Подруге – Радостевой Людмиле
Николай Павлович Бесчастный пришел с работы, жена была уже дома.
– Верося, – закричал он с порога, – я принес путевку… горящую… из нашего профкома!
Верося выскочила из кухни в кокетливом передничке и ждала, когда муж перестанет рыться в портфеле. Спросила:
– Куда?
– На, смотри… на курорт… не помню, какой, – и протянул ей листок, сложенный вдвое.
Шагнул в ванную, крикнул:
– Пока изучай, а я умоюсь.
Она заинтересованно начала читать вслух:
– Курорт «Увильды»… В нескольких километрах от Челябинска… климатический и бальнео… грязевый…
Николай перебил:
– Balneum – по-латыни – ванна, купание.
Верося продолжала:
– На юго-восточном берегу одноименного бессточного… озера на… склоне Уральских гор…
Николай снова подал голос:
– Я уже узнал: озеро большое, примерно семьдесят квадратных километров, глубина около сорока метров… там организуют разные экскурсии, выезды, а ты у меня это любишь… да и подлечишься заодно…
Он встал в дверном проеме:
– Я не оставляю надежды, Веросенька, что ты мне все-таки подаришь наследника.
Николай Павлович сел на тренажер и привлек к себе супругу:
– Поезжай, не раздумывай, озоном подышишь.
Верося рассмеялась:
– Время гроз прошло, какой озон?
Он возразил:
– При чем тут грозы? Там вокруг чудесные хвойные леса.
Верося по образованию была химиком, работала лаборанткой в институте, куда пристроил ее Николай Павлович. Она не преминула показать свои профессиональные познания:
– Чтобы из обыкновенного кислорода О2 получился озон О3, нужен электрический разряд, например, такой, как во время грозы. Как видишь, хвойный лес тут ни при чем…
– Ну, хорошо, хорошо, Бутлеров ты мой, – рассмеялся Николай, – а с работой твоей я все улажу.
Они пошли ужинать. Николай внимательно оглядел жену. Ладненькая… Стройная… Милое круглое личико с ямочками на щеках. Волосы собраны в «колос» – самую модную в этом году прическу… Какой-то особой голубизны и выразительности глаза… Смех мягкий грудной… Эмоциональная, искренняя – все на лице написано… И эти ее застенчивость, смущение, даже робость, в поведении, способность краснеть, как девчонка – делали ее просто прелестной. К тому же она выглядела красивой в нарядах, пошитых ею самой по выкройкам из журналов мод. Уж тут Веросе не было равных, ее «золотые ручки» славились на весь институт. Восхищала она и вкусом, и чувством меры, коего часто не хватает молодым. А уж про ее умение сострадать, броситься первой на помощь, просто выслушать и все сразу понять по институту ходили легенды, к ней тянулись люди, долго не замолкал телефон. До ушей Николая Павловича доходили слухи, что молодые люди ухаживали за Веросей, да и она не скрывала этого, как и того, что ей частенько задавали один и тот же вопрос: чего она нашла в этом лы-си-ке? Верося с загадочной улыбкой мягко, но настойчиво их ухаживания отвергала.
Николай гордился женой и постоянно одаривал ее любимыми духами «Красная Москва». Их пару часто принимали за отца и дочь, чем очень смешили Веросю, хотя смотрелся Николай Павлович, да и был, конечно, намного старше ее. Выйдя в отставку, он стал преподавать в институте.
В первые годы после женитьбы Николай и Верося ходили на все институтские вечера, капустники, КВНы. Даже их жизнь проходила вся в шутках и розыгрышах. За столом Верося могла с самым серьезным видом сказать Николаю:
– Ешь, ешь, зятек, я ведь не как другие свекровки, не считаю, что ты девятый пельмень ешь.
Николай тоже не оставался в долгу (научился приколам):
– Девушка, – обращался он к Веросе, – что вы на меня так смотрите, как будто ваши родители на дачу уехали? – и хохотали оба до упаду.
Сначала они копили деньги на поездку в Австрию. Уж очень хотелось Веросе посмотреть на горы, покрытые лесами всех оттенков зеленого цвета. Полюбоваться абсолютно прозрачным озером, хотя бы одним из тысячи двухсот имеющихся, подышать – попить божественный воздух гор и долин, но… подвернулась совсем новая машина... Купили. Целый месяц по выходным с друзьями бывали за городом: купались, загорали, угощались шашлыками.
