Водка казалась сладковатой, а луковый клубень, скользкий и маленький, пачкал пальцы и шибал в нос. Колька захмелел после второй, свет кухонной лампы стал резче, острые грани стола скруглились, а лицо тестя, мятое, словно газетка для туалета, обрело неожиданную приятность.
- Ну и что ты делать-то будешь? - неторопливо почесывая грудь под майкой, равнодушно спросил родственник.
- В каком смысле что? - Коля брезгливо вытер руки салфеткой и покосился на початую бутылку.
- Ну вот в том смысле, что если типа война?
- А что война? Придут, пойду, - он посмотрел на сидящего напротив всклокоченого мужичка качающегося на табуретке. Мужичка откровенно противного, морщинистого, в растянутых трениках и как минимум неделю небритого. Но, блин, не чужого, что откровенно говоря, Колю угнетало. Будь он посторонним, они однозначно не выпивали бы сейчас на крохотной кухне малогабаритной трешки блочного дома на окраине города. Будь он чужим, Коля и близко не подошел бы к подобному субьекту. Что тут скажешь, разборчив Колька стал. Разборчив. Теперь. Пожил со Светкой пять лет и ... Хотя прежде, такие мысли ему в голову и не приходили.
- Придут, пойду, - тупея повторил он и опрокинул третью. Стало совсем хорошо. Из открытой форточки несло осенью, палыми листьями, дождем и далекой гарью. В частном секторе, через квартал от Колькиного дома, уже начали топить. Досками, обломками шпал и кусками ДСП. Исхитрялся народ, грелся. А другие эту гадость нюхали.
- Ну-ну, - тесть достал беломорину и со вкусом, но неуверенно прикурил.
В соседней комнате хлопнула дверь и на пороге появилась Светка в трусах и футболке. Мультяшный зайка кривлялся на ее груди, пытаясь лапками прикрыть просвечивающие круги, глаза спросонья щурились на абажур, а полные губы неприязнено кривились: - Долго еще?
Колька выпрямил спину, и старательно складывая слова, произнес: - Пять минут, Светик, пять минуток, ладно? - И улыбнулся заискивающе.
Это вышло так омерзительно мелко, что ему стало противно. Будто и не он лебезит перед женой, а какой-то малознакомый дятел - по жизни подкаблучник и тряпка.
"Ну а кто ты есть на самом деле, а? Такой и есть, просто ...", - мысль не успев окрепнуть, трусливо сбежала, оставив мерзкое чувство недоделаности.
- Ну-ну, - точь в точь, как отец буркнула Светка и цапнув со стола бутылку "Дюшеса", вильнула крупным задом.
Утром выглянуло солнце. Термометр показывал теплынь и Колька оделся по-летнему. На остановке торчали три человека. Два разных дядьки с сумками и старик с палкой и бельмом на левом глазу. Птицы, сходя с ума от нежданной погоды верещали в кустах, срываясь на визг, небо было глубоким, с уклоном в ультрамарин, а Колькин живот урчал, требуя хотя бы бутерброд. Но сегодня не сложилось. Светка, обиженная перегаром, отвернулась посреди ночи и с утра не встала. Колька хлебнул лишь холодного чаю, закурил и быстро слинял от возможного гнева жены.
Когда автобус допыхтел до конторы, осень окончательно превратилась в лето. Асфальт взопрел, марево дрожало над люками, Колькина спина намокла, а волосы показались тяжелыми. Вахтер Логинов тоже потел и цыкая зубом, медленно открывал ворота. Ржавые створки скрипели, а одетый в нестиранный камуфляж привратник бормотал под нос: -Че, блин, ходить-то, я спрашиваю? А? Че ходить-то? Полтора человека ходят, елки, а толку? Зарплата -хер, еды в магазинах - хер, да и магазинов этих, тоже, елки, хер один остался. Бляха.
Колька, глядя под ноги, прошмыгнул мимо не отвечая. Да, наверное, собеседник и не нужен был старику. Зачем, собственно? И так все понятно. В принципе.
