он и есть дом колхозника. Ну, да ладно, на один-два дня пойдёт. Две обшарпанные кровати в двухместно номере, две тумбочки, шкаф да зеркало. Да, и туалет с душем в номере, а это уже большой плюс в этом климате.
В маленьком душном кафе стояли аппетитные запахи. Максим заказал лангман и плов.
- Ты сначала съешь лангман, а потом подумаешь, нужен ли тебе плов, - посоветовал ему Валька. - У них кухня жирная, сытная и вкусная, плов уже не полезет.
В его правоте Максим убедился уже на половине тарелки. Валька, предусмотрительно заказавший себе самсу и чай, съел плов, который отодвинул от себя товарищ. После того, как жара спала и день повернулся к вечеру, пошли на рынок. Максим с интересом разглядывал происходящее вокруг. Их окружали запахи пряностей, жарящихся в тандырах лепёшек, зелени. Пожилые узбеки в стеганых халатах покупали плов, подставляя свои пиалы. Они доставали их откуда-то из складок своих халатов. На поясах у всех висели ножи в блестящих кожаных чехлах, разрисованных национальными орнаментами. Ели руками, слизывая текущий по пальцам жир.
- Во, смотри, узбек пришёл на рынок за продуктами! - показал со смехом Валентин.
- Ну и что, узбек, как узбек, - не понял юмора Максим.
- Не, ты смотри — он с пустыми руками, и ничего не берёт, только деньги отдаёт и торгуется.
Максим присмотрелся к покупателю. Тот действительно о чём-то говорил с продавцом, отдавал ему деньги и шёл дальше. А за несколько шагов от него закутанная в платок шла женщина с сумками. Она подходила к тому, с кем только что беседовал мужчина и складывала продукты.
- Ни фига себе, - засмеялся он. После секундного раздумья:
- А у нас лучше, что ли? Наши бабы вообще одни ходят, и платят, и таскают. А мужики, по большей части бухают, или на работе. Эта-то на работу не ходит, по дому шуршит только.
- А вон, смотри, два деда совет держат, - показал на пятачок у входа в рынок Валька.
Там два древних аксакала о чем-то сосредоточенно и судя по всему, безрезультатно, спорили. Парни подошли ближе, Максим прислушался. Деды пытались решить, как им добраться до родного кишлака.
- Гляди, а вон кучка — это их девки, невестки там, дочки или внучки.
Рядом на мешках сидело 5-6 молодых женщин.
- Они наверняка могли бы всё решить без этих старых пердунов, давно выживших из ума. Но, не положено бабе рот открывать, пока мужчины совет держат, - заржал Максим. - Ладно, пошли философ, нас ждут великие дела.
Они зашли в полутёмную промтоварную лавку. Валентин спросил Улугбека, молодой парнишка-продавец ушёл в служебное помещение и вернулся оттуда с толстым мужиком лет сорока, с унизанными золотыми перстнями пальцами-сосисками.
- Э, Валя, брат, пойдём, я тебе как другу, оставил 5 костюмов спортивных. Аляску женскую «Монтана» надо? По 170 рублей отдам, три штуки, белая. Как жёваный ткань, красиво смотрится.
Парни посовещались, Валька взял себе 3 швейцарских костюма и 2 аляски, остальное забрал Максим. Он же купил два косметических набора и французские духи — этот товар отдать двоюродным сёстрам, в три секунды продадут. Довольные хорошим началом, парни купили по две палочки шашлыка и с удовольствием вгрызлись молодыми крепкими зубами в парную баранину.
- Слышь, Валёк, палочка на 50 граммов — 50 копеек. Сколько на двух палочках — по нашим меркам шампур, у нас по 2-3 рубля продают. И мясо там — половину не пережёванным выплюнешь, а это ммм, - щёлкнул он языком.
- Да, это тебе не Сибирь, здесь со жрачкой всё хоп! Заметил, у них это «хоп» как у нас «лады» или «годится»?
- Или «зае...сь», - засмеялся Максим, сдабривая вкусное мясо стружкой свежего сочного лука.
- Заметь, у них не принято материться. Во всяком случае, по-русски редко услышишь.
- Ну, тебя-то русским чёртом назвал старик, которого ты нечаянно толкнул.
- Чёрт не матерно, да я и не понял.
В это время к ним подошёл молодой парень, одетый во всё фирменное, воровато оглянулся и сказал:
- Кроссовки шведские надо?
- Почём?
- 200.
- Где?
- Тут рядом. Вот такие все, - он открыл яркий полиэтиленовый пакет, внутри лежал один кроссовок. Кожа, яркие вставки, ребристая подошва – всё соответствовало высокому качеству капиталистического производства. – Давайте деньги, сейчас принесу.
- Ну, ты парнишка даёшь! Ты лохов нашёл что ли? – всплеснул руками Валентин.
- Если не верите, я вам паспорт оставлю. Продавец под «условкой» ходит, боится влипнуть, - пояснил парень.
- Ну, тогда мы проживём без шведских кроссовок, правда, Макс? А паспорт оставь для другого случая. Сколько их у тебя?
- Ну, ладно, пошли к нему на хату, - мотнул головой в сторону коммерсант.
- Слышь, брателло, мы козьими тропами ходить не будем, неси вон туда, в парк, мы у входа подождём. 41, 42, 43 размеры, 5 пар, в ассортименте. Сделаешь?
- Хоп, - поколебавшись, утвердительно кивнул коммерсант.
Парни пошли в парк, присели, отирая пот со лбов.
- А чего мало, всего 5 пар? – спросил Максим.
- Ты их почем продашь дома? – в свою очередь спросил Валентин.
-Ну, рублей за 350…
- Это хорошо, если лоха найдёшь. Потолок 300. Места они занимают много. Мы ж не альтруисты, а спекулянты, – рассмеялся тот.
- А чего ты идти на хату отказался? Здесь ведь тоже можно спалиться, - спросил Максим.
- Я один раз в Львове так угорел на спортивных костюмах. «Пума», бобочка, «фирмА», - передразнил кого-то Валентин.
- И чего?
Тут появился продавец, и разговор прервался, Валя сказал, что в гостинице вечером расскажет. Осмотрели обувь, эксперта всё устроило, прошла транзакция по Марксу товар-деньги, и разошлись в стороны.
Пума готовится к прыжку
Возвращаясь в гостиницу, друзья зашли в продуктовый магазин, взять съестного. Решили сэкономить, поужинать в номере. Деньги потрачены, товар закуплен, билеты на обратную дорогу взяты по прилёту.
- Смотри, Валёк, пиво чешское!
- Тут часто выбрасывают, в прошлый раз пили немецкое. Республика-то мусульманская, мало потребителей, - пояснил завсегдатай Узбекистана.
- Что, узбеки совсем не пьют? – спросил Максим.
- За уши льют, - с сарказмом сказал Валентин. – Но вообще, здесь гораздо меньше любителей алкоголя, чем у нас. И чтобы тебя пьяным увидели знакомые – это у них косяк серьёзный, западло напиваться. Если себя контролирвать не можешь — ты не мужчина. Вон, смотри, два мужика сидят у заборчика – думаешь, они так устали или ждут кого-то? – показал он на узбеков среднего возраста, сидящих на корточках с сигаретами в руках.
- Только что шли. Их здорово качало. Видимо, увидели кого-то знакомых, прикидываются трезвыми. О, пошли опять!
Те, про кого он говорил, встали, и, стараясь идти твёрдо, пошли дальше.
- Ну, а вообще, импортной жрачки здесь много по той же причине, что и шмоток.
- Сюда в принципе больше импорта попадает – братская республика, пусть нам меньше достанется, а у них будет. Да меньше спрос, да народ в большей части нищеватый, - пояснил Валентин. – Вообще, в любую республику братскую съезди – везде лучше, чем у нас живут. Может, еще и климат влияет. Вон, в кавказских республиках, в сёлах дома посмотри какие, какие стада у частников. Это тебе не Звёздочка с Машкой у бабушки в хлеву, там целые стадионы овец.
Максим мотнул согласно головой, вспомнив техникумовскую практику в Кабардино-Балкарии, где собирали овощи в колхозе. В выходные администрация вывозила студентов на экскурсии. Кстати, колхоз был русско-украинский. Коренные, похоже, были частниками, единоличными крестьянами. И защитой от местного населения были тоже хохлы из колхоза, от местных можно было ждать чего угодно.
Однажды студенты и девчонки из ростовского училища шли с поля, где собирали болгарский перец и помидоры. Сибиряки и сибирячки веселились, бросаясь кизяками друг в друга. А девки из училища шли чуть поодаль. В это время с ними поравнялись «жигули», задняя дверь открылась, и кто-то попытался втащить внутрь одну из девчонок. Подружки схватили её за руки, раздался пронзительный крик, дверь закрылась и «жигули» с визгом унеслись прочь.
Ростовчанки объяснили – если бы не получилось отстоять подружку, её больше никто живой и не увидел бы. Случается такое иногда, и милиция ничего не находит. И никого.
Когда ездили на экскурсии, видели в местных сёлах огромные усадьбы, огороженные кирпичными заборами, двухэтажные дома с колоннами, загоны для скота размером со стадион. Может быть, умеют работать, а мы не умеем? Вопросов было больше, чем ответов.
Сейчас в Узбекистане Максим начал получать ответы на эти вопросы – они же братья, пусть им лучше будет. А мы уж как-нибудь. Для того, чтобы сохранять окраины в стабильном состоянии, там и к частной собственности подходили более либерально, финансовые и товарные потоки направляли. Кто-то ведь должен был за это платить. Ну, да, ещё и выпить не дураки, и работать не очень любим – вспомнил он тех, с кем встречался в своей короткой трудовой деятельности.
Пиво было хорошее. Хотя бы по сравнению с тем, что пробовал раньше. Рыба, купленная на рынке, соленые сырные катышки к пиву и сухарики дополняли букет.
- Эх, девчонок не хватает, - мечтательно потянулся Максим. – Здесь, наверное, такого не найти, республика-то мусульманская.
- Ну да, не найти, - с иронией ответил Валентин. – Платите деньги, будут вам девочки. Нам сегодня не до этого, завтра улетать, дома с тёлками пообщаешься, забесплатно, бугг-га. А здесь за деньги всё можно найти, у них тут вроде как социализм, а вроде, как и капитализм, за всё платить надо.
- Ты про Львов заикался в магазине, что там случилось-то, расскажи, - вспомнил Максим.
- Было дело под Полтавой, хахххаа, точнее под Львовом. Чуть без денег меня не оставили украино-армянские братья, - рассмеялся Валентин.
«Пума» готовится к прыжку
Побывав на Западной Украине по туристической путёвке, Валентин заметил, насколько там лучше живут. Кроме общего уровня было заметно изобилие импортных шмоток. На рынке в Чопе и Ужгороде он купил всё, что планировал и на что хватило денег. А их хватило на многое, цены были не в пример сибирским. И решил Валя начать нелёгкую жизнь советского фарцовщика именно с поездок в эти благословенные места – навар при перепродаже ожидался почти двукратный, да и вещи были не из стран СЭВ, самый настоящий запад, от лэйбла до последней пуговки.