Только месяц и покатались. Машину угнали. Через день ее нашли чуть севернее Новосибирска у Мошково. Сообщили, что машина цела, но в ней обнаружены… два трупа. Молодые люди, угнавшие машину, распили, сидя в ней, водку, которой и отравились… От такого известия и Верося и Николай очень встревожились, не знали, что и подумать. Николай Павлович заверил органы, что с угонщиками знаком не был и к водке никакого отношения не имеет. Верося после случившегося заявила:
– В эту машину я никогда не сяду, лучше ее продать!
Очень уж не хотелось Николаю оставаться «безлошадным», но и жену обидеть он не хотел. Машину продал. Потом, приобретя хороший аппарат, Николай увлекся фотографией. Особенно ему удавались пейзажи. Однажды даже решился участвовать в конкурсе, объявленном Германией, и получил за второе место подарок, чем очень гордился. Как-то шепотом он предложил Веросе сняться совсем обнаженной. Верося вспыхнула:
– Что за мысли у тебя в голове бродят? Куда ты эту фотографию потом денешь?
– Как куда? – Николай даже удивился непониманию, – я ее увеличу, и она будет висеть в нашей спальне. Твое совершенное тело должно быть увековечено. Ведь, Веросенька, не заметишь, как вся эта красота увянет. А наши дети и внуки будут этот снимок показывать другим и гордиться красотой бабушки.
Но Верося на такое не решилась.
Она часто простывала и температурила. Николай ухаживал за ней, как за ребенком, даже сам «садился» на больничный. В институте смеялись:
– Бесчастные болеют.
А он бегал по аптекам, подсовывал какую-то невкусную еду, горькое питье и приговаривал:
– Единственный способ сохранить здоровье – есть то, чего не хочешь, пить то, чего не любишь, и делать то, что не нравится.
Верося слабо возражала:
– Ну, ты… скажешь… тоже.
На что он отвечал:
– Это не я сказал, а Марк Твен, и он трижды прав!
Длинными, зимними вечерами они часто присаживались к пианино. Верося немного играла, пела тихим домашним голосом, но «си» второй октавы брала запросто. Николай, громко и басовито ей подпевая, постоянно шутил:
– Пой громче! Величайший врач древности Гиппократ советовал женщинам громко и часто петь для увеличения размера… бюста.
Чем повергал Веросю в великое смущение.
Николай как-то сказал ей, что она, не зная значения слов, употребляет их невпопад. Верося распалилась:
– Каких, например, слов?
Он ответил:
– Люфт… Знаешь, что это такое?
Она:
– Нет, не знаю, но ведь я это слово и не употребляю.
Но он продолжал:
– Гамбит? Тоже не знаешь?
Она:
– Что-то… знакомое… Нет, не знаю.
Он:
– Эдикт? Лонжерон?
Она:
– Ну, эдикт… это, кажется, указ… Не пойму, к чему ты клонишь? А вот ты, критикукушка на суку, знаешь, что такое рондо с ударением на последнем слоге?
Он:
– Наверное, все-таки рондо с ударение на втором слоге?
Она:
– А вот и нет! То, что говоришь ты, это в музыке, а я говорю про стихотворение из шестнадцати строчек. А руководителя хора как назвать, знаешь?
Он:
– Хормейстер…маэстро… Как еще?
Она:
– Регент… а сколько у Сатурна спутников? Кто такой калан? Что такое крещендо?
Он:
– Ой, остановись! А клоню я к тому, что давай кроссворды разгадывать. Технические вопросы худо-бедно я отгадаю, а тебе – и музыка, и литература, и флора, и фауна.
После этого разговора они запаслись разными справочниками и теперь «терзали» кроссворды.
Так вот они и прожили уже почти одиннадцать лет. Единственным огорчением было отсутствие детей. Николай каждый год прямо-таки выпроваживал Веросю на курорты лечиться от бесплодия. Она безропотно ему подчинялась и чувствовала себя какой-то виноватой, ущербной перед ним, поэтому вела себя также, как и прежде: неопытной студенткой перед всезнающим преподавателем. А он и не менял с годами свой учительско-менторский тон, хотя и очень любил жену. С друзьями, у которых были дети, они стали видеться все реже, и все больше встречались с такими же, как они, бездетными. Детные настойчиво убеждали Веросю:
– Отправь ты своего Николая, наконец, тоже серьезно провериться. Ведь тебе-то врачи никакой патологии не ставят.
На что Верося уверенно отвечала:
– У Николая Павловича уже есть справка… заверенная… Он может иметь детей.
По наивности своей историей возникновения подобной справки она как-то не интересовалась. Но от ежегодного лечения проку не было никакого, и чувство вины в Веросе росло и росло. Может, поэтому в их взаимоотношениях не чувствовалось той очень тонкой, особенной гармонии понимания, которая так заметна для чужого глаза.
