То ли небыль... Повесть-сказка. Часть вторая

               


                ВЕЧЕРА В ЗОО


                1


   - Внимание, звери закрываются! - кричит сторож.
   И когда последний посетитель покинул зоопарк, его обитатели вздохнули с облегчением. Они устали и теперь хотят отдохнуть. Бьют башенные часы. Время открывать кафе.
   Животные потянулись к самой большой площади зоопарка, в центре которой стояла бронзовая скульптура льва - царя зверей.
   Кафе, расположенное на площади, постепенно заполнялось. Посыпались заказы. Несколько расторопных обезьян-официантов суетились у столиков, стараясь как можно лучше обслужить местную клиентуру.
   Но не все были довольны.
   - Я ему ромштекс заказал, а он мне какие-то кишки принес. Безобразие! Я этого так не оставлю! - донеслось с одного из столиков.
   - Просил отборного проса, а получил целый поднос несъедобной шелухи! - возмущались с другого.
   Но таких было немного. Другие выказывали полную удовлетворенность и отсутствием аппетита не страдали.
   Слоны с наслаждением поглощали кашу из плодов манго, ананасный крем и запивали съеденное сиропом из фиников.
   Обезьяны, важно гримасничая и вычесывая насекомых из шерсти, с удовольствием поедали бананы. Ох, и бравые же они! Да и шутники изрядные: то хвост питону запутают, то леопарда за усы дернут, то тигра за тот же хвост укусят, хотя это и очень опасно. Но сейчас они увлечены бананами.
   Кабан хрустел желудями.
   Маленькие птички чистили зубы крокодилу. Для него - это важно. Кариесу не место в моей пасти - вот его девиз!
   Становилось шумно. Во всей красе проявляла себя местная самодеятельность. Морж-конферансье объявил:
   - Коза-егоза исполнит соло на колокольчиках. Просим!
   И пошла коза звенеть на все лады, топать копытами, подбадривая себя блеянием, правда, часто в такт не попадая. Но свою долю аплодисментов она сорвала.
   - А вот и наши журавли-плясуны, - вновь выступил вперед конферансье. - Ни с чем не сравнимый ансамбль под управлением Журавлева-старшего!
   Ну и расстарались плясуны; собрались в кружок - и давай ногами дрыгать, крыльями махать, ноги задирают, курлычат, кружат как сумасшедшие.
   Ансамбль был встречен восторженно.
   Но вот цапли, те не такие веселые оказались: встали как столбы, трактором с места не сдвинешь. И кричат мерзко, хуже индюков и павлинов. Хотя нет, индюки хуже. Правда, гиена еще отвратней орет. И до соловья им - ох как далеко! Но не способны они к пению! Как они не хорохорились, их освистали, кто мог, конечно, свистеть...
   - А сейчас перед вами выступит со своей воздушной программой наш прославленный козодой! - представил морж следующего исполнителя.
   И надо сказать, программа удалась. Он делал такие пируэты, так кувыркался, что дух захватывало. И безусловно заслужил одобрительные крики, рев и стоны - кто на что был горазд.
   Свою порцию аплодисментов получила и летучая мышь, кружась и порхая словно бабочка, пропищав при этом модную песенку "Нам филин нипочем".
   Филин, прослушав песенку, только усмехнулся.
   Совы, как могли, мяукали, мурлыкали, жалобно и плаксиво кричали, стонали, пищали и охали, и даже хрипло свистели. А потом, утомленные, заказали себе каждая по отборной мыши.
   Составил им компанию и филин, потребовав рябчиков в сметане и хорька без оной, чем вызвал сильное негодование сородичей последнего.
   В заключение с художественным чтением выступила черепаха, и мрачно произнеся: "Орлы - моя погибель!" - она прочла монолог: "Съесть или быть съеденной, вот в чем вопрос..."
   А кит полосатик во всю фонтанировал. Зрелище изумительное. Да еще с подсветкой!