Собрал деньги, взял с собой Наташку, подругу и будущую жену – пусть отдохнёт, заодно – где вещи покараулит, где ещё чего, всё же одному в чужих краях да с деньгами не очень уютно. Далеко решили не ехать, в Львове всё было, да и выбор больше. Опять же, старинный красивый город можно посмотреть. Кроме того, в приграничных районах он заметил, что к русским относятся не совсем дружелюбно, если не сказать совсем недружелюбно. А когда он одного такого очень недружелюбного назвал недобитым бандеровцем, Вальку чуть не побили, пришлось уносить ноги.
На рынке как на рынке, все заняты своим делом. Как говорится, на базаре два дурака. В этот раз дураком себя ощущал Валентин. Скупать вещи по одной было долго и муторно, а как найти оптового продавца, не знал. В толчее не сразу заметил, что кто-то его трясёт за локоть. Инстинктивно схватился за внутренний карман куртки – там лежали деньги. Обернулся – рядом стоял парнишка лет 20-ти:
- Братка, штаны нужны?
- Какие?
-Рэнглер, штатовские.
- Нет. Спортивные костюмы есть? «Адик», «найк», «рибок», «пума»?
- «Пума» есть.
- Давай 20 штук, размеры 46, 48, 50 поровну. Где они у тебя?
- Ты шо пацанчик, с дерева упал, кто ж тебя поведёт туда. Откуда я знаю, мож ты мент? Ща, ещё одного покупателя дождёмся, ему джинсы нужны были, и пойдём.
Через минуту подошёл тот, кого ждали. По выговору местный, да и по одежде тоже, высокий парень с толстой золотой цепью на шее. Компания отправилась куда-то во дворы, за несколько кварталов от рынка. Валентин с Наташей тревожно переглядывались – нет ли подвоха, всё же чужой город, даже республика чужая. Братство – оно только по телевизору, а так-то давно уже человек человеку волк, если дело касается денег. Валентин особо не боялся, эти двое вряд ли смогли бы его одолеть. Точнее, побить-то могли бы, а вот деньги отнять – тут уж извини, подвинься!
Зашли в какой-то дворик. Продавец, представившийся Владом, предложил им подождать на скамеечке. Второй покупатель отдал деньги, назвал размеры и ростовку вожделённых джинсов. Влад протянул руку в сторону Валентина. Тот недоумённо ответил:
- Я сам с тобой пойду, дурака нашёл!
- Ты что, с Урала?
- Из Сибири, а что?
- Заметно. Кто тебя поведет туда, зачем мне палиться да ещё чувака палить, чтоб меня потом на ножи поставили? На хату с товаром никого не водят. Не ссы, это тебе не колхоз «Красное дышло», здесь фирмА работает.
Валентин недоверчиво качнул головой:
- Я, пока ты ходишь, подумаю ещё.
- Ну, смотри, если ментов за собой привёл, далеко не уйдёшь, - с лёгкой угрозой сказал Влад и скрылся в подъезде.
Через 15 минут он вернулся с пластиковым пакетом. Покупатель осторожно проверил количество и размеры джинсов, удовлетворённо мотнул головой и ушёл. Наталья с Валентином переглянулись, и после некоторого колебания достали приготовленную сумму.
- Тут за 20 «пум», как договаривались. Ты с цены по червонцу обещал скинуть, за оптовую партию, не забыл?
- Не забыл, не забыл. Шо за клиент пошёл пугливый. На вот, зонтик мой тебе оставлю, раз так боишься, - проворчал Влад и скрылся в том же подъезде.
На этот раз он не вышел ни через 15, ни через 25 минут. Когда встревоженный Валентин пошёл к дверям, уже понял, что увидит. Ну конечно, проходной подъезд! Ведь сколько раз сам так таксистов швырял на бабки, попался на такой элементарный прихват! Ветерок хлопал распахнутой на проспект дверью, то ли издеваясь, то ли приглашая продолжить путешествие.
В милицейском отделе курчавый следователь, к которому их направил дежурный, насмешливо посмотрел на них:
- Кто же жулика найдёт, их в Львове немерено, и все на таких, как вы, - он замялся, потом подобрал приличное слово, - приезжих, зарабатывают.
В кабинет зашёл такой же смуглый и кучерявый милиционер:
- Ара, я сегодня с вами не пойду, дежурство сегодня поставили. Это преступники или потерпевшие? – показал глазами на ребят.
- На бабки швырнули наши лохотронщики, сценарий «оптовая партия товара». Кстати, с какой целью так много брали, спекуляцией занимаетесь? – уже к Валентину.
- Вы что, лейтенант, как можно. Родне хотел купить, у меня она большая, - криво улыбнулся тот, понимая, что помощи здесь ждать бесполезно.
- Слушай, я тебе такой совет дам: ты завтра походи по рынку, если опять увидишь того Влада, метись сюда, я завтра работаю. Мы его прижучим, и предложим – вместо срока несёт твои деньги и расстаёмся до следующего раза. Мы его так и так когда-нибудь посадим, а так пойду тебе навстречу, вижу, парень ты хороший, правила знаешь.
- Да конечно, командир, какой базар!
Воодушевлённые таким окончанием разговора, будущие супруги отправились в гостиницу.
На следующий день они встретили Влада буквально через 15 минут после того, как вошли на рынок. Тот, по всей видимости, искал новую жертву, бродил по рядам, приглядываясь к покупателям. Валентин и Наталья переглянулись — ничего не боится, подлец! - и быстро удалились в сторону отдела милиции. Лейтенант Ара или Арам, они не поняли, общее обращение или имя милиционера, услышав новость, вышел из кабинета. Скоро вернулся с двумя коллегами и все вместе пошли на рынок.
Влад, услышав начало фразы, сказанной Арамом, рванулся вдоль ряда, где его радушно встретили коллеги. Поняв, что деваться некуда, покорно пошёл к машине, сбросив спичечный коробок в попавшуюся урну. Арам, засунув руку в полиэтиленовый пакет, бережно достал коробок, и так же бережно сунул обратно в карман Влада.
Вне себя от такой, как им казалось, удачи, ребята шли в отделение — вот сейчас отдадут денежки, они закупят товар у настоящих фарцовщиков. Влада завели в кабинет, а потерпевших попросили подождать в коридоре. Через час Арам вышел к ним:
- Слушайте, деньги придётся изъять, у него нашли анашу, это наркотик, придётся всё описывать. Заведём дело, вам, как потерпевшим, из конфискованных деньги вернём. Ваши адреса в заявлении есть, вызовем повесткой, если потребуется.
Ребята, поняв, что денег им не видать, повесили носы и пошли на рынок. Там на оставшиеся средства закупили шапки-ушанки из неизвестного науке зверя, мех которого напоминал норку. Продавец на полном серьёзе втолковывал им, что это гибрид крота и кролика. Неудачливые фарцовщики долго смеялись, представляя, как крот с кроликом создавали подобный гибрид. Но суммы, вырученной с продажи шапок, Валентину хватило как раз, чтобы остаться при своих. Больше во Львов он не ездил.
Процесс пошёл
Товар Максим «сдал» быстро. Часть ушла сразу, знакомым. Увидев качественный добротный импорт, те не задумываясь, полезли в заначки. Тем более, что Максим дал скидку. Остальное ушло за два выходных на базаре. Повторив процедуру несколько раз, Максим ощутил себя почти миллионером. Трёшки и рубли он уже не считал, одет был с иголочки, оборотный капитал увеличивался с каждой поездкой.
Пришло понимание, что всю жизнь на этом сидеть нельзя, деньги не могут копиться больше, чем ты их можешь вложить. А привезти товара зараз на всё имевшееся он уже физически не мог, слишком много получалось. Требовалось расширение бизнеса.
Вверху к этому времени тоже заговорили о переменах. Новое мЫшление, перестройка, гласность. Сравнительно молодой, располагающий к себе генсек в своих долгих пространных рассуждениях на камеру упоминал и экономику, для которой и требовалась эти самые перестройка и конверсия.
Слушая это, Максим недоумевал: как можно провести конверсию на их градообразующем заводе, если, по слухам, многое из того, что там выпускают, летает в стратосфере. И потом, зачем перестраивать, неужели для сковородок, которые собирались там делать, нельзя построить специальный заводик. Зачем забивать гвозди микроскопом? Мужики постарше в бане громко рассуждали на эту тему. Чаще других звучало слово «измена». Максим усмехнулся: сгущают краски, старые пердуны.
Уже и закон о кооперативах вышел, потянулись первые ласточки. На всю страну прогремел Артём Троицкий, уплативший 3 миллиона партийных взносов, эта новость более других всколыхнула затихшее перед бурей общество.
Однажды Максим зашёл к своей очередной подружке на работу. А работала Наташа на местном спиртзаводе. Бухгалтерия, где она сидела, находились недалеко от кабинета директора, и ожидая, когда та освободится, Максим наблюдал за входящими и выходящими посетителями. Раздался шум, от директора выскочил взъерошенный мужик лет сорока, по виду какой-то колхозный начальник. Повадки командные, видок деревенский. Председатель, епть! Он буркнул в закрывшуюся дверь:
- На хрена она мне, водка твоя, людям под зарплату что ль давать, - и уже в с возмущением: - У меня потом работать некому будет, ты на комбайн сядешь?
Каким-то седьмым чувством Максим почувствовал, что надо поговорить с мужиком. Он догнал его уже на улице. Тот продувал «беломорину», Максим поднёс ему огонь зажигалки:
- Командир, а что стряслось-то у тебя?
- А ты кто такой, чтоб я перед тобой отчитывался? - ещё на прежней взъерошенной волне ответил колхозник, выпустив клуб дыма в осенний прохладный воздух.
- Да никто, не хочешь, не отвечай. Коммерцией понемногу занимаюсь. Может быть, решение твоих проблем и мне какую-никакую выгоду даст, - как можно более безразлично ответил Максим.
Уже успокоившись, на третьей затяжке колхозник сказал:
- Кожемякин мне за зерно оплату предложил водкой. У меня совхоз, а не продбаза, что я с ней делать буду. Солярку покупать надо? Людям зарплату платить надо? Да много чего надо. А я водкой торговать буду!
- Кожемякин — директор спиртзавода?
- Ну да. Насто...дел уже этот бартер, никто деньгами не хочет платить. Зерно здесь выгружать, водку получать на ликёро-водочном заводе в Тальнинке, туда 10 километров ещё ехать.
- Сколько водки предлагал?
- 20 ящиков за тонну!
- А тонна сколько стоит в рублях?
- 20 тысяч.
- Многовато.
- А как ты хотел? Скажи спасибо Павлову с компанией, наденоминировали, уроды.
Максим достал калькулятор на солнечных батареях. Они только появились и стоили дорого. Пощёлкал кнопками, результаты его вполне устроили. Но улыбку он сдержал, чтобы клиент не посчитал себя очень ценным.
- Тебя как зовут?
- Вася... Василий Петрович, а тебя?
- Макс. Слушай, Василий Петрович, давай сделаем так: ты сейчас сдаёшь ему своё зерно, забираешь водку, выгружаем куда покажу, я с тобой рассчитываюсь наличкой. Сколько у тебя тонн сейчас?
- 10 на пробу привёз, ладно больше не взял.
- А что, по телефону созвониться, выяснить нельзя было, чтобы впкустую не кататься?
- Так он сказал цену, меня устроило. Я ж не знал, что он водку пересчитал в рубли, думал — наличкой получу.