Новой путевке Верося обрадовалась:
– Хорошо, раз ты хочешь, я поеду, – и благодарно чмокнула супруга во все более заметную лысину.
И вот Верося на курорте… Первый день был занят расселением, устройством быта, знакомствами. А со второго дня жизнь в «Увильдах», как и на любом курорте, покатилась по кругу: утром завтрак, процедуры, затем прогулка, обед, отдых. Снова процедуры, игры, а после ужина, как водится, культурные мероприятия. Как-то недельки через две отдыхающие приехали из театра, где шла «Баядера» (по-русски «Танцовщица»). Комнаты были открыты, слышался разноголосый шум, смех, обсуждали поездку, кто-то из мужчин пытался скопировать голос самого Олега Хасанова, по коридору неслось: «О-о-о! Ба-я-де-ра!»
Вдруг послышался голос:
– Бесчастная, тебе письмо!
Верося вышла, взяла его, посмотрела и громко сказала:
– Фамилия моя, а имя не мое…
С другого конца коридора донеслось:
– Это мне письмо, я давно его жду!
И красивая высокая женщина в элегантном халате со строгой прической иссиня-черных волос подошла к ней, взяла письмо, взглянула и поблагодарила:
– Спасибо. Это действительно мне.
Верося думала, что у них с Николаем очень редкая фамилия… и надо же! Девчонки, ее соседки по комнате, проводили даму шепотом:
– Ну-у, мат-ро-на! Откуда она взялась?
Верося уже шагнула в комнату, когда услышала вопрос:
– А Вы случайно не из Новосибирска?
Верося утвердительно кивнула. Дама, приблизившись, поинтересовалась:
– Вы – жена Николая Павловича Бесчастного?
Верося, заметив, как незнакомка ее пристально разглядывает, покраснела до корней волос:
– Да, я его жена.
Дама приветливо улыбнулась и сразу стала какой-то домашней, милой, безо всякого высокомерия, как Веросе показалось раньше. А дама вдруг предложила:
– Приходите ко мне, я – в двадцать седьмой, живу одна. Чайку попьем, поговорим. Как Вас зовут?
Верося почему-то назвалась полным именем:
– Вероника.
– А меня – Владислава, – сказала дама, а потом нараспев произнесла: – Ве-ро-ни-ка… Очень нежное имя, и Вы ему соответствуете. Так… придете?
Верося снова раскраснелась и ответила:
– Обязательно. А Вы откуда Николая знаете?
Дама, назвавшаяся Владиславой, была в том возрасте, когда умеешь понять больше, чем видишь. Она успела заметить Веросину необремененность ни детьми, ни жизнью, ухоженность, но в то же время и грустинку в ее необыкновенно прекрасных глазах. Она сказала:
– До завтра, до завтра, – и быстро ушла.
На другой вечер Верося сидела в комнате Владиславы, или просто Влады. Та оказалась приятной собеседницей, веселой, обаятельной. Она бывала за границей, много повидала интересного, по специальности была гинекологом, работала главврачом в Волгограде.
– Брак мой не удался, детей нет, – Влада развела руками, – есть друг, но заводить детей уже поздновато. – и невесело рассмеялась.
– Прости, Вероника, я все о себе, да о себе, а ты как жила, вернее, живешь? – спросила осторожно.
И в ответ на искренность Влады Верося без утайки рассказала, как родители ей запретили выйти замуж за парня, которого она любила, из-за того, что он беден! Отец так и сказал:
– Птица не нашего полета.
И, чтобы она поскорее забыла его, ее отправили учиться в Новосибирск… к родственникам. Здесь, в институте, за ней и стал ухаживать уже немолодой Николай Павлович Бесчастный, преподаватель с военной кафедры. Когда Верося познакомила его с родителями, Николай им сразу понравился, а позднее ее уговорили выйти за него замуж:
– Будешь жить за ним, как за каменной стеной… как у Христа за пазухой… как… как…
В общем, уговорили. Не утаила она и того, что уже десять лет лечится от бесплодия, но безрезультатно, а Николай ждет – не дождется ребенка, отчего их отношения становятся хуже, но, что делать, Верося не знает.
– Вот Вы – врач с большим стажем и опытом. Что мне посоветуете? Может, взять ребенка из детского дома? – Верося с надеждой смотрела на Владу.
Та взяла ее красивую руку в свою, помолчала, а потом сказала такое, от чего у Вероси все внутри похолодело:
– Не упади в обморок. Я – жена твоего Николая Павловича. Первая, значит…
Верося затрясла головой:
– Нет! Нет! Он не был женат! Он бы мне сказал! Да и студенты – народ ушлый, знали бы!
