Немного мест, куда ты едешь и не обязательны там дорогие люди.
Есть и такие, есть город, как близкий родственник. Сам по себе. Для меня - Питер и Казань.
Одевала старые красовки и без цели, без адреса, наугад, с улицы в переулок, во двор, через дворы на улицу другу. До изнеможения. И счастье полное. И не болели тогда колени.
В Москве - нет. Нужны мои люди. Они есть.
При въезде красивым почерком, крупными буквами написано на заборе:
"Мы все здесь братья.
Мы просто очень устали."
Улыбнулась. Увидела того, кто старательно выводил эти слова, улыбнулась и смыта была усталость.
...Все, все далеко. Распаленный, раскалённый Нальчик, солнце в истерике, в сентябре зноем июльским преследующее, далеко.
Далеко сейчас и близкое. Дорогое. Необходимое. Так случилось и нет виноватых. Ниточка незримая, ниточка спасительная, чудилась не такой слабой.
Старость прекрасна и печальна.
"В Москве черемухи да телефоны,
И казнями там имениты дни». Вот почему эти слова Осипа Мандельштама вспоминались, борматались про себя?
Не было черёмух.А казни были. Дело в этом.’
Поняла, что и метро остаётся в прошлой жизни. Не могу и не хочу спускаться туда.
Оно для молодых. Отсутствует воздух там. И понятно, почему так мало хороших лиц у пожилых в подземном передвижении.
Хороших лиц там мало и у молодых.
Изменилось ли Москва? Спрашивают. Украсили, напудрили, искусственной травы много, скамеек мало, но это разве может изменить Москву?
То, в чем её мощь, особенность, очарование не изменить. Невозможно это.
Усилить то, что мешает человеку жить, можно.
Есть и это.Много. Но это везде, и отсюда тянутся на окраины невозможности, ненужности.
Такие возможности у Москвы.
Бабочка чёрная, песня возможная.
Дни короче, годы ещё короче. Корочки, предлагает ленточка- подсказка.
Напротив окна - лес. Наблюдаю за ним.
Ещё немного и заговорит он. А сейчас скучный цвет. Беззвучный такой цвет. Глухая, не стиранная зелень. Только в августе он будет таким.
Впервые увидела крупную, чёрную бабочку.
Она была прекрасна, внезапна, вслед - придумаю песню и бабочкой чёрной, уставшей её назову. А ведь неплохо - вот песню не придумать.
Был день у меня тяжелый - отодвигаюсь от него, поворачиваюсь к тому, что в дали, ничем с ним не связанно.
Дни короче, годы ещё короче.
Корочки, предлагает ленточка.
*****************************
******************++++
Сковывает стужа.
Обезжизненнось.
Обездвиженность.
Сковывает зной.
Сходны белое и зелёное в дни избытка градусов испытывающих, добавочных - неподвижностью.
Отсутствием ветра схожи они, сердечной недостаточностью.
Мне необходим ветер.
Молодая, залитая счастьем,живы были все, кто был мне необходим, в таком счастье - вопрошала:
"Можно ли понять, что легче - замерзнуть так, что самый огромный костер не отогреет или так состариться от огня, что самый честный холод не подарит другую боль?
Нужно ли это понимать, не зная выбирающих, помня, что они не выбирают."
Ничего ещё не зная про возможности холода и зноя, когда они избыточны, выводила ручкой эти слова. Даже опубликовала.
Удивляюсь сейчас.
Желтое на зеленом, на зеленом желтое.
Улыбчивая корзиночка, часик цветочный, часик умный. Закрывается в тумане, прячет солнечные лепесточки в темноте.
Устоял во всех перепадах и метаниях весны ранней и где можно, где невозможно встал. Радуясь, радуя.
Любит его ветер, он любит ветер.
И вдруг...
Всегда- вдруг.
Не уследит в какой миг, час он исчезает, растворяет густые, влажные краски, оставляя после себя серебристый, легкий шарик, разлетающийся от дуновения.
Преображение абсолютное, не сохраняющее от бывшего себя ни черточки.
Две полярных сущностей.
В одном - стойкость, укорененость, мощный цвет.
В другом - невесомость, игривость.
Срываемый для загадывания - любит, не любит и утешая - любит, оставляя сомнения - улетает, исчезает.
Чистейшее ты волшебство - одуванчик.
Подумала- памятник бы тебе. И надо же, случайно натолкнулась на " Оду одуванчику"БОРИСа ЧИЧИБАБИНа и в ней слова:
Ты его легкомыслья не высмей,
что цветет меж проезжих дорог,
потому что он несколько жизней
проживает в единственный срок.
Какое легкомыслие - нет же и ода воспевает одуванчик.