Посмотрел фильм «Белый ягель» по книге Анны Неркаги. Снимал Московский режиссер. Мое сугубо личное мнение — фильм слабый. Эклектика и ориентация на массовый спрос. Кадры обнаженной женщины в чуме, неубедительное воспоминание героя о первой любви — это на публику. Но там есть очень сильная по содержанию сцена. Дети приезжают в тундру навестить старого отца из города. Просят свою долю от семейного капитала, качают права. Этот капитал — стадо оленей. Отец говорит — это все ваше, все останется вам. Сын и дочь говорят, что олени им не нужны, нужны деньги. Отец говорит, но денег у меня нет. «Отец! Твои олени — это большие деньги». И тут сильная сцена. Он обреченно говорит «Олени — это не деньги». Но он понимает, что с этого момента его род закончился. Берет свой знаменитый нож оленевода, этот старый, узкий от постоянного затачивания нож, который носят в специальном чехле пояса, и молча выходит из чума. Дальше следует суетливая сцена погрузки оленьих туш в кузов большого вездехода, крики сына и дочери, покупателя, шум двигателя, и в конце затяжной статичный план — большая затоптанная площадка, покрытая окровавленным снегом.
Тем, кто меня знает, понятно, почему этот последний кадр для меня символичен. Он символизирует не трагедию старика ненца. Он для меня — символ заката традиционных цивилизаций, в которых люди жили на земле. Символ гибели этих цивилизаций под безжалостным напором новой, современной глобальной цивилизации, богом которой провозглашен уровень материального достатка и комфорта. Главные обитатели новой цивилизации — это не оленеводы, пастухи, землепашцы, а потребители. Недаром же они создали в России общество по защите своих прав.
Дорогая Анастасия, моя жизнь — это не только милая деревенская идиллия. Это инстинкт выживания в условиях, когда эпидемия потребительства, захватив мегаполисы, уничтожает коренное население, порабощая его души.
Не хотел портить наши с Вами радости своими грустными размышлениями. Но Вы меня простите. Я человек из прошлого.»