                2


   Вечер набирал силу и достиг своего апогея. Все приятно расслабились. Повсюду текла неспешная беседа. Подходили, подлетали и подползали новые посетители. Вот появилась неразлучная пара: рак-отшельник и полип.
   - Эй, дружище полип, - воскликнул рак, - пиво будешь? Себе я закажу светлого.
   - Обязательно. Мне большую кружку темного.
   - А не лопнешь?
   - И не мечтай.
   - Официант, большую кружку для моего друга!
   - Сию минуту. Закуску желаете?
   - Очень желаем, - одновременно ответили приятели.
   И если задаться вопросом, почему они так дружны, то ответ будет кратким -  суровая рука естественного отбора. Приспособляться надо...
   А вот беседуют горилла с шимпанзе.
   - Сигару? - предлагает горилла. - У меня кубинские.
   - Охотно.
   - И кофе?
   - Не откажусь. Вы очень любезны.
   - Воспитание, молодой шимпанзе, воспитание.
   - А кто вас воспитывал?
   - Служащие зоопарка. В основном - местный сторож, человек в высшей степени образованный.
   Донимал всех осьминог.
   - Я очень мускулистый. Хотите меня испытать? - обращался он к стайке розовых фламинго.
   - Не хотим, - отвечали те с содроганием.
   - К кому хочешь присосаться могу, никакими клещами не оторвешь. Спорим?
   Но спорить с ним никто не хотел.
   - Молочный коктейль для господина сурка!
   - А где мой морковный салат? - раздался чей-то недовольный голос.
   - Будет готов через десять минут.
   - Почему так долго?
   - Кролики сделали большой заказ.
   Неодобрительный ропот вызвало заявление тигра:
   - Ем все! От саранчи до рогатых, а уж Тортилл всяких - так с большим удовольствием. - И тут же восторженно завопил: - А это кто к нам пришел? Ба, крокодилица пожаловала!
   Та брезгливо посмотрела на него.
   - На себя бы посмотрел, саблезубый, - ответила она. - Вон как слюнями весь пол закапал. Невежа...
   Между тем яростный спор о предках и их величии, разгорелся между быком и змеей.
   - На нас Ясон пахал! - хвастался бык. - Кто был одним из Аписов, посвященных Осирису и Исиде? Кто же, как не один из нас! А чей облик принял Зевс, когда появился перед Европой? Опять же быка! И мы вовсе не злые, как здесь некоторые утверждают, а нрава кроткого и миролюбивого. Но не надо нас раздражать. Тогда нам сам черт не брат.
   - Да никому я не брат! - раздался ворчливый голос из ниоткуда.
   Бык проигнорировал это замечание и запальчиво продолжал:
   - Сам Юлий Цезарь, когда наткнулся на моего предка, поспешил записать, что по размерам тот бык мало уступает слону.
   Бык вошел в раж, сыпал фактами и датами, но был прерван зашипевшей на него змеей, и испуганно от нее попятился.
   - А нас и почитают и боятся. У одних народов - мы воплощение мудрости, счастья и благополучия; у других - символ лживости, коварства и обольщения. Во многих странах нам оказывали божественные почести.
   В Мексике, Индии, Древнем Риме - нас очень уважали. Мы - заслуженные герои Китая, так как мастерски истребляли крыс.
   Раньше, бывало, заползешь к кому-нибудь - так за счастье почитали! Обращаются с тобой уважительно, поесть дадут. Попробуй - не дай! Как зашипишь на них, цапнешь одного-другого...
   Сейчас, конечно, не то. Поймают, отвезут в лабораторию, заставят ядом плеваться в пробирку. Хорошо еще, если до смерти не пришибут. Ни за что страдают и не ядовитые - ужи и прочие. Нет, раньше было не так, уважения больше... Увы, времена меняются. Как сказал поэт: "Времена не выбирают, в них живут и умирают". Н-да...
   Ну и натерпелись мы. Чего только из нас не делали в кулинарном плане: и жарили, и варили, супы со студнями готовили, да сиропы с потрохами. Жиру сколько из нас перекачали!
   Геракл, Зигфрид, Беовульф, Персей (и за что только голову отрубил симпатичнейшей горгоне Медузе, чей лик мы украшали!), Добрыня Никитич и другие богатыри нещадно нас преследовали и притесняли.
   А ведь не каждый теперь знает, что мой предок был отцом Александра Македонского!
   И римские императоры нас любили. А Гелиогабал, тот вообще содержал змей, и в дни народных празднеств выпускал нас на улицы Рима до самого восхода Солнца. Вот потеха была! Ужас, смятение, давка, доставляли императору величайшее удовольствие, да и мы не скучали.
   Мои предки имели честь покусать Клеопатру и Вещего Олега.
   Правда, Вергилий нас не любил. Да мало ли кто нас не любил! Мы же - не красны девицы! Может, мы тоже много чего и кого не любим. "Живей берите камни и дубины и безжалостно бейте вредное существо, хотя бы оно, угрожая, приподымалось и шипело с раздутой шеей!" Как это отвратительно! И это все о нас!
   С высоты на них снисходительно и даже высокомерно взирал орел.
   - Мой предок клевал печень у Прометея... пока его не прикончил Геракл. Гореть ему в аду синим пламенем! - проклекотал он, плюнул, взмахнул крыльями и улетел.