Пустые коридоры встретили Кольку привычной сыростью и эхом. Мусор, комканые листы бумаги, окурки, заботливо распиханые по углам конторы, Кольке уже стерпелись. Уборщицы, равно как и прочий конторский люд, здесь давно повывелись. Начальник Кольки, Валерий Палыч, пергидрольная секретарша Нина, вечно пьяный сисадмин Иннокентий, и сам Колян - вот и весь персонал, бывающий на работе каждый день. Причем по поводу системного администратора Николай вообще удивлялся. Компьютеры почти все сдохли, интернет стремительно умирал сегментами, электричество давали по четыре часа в день, а Кеша приходил пунктуально. Краснел лицом, чесал свалявшуюся бородку, бродил по закоулкам, бессмысленно выпучив туманные глаза, натыкался на стены и постоянно курил редкие нынче сигареты. Коле иногда казалось, что они все, и местные работники, и неприкаянный сисадмин, и незнакомые люди на улице, и покупатели в пустых супермаркетах - все-все абсолютно, что-то неожиданно потеряли. Что-то ценное и нужное. Но вспомнить что это за потеря, никак не могут. И каждый день, очинив себя заново, как исписанные карандаши, рисуя закорючки ненужных шагов, бродят по ставшему непонятным городу в поисках того самого, о чем ни представления, ни понятия уже не имеют.
В кабинете, возле распахнутого окна сидел шеф. В белой рубашке без галстука и серых шортах. На подоконнике стоял темный бидон и кружка. Устойчиво пахло самогоном.
- Пришел? - вяло спросил начальник.
- Конечно, Валерий Палыч,- преувеличено бодро ответил Колька.
- Молодец, что, - руководитель высморкался в пальцы и вытер руку краешком тюля. - Можешь обратно идти. Закрыта контора. Всё.
На улице закашлялся вахтер.
Колька переступил с ноги на ногу.
- Ну че ты стоишь? Иди уже, - Валерий Палыч взял кружку, зачерпнул из бидона и выпил залпом, чуть дернув кадыком. Его набриолиненная прическа блеснула в полуденном солнце.
Когда Колька вышел из переулка на пустынный проспект, в небе застонали чайки. Он запрокинул голову и замер. Небеса походили на бескрайний океан.
Мимо проехал грузовик. В открытом кузове хохотали молодые парни в зеленом. В подворотне лежал пьяный подросток, рядом сидел мохнатый щенок. Подросток в полусне подтягивал колени к груди, пытаясь устроиться поудобнее на асфальте, а щенок увлеченно выкусывал блох.
Сзади послышались шаги. Колька обернулся. Патруль из трех крепких мужчин с нарукавными повязками и капрала в белом кителе уверенно топали к нему. Колька опустил голову и улыбнулся.
Светка пришла на сборный пункт в полупрозрачной блузке, короткой юбке, и газовом платке. Рыжеволосый дежурный на КПП, сладко улыбнулся и стал тщательно обыскивать её. Светка прикрыла глаза и раскинув руки, задержала дыхание.
Она принесла Кольке рюкзак с одеждой, полотенце и щетку. Деньги спрятанные в бюстгальтере утаить не удалось, и дежурный, укоризненно качая головой, сунул их в карман.
- Зачем рискнула, а? - шептал он продолжая щупать ее. - Знаешь что нельзя, а? Знаешь?
- Знаю, - шептала Светка, прикусывая губу. - Муж же, как иначе?
- Э, - кряхтел дежурный, сжимая ее ягодицы.- Муж-чмуж. Запрет, понимаешь?
- Угу, - тяжело дышала Светка. - Как решить вопрос-то? Без проблем чтоб?
- Уходить будешь, зайдешь, - вытер пот со лба рыжеволосый.
Колька сидел на табуретке, сжимая в руках мешок и смотрел на Светку. Из-за решетки виднелся плац забитый разновозрастными мужчинами, плакаты и облако, зацепившееся за флагшток на крыше штаба. В комнате было жарко от людей и пластиковых стен.
- Ничего, - Светка улыбалась и гладила Кольку по плечу. - Ничего, Коль. Главный в телевизоре говорил, что война будет быстрой. Очень быстрой. Мы победим и заживем. А ты, Коленька, вернешься героем и вообще...
Что вообще, Светка не договорила, замешкалась и торопливо поцеловала его в сухие губы.
И Кольку погнали на плац.
Дождь лил вторые сутки. Ветер остервенело трепал остатки леса справа от позиций Колькиной роты, ссыпал с брустверов комья земли, и до озноба холодил тело под мокрой гимнастеркой. Далеко, почти у горизонта, вспухали к ночи ядовитые грибы взрывов, дрожала земля, дрожали звезды над головой, дрожали Колькины ноги, дрожали ледяные руки обнимавшие карабин, и даже Колькины мысли дрожали, никак не желая выстраиваться в ровный, закономерный ряд. Воспоминания были сильнее размышлений, и выходили яркими, цветными, ароматными и иногда смешными. Когда так случалось, Колька беззвучно хихикал, прижавшись плечом к стенке окопа, прикрывал глаза и часто-часто сглатывал пахнущую порохом слюну.
Через пару дней затишья артиллерия Колькиной армии начала работу. Казалось что земля ожила, устав от суетливых людишек, и пытается, взбрыкивая, избавиться от таких, как Колька.
Так длилось очень долго. Очень. Но потом, всё же закончилось. И всех подняли в атаку.
Ему мнилось, что бежит он всю жизнь. С рождения. Изначально. Как свет увидел, так и бежит. Вот только куда бежит, он вспомнить никак не мог. Ну совсем никак. Рядом тоже бежали люди. Мальчишки(видимо недавно родившиеся), мужички(повзрослевшие во времена атаки), интеллигентные мужчины(воспитанные и получившие образование во время атаки), и остальные. Кольке на мгновение показалось, что где-то даже мелькнули белые ноги Светки и ровный пробор шефа Валерия Палыча, но наверняка это было помрачение духа...
Одним словом, бежал Колька и стрелял, бежал и стрелял, и все вокруг бежали и стреляли. Куда бежать, и в кого стрелять, никто из них не знал, конечно, но на войне не это главное. Но вот что главное, самое интересное, никто тоже не знал.
Околесица какая-то, скажете вы и будете безусловно правы. Я не спорю - околесица и есть. Ну и что?
Ладно, скажете вы, а что с Колькой-то дальше случилось? Погиб он, наверное? Резонный вопрос, господа-товарищи, резонный! Но ответ мой таков будет: не знаю я!
Как так? - спросите вы. Это ж твой, елки-зеленые, персонаж? Или что?
Мой-мой, не поспоришь тут. Но только не совсем персонаж наш Колька. А еще точнее, совсем не персонаж. Он, понимаете ли, человек. Из плоти и крови. Жена у него - сами знаете какая умница, работа хорошая и тесть даже есть. Сердце у него доброе имеется, душа тонкая, ранимая. Поэтому он сам и решает, что дальше с ним произойти должно. Сам. А я тут в принципе, вообще сбоку. Ну, а если по-другому посмотреть, то представьте на минутку: война, атака, разрывы. Стреляют, орут, матерятся. Лавина тел бежит по полю на встречу с другой лавиной. И те, кстати, тоже орут и стреляют. Неба не видно, лес вдалеке скрылся за синей дымкой. Раненые падают, по убитым бегут, не останавливаются. Такие дела. Скажите мне теперь, пожалуйста, как в такой обстановке Кольку разглядеть, а? Вот и я думаю - сложно. Я лишь предположить могу, а точно узнать не получится. Прошу прощения.
Но думается мне, что Колька по-прежнему бежит по этому полю, в окружение своих собратьев и граждан. Устал, наверное, дышит тяжело, кашляет и хрипит. Пить хочет и есть. А стрелять совсем не хочет. И бежать тоже. И мысль в его голове только одна главенствует - когда же это всё закончится? Вот это вот всё? Когда?!
А к слову, кажется мне, что и я бегу по этому полю. И может быть, вы тоже бежите. И, эх! Предполагать, так предполагать: возможно, что все-все бегут там, под низким, тяжелым небом, к пылающей алым линии горизонта в тщетной надежде на то, что непременно добегут. Добегут-то, наверное, добегут. А вот что дальше? Дальше-то что, друзья? Вы знаете?
Я - нет.