- Ну, поехали? Только в одно место заедем, деньги возьму.
- Ты только того, смотри... Если шутки шутить надумал, имей ввиду, я кулаком быка трёхлетка валю, - опасливо сказал Василий Петрович.
- Вы у Шукшина что ли все эту байку про быка трёхлетку переняли, быковалы? Не боись, дружище, я с тобой планирую сотрудничать на постоянку. Да и что делать с двумястами ящиками водки и вашими трупами, аххххах, это ж сплошное палево! – захохотал Максим так, что Василий Петрович вздрогнул.
- Ну и шутки у тебя, городской. Это ещё посмотреть надо, кто трупом станет, юморист.
- Извини, Петрович. Я тебе четверть суммы могу прямо сейчас отдать, чтоб ты не беспокоился, держи, считай, здесь 50 - достал из внутреннего кармана пачку денег Максим. Когда сели в кабину Камаза, председатель пересчитал деньги.
- Вот видишь, Петрович, я тебе доверяю, даже расписку не спросил, - укоризненно сказал Максим.
- Ну, ты меня тоже пойми, городской. Как бишь, тебя, Максим, - протянул руку второй раз Василий Петрович. – Ну, поехали. А грузчики у тебя есть? Или 200 ящиков сам будешь выгружать? Так у нас времени ждать нет, домой надо ехать.
- Давай заедем тут в одно место, я деньги возьму, и ханыг каких-нибудь на выгрузку.
- Так ты не на склад, что ли, думаешь везти? Если охраны нет, твои ханыги ночью-то и разбомбят, нашел, кому довериться. Что-то ты городской, на вид и по разговору-то уж больно баской, а на башку, похоже, слабоват.
- Это да, Петрович, есть резон. В гараж я пока хотел скинуть. Ладно, что-нибудь придумаем. Тормозни вон там, у телефонной будки, - попросил Максим водителя.
Позвонил Егору Никишину:
- Игорян, можешь человек 5 быстро найти, машинку выгрузить надо. А? Ну, естественно, проставлюсь. Отлично, подъезжай в 7 микрорайон, знаешь ведь, где у меня гараж.
С Петровичем расставались лучшими друзьями. Тот, получив остаток, расслабился, а до этого момента в глазах его стояла недоверчивая напряжённость – вдруг шпана городская кинет? Договорились через два дня созвониться. Тогда уже будет понятно, когда получится реализовать эту партию.
Водка заняла почти весь гараж, высоко ставить не решились, да и тяжело было. Отцовский «москвич» пришлось поставить возле дома.
Вечером, когда обмывали с ребятами сделку, Игорь спросил:
- Куда сбывать уже нашёл, или помочь?
- Ты ж даром помогать не будешь?
- А то. Но и тебе одному не управиться, даже чисто технически. Тем более, если ты планируешь этим заниматься постоянно, а не разово.
- Ну, это сбыть – проблем нет. Но ты прав, в компании быстрее, и объёмы можно лопатить большие. Только с одного колхозника много не снимешь, надо искать другие варианты.
Тут и пригодился Дима из ликёро-водочного магазина. Тот, узнав цену, согласился без раздумий: Максим предложил на 15% ниже заводской. А Диме что, всё, от склада до прилавка, ему бесплатно обходится, только навар свой успевай до инкассации выдёргивать, и вся недолга. Только он попросил подвозить понемногу, не всё сразу, боялся внезапной проверки. Схема утомительная, но выгода выше затраченных усилий. Игорь договорился с одним из хозяев новоявленных коммерческих магазинов. В них продавалось почти всё то же, что и в других, только из разряда дефицита, да кое-что из импорта – шоколад, Кока-кола, сигареты. Те, у кого были деньги, заходили часто. Одно дело принести ребёнку наш «Сливочный», другое – «Сникерс», то-то радости Денису или Снежане! Правда, большинству не по карману, да и само слово «коммерческий» людей раздражало до изжоги.
Водка ушла мгновенно. На следующий день после выгрузки Максим звонил Василию Петровичу насчёт следущей машины. Они с Игорем решили взять в три раза больше – товар ходовой, выхлоп получался космический, даже с учётом галопирующей инфляции. Для скорости и расширения деятельности привлекли трёх человек. Из тех, с кем в своё время вместе выступали на соревнованиях и били лица на дискотеках – Вальку Семёнова, Олега Завьялова и Рафика Насибуллина. И несколько человек парней помоложе, на подхвате. Но этих уже за зарплату, пусть ещё дорастут, чтобы в долю попасть. Да и зачем, меньше народу – больше кислороду.
Несколько следующих машин ушли так же быстро. Деньги носили уже не в карманах, не помещались. Клали в полиэтиленовые чёрные пакеты, чтобы у кого-нибудь не случилось сердечного приступа от вида такого количества денег. Свободные запасы колхоза Василия Петровича закончились, он свёл компанию с коллегами из других районов области. Но Максим чувствовал, что и этого скоро будет мало. Реализовывать такое дикое количество водки через знакомых директоров государственных магазинов становилось хлопотно, всё не успевали прокачивать. Товар стал застаиваться на неофициально арендованных складах.
Требовалось решать проблему увеличения поставок и легализации огромных денежных сумм. Вторую проблему решили легко, зарегистрировав швейный кооператив с внесённой в устав торгово-посреднической деятельностью: трусы и майки ведь продавать надо? Надо. «Основную деятельность» обеспечивала сестра одного из ребят на подхвате. Ей купили пару швейных машин, арендовали небольшую комнату в школе и ни шатко, ни валко продавали сшитые предметы через розничную сеть. Оборот «торгово-посреднической» деятельности приблизился к миллиону. Хотя усилиями реформаторов нулей в ценниках становилось всё больше, но миллион всё ещё был огромной суммой.
Вопрос по поводу увеличения поставок решился в кабинете Кожемякина. Где и состоялся первый, исторический для Максима разговор. Кожемякину его представил один из местных авторитетов, тоже выходец из боксёрской среды, успевший отсидеть за «хулиганку» ещё в советские времена. Потому директор встретил его в хорошем настроении и готовым к компромиссам.
- Евгений Васильевич, мы можем быть взаимно полезными. У нас кооператив, у вас проблемы с оплатой сырья. Мы решаем эту проблему, а вы на сумму обеспеченных нами поставок отгружаете водку. Всё на законных основаниях, без криминала. А за дружбу и честность в сотрудничестве мы вам ещё 5% от оборота будем ежемесячно наличкой возвращать. А там как хотите – в производство их вкладывать или в детдом перечислять, нам всё равно.
В общем, договорились. Арендовали кабинет недалеко от директорского, туда и направляла секретарша всех поставщиков зерна или картофеля. Процесс пошёл уже в промышленных масштабах. Конторе, как её называли компаньоны, требовались свои магазины. Через торговую сеть ликёро-водочного завода продавать опасно. Кожемякин, заподозрив это, пригрозил прекратить сотрудничество. А пока такой вариант для Максима и К° был преждевременным. Да и директорам «стекляшек» отстёгивать часть прибыли тоже надоело.
Тем более, что их поставила под контроль «братва» и они потеряли автономию, которую имели под Кожемякиным. Один из директоров, Дима, через чей магазин прошла первая машина водки, попытался утаивать «заработанное» от новых хозяев. Вследствие чего был найден одним не прекрасным утром с раскроенным черепом возле раскрытого сейфа. Топор лежал рядом, а из распахнутого в безмолвном крике рта торчала стодолларовая бумажка. Остальные сигнал поняли и приняли к сведению.
У «Эдельвейса», так назвали свой кооператив Максим и компаньоны, с татуированной публикой был безоружный нейтралитет. Они не входили в зоны влияния братвы, те не мешали им работать. Иногда, когда «общаку» нужны были средства, те обращались и получали. Но одно дело иногда, добровольно, и как помощь, другое – постоянно и как оброк.
Первая кровь
На очередном совете, в состав которого вошли ещё несколько решительных и готовых на любые действия боксёров и просто «зае…ских чуваков», у которых мозги работали, как сейчас бы сказали, креативно, решили: надо создавать свою торговую сеть. Капитальные здания были дороги, да и не нужны. Выкупать у госимущества за безумные деньги, да ещё и с отдельным бакшишем для местного Чубайса было дико. Чиновники, как одичавшие свиньи, могли жрать больше, чем вмещали их желудки, да и не понимали реальной ценности того, что продавали, драли безбожно.
Потому приняли решение: сваривать большие металлические павильоны на месте, оформив разрешение на землю и подключение к электросети. Это дешевле и продуктивнее. Тем более, что многое можно решить за ящик водки и тушёнки – народ был голоден и не избалован подношениями.
Бригадиры создавали теремки почти за бесценок. Металл уворовывался через кладовщиков с оборонных заводов. А как иначе, кушать все хотят! Сваривали работяги тоже за бесценок – где литр водки, где пара сотен рублей. Некоторые особо жадные «бригадиры» могли и работяг швырнуть. Самым бесправным человеком был тот, кто мог продать только свои рабочие руки.
- Иди на ..й, плохо сварил, за это вообще платить не стоит. А базарить будешь, прикопаем в лесу, знаешь, с кем связался.
Могли и прикопать, люди исчезали, как листки с отрывного календаря. То ли должен кому, то ли ему должны. Много костей с тех пор по лесам и болотам догнивает. Кого-то и на месте оставляли, полуголодная милиция была озабочена собственным пропитанием, и бесхозные трупы падали в папку «висяки».
Однажды к одному из ларьков их сети «Лимпопо» пришёл местный спивающийся авторитет, потребовал долю. Гасан – бывший боксёр, в конце 80-х болтавшийся по городским ресторанам с целью «где нальют, где напоят – я человек известный и популярный». Но когда пошёл волчий передел страны, видимо решил монетизировать свои, уже давно случившиеся на ринге и улице победы, пока здоровье совсем не отказало. И пришёл в павильон, находившийся недалеко от его дома. Ларёчник по радиотелефону вызвал своего бригадира, тот, поняв, что ломится не обычный алкаш, а человек с репутацией, позвонил Максиму.
Матерясь, Максим оделся и покинул очередную пассию, буркнув: «Сегодня не жди», вызвонил Егора и ещё пару ребят. Подъехали к «Лимпопо» одновременно. Гасан уже долбил кирпичом по бойницам ларька, не имея возможности проникнуть внутрь. Максим подошёл к нему и мягко взял за плечо:
- Гасан, перестань ломать мебель, это мой ларёк.
- О, Макс, здорово, - уяснив, что его знают и можно продолжать гнуть свою линию, Гасан воспрял духом. – Ларёк на моей территории, вы мне должны платить бабки.
- Гасан, ты уважаемый человек, но мы никому не платим. Если хочешь, когда надо, поможем, но крышей ты нам быть не можешь, другие времена, пойми, Гасан. И говорим с тобой только потому, что раньше ты был не алкашом, как сейчас, а хорошим боксёром, - ответил ему Максим. Остальные при этом стояли молча, авторитет старого драчуна влиял на всех присутствующих.
- Когда вы, сопляки, под стол ходили, я уже на центросовете е..льники разбивал, кого ты, Макс, опустить хочешь. Ты мне ещё за алкаша плюсом 5% отдашь, молокосос, - с этими словами Гасан покачнулся и попытался ударить Максима в челюсть, промахнулся, перенёс вес тела на правую ногу и повторил манёвр.
Максим от первого удара просто отмахнулся. Когда же Гасан во второй раз попытался попасть ему в лицо, ответил. Два прямых в голову вывели старого рубаку из равновесия, несмотря на то, что по весу он был тяжелее Коржика. А третьим ударом, снизу в челюсть, Максим отправил Гасана в тяжёлый нокаут. Тот в полёте ещё и ударился головой об острый угол ларька, раздался мерзкий хруст ломающейся кости. Гасан рухнул на землю, из треснувшего черепа вывалились мозги. Он засучил ногами по асфальту и быстро затих.
- Мля, Макс, ты его завалил, чего теперь делать будем? – изумлённо произнёс Егор, потрогав пульс лежащего.
- Чё ты щупаешь, у него мозги по асфальту раскиданы. Скорая уже не поможет. Грузите эту падаль в багажник, не оставлять же здесь, - не менее испуганный, но стараясь не подавать виду, сказал Максим. – Мозги аккуратно картонкой в пакет, не собакам же оставлять.
- Братве что будем объяснять? Какой-никакой, но авторитет, - спросил Егор.
- Утро вечера мудреней, сейчас надо следы замести. А кто болтать-то особо будет, вроде все свои. Свои? – уже вопросительно сказал Максим.
На трёх машинах выехали за город, нашли заболоченное место, и, привязав к трупу колёсный диск, затопили его. Постояли, глядя, как из болотной пучины выбулькивают пузыри.
- Был Гасан, и нет его. Сколько бы ещё водяры мог выпить, - сказал кто-то из подручных.
- Все видели, не хотел я его. Даже бить не хотел, сам нарвался, - сказал Максим. Достал перочинный нож, сделал надрез на кисти:
- Теперь мы все, как бы сообщники, братья можно сказать. Давайте уж и побратаемся.
Все повторили процедуру, и какая-то минута наступила странная, что никто не почувствовал пафоса, руки скрепили вполне серьёзно. Как резюме происходящего, из болота всплыл последний, самый большой пузырь.
- Аминь, - сказал кто-то, и компания нервно рассмеялась.
Как ни странно, Гасана никто не хватился. Старушка-мать, которая ничего доброго от него не видела в последние годы, была только рада, что сынок уехал куда-то. Друзья-собутыльники потеряли, но с милицией дел принципиально иметь не хотели. Ну, а сама милиция, если б могла, сама часть трупов прикопала бы – всё равно висяк, кто же душегубов, найдёт теперь. Времена менялись стремительно, могли и милиционера пристукнуть. А кому охота за эти милицейские копейки рисковать. Куда как проще пройтись по ларькам на своей территории, собрать дань – курочка по зёрнышку клюёт!
И только сны Максима Гасан посещал с регулярным постоянством. Приходил, садился в изголовье, доставал из-за спины большою алюминиевую тарелку, накрытую сверху такой же ёмкостью. Снимал верхнюю, под ней открывались розовые, разделённые на две симметричные половинки мозги. Они тряслись, как холодец, и от этой страшной вибрации Максим всегда просыпался в поту и страхе. Не знал он тогда, что этот гость – первый, но не последний ночной гость.
Без отрыва от производства
Как-то позвонил один из бригадиров:
- Макс, подъезжай в Тарасовку, базар есть.
- А проще сказать не можешь?
- Приезжай, всё равно без тебя не знаю, что делать, - сказал Михась.
Вот смотри, что черти творят, - показал он в угол ларька. Там, отдельно от других стоял ящик водки, рядом с ним пластиковые канистры.
- Ну, и что? Водка как водка, с нашего завода.
- Они банчат тут своей водкой. Спирт, вода и бутылки. Продают, как путнее. А я смотрю, выручка с этого павильона упала, думаю, народ меньше бухать, что ль стал, не пойму ничего. Что делать с ними будем?
Притихшие ларёчники стояли, боясь поднять глаза.
- Может, руки переломаем? – без улыбки предположил Максим. – Или в лес вывезем, грохнем, чтоб другим неповадно было.
Парни побледнели, один был явно на грани обморока.
- Да хрен с ними, пусть идут на все четыре стороны. Пусть завтра по стольнику штрафа несут. Всё ясно, пацаны? И вперёд, на заводе вас заждались. Полтинник раз в полгода и еда в столовке под зарплату – вы же об этом мечтали, когда бабки наши крали и спиртягу бодяжили?
Штрафы парни отдали тут же, не дожидаясь завтрашнего дня. И облегчённо растаяли в переулке, унося с собой осязаемый животный страх смерти. О банде Коржика в городе уже тогда поговаривали с уважением и страхом.
Максим с Михасем переглянулись и рассмеялись. Потом Максим взял одну из бутылок, сорвал крышечку, понюхал:
- Да вроде водка, как водка. А почему мы сами этого не делаем, прикинь какой подъём, если ханку гнать 50 на 50 с заводской? Выручку Камазами собирать будем, и всё наше. За минусом зарплаты ларёчников и доставщиков. Только за этими хлюстами надо наладить постоянный контроль и зарплату им платить приличную, чтобы руки к кассе не тянулись. А если до кого не доходит, то и на самом деле одному-другому их переломать.
С того дня так и пошло – на одной половине ларька продают водку, пиво, сникерсы и прочий шурум-бурум для пролетариата, а на второй разливают и закупоривают водку. Выручка при этом увеличилась даже не вдвое. Трест заработал, как насос, качающий деньги. Максим с друзьями стал создавать подразделения организации по типу государства: внешние сношения, министерство финансов, развития, связи с общественностью, безопасность, разведка. Правда, называли они эти бригады по-другому, в некоторых и было по одному человеку. Они бы очень удивились, если узнали, что в государстве всё устроено так же, как в их банде. Хотя бандой они себя не считали – кооператив «Эдельвейс», молодые предприниматели, опора и надежда нового строя с изрядно выпивающим президентом.
Уже прошёл момент в истории страны, когда министр Павлов за сутки лишил миллионы сограждан накоплений всей жизни. Максим с удивлением тогда узнал, что сосед его бабушки, дядя Коля, всю жизнь ходивший в засаленной фуфайке и куривший самые дешевые сигареты, не «Приму» даже, а какой-то «Памир», вонь которого можно было учуять и из-за забора, был миллионером. Только узнал об этом он другие соседи только тогда, когда вынули его из петли, с вывалившимся языком и бессмысленно выпученными глазами. А под его кроватью, на которой даже белья не было, лежал мешок, под завязку набитый купюрами различного достоинства, с Лениным и без. В сараюшках мычала, хрюкала и крякала некормленая скотина, которую забрать было некому – у дяди Коли не было ни семьи, ни родных, ни друзей. Нашёлся потом какой-то троюродный племянник, который дядюшку и в глаза никогда не видал.
Прошло и время, когда страна стояла на паузе под музыку «Лебединого озера», и решительный президент уже взбирался на танк. Кто же знал тогда, что перед этим он мучительно разрывался от страха: то ли в американском посольстве прятаться, то ли дёргать к финской границе. На тот момент гарантии из американского посольства были получены, генералы, будущие поборники свободы и демократии, тоже вроде бы сделали выбор (оставив, на всякий случай, пути для отступления). Всё просвистело над их головами. В провинции это было как ветер в верхушках деревьях густого чащобного леса: вверху что-то шумит, грозится, а внизу тихо, мох мягкий, вода тёплая, грибки и ягодки под ногами россыпью: собирай, коли ты смелый и решительный!
Как-то главный состав кооператива отмечал очередное достижение – в дневной кассе предприятия оказалось более 100 миллионов рублей, а это бешеные деньги. В бане, куда привезли лучших «ночных бабочек» между очередными тостами за лучших в мире бугров и за Макса (Коржиком уже не называли, большинство подмастерьев его в таком качестве и не знали, демократия кончилась), кто-то включил телевизор в углу большого предбанника. Там шёл концерт звёзд российской эстрады. Мальчики и девочки с развевающимися кудрявыми шевелюрами бегали по эстраде, картинно открывали рты под фонограмму и купались в лучах любви своей непритязательной публики.
- А что, Макс, нам что, слабо на день города пригласить штук десять этих звёзд, бабла-то ведь хватит? – спросил Михась, щупая между делом грудь девушки, которая уютно сосала шампанское из трубочки, примостившись у него подмышкой.
- Наверное, можем. А нам с того какой профит? Можем сами в Москву слетать на концерт, дешевле будет. Да вы и так летаете. Ты вон на «Nazareth» недавно гонял, интеллектуал, мля. Хотя, ты прав, Михась, голова у тебя варит. Если все будут знать, да ещё и артисты пару раз скажут, кто их притащил сюда, к «Эдельвейсу» уже по-другому относиться будут. Слушай, Михась, а может мы тебя в депутаты двинем, сейчас это тема неплохая, будешь наши интересы во властных, хаххх, структурах продвигать, а?
- У меня судимость непогашенная, в инспекции отмечаюсь до сих пор, куда мне в депутаты. А вот ты чистый, тебе и карты в руки, Макс.
- День города через месяц, Горбатый, поедешь со мной в Москву, договариваться со звёздами. Тьфу, поющие трусы стали «звёздами». Ну, какие есть. Предварительно можно и по телефону, но аванс всё равно лично везти придётся. Да и с крышей их перетереть, чтоб кидалова не было.
Никита Горбань, за фамилию прозванный Горбатым, согласно кивнул. А чего спорить с Коржиком, все, кто в толпе занимает более-менее приличное положение, живут безбедно и денег не считают. Да и «солдаты», занимающиеся рядовыми делами: сопроводить груз; помять лицо несогласным, сломать ногу или руку совсем уж упёртым, собрать дань на рынке (а что, не только продавать водку, но и контролировать порядок в торговле!) – они тоже денег не считают. Только не так быстро, как Горбатый, не считают!
Москва, как много…
В продюсерском центре Сержа Костровского (раньше был, скорее всего, каким-нибудь Сергеем Кисляевым или Пузатовым) их с Никитой встретил улыбающийся импресарио (ещё одно иностранное слово, которым любили прикрываться околомузыкальные барыги) Ярослав Могильный. Позже в гостинице Максим с Никитой под ящик баночного пива долго со смехом предполагали, как на самом деле зовут сутенёра поющих трусов.
- Здравствуйте, господа, рад вас видеть. Я в курсе вашей ситуации и на день вашего города могу организовать приезд Маши Раскидаевой, Ахилла Федотова, группы «Бакалавры», Тани Китаневой, ну и ещё парочки известных певиц. «Ласковый май», к сожалению, не получится – все 18 составов на гастролях и Разин никого сорвать не даст. Ну и понятно, представьте, какие урожаи они за месяц снимают, вашему «Эдельвейсу» и не снилось.
- Пока, - задумчиво поправил его Максим.
- Что? – не расслышал Ярослав.
- Да не, это я о своём.
Ярослав тоненько захихикал, но натолкнувшись на изучающий взгляд Максима, резко осёкся.
- Аванс налом вносить будете?
- А можно безналом?
- Да, я как раз и хотел сказать, что лучше кэш, зачем эти проблемы с обналичиванием.
- Ну, да. А ещё с налогами. Это только с коммерсов хотят налоги стричь, а музло любит кэш, народ должен тащиться только от вашего существования на этом свете, - мрачно пошутил Никита.
- Молодой человек, если вам что-то не нравится, мы можем пересмотреть наш контракт.
- Ладно, Ярослав, не шуми, он же, в конце концов, прав. А если мы сейчас начнём тут пересматривать контракт, то твои бульдоги тебе не помогут, - показал Максим на «быков» в костюмах и галстуках, туго обтягивающих бычьи шеи. – И с ментами мы вопросы решаем легко. Да, вообще-то, и деньги ты запросил нешуточные, твои поющие трусы столько за месяц не заработают, так что не выёживайся. Даже если ты их решил кинуть и большую часть забрать себе, нам до этого дела нет. Нам результат важен, дыши ровно.
Слегка ударил бокалом с десятилетним виски по бокалу Ярослава и отпил глоток.
- Нормально всё, Ярослав. Мы будем сотрудничать на постоянной основе. Как ты смотришь на круиз по Волге-матушке с заездом в каждый более-менее кучерявый город на берегу? По распределению доходов поговорим после нашего Дня города, тебе понравится, - подмигнул он импресарио.
На Дне города небо было в алмазах. Предварительно две недели все наличные средства массовой информации трубили о том, кто организовал для горожан такой праздник. Жителям глубинки было удивительно, что те, кого они обычно видят на Песне года – вот они, рядом, даже рты открывают под фонограмму. Большинство из слушателей подозревали об этом чудесном изобретении – петь под фанеру. Замечательно ведь, не напрягаешься совсем, главное, одежда в обтяжку, а лучше её призрачное присутствие, и танцевать позажигательнее. Эти лохи деревенские, что они понимают, и так сойдёт! И сходило, чего уж там.
- Эдельвейс форева! – кричали наиболее продвинутые молодые горожане.
Глава округа пытался заявить свои права хозяина территории, когда поздравлял и анонсировал праздничный салют. Но кто-то из бригады ухитрился запустить несколько ракет с Печенежской горки, да так, что даже в светлом ещё небе рассыпались разными цветами яркие звёзды. Освистывать местного царька холопы не стали, но и проводили нешумно. В городе к тому времени у людей с работой было два варианта: или её нет, или она бесплатная. Оба варианта тухлые, предприятия растаскивал менеджмент. Правда, не подозревая, что имеет такое название. Им больше импонировало определение «начальство».
Но городу ни от того, ни от другого было не легче, главное, что с талантами и предпринимателями ему не повезло. У этих ума только и хватало – разворовать то, что было, довести до банкротства, а потом разодраться над тушей убитого предприятия. Вот тогда и приходили такие как Максим. Наступал короткий период санации, а затем происходила перепродажа в следующие руки. Рабочие, специалисты, народ? Да кому они на х.. нужны, хоть все пусть передохнут. Главный приватизатор на эту тему сказал более литературно, но более цинично. Впрочем, эти слова и так все помнят, во всяком случае, те, кто пережил.
Ну, а те, кто не вписался в рынок, сделали это каждый по-своему. Кто дал из болота последний пузырь, кто встретил соседей на асфальте под балконом ранним утром, а кто в онкологическом бараке. Для них перестройка закончилась быстрее, чем для оставшихся на поверхности. Да, были ещё те, кто всегда пьян. Но опьянение похоже на удар дубиной по голове – человек всегда в каком-то тупом состоянии. Своеобразное послевкусие перестройки. Ну, а тех, кто просто сгорел от водки, что качественной, что некачественной, тем несть числа.
День города шёл своим чередом, было весело, народ восторженно ревел, когда на открытую эстраду вылетали девушки из подтанцовки, тряся грудями и сверкая исподним, точнее, его отсутствием. Ну, а когда подъехал грузовик и с заднего борта стали раздавать дармовое пойло, наступил пик праздника. Милиция куда-то исчезла, а в толпе водоворотами стали возникать драки и потасовки. Когда это слишком распространилось, Максим сказал начальнику службы безопасности, чтобы навели порядок. В толпу врезались «быки», расчищая себе в густом скоплении людей целые улицы, наступил короткий период паники. После этого из гущи народа вынесло самых буйных, многих уже не своими ногами и веселье начало гаснуть само по себе.
Но пересуды о щедрости «Эдельвейса» и Макса с Чэгреса были долгими, так что деньги, потраченные на День города сработали на «пять с плюсом». Перед выборами было ещё нескольких акций, рекомендованных московскими политтехнологами да несколько раздач денег и продуктов ветеранам и социально незащищённым. И Максим с большим запасом прошёл в областную думу. Да, предварительно всё было решено там, где положено и с теми, кому положено. И за те деньги, какие положены.
Летом состоялся запланированный тур, громко названный «Волга, звёзды и «Эедльвейс». Новоиспечённый депутат решил проветриться после напряжённой предвыборной борьбы, заодно познакомиться с известными людьми – а вдруг да пригодится? Да и просто, какие-никакие, а звёзды, кто знает, для кого они в московских саунах поют?
Состав артистов собрали наиболее подходяще для полноценного концерта: певцы, танцоры, разговорники, юмористы. Под такую капеллу билеты для отдыхающих на остальные несколько палуб теплохода пошли по бешеным расценкам и на «ура». В ресторане, где была эстрада, все места каждый вечер были заняты. Часто приносили дополнительные стулья – верхи команды теплохода в свободное от вахты время тоже желали приобщиться к культуре.
Когда на сцену выходил длинноногий красавец Ахилл Федотов, жёны нуворишей, на тот период стареющие дамочки с целлюлитами, проглядывающими сквозь лосины, ревели, как единороги. Кидали цветы со столов (купить на стоянке нормальный букет – для этого нарождающаяся элита ещё не созрела), стреляли в сторону эстрады пробками от шампанского. Одна даже зарядила в него экзотическим фруктом ананасом, чуть не повредив юному дарованию жизненно важные органы.
Максим, наблюдая это вместе с двумя коллегами из бригады, добродушно веселился. Их места в ресторане были неприкосновенны – это же спонсоры! Термин тогда имел всепоглощающее значение, даже человека, ранее на Руси именовавшегося ё..арь, за принесённую бутылку водки и шоколадку тоже называли «спонсор». Но в данном случае «Эдельвейс» и Максим Викторович Керженцев были самыми настоящими спонсорами и меценатами. Ну, может быть и не совсем меценатами, все-таки меценат – это тот, кто покровительствует искусству, а, глядя на сцену, ассоциаций с этим словом не возникало. Ну да ладно, пипл хавает, значит нормально!
Михась с Егором повели Машу Раскидаеву на верхнюю палубу – подышать свежим воздухом. Та накидалась качественного виски и чувствовала себя не очень хорошо. Ну, а бригадиры подумали, что им что-то обломится от дивы, тем более, что на их глазах отламывалось многим. Максим не осуждал, но и не стремился за ними – тёлка, как тёлка, ничего особенного, только рот может открывать шире, чем другие. Да и таланта он там особенного не замечал, сказалось музыкальное самообразование.
Вспомнил случайного учителя музыки, попавшего к ним в школу на время болезни основного. Штатный преподаватель, мужик, который никогда не улыбался, казалось, он робот без эмоций, приходил на уроки с аккордеоном и так же без эмоций растягивал меха инструмента. Под его руководством класс разучивал «И Ленин такой молодой, и юный отряд впереди», «Шёл отряд по берегу» и прочую революционную муть. Совсем недавно он встретил этого музыканта на улице и неодолимо захотел выписать ему поджопник. Нет, не за песни.
Как-то после перемены Максим не успел запрыгнуть обратно в класс, задумавшись, сидел на подоконнике – первый этаж, внизу пацаны играли на спортплощадке в футбол. Музыкант подошёл к нему и с таким же невозмутимым лицом толкнул его в спину, наружу. Не ожидавший такого подвоха пятиклассник слетел с подоконника и не успев сгруппироваться от неожиданности, приземлился на пятки. Хоть и первый этаж, высота метра два. Внутренности у Макса как-то высоко подпрыгнули внутри организма, потом рухнули на место. Он ощутил страшную боль в пятках и под грудной клеткой. Хромая на обе ноги заковылял к лавке и не дойдя до неё опустился на асфальт. Оглянувшись, он увидел невозмутимое лицо музыканта, закрывавшего окно класса.
После этого он некоторое время думал: как может взрослый человек быть таким злым и жестоким. Ведь он привык, что взрослые – мудрее и добрее детей. Потом он часто видел взрослых, которые были более ничтожны, чем самый последний позорник из их компании. Привык. Но этого урода забыть не мог. И вот встретив его на улице, преодолев желание ударить или унизить его, теперь уже старого пердуна, он подошёл к нему и глядя в глаза, спросил:
- Ну чё, козёл, детей больше не скидываешь с высоты? Аккордеон твой не протух ещё от прикосновения твоих говённых рук?
Музыкант испугался рослого детины, пристающего с непонятными вопросами, и с перепугу сказал:
- Я милицию позову!
Максима такая угроза рассмешила, он достал из кармана скомканную купюру среднего достоинства, смачно плюнул на неё и прилепил на лоб своему «любимому» учителю:
- Сыграй нам «И Ленин такой молодой», лабух позорный, - и пошёл к автомобилю.
Педагог отлепил купюру от головы, но не выбросил, отёр её о пиджак и сунул в карман, удивлённо глядя, как джип Максима скрылся за углом.
Мысли его перенеслись на женщину, открывшую дверь в мир чудесной настоящей музыки. Она принесла на урок пластинку и рассказала историю бродяги Пера Гюнта. Особенно Максима зацепили части сюиты «Смерть Озе» и «В пещере горного короля». Музыка так потрясла пятиклассника, что после Эдварда Грига он заинтересовался Бетховеном, Моцартом, Вивальди, а дальше погрузился настолько, что научился распознавать настоящую музыку и в роке, и в попсе, и во всех остальных направлениях. Последняя вершина, которую он освоил, был джаз. Поэтому то, что звучало со сцены, да ещё фонограммой, всерьёз воспринимать не мог.
Певичка, только что отработавшая свой номер, плюхнулась в кресло рядом с Максимом:
- Макс, налей даме шампанского!
Он налил из бутылки в чистый фужер, удивляясь про себя, почему эта ослиная моча так дорого стоит, хотя по качеству, ну, в общем, так себе. Во Франции лили, ну, в Шампани. Кислятина, дающая быстрый кайф и так же быстро выветривающаяся, и больше ничего. Этой вот приятно, что она хлещет шампанское за тысячу долларов. Но к действительным ценностям ни она, ни шампанское, которое пьёт, как тракторист квас на обеде, ни то, что она только что открывала рот под не свою фонограмму, не имело. От этих мыслей Максиму стало тошно, и он, не слушая, что там чирикает певичка, удалился на верхнюю палубу. Там уже не было ни Михася, ни Егора. А вот Маша, перевесившись через борт, с утробным рёвом выблёвывала в великую русскую реку дорогое заморское пойло. Завидев эту картину, Максим развернулся и пошёл прямиком к себе в каюту. Закрыл дверь и уже никому в этот день не открывал, хотя визитёры раз в полчаса стучали на разные голоса.
Город, область, дальше везде
Посещениями пленарных заседаний Максим себя не утруждал – кому надо, кворум сами создадут. Появлялся лишь тогда, когда нужно ему и бизнесу. Или предприятию, кому как нравится. Деятельность набирала бешеные обороты, часто уже без его участия, бригадиры сами на своих участках работали, был прямой интерес увеличивать прибыль. На общей сходке командиров сразу решили – чтобы люди работали с отдачей, каждый должен быть заинтересован лично процентом от прибыли. Ну, а слишком жадных наказывали по-разному, обычно просто изгнанием из бригады, но бывали и ссылки на Луну. То есть в никуда и навсегда, служба безопасности работала, и все об этом помнили. В плохих снах теперь Максима посещал уже не один Гасан, бывали и целые собрания. Хотя по большей части он их выгонял восвояси: сами виноваты. А тебя, Лысый, я даже и не знаю, за что и кто порешил, иди, иди, там разберутся. Но ощущения поутру всё равно были не из приятных.
В кассах опять начали образовываться запасы наличности, бизнес буксовал и требовал расширения. Алкоголь, торговля продуктами, организация гастролей «звёзд» — на всё это денег хватало с лихвой. Государство «Эдельвейс» честной уплатой налогов не баловал. Если судить по суммам, попадавшим в бюджет, «Эдельвейс» — мелкое предприятие с десятью работниками. Хотя стоимость автомобиля среднего управленца компании превышала весь видимый совокупный доход, налоги и стоимость её основных средств. Да какие проблемы? Часть решает хороший бухгалтер, а где не успевает, – так в налоговой люди тоже кушать хотят. Да ещё как хотят!
Теперь его визиты к матери (отец к тому времени ушёл в мир иной, водка проклятая!) были событиями для родного двора. Кавалькада чёрных страшных автомобилей заполняла всё пространство внутри девятиэтажного бетонного колодца. Во главе сам Максимка, за ним безопасность и прочая челядь. Бабушкам на лавочках тут же раздавались продуктовые пакеты, заказанные ранее лекарства и медикаменты, танометры, костыли и бадожки. Максимку ещё пару месяцев после этого поминали умилённо, с пожеланиями здоровья и добра. Только дома на кухне, когда никто не слышит, звучали нехарактерные «бандюга, душегуб, убивец, мироед» от тех же, кто разложил продукты по шкафчикам и проглотил дефицитные лекарства.
Ну, да ладно, на электоральные предпочтения это шипение большого влияния не имело, на следующих выборах галочки опять ставились напротив фамилии «Керженцев». Только бюллетень был уже федеральный. Да и связи у него были там же, на федеральном уровне. Если не просыхающий президент с ним пока не имел счастья общаться, то были, были уже люди из его окружения, кто знал, что есть там в Сибири мощный предприниматель Максим Викторович Керженцев, надёжа и опора государства российского.
Потому и требовалось расширение, потому и перестал жалеть своих случайных или ненарочных соперников Максим, без сожалений отдавал указания на ликвидацию ненужных или непокорных: бизнес есть бизнес. Когда руководитель областной сети заводов-производителей водки Крамаренко заартачился, не захотел добровольно отдавать бразды правления, а главное, кассу, Максим решил не тратить время на уговоры.
С главой службы безопасности наметили исполнителя, но Коржик вдруг решил сам проконтролировать исполнение приговора.
- Макс, зачем тебе это палево? Если парнишка спалится, будет молчать, мы его будем греть, пока не откинется. Если нет… Да будет молчать, у него тут братишки-сестрёнки, кто у нас работает, кто учится за счет конторы. Будет молчать. А вот ты там, как бельмо в глазу, личность заметная даже в области. Хоть на «шахе» приедешь, засветишься. Посмотри – твоя рожа на каждом заборе висит, в любом дворе бабки узнают!
- Не боись, Евгений Петрович, это тебе не ментовка твоя, стукачей нет, а бабки по утрам спят. Стволов не надо, нож тоже не наше. Пусть монтировкой или арматуриной череп проломит, чтоб на гопников походило, да барсетку с деньгами захватит. Подумают, что ограбление. А я понаблюдаю, больно уж этот гнус мне много крови выпил.
После беседы с бывшим милиционером Максим ушёл в комнату отдыха за своим кабинетом, предупредил Олечку, что его ни для кого нет. Принял 150 виски и задремал. Приснилась дорога, вымощённая жёлтым кирпичом, из его любимой детской книжки. Максиму всю жизнь периодически снились такие картины. Изумрудный город, Железный дровосек, Страшила, Лев и другие персонажи, с которыми он шагал в волшебную страну навстречу счастью. Обычно после таких грёз он просыпался в отличном настроении и вскоре в его жизни происходили какие-то счастливые перемены. Но в этот раз по дороге из жёлтого кирпича он шёл с какими-то страшилищами из недавно смотренного голливудского триллера – с разлагающимися лицами, жижей, капающей с головы, безумными и вместе с тем мёртвыми глазами.
После таких весёлых снов Максим, проснувшись, принял душ, выпил ещё 100 граммов виски. Но это ему не помогло, настроение по-прежнему было плохим. «Может, не трогать этого Крамаренко, пошёл бы он? Нет, нельзя, тогда уважать перестанут, кто меня слушать будет? Скоро Черевской метзавод подтягивать начнём», - остановил он себя и позвонил Олечке, чтоб приготовила крепкий кофе и вызвала производственников на совещание: мощности скоро увеличатся, нужны специалисты. Да имеющихся посмотреть, кто необходим, остальных убрать. Тьфу, уволить!
Вечером он смотрел, как президент общался с иностранной делегацией. Откупорив третью банку заграничного пива, наблюдал, как руководитель самой большой (во всяком случае по площади) страны вёл себя, как дешёвый клоун. Жгучий стыд толкал его подливать очередную порцию хмельного напитка в бокал. Жена (точнее, будущая жена, но ведь если Макс решил, так оно и будет) Наташа предлагала посмотреть что-нибудь более интересное, но Максим наблюдал, как царь всея Руси вёл себя, как шут всея Руси. В этот момент он вспомнил, как в армии в составе гарнизона летними вечерами на поверке пели гимн страны. В эти моменты у несентиментального Максима продирало шкуру где-то от пояса до затылка, и он чувствовал себя одновременно и личностью, и частью огромного организма, называемого высоким словом Отчизна.
Глядя на этого пьяного паяца, ему не хотелось быть частицей чего-то, во главе которого стоит этот нетрезвый седой мужик.
Утром Максим сидел в салоне незаметной и неброской иномарки во дворе дома, где жил Крамаренко. Открылась дверь подъезда, директор завода не спеша вышел, пикнул кнопкой сигнализации (на тот момент писк моды) и открыл заднюю дверь «Мерседеса», бросая чемоданчик на сиденье. В это время из того же подъезда вышел человек в ветровке, с накрытой капюшоном головой, достал откуда-то из-под одежды толстый прут и три раза ударил директора по голове. При третьем ударе голова мужчины взорвалась, как бутылка брызгами шампанского, полетело что-то серое. Крамаренко рухнул, как подрубленный, возле машины. Максим вышел из своего автомобиля, наблюдая, как исполнитель удаляется, сворачивает за угол и теряется на людном даже в утреннее время проспекте.
Он подошёл к поверженному врагу, заглянул в его уже помертвевшие глаза и зачем-то пнул его. Вернулся, сел за руль и, визжа колодками, скрылся из двора в городском потоке. Позже он сам себе не мог объяснить, зачем всё это понадобилось. То ли из глубины веков его предок велел посмотреть в глаза противника, поймать последний отблеск жизни и забрать его силу. Или просто внять последнее дыхание человека, которого он, Максим Керженцев, лишил жизни.
Крамаренко для него серьёзным соперником не был. И если бы в тот момент он и заметил человека, выглядывающего из-за шторы в окнах первого этажа, наводя свой «Зенит» на происходящее, Максим не принял бы это всерьёз. И даже убивать не стал бы. Он – Максим Керженцев, а за шторой никто и звать никак. Кому поверят? Да случайно я здесь оказался, если надо, будет тому 20 свидетелей. Не имел тогда он опыта жизни в этой стране. Деньги были, а опыта – нет. И не знал, что нужные свидетели появятся в нужный же момент. А могут так же и исчезнуть. И не обязательно по его хотению.
Когда организовывали очередные гастроли «поющих трусов» и «мальчиков-попрыгайчиков» Максим и продюсеры столкнулись с проблемой, которую сами решить не могли. И парни посоветовали ему познакомиться с прославленным народным артистом, без которого в советские времена не проходила ни одна «Песня года». Его мужественное лицо и хорошо поставленный голос были символами эпохи, но и с переменами он не ушёл с экранов, хотя многие из его обоймы уже исчезли.
- А что, он может решить вопрос?
Парни переглянулись и расхохотались:
- Этот дядя решает любые вопросы. Его уважают и ЦК, и воры в законе. Ты не знал, что каждая вторая ложка сахара в твоёй чайной чашке – его? Глыбища, а не человек!
- А как к нему подъехать?
- Мы тебя как-то видели с Васей Антрацитом. Если ваши отношения позволяют попросить о встрече и знакомстве с Народным, то он может организовать.
- Антрацит – птица вольная, но есть некоторые обязательства, попросить можно, - в раздумье сказал Максим.
На этом уровне отношений и общения он научился правильно оценивать сказанное другими и взвешивать то, что говорит сам. Антрацит не отказал в организации встречи с народным артистом. В общении тот оказался прост и радушен, при этом зная и себе реальную цену. А она была высока, ой, как высока!
- Очень приятно, садитесь, Максим. Давайте не будем крутить вокруг да около. Обозначьте проблему, а потом поговорим просто о том, о сём. Я вижу, вы человек неглупый, нам будет интересно знакомство и общение.
Максим, понимая, что времени для обозначения не только проблемы, но и взвешивания на личных весах Артиста Максима Керженцева не так уж и много, постарался изложить вопрос кратко, доходчиво и с расстановкой всех взаимовыгодных моментов. Артист это оценил. Улыбнулся, пригубил дорогой коньяк, покатал виноградинку на ладони:
- Проблема не стоит выеденного яйца. На нашем с вами уровне, - он подчеркнул слова «на нашем с вами уровне» и от этого Максима чуть не прошиб пот, остаться невозмутимым удалось с трудом. - Но это не единственный вопрос, который может быть и вам, и мне, и людям, которых я представляю, выгодным. Давайте выпьем за взаимовыгодное сотрудничество.
После душевных посиделок с народным артистом, садясь в салон автомобиля, Максим подумал, что не зря обзавёлся личным водителем – и по статусу, и по характеру деятельности пора, батенька, пора!
О трудной жизни сутенёра
Империя «Эдельвейс» росла, уже нельзя было вести серьёзных дел, не имея представительства в Москве. Стыд-позор, в Испании есть, а в Москве – нет! Хотя Максим не мог себе самому не признаться, представительство в Испании было создано больше для того, чтобы «братва» могла отдохнуть от трудов праведных на средиземноморском благодатном берегу, поиметь испанских тёлок, попить хорошего вина (хотя многие предпочитали жрать привычную водку). Ну, и присмотреть пока недвижимость: «Макс, это же вещуга, это дело – недвижуха в Испании. Если алкаш прикроет лавочку, у нас есть куда отступать! Разовьём здесь бизнес!!!
Этому прожектёру, будучи в нетрезвом состоянии, но, помня о его, прожектёра, возможностях в лучшем случае отнять кошелёк в подворотне да набить морду лоху, да и то не крупному, Максим попросту съездил в ухо. Потом, правда, извинился, но только за то, что не смог сдержаться:
- Тебе, Жила, рот разевать не стоит на эту тему, твоя масть – шнырь. А если не нравится, я тебя вышибу завтра же, пойдёшь и дальше тырить колбасу с мясокомбината.
Жила скривился, то ли от боли, то ли от унижения, но промолчал. Максим посмотрел на него внимательно. При этом взгляд был слишком долгим, сказался выпитый виски. И Жила на следующий день ближайшим рейсом улетел на Родину. По своей инициативе, надоела, мол, испанская жара, на Родине лучше, я ж патриот! Попросил у местного бригадира собирать дань с рынка.
- А чё, Жила, иди на «мясик», там сейчас хорошо. Кинул тушу через забор – сразу хабар, и весь твой. Человеком станешь, ёпта, ухх-ахахахха!
Возвращаясь из Испании в Сибирь, в Москве Максим нарвался на скандал, обеспеченный ему своей же братвой. После этого случая он дал указание бригадирам и руководителям подразделений выбирать людей не только по способности заехать в рыло или при необходимости завалить, но и по интеллектуальным. На уровне «солдат» хотя бы по минимальным.
А случилось, по провинциальным меркам может быть и не экстраординарное, но и ненормальное. Хотя и по провинициальным — тоже как посмотреть. Если дойдёт до авторитетов, то могут и не понять, а такое непонимание плохо заканчивается.
Братва, отдыхая от работы, вызвала девочек в съёмную квартиру. Снимать номера в гостинице для ребят с подобными привычками было рискованно, могли и в участок попасть, а то и сесть, всё же Москва не Задрюпинск. Перепившая компания не удовольствовалась традиционными женскими прелестями. У одного то ли с перепоя, то ли от физиологических особенностей организма «не встал», и он засунул девушке туда пивную бутылку. Благо пил подонок из мелкой тары, тяжёлой травмы не случилось. «Ночные бабочки», которым, в общем-то, всем досталось не по прейскуранту, вызвали сутенеров, чтобы те разобрались с деревенским быдлом. Но когда бравые парни приехали на своих «мерсах» и «бумерах», перепившие их «опустили». Говоря проще, изнасиловали.
И хорошо, что за этими бравыми теперь уже не парнями, стояли не очень серьёзные люди. С ними удалось договориться, правда, уже за серьёзные деньги. Но самым большим уроном был репутационный. Люди, с которыми работал «Эдельвейс», а, следовательно, Максим Керженцев, предупредили, что с такими отморозками сотрудничать не будут. И посоветовали отослать быдло на родину, а лучше прикопать не выезжая за пределы Московской области:
- Эти уроды тебя где угодно подставят, таких тупорылых на зоне из-под шконки не выпускают.
Уродов тут же отправили восвояси работать на стройки народного хозяйства. Импотента отдали хозяевам «ночных бабочек», что с ним стало, никто не знает. Лет через 15 на одной из помоек Прокопьевска знакомые видели похожую на него личность. Но в этом одутловатом лице было трудно разглядеть черты бандита из 90-х. До схожести ведь можно и опухнуть!
Дети, совесть и прочее
В порядке шефства над социальными объектами города «Эдельвейс» принял на себя расходы по содержанию местного детского дома. Хоть он и финансировался государством, но деньги уходили, как вода в песок. Решение Максима поддержали даже самые, вроде бы бездушные, бригадиры: чуть-чуть настоящего тепла сиротам не помешает.
Первым крупным подарком от шефов стал большой телевизор с большой диагональю, для того времени царский подарок. Но, чтобы оделить всех, Максим распорядился собрать подарок для каждого воспитанника.
- И не дай Бог, просчитаешься, и кому-то не достанется, - пригрозил он снабженцу Коле, которому поручил дело.
Вручение подарков проходило как обычно, и как обычно, не только у «Эдельвейса», с помпой. Местное ТВ и печать, фотографы, щелканье вспышек, ажиотаж. Вот спонсоры вносят огромный телевизор. Щёлк! Щёлк! Щёлк! Вот спонсоры раздают подарки бедным сироткам. Щёлк! Щёлк! Щёлк!
Максим выдал всем, но один всё-таки остался.
- Ну, ладно, хоть не в минус ошибся, - буркнул он в сторону снабженца.
Директор детдома, полная женщина за 50, увешанная золотом и также золотом посверкивающая при улыбке, источала елей и воодушевление щедростью спонсора.
Максим понимал, что её больше устроили бы наличные: чего баловать будущих бандитов? Потому-то он и предпочёл вручить сам и адресно, чтобы не разворовали, как уже не раз бывало. Подошедший Коля показал в другой конец зала на одиноко сидевшего светлоголового мальчика лет 4-х:
- Максим Викторович, ошибки нет. Вон парнишка сидит, он не подходил за подарком.
Максим взял кулёк со сладостями и пошёл к мальчику.
- Как его зовут? – обернулся к директору.
- Это ваш тёзка, Максимчик, - умилительно улыбаясь, прошептала та.
- Привет, тёзка, ты чего за подарком не идёшь?
Тот посмотрел на него снизу вверх, задрав русую головку.
- Папка, я знал, что ты меня найдёшь, - прошептал он, прижимая к груди свёрток с подарком.
От этих слов у Максима ослабли коленки, а из глаз неожиданно брызнула влага. Он присел рядом с мальчишкой на длинную общую лавку, вытер платком вспотевший лоб, и, как можно незаметней для окружающих, слёзы. Долго молчал, в голове вихрем крутились мысли, цепляя одна другую и создавая сумбур: «Наташка беременная, через 4 месяца рожать. Свадьбу потом сделаем. А этого куда? Жалко пацана. Кто его родители? Да их всех жалко. Ну, елы-палы, занесло меня сюда, не было проблем». И ещё миллион мыслей в секунду.
В этот момент перед мысленным взором возник маленький мальчик, который смотрел на него с надеждой, из его же, максимовского детства. Мальчик в белой рубашке с запачканным кровью рукавом. Просто из носа пошла кровь и накапала на рукав. А сегодня утренник, мама обещала принести новую, но, видимо не получилось. На папу у мальчика никогда расчёта не было, от него не получить подзатыльник – уже счастье.
Надо идти в зал, водить хороводы, но Максим понимает, что сильно отличается от детей в группе. Они пришли в белых гольфах, белых рубашках, в общем, очень нарядные. Он так не хотел идти, но молодая воспитательница испугалась оставить ребёнка одного в группе. Максим, привыкший подчиняться взрослым, пошёл с тяжёлой душой. У всех был праздник, у него нет. Когда водили хоровод, увидел, как чья-то мама (её дочь он после этого возненавидел и не пропускал возможности зацепить), показала на него пальцем, и вместе с соседкой они ехидно заулыбались. Максим тогда подумал, что воспитательница притащила его сюда для унижения, и чуть не заплакал.
Теперь, глядя на маленького Максима, он вспомнил все свои переживания и проникся полным сочувствием.
- Слушай, Максимка, ты посиди, погрызи пока орехи. Зубы не болят? – обнял он мальчишку.
- Нет, у меня недавно два выпали, - улыбаясь, показал тот щербатый рот.
Максим подошёл к директору детдома.
- Олимпиада Ивановна, этот мальчик откуда у вас, кто его родители?
- Автокатастрофа. Он их не помнит, погибли. Но тут может быть дурная наследственность, ДТП было пьяное.
Максим подозвал начальника службы безопасности предприятия:
- Петрович, займись пожалуйста. Возьми все данные, выясни – кто родители, родственники, - говорил он, хотя уже знал, что решение принято где-то в его собственном командном центре. Сказал ребёнку:
- Макс, дружище, ты подожди немного, дела закончу некоторые и за тобой приеду.
- Папка, ты только возвращайся за мной. Я тебя так долго ждал.
- Скоро, Макс, скоро. Потерпи немного
Не ожидая результатов проверки, Максим поручил юристам начать процедуры, связанные с усыновлением. Будущая супруга не возражала, да если бы и так, это вряд ли что-то изменило в его решении. Чтобы у органов опеки не было вопросов по статусу усыновителя, они зарегистрировали брак. Свадьбу решили справить позднее, в более подходящий момент.
Через несколько дней секретарь Люба спросила по интеркому:
- Звонит воспитательница из детдома. Говорить будете?
- Давай.
- Максим Викторович, если можете, заберите скорее вашего Максима.
- А что такая спешка?
- Старшие ребята его сильно обижают, даже бьют. Узнали, что он идёт под усыновление, да ещё в такую семью, как с цепи сорвались. Поймите, дети жестоки, а тут зависть сильнейшая: у многих вообще нет шансов обрести новую семью. У некоторых родители живы, но за них детям самим бывает стыдно, когда те приходят, в никаком состоянии. Мальчишки завидуют, вымещают на ребёнке свои обиды, и тут не укараулишь. Я заметила, он часто бывает с заплаканными глазами, и синяки на теле появляются. Максим не сознаётся, но тут не утаишь.
Эти новости подхватили Максима и заставили забыть о делах. Мальчик в белой рубашке из детства смотрел на него с надеждой, собственное детство кричало в нём: помоги! Сел за руль, поехал загород, где находился детский дом.
«К сыну», - думал он, поворачивая ключ зажигания. Перед глазами стояло доверчивое лицо, глядящее снизу вверх. Максим только потом отметил, что назвал его сыном. Созвонился с юристом, узнал, как обстоят дела с оформлением документов. Остались небольшие формальности, в бюрократической среде всегда решающиеся долго.
- Ну так дайте, кому надо и сколько надо. Не знаете, как такие дела решаются?
Войдя в группу, увидел малого в одиночестве. Он собирал из кубиков «Лего» какую-то замысловатую конструкцию. На лбу красовалась лиловая шишка приличных размеров. Увидев старшего, младший подбежал и с такой силой вцепился в его ногу, что тому стоило большого труда оторвать его и поднять на руки.
- Всё, Макс, всё, домой едем.
Пришлось выделить большую сумму наличными заведующей, на «ремонт учебного корпуса».
- Максим Викторович, вы уж только не подведите, сами понимаете, какую ответственность беру на себя, можно ведь и под уголовную статью попасть!
- Не переживайте, Олимпиада Ивановна, завтра-послезавтра все нужные документы будут у вас на столе. Нельзя его дальше оставлять, заклюют пацаны.
- Да кто вам такое сказал? У нас ситуация под контролем. Дежурный педагог здесь бывает даже ночью.
- Да я не спорю, порядок так порядок. Днём раньше заберу, ничего страшного ведь не случится? Ну, собирайся Макс, домой поедем.
Мальчик растерялся, не зная, что же ему делать дальше:
- Пап, я с Мишкой попрощаюсь? Я быстро, а?
- Да конечно, Макс.
Тот сбегал куда-то в спальное отделение, притащил модель гоночного автомобиля, вручил его Мишке. На того было жалко смотреть, мальчик еле сдерживал слёзы. От этой картины и младший Макс настроился реветь. А друг, было видно, и радовался за Максима, и завидовал ему.
- Давай, Максим, пока. Не забывай меня, приезжай, а?
Понимая, что проводы могут затянуться, Максим-большой перехватил малого за пояс, как поклажу, шутливо добавил:
- Уходим, Макс, а то и я тут с вами реветь начну, - и пошёл к машине.
Утром новый жилец с большим волнением ждал пробуждения остальных – а вдруг всё понарошку и его отвезут обратно? Проснулся старший Максим, они вместе делали зарядку. Когда старший стал одеваться, младший смотрел с немым вопросом: «А я?».
- А ты, Макс, посидишь с тётей Наташей, теперь она твоя мама. Скоро будешь ходить в детский сад. Да нет, нет, утром туда, вечером обратно. Когда тебя некому забрать, это я по себе знаю, грустная история. А по выходным будем куда-нибудь ходить или ездить. Не заскучаешь. Ты в цирк ходил? А в кукольный театр? Ну вот, у нас с тобой всё впереди!
Водка под зарплату
Однажды генеральный директор «Эдельвейса» возвращался домой без обычной кавалькады из нескольких машин с включенными фарами (тогда правила не обязывали включать ближний свет днём ни на трассе, ни в городе, и в данном случае такое поведение значило: движется колонна!). Надоела эта торжественность, как сказал соратник Игорь:
- Панты дешёвые. Макс, ты же депутат Государственной думы, не гопник местный. Ну и потом, не будь клоуном.
- Спасибо, Егор, за совет, - с кривой усмешкой парировал тогда Максим. Хоть и соратник и вместе начинали, но пора бы им уже соблюдать субординацию.
Но сегодня, вспомнив насмешливое выражения лица Игоря, отпустил охрану. Кто его в Прокопьевске решится тронуть, тем более, что такое и в юности, без всякой охраны мало кому удавалось. Вспомнил, что не купил Максу киндер-сюрприз, любимую его игрушку, остановился у павильона своей сети. Когда отходил от бойницы ларька с подарками, из темноты шагнула женщина с сумкой на плече:
- Мужчина, водку не нужно, дешевле, чем в ларьке?
- Опа, конкуренция! Ты чего тётка мне бизнес ломаешь? – он позвал из павильона продавцов, крепких молодых ребят.
- У вас тут что под носом творится? Я за что вам деньги плачу?
- Да щас мы её уроем. Ты откуда взялась тут со своей водкой? – один из продавцов схватил женщину за воротник куртки. Та опешила и испугу начала заикаться:
- Д-д-а что вы, ребята, я первый раз.
Вся компания оказалась на свету, и Максим увидел бутлегершу под ярким освещением чудом уцелевшего фонаря. Китайский бесформенный пуховик, дешёвые демисезонные сапоги, выцветшее серое лицо. Да и никакая это не тётка, на пару лет старше Максима. Хотя возраст в районе 30 лет ему самому ещё недавно казался преклонным. Вглядевшись, он узнал – женщина училась в техникуме на два курса старше его. Это была одна из его несостоявшихся жертв. Так он называл девчонок, с которыми планировал познакомиться. Ну, а дальше как получится, дружба или что-нибудь вкусней. Нет, так нет, на Земле несколько миллиардов человек, из них женщин тоже много. Но с этой познакомиться не успел. Сейчас она уже не представляла интереса: стройность расползлась, блеск в глазах пропал, да и походка уже не манящая, а тяжёлая. Как видимо и жизнь.
- Отпусти бабу, чего ты в неё вцепился. Раньше надо было поляну сечь, - сказал продавцу Максим. – А где ты водку берёшь такую, что можешь отдавать дешевле, чем мы? – уже у тётки.
- Мужу под зарплату дали. А нам что, есть её что ли? Детям одежду покупать надо, за квартиру платить, еду покупать. Вот и отдаём дешевле, чем самим досталась.
- И много?
- 5 ящиков.
- Несите её с мужем сюда. А где этот кормилец, что бабу отправил водку продавать?
- Да нажрался уже, спит.
- Ну, разбуди. Одна ведь 5 ящиков не донесёшь. А вы купите по её цене и за свой счёт, раз спите на работе.
Потом опять женщине:
- Если снова зарплату водкой дадут, неси. Только не увлекайся, неси свою, со всего управления не собирай, я знаю какая средняя зарплата у строителей.
По дороге домой он думал о тех козлах, которые догадались строителям выдать заработанное водкой. Ведь вряд ли у них не было другого выхода. С ума посходили. И наверняка ещё недавно с нежностью партбилеты к груди прижимали, уроды.
Не всё, что в отвалах – шлак бесполезный
Сибирский город жил, конечно, не туризмом или пищевой промышленностью. Совсем недавно сюда иностранцам ход вообще был закрыт – два оборонных завода плюс металлургический. Тяжёлая, очень тяжёлая промышленность, которую сейчас активно и с энтузиазмом гробили недоучившиеся экономисты и бандиты. Металлургический завод вроде бы приватизировали, какая-никакая крыша обрисовалась и его нынешний директор Иван Воронов, мог заниматься производством, имея под сердцем некоторое количество акций родного завода. Бандиты работать не мешали, а для мелкой шпаны он был недоступен.
Поэтому когда родилась мысль продать шлаковый отвал втихаря от владельцев, Воронов прикинул – сколько можно получить в виде дельты (слово откат тогда было не в ходу, общество ещё не было готово к подобным терминам). Отвал даже на тот момент был лакомым куском, сюда вывозились отходы производства в течение последних 50 лет. И если учесть, что при изготовлении особых сталей шли в ход никель, титан и другие, не менее дорогие металлы, то здесь под ногами лежали если не алмазные копи, то и не пустячки.
А почему не пошалить? Предприятие градообразующее, зарплаты у металлургов на зависть некоторым другим заводчанам, непрофильные активы пора сбагривать потихоньку, пока они не повисли гирями на ногах – детские сады, котельные, греющие городские кварталы, учреждения культуры. А под сурдинку и отвал толкнуть с учётом личного интереса. И построить домик на берегу Чёрного моря. Пора, пора готовить плацдарм в тёплых краях!
Если бы он тогда знал, что на шлаковые отвалы положил глаз такой опасный человек, может быть, Воронов решил подождать. Вообще-то на отвалы желающих было много, но этим многим Ваня Воронов был не по зубам, не стал бы с ними Ваня даже и говорить. А вот Максим Керженцев – фрукт ещё тот. В таком случае надо подождать или наоборот, ускорить дело. Но он не знал и потому не торопился.
А интерес к шлаку и металлу возник совершенно случайно. Один из соратников, с кем начинали ещё с Камазов, гружённых пшеницей, Антон, обратился за финансовой помощью. Когда-то, когда общее дело уже набрало обороты, тот решил уйти в самостоятельное плавание, быть себе хозяином. Оговорили его долю, по мере возможности вывели из дела, и пошёл Антон Левицкий на ниву металлургии и машиностроения. Нет, не производством он занялся, тогда ещё мелкая рыбёшка к серьёзным активам допуска не имела. Она, мелкая рыбёшка и сейчас ни к чему допуска не имеет. А вот к кривым схемам «купить за рубль – продать за два» тогда ещё могла подступиться. И на этих схемах Антону жилось вполне хорошо. Пока вагон с никелем, задекларированный как чугунный лом, не арестовали на западной границе. На этот момент уже России, границ СССР не существовало.
И вот когда понадобились немалые средства, чтобы решить этот вопрос, Антон вспомнил про старых друзей. Максим в помощи не отказал, хоть и под небольшой процент. А между делом уяснил себе, какие деньги валяются под ногами. В холдинге, его уже можно было так называть, опять испытывался излишек свободных средств, которые надо было переводить в отрасли с высокой рентабельностью.
- Макс, а ты не был на шлаковом отвале никогда? – спросил его Антон, наливаясь дорогим виски из бара в комнате отдыха генерального директора. – Поехали, съездим.
Они долго ходили по кучам, как раньше сказал бы Максим, дерьма. Антон пинал какую-нибудь болванку:
- Вот смотри – это, похоже, сплав никеля с каким-то металлом. Или двумя. Цена за килограмм … долларов. Смотри, вот ещё кусок, вот ещё. Поставь здесь какую-никакую лабораторию со спектрографом и нагони бомжей собирать металлолом. Ветка железнодорожная недалеко, километр-два. С «железкой» ты всё на раз решишь. А, ещё кран для погрузочных работ понадобится. Но это не сразу, может быть алкаши будут дешевле. Да нет, такие объёмы с ними не перелопатишь. Тут лет на 20 хватит. Сам бы взял, но мне не потянуть. Точнее, не вытянуть из-под метзавода. Ворон, он ведь знает, что почём и даром не отдаст.
Максим приступил к шлаковому отвалу в первый понедельник после экскурсии.
- Иван Сергеевич, к вам Максим Викторович Керженцев, генеральный директор акционерного общества «Эдельвейс», - послышался голос секретарши из коммутатора.
- Как так, без звонка, без предупреждения. Так мы вроде ни к пищевой, ни концертной деятельности никаким боком. Ну, пускай, раз пришёл. Такой человек, хм.
- Извините, Иван Сергеевич, без звонка – дел много. Подумал: примет – хорошо, нет, так в следующий раз встретимся, земля-то ведь круглая, - то ли в шутку, то ли с некоторой угрозой сказал Максим. Ему пришлось пригнуть голову, проходя через тамбур – низкая притолока в кабинете генерального директора крупного металлургического завода. Хозяину хватает, он не такой уж крупный. Гость сжал кисть Воронова немного крепче, чем положено для дружеского рукопожатия, отчего тот слегка поморщился и подумал: «Медведь, бандюга».
Когда Воронов узнал о цели визита, он даже перестал прихлёбывать кофе, принесённый секретаршей.
- Каким образом шлаковый отвал попал в сферу ваших интересов, Максим эээ да, извините, Викторович?
- Бизнес, как говорят наши американские друзья, бизнес и ничего личного, - пошутил Керженцев без тени улыбки на лице.
- Но мы уже ведём переговоры по сдаче в аренду. Да и зачем оно вам? Нет, нет, дело почти решённое, я не могу отступить от своего слова.
- А вы попробуйте! Для вас лично ведь не имеет большого значения, кому их сдать? Ваш интерес будет учтён в тех же размерах, что и в готовящейся сделке.
И он написал на листке бумаги сумму. Посмотрел на Воронова, по глазам понял, что не ошибся и приписал + и ещё немаленькую сумму:
- Даже так. Только стоимость аренды сделаем такую, - написал рядом сумму и вопросительно посмотрел на собеседника.
У того от возмущения даже брови приподнялись:
- Как же я такое решение смогу объяснить учредителям?
- Мне кажется, вашим учредителям нет никакого дела до шлакового отвала, им из московских кабинетов и неведомо о его существовании, а оценить реальность суммы им некогда, скоро они начнут банкротить завод. Очень быстро банкротить, передавать активы и продавать их дальше. Вы ведь об этом если и не знаете, то догадываетесь, а, Иван Сергеевич? А так, - он кивнул на листок, который тут же скомкал, - вы быстро купите домик на побережье Чёрного моря. А с нами дружить будете, и на Средиземном сможете.
- Мне надо подумать, такие решения с кондачка не принимаются, - сказал Воронов, ещё раз поразившись осведомлённости гостя.
продолжение следует