                3


   А некоторым нравится отдыхать на берегу большого пруда, с раскиданными по нему островками, наблюдая, как рогатая луна плывет между едва видимыми облаками, которые, казалось, вот-вот растворятся в темной синеве неба. Слабый ветер чуть колышет поверхность пруда, отражающей лунный серпик.
   - Смотрите, луна опустилась в пруд и там плавает! - закричал один из зайцев.
   - Я тоже вижу! - воскликнул другой.
   - Но я раньше ее увидел, - это моя луна! - заявил первый.
   - Нет, моя! - упорствовал второй.
   Тут каждый стал кричать, что он первый увидел луну.
   - Замолчите! - проревел лев. - Каждый видит свою луну. В чем причина недовольства?
   - И правда, - согласился первый, - что мы раскричались. Пусть каждый любуется своей луной.
   - Сколько нас здесь? - спросил лев, и сам же принялся считать. - Раз, два, три... двадцать, тридцать... тридцать три. И у каждого по луне. Тридцать три луны! Здорово!
   - Нет, тридцать четыре! - пролаял только что подбежавший и запыхавшийся пес.
   - А мне нравится та, которая на небе, - заявил кот. - Тем более, что она совсем рядом. Лапой ее, конечно, не потрогаешь, но вот если найти длинную лестницу, я бы живо по ней вскарабкался! Интересно, чем на луне кормят котов? Она и сама на сыр похожа. Может, она съедобная?
   - Ты необразованный, Ерофей, - возразили ему. - Тебе надо приналечь на учебу, а не дремать по целым дням. Ученье - свет!
   - Я темноту люблю...
   - А отчего у тебя такой пришибленный вид? - спросил лев псину. - Или побил кто?
   - Сторож наказал, - мрачно ответил пес. - И все из-за какой-то паршивой котлетки! Смотреть надо было лучше. Не понимаю, почему они так медленно едят... Да и доедают не всегда. Странные они, эти люди!
   - А я вообще долгое время людей не видел, слышал о них только, - сказал кабан. - Но однажды встретил двуногое.
   "Ты человек?" - спрашиваю у него.
   "Да какой из меня теперь человек. Старик я, - отвечает. - Вот раньше, да..." - И он воинственно встопорщил усы.
   "Биться будешь со мной?"
   Отказался старик.
   Потом с мальчишкой столкнулся.
   "Ты человек?" - опять спрашиваю.
   "Да".
   "Биться будешь со мной?"
   "Так я еще маленький. Вот вырасту, тогда, пожалуйста".
   И встретил я мужика с длинной палкой на ремне.
   "Ты человек?" - задаю вопрос.
   "Конечно".
   "Биться будешь?"
   "А чего с тобой биться", - говорит, снимает с плеча палку и наводит ее на меня.
   "Ты что же, меня этой палкой решил победить?"
   "Запросто".
   Я засмеялся. Как выяснилось, напрасно... Палка плевалась больно. Пока у человека такие палки, мы ему не страшны.
   - Это он в тебя пулей пальнул, - вступил в разговор гусь. - А вот на нас он их тратить не станет. Возьмет дубинку, да как начнет лупить - только вались и лапы кверху. И скорее жарить на сковородку тащит.
   - И все-таки человеком быть хорошо, - заметил крот. - Радио, телевизор, компьютер, консерватория - все под боком. Жрачка регулярная. И почему я не человек! Вкалываю, как проклятый, нору рою с утра до вечера без перерыва на обед, лапами изо всех сил работаю. И что я за это имею?
   - И я никак не могу стать человеком, - призналась крыса. - Туда-сюда, туда-сюда шныряешь. Уворачиваешься, изворачиваешься, хитришь, ловчишь... И так веками. Трудишься до седьмого пота. И что? Как была крыса, так ей и остаюсь.
   - Ладно ленивцы, - встряла обезьяна. - Но мы-то! Макаки! Мы почему не стали людьми? А ведь кому-то из наших, говорят, удалось. Только вот непонятно как. Палка-копалка, слышала я, помогла. Ерунда! Я вот копала, копала, так ничего и не выкопала. И человеком не стала. Тьфу!
   - Человек, животное необщительное, некоммуникабельное, - в свою очередь сказал волк. - И вот вам пример. Когда я еще на воле гулял, довелось мне повстречать человека. Ну, думаю, сейчас приятно побеседуем, обменяемся новостями (меня, в частности, очень интересовала поголовье скота в ближайшей деревни), уже от предстоящего удовольствия бью хвостом о землю.
   А он ни в какие разговоры вступать не желает. Враги, говорит, мы с тобой: зачем бабушку Красной Шапочки съел, и саму Шапочку загубил? Ну, история старая, давно бы и забыть пора. Но нет, талдычит одно: шкуру спущу с тебя, козла!
   - Опять мы виноватые! - завопили козлы, бородками затрясли от негодования.
   - Я ему объясняю, - продолжал волк, - что не козел я. Но понемногу начинаю закипать. И у меня нервы не из канатов сплетенные. Он опять давай куражиться: котлет из тебя наделаю! из шкуры трусы пошью!
   Очень задели меня его слова. Нет, с такими общий язык не найдешь, как не старайся.
   - Люди, люди! Порождения крокодилов! - истошно завопил страус. - Повадились у меня перья щипать! Им, видите ли, шляпки надо украшать. Яйца крадут! Омлет из них хороший получается... Ну, не скотство ли?
   - Вранье! Мы людей не порождали, - возразил крокодил.
   Вдруг заржал конь, встал на дыбы, выругался некрасиво.
   - Вот вы человека хаете, такой он сякой... А мне человек - друг! И очень обо мне заботится, чего не скажешь об этих мерзавцах - комарах! Насмерть закусали!
   "Комар, свирепый гном, крылатый кровосос с писклявым голоском и с мордою слоновьей..." - с трагическим видом продекламировала лошадь, крупная дрожь мощной волной сотрясла ее круп, и она скорбно поникла головой, все еще продолжая шевелить губами с прилипшими к ним травинками.
   - Подумаешь, неженки какие! - недовольно отреагировал комар. - Мы же не ведро выпиваем, а только для поддержания в порядке организма.
   - Вон отсюда! Убирайся! - неслись со всех сторон возмущенные крики.
   - Я птица вольная, летаю где хочу, - гордо сказал комар.
   - Ты не птица! Ты гад!
   - Гад - это я, - сказал с обидой уж. - А он - подлец!
   - Я не подлец, - пропищал комар, но поспешил удалиться.
   И опять конь озлобленно заржал.
   - И я, можно сказать, венец творения природы, должен терпеть этих мошек! Невыносимо сознавать такое.
   - Это ты - венец?! - изумилась корова. - Одумайся, дуралей! Венец - это я, корова! Согласна только с одним - дрянь эту терпеть нельзя! Иначе сожрут, и все мы, как один, вымрем. Останутся только гнус, человек и северный мишка.
   - Как же так! - раскричались птицы. А мы, летающие и пожирающие эту гнусь? Разве мы не достойны венца? Или винца?
   - А мы, - всполошились рыбы, - которым наплевать на комаров с самой высокой... нет, с самой низкой колокольни?
   - Что же это выходит? - недоуменно фыркнул конь. - Рыбы и птицы - венец?
   Животные пришли в сильное возбуждение, вылившееся в ожесточенный спор, который никого не оставил равнодушным.
   А в это время, когда увлеченные спором обитатели зоопарка забыли обо всем на свете, комары на славу отобедали.


                4


   На следующий вечер, лев обратился к собравшимся:
   - Минуту внимания! Некоторые из вас знают, что жила у нас в специальном аквариуме рыба кистеперка, весьма редкий и ценный экземпляр. Так вот...
   - Я слышал, - перебил его барсук, - что они еще пятьдесят миллионов лет назад вымерли.
   - Значит, не вымерли.
   - Вы сказали - жила?
   - Посмотреть  на нее можно?
   - Нельзя. Нету ее. С глубоким сожалением сообщаю вам, что кистеперка наша зоопарк покинула. Исчезла, так сказать.
   - Как исчезла! Куда?
   - В океан решила возвратиться... к Коморским островам. Там, говорят, ее родичи живут. В общем, бросилась в сточную канаву - и привет!
   - И привет... - эхом откликнулись присутствующие, сожалея, что не могут увидеть такую диковинку.
   - Что ж, вольному воля, - подвел итоги лев. - Будем надеяться, что ей удастся добраться до цели.
   - А вот я бы ни за что не уплыла, пусть даже к Коморским островам, - категорично заявила щука - Ни за какие коврижки! И очень довольная, что здесь оказалась.
   Достал меня Иван-дурак! То ему подавай, это... Не нужны ему стали кафтаны красивые... "Не хочу, - говорит, - изюм с черносливом лопать, да квас пряниками заедать. Вина хочу заморского, еды здесь невиданной, машину навороченную, а не на печке-развалюхе разъезжать! На тачке людей сподручней давить, чем печью старой". Марью-царевну из избы выгнал, заявил, что скучно и томно ему с ней жить. Ощущений новых желает: кругосветное путешествие совершить, на пляжах знаменитых поваляться, седалище свое погреть.
   Я ли не старалась! Чешуя дыбом вставала - все угодить хотела. Ведь у самого-то и так мозги слабенькие, а тут совсем с катушек съехал. "Бизнесменом, - кричит, ножками топает, - хочу стать!" И что придумал, негодяй! Меня в аренду за деньги сдавать.
   Старая я стала, совсем с ним умаялась, а тут еще на других пахать заставляет. И сила волшебная во мне пропала совсем, только на одно желание и осталось. Вот я сюда и пожелала, от дурака-бизнесмена подальше. Здесь мне лепота, покой... Рыбешка всякая...
   - Про дураков и я знаю историю, - пробулькала рыбешка, но не всякая, а всеми уважаемая и почтенная камбала. - Вот послушайте, что сестрица моя троюродная сказывала.
   
   Жили-были в одной деревне два брата - оба дураки. Иван, младший, тот умом совсем плохой, а что постарше, Филимон, похитрей немного, но тоже дурень совершенный.
   Раз Иван говорит:
   "Рыбачить пойду, душа ивасей да стерлядей просит".
   "Ну какие в нашем пруду иваси, - отвечает старший, - одни пиявки".
   Не послушался брата Иван, взял уду и пошел на пруд. Сел на бережку, горох во рту перекатывает, на поплавок посматривает, ждет, когда рыба клюнет.
   Повезло Ивану: вытащил он золотую рыбку. Та, как водится, в слезы. "Отпусти меня, Иванушка, - просит, - Три желания твоих заветных исполню. Чего изволишь?"
   Иван долго не думал, ивасей кило стребовал.
   "Это просто, - сказала рыбка. - Вот получи килограмм. Говори второе желание".
   И здесь Иван не задумался надолго. И попросил килограмм стерляди.
   Тут же появился килограмм, точно отмеренный и в красивой упаковке.
   "Ну, что на третье пожелаешь?" - спрашивает золотая рыбка.
   Иван почесал голову, и попросил повторить заказ.
   "Легко", - вздохнула рыбка. Заказ исполнила, махнула хвостом и в глубину ушла, обозвав Ивана на прощание дураком, кем он без сомнения и являлся.
   Возвратился Иван домой, вывалил рыбу на стол и рассказал брату, как дело было.
   "Болван же ты, Ивашка! - не стерпел старший брат. - А что же самогону огненного бочку не попросил?"
   Не ответил ничего Иван, только голову повесил.
   Тогда взял Филимон удочку, побил ей Ивана, плюнул ему в глаз с досады, да с той удочкой сам на рыбалку пошел.
   Но не повезло старшему. Долго он сидел, но ничего не высидел. Но вдруг высунула голову из воды золотая рыбка и сказала:
   "Ужель, думаешь, Филька, что я во второй раз попадусь на одну и ту же удочку? Взял бы хоть другую, дурак!"
   Так и вернулся домой Филимон, угрюмый и с пустыми руками, но с удочкой, и опять побил ею брата.
   Иван же на следующий день снова на пруд пошел, икры паюсной ему захотелось нестерпимо. А на пруду тишина. Золотая рыбка даже не высунулась. Только сказала своей подруге, тоже золотой, но с серебряными разводами: "Чего же высовываться, да на дурака смотреть? Наверняка злоумышляет что-нибудь".
   Загрустил Иван. Говорит себе:
   "Пора удочки сматывать, все равно никого нет, одни пиявицы треклятые!" 
   "Пошто, злыдень, нас поносишь, без вины виноватых, судак ты отмороженный! - возмутились сосущие. - За это оскорбление тяжкое ответ держать будешь".
   Сказали, да как впиявились в него! Видит Иван - дело худо, всю кровь нечисть пузатая выпьет. А те все больше раздуваются от крови, хоть и дурацкой, а собственной, Иванушкиной. Завопил Иван, страданий не выдержав. Признал, что оклеветал пиявок незаслуженно, прощения просил истово, обещал исправиться.
   Простили дурака пиявки. Сказали, чтобы проваливал и больше на пруду не баловал, да рыб золотых не трогал - достояние народное. А напоследок пригрозили, что почище вампиров всю кровь высосут у поганца, если потеху свою не оставит.
   Совсем потерял от страха голову дурак, дунул домой, не оглядываясь. И с тех пор - ни он, ни брат его старший, рыбок уже не беспокоили.
   - История занятная, - одобрил лев. - Кто еще чего расскажет? Есть желающие?
   - Я желающий, - сказал осел.
   - Ну, давай тогда.
   - И-а! - выдавил осел.
   - Это все?
   - И-а! И-а! - с удовольствием повторил длинноухий.
   - Что-то ты не очень речистый, хотелось бы поподробней.
   - Это вступление.
   - Так быстрей к основной части переходи!
   - И-а! - тряхнул головой осел, и вновь заревел: - И-а! И-а! И-а!
   - Здорово, но непонятно, - прорычал лев. - Слушай, осел, давай так договоримся. Ты устал, сегодня от тебя многого не добьешься. Отдохни, а завтра вечером мы тебя выслушаем первым.
   - И-а! - согласился осел.


                5


   - Вообще-то я не осел, а человек, - начал свой рассказ следующим вечером осел. - Заколдовала меня злая волшебница Филомела. Вот придет красавица, поцелует меня в уста сахарные...
   Все засмеялись.
   - Да кому ты такой нужен!
   - Какой такой! - взвился осел. - Вон, даже жирафа со слоном поладили. А как начинали! Я вам напомню:
   "Куда тебе с таким шнобелем женихаться!" - говорила жирафа.
   "Я же молчу про твою шею", - отвечал ей слон.
   Как та возмущалась, как кричала! А он ей так ласково:
   "Молчу, молчу, у тебя прекрасная шея. Просто она такая же, как мой, как вы соизволили изящно выразиться - шнобель".
   А жирафа артачится:
   "Но он у тебя в землю упирается, а моя шея к солнцу тянется!"
   И долго у них в таком духе продолжалось. Но повторюсь, ведь поладили, полюбили друг друга. Теперь их в один вольер перевели.
   А я? Разве можно такого красавца с ними сравнить! Вы посмотрите, какие у меня уши - само совершенство! А как я пою, - да все в трепет приходят!
   И он заревел. И все затрепетали.
   - Я вегетарианец и ем траву, а мясного и рыбного совсем не употребляю. Меня легко и дешево содержать.
    Да любая красавица за честь почтет облобызать меня!
    И совсем я не строптивый и не противная скотина, как меня часто называют ослиные недруги. Просто я очень люблю лакомиться колючками: как только увижу их, так полностью теряю над собой контроль. Так и манят они меня, так и манят. И ничего в мире для меня больше не существует. Колючки, они прекрасны!
   - Ты это... Хватит дифирамбы колючкам петь, - поморщился лев. - Мы собрались, чтобы развлечься, истории послушать, а не про твои кулинарные пристрастия. Тем более, что никто их не разделяет.
   - Не скажи, лев, - возразил осел. - Кулинарные пристрастия - это очень важно. Вот недавно повстречал я козла, и он мне говорит:
   "Задаю себе все время вопрос и не понимаю, почему козлов в огород не пускают? Мы же не бегемоты, не вытопчем все. А там капуста растет... Что скажешь?"
   "Ничего не скажу, - отвечаю. - Не интересен мне твой огород. Предпочитаю простую и здоровую пищу".
   "Это колючки-то - здоровая пища? - удивляется он. - Да, осел ты и есть осел!"
   "А ты козел!" - ставлю его на место.
   "И тем горжусь!"
   "Да чем? Рогами козлиными?"
   В общем, сильно мы друг на друга рассердились.
   "Да, мы козлы! Ну и что? - раскричался козел. - Да, мы очень любим капусту! Ну и что? Только ослы ее не любят. Не возражай, это правда!"
   "А я и не возражаю. Да, я осел, но не до такой же степени, чтобы есть капусту! И признайся, суп из чертополоха - это замечательно!"
   "Вовсе не замечательно! - возражает козел. - Прекрасна капуста!"
   И вдруг совершенно не к месту добавляет:
   "А как мы пляшем, какие коленца выделываем с нашими козлихами!"
   "Ты что, серьезно думаешь, что наши ослихи хуже пляшут? - возмущаюсь я. - И потом: вкалываешь, вкалываешь на человека, поневоле запляшешь. А нет, так он тебя заставит... А поем-то мы как!"
   "Представляю", - с ехидцей говорит козел.
   А затем, когда мы поостыли немного, разговор на детские годы перекинулся.
   "Помнишь, - спрашивает, - как мы с тобой в одну лесную школу ходили? Да что там в школу - в один класс"
   "Помню, конечно, - отвечаю. - Я учился хорошо. Ты же ни в чем ни бекал, ни мекал".
   А он мне:
   "Зато ты своим ревом всю школу с ума сводил".
   Ну ладно, это уже личное... А расскажу я вам о приключениях, выпавших мне, человеку, злыми чарами в осла превращенного.
   При этих словах все снова рассмеялись.
   Когда же он закончил, сторож зоопарка, большой любитель послушать истории и сам любящий их рассказать, так сказала ослу:
   - Нашел чем удивить. Среди людей полно таких метаморфозных ослов. Некоторым так это нравится, что они не торопятся возвращаться в человеческое состояние. А многие давно о нем уже забыли, так всю жизнь и живут ослами. И Апулея я читал... Так что, ты все выдумал.
   - Ну, если только немного, - не согласился осел.
   - Хватит литературы! - раздался голос. - Из жизни давайте чего-нибудь!
   - Это уже завтра, - сказал лев. - Уже поздно, пора расходиться. Да, кстати, слон, тебя тут завхоз ругал.
   - За что?
   - Опять, говорит, этот ненасытный, метлу сожрал.
   - Вот сокровище-то! Кормили бы лучше, тогда бы и метлы в сохранности были.
   - А черенок зачем съел?
   - Так говорю - голодный был.
   Лев вздохнул, а осел признался напоследок:
   - А вообще, мне тут нравится: и кормят, и лечат, и ухаживают за тобой. Тепло, светло. Правда, эти паразиты - комары и мухи - порой донимают. Что же... гармонии в мире нет. Зато сколько новых друзей приобрел, с которыми на воле вряд ли подружился...


                6


   - Жизнь лягушачья не такая уж сладкая, - повела рассказ небольшая юркая лягушка. - Вот говорят: наедятся мошек, наплаваются и давай квакать до одурения. И забывают, сколько нас пострадало до погибло безвинно в нежном возрасте, когда мы были еще головастиками. И водоплавающие, и рыбы всякие - очень до нас охочие! Что же теперь не квакать, спрашиваю я вас? Если бы вы столько пережили, уверяю вас, сами бы заквакали.
   Да и почему же не  поквакать? Напрыгаешься за день вдоволь, накувыркаешься, набьешь пузо комарами да мухами - объедение! - и все в тебе поет. Как тут не квакать. Пусть и другие слушают, нам не жалко. А квакаем мы замечательно - звонко и громко, далеко слышно, хор у нас на диво слаженный.
   Но и ухо надо держать востро. Не дай бог аиста повстречать! Тогда шансы на спасение минимальные, ноль почти, разве что мертвой прикинуться. И еще ежи, совы - всех не перечислишь. