Жил-был дом, неплохой такой дом, в котором селилось множество жильцов. Нельзя сказать, что большинство жильцов поселилось в этом доме с радостью, но судьба часто не спрашивает. В таких случаях, обычно, принято благодарить за крышу над головой, но дело в том, что когда жилец привык, что над ним постоянно есть крыша, то ни о какой благодарности дому не может быть и речи. Жилец, не знавший худшего, что ребенок.
Дом знал, что не все его любят, и он сделал многое, чтобы его полюбили, потому что хотел мира и покоя в своем нутре, где обитала душа. Дом каждому жильцу дал свое место, дом каждому дал пищу, предоставил многие свободы, возможности для самосовершенствования..., а некоторым жильцам, которые его не любили, дом предоставил царские подарки, упоминать о которых не имеет смысла, ввиду скромности дома.
Жильцы брали подарки дома, брали с удовольствием, но, к удивлению дома, никакой любви он не получал. Жильцы все его подарки хаяли, говоря о том, что могло быть и больше, и лучше, что многое из того, что дом давал, им и не надо вовсе. Они выискивали в доме неприятные себе углы и в тайне оплевывали их, что дом, конечно, замечал, поскольку он знал, что творится в нем.
Дом начал принимать под свою крышу других жильцов, чтобы найти любовь среди них, но старые жильцы употребляли все силы на то, чтобы привить новым жильцам такую же нелюбовь к дому, какой страдали и они сами.
Тогда дом решил наказывать жильцов, живущих в нем, пользующихся его любовью, за нелюбовь к себе. За провинности он начал бить жильцов дверьми, ударять косяками, ронять их одежду с вешалок, обливать водой... Он всего лишь хотел привить дисциплину, уже коли любви ему удавалось дождаться.
Однако, цена, которой дом добивался дисциплины жильцов, оказалась высокой. Вместо того, чтобы осознать свою вину перед домом, стремиться исправиться, жильцы озлобились на дом еще более. Они принялись оплевывать и окуривать его с удвоенной силой, а где-то даже гадить.
Ненависть жильцов к дому выросла до той степени, что узнав о том, что дом готовится к сносу, жильцы побежали к руководству обслуживающей компании с просьбой ускорить снос дома и с предложением лично поучаствовать в этом сносе! Правда, это они сделали, предварительно истребовав заверения в том, что их поселят в другой дом, чтобы не остаться без жилья.
Дело пошло. Жильцы начали разрушать стены, ломать двери, бить окна в доме, который по-прежнему заботился от них, хотя уже без прежних надежд, а из какого-то непонятного самому себе жильцолюбия.
Завершилась борьба жильцов с домом в пользу жильцов. Им предоставили новый дом, который, к слову сказать, тоже им не понравился. Уже такой характер был у этих жильцов. Старый же дом сильно разрушила управляющая компания, она вынесла из него, все, что можно, разбила специальным оборудованием некоторые несущие конструкции, из-за чего дом перекосился и почти рухнул, но, к счастью дома финансовые возможности управляющей компании оказались не беспредельны, а руководство сменилось. Возникли новые цели и новые идеи. Так дом и застыл на долгое время в полуразрушенном состоянии.
Однако, время шло и, как ни удивительно, лечило и дом. О доме позаботились старые его жильцы, которых он знал, еще при своем строительстве, и, как это ни странно звучит, духи этого дома. Дом стал преображаться. Некоторые стены восстановились, окна обрели стекла, а некоторые комнаты обрели вид, как после ремонта. Конечно, в доме осталось множество неприглядностей, которые напоминали о конфликте с жильцами и управляющей компанией, но в целом дом опять радовал своим видом всех прохожих.
История осталась бы недосказанной, если не упомянуть одно странное обстоятельство. Жильцы, которым дом так много сделал, но которые участвовали в его разрушении, даже спустя много-много лет, проходя мимо этого дома, не упускали случая плюнуть в него, запустить камень или испражниться у его угла, пока никто не видит. При этой встрече лица жильцов каменели, глаза леденели, а лица тускнели, словно бы их изнутри терзало нечто, что можно назвать искаженной совестью. Словно бы жилец, ощущая неприглядность содеянного, совестился, но это выражалось у него не в том, что он извинялся или пытался загладить вину, а в злобе на объект, вызывающий воспоминания, которые жилец хотел бы забыть, но никак не мог, потому что дом продолжал стоять и попадаться на глаза. Впрочем, не все так поступали, наиболее изощренные протягивали дому свою грязную руку, чтобы вытереть о его стену, а другие крайне вежливо здоровались, вдавливая в вежливость слов весь яд, какой могли нацедить в своей гортани.
Дом, однако, уже не обижался на своих бывших жильцов, он понимал, что таков их нрав, но внутрь к себе он их больше никогда не пускал.
Мораль: если в вас поселилось зло, то не надо с ним заигрывать, его надо вырывать с корнем, а потом на чистом поле сеять новое, и главное: никогда не впускать это зло обратно.