На что Влада ответила:
– Николай уехал в Новосибирск, когда мы с ним уже расстались, поэтому о нашем браке никто ничего не знает.
Вероника закусила губку, чтобы не расплакаться. Влада взяла ее за обе руки:
– То, что он был на мне женат, это еще не самое страшное.
Руки Вероники дрогнули:
– А… что еще?
Влада продолжала:
– Хорошо, что мы случайно вот так с тобой встретились. Не лечись. Детей у тебя с ним никогда не будет. И, если хочешь быть счастливой матерью, уходи от него, пока он тебе и здоровье, и жизнь не испортил.
Верося не верила своим ушам:
– Но почему?! То, что он… был женат… на Вас…, я бы ему … простила…Да-а! Простила бы! Вы – такая эффектная, умная, необыкновенная!... Вот обидно, что он мне не доверился… скрыл… Почему?!
Влада спросила:
– Тебе ведь интересно, наверное, знать, почему мы расстались?
Помолчала, потом добавила:
– Николай всем говорил, что я давлю на него, волюнтаризмом занимаюсь, что характер у меня, видите ли, невыносимый, а причина-то лежит глубже: у него врожденное бесплодие и он давно знает об этом.
Верося ахнула:
– Как?! Не может быть! Так он меня… все эти годы… обманывал?! Может, это все-таки не тот человек?!
Влада задумчиво произнесла:
– Да, нет Другого такого Николая Бесчастного нет. Вот у меня и фотография есть, из-за мамы ношу этот снимок в сумочке. Смотри: вот я, это – моя мама, это – мои братья, а справа – узнаешь? Это Николай.
Вероника увидела своего Николая Павловича в кругу чужой семьи за новогодним столом и… не смогла совладать с эмоциями – разрыдалась:
– А меня … лечиться… заставляет… обвиняет. Обманщик!... Приеду, не знаю, что… ему сделаю…
Влада долго-долго еще беседовала с Веросей, расстались они далеко за полночь, обменявшись телефонами. Вскоре путевка у Вероники закончилась, и уехала она домой.
К вечеру накрыла стол, откупорила бутылочку хорошего вина, сделала все так, как любит Николай, и стала его ждать…
Непривычно молча уселись за стол. Вероника пристально, как-то по-новому, посмотрела в глаза мужу и сказала:
– Николай Павлович! Я, пожалуй, поменяю твою фамилию на свою, девичью.
Он поднял брови:
– Что за официальный тон?... И что за бред?... Зачем?!
– Одно бес-сча-стье от твоей фамилии, – сказала тихо.
– Мне и самому моя фамилия не очень-то нравится – непонимающе посмотрел Николай.
А Верося все также спокойно продолжала:
– Тебе бо-о-льшо-ой привет от… Влады.
Николай поперхнулся вином и заметно побледнел. Не давая ему придти в себя, Вероника чеканила:
– Ты даже не представляешь, как своим враньем оскорбил меня, унизил, растоптал…Ни видеть тебя, ни, тем более, жить с тобой в одной квартире не хочу, не могу и не буду!... Уезжай, куда хочешь… Бери из квартиры все, что хочешь… Я побуду два дня у своих, вернусь, чтобы тебя уже не было. Ключи оставишь соседке...
Она встала. Вскочил и Николай. Открыл, было, рот, чтобы что-то сказать… Ведь это, как обухом по голове… Но Вероника, совсем как раньше Владислава, вдруг твердо и властно сказала:
– Молчать!
Он не узнавал свою Веросеньку… Ни растерянности, ни слез, ни криков… Посмотрел на жену и понял: тут Владкина наука, и все… бесполезно…
Вернулась Вероника через три дня. Дома застала все, как есть, не было только двух больших чемоданов да личных вещей Николая. Она уволилась из института, перешла работать в воинскую часть, поменяла квартиру на другой микрорайон, а через некоторое время на работе стала подписывать документы своей прежней фамилией: Радостева.
Много лет прошло. Николай Павлович, узнав, что Вероника так и не устроила свою судьбу, позвонил ей с Украины, где теперь жил, говорил много и сбивчиво, предлагал начать все сызнова, просил простить… Вероника слушала его, не перебивая, а в конце сказала:
– Нет, Николай, не звони мне больше. Может, я бы тебя и простила, но сердце не прощает…
Однако Николай Павлович думал иначе. Бросив все на Украине: мать, престижную работу – он снова приехал в Новосибирск и поселился недалеко от Вероники. И как бы случайно они встретились на улице. Вероника была удивлена, но не обрадована…
Так и живут они рядом друг с другом, рядом, но не вместе…
г. Челябинск,пединститут,1972 г.,
г. Комсомольск-на-Амуре,1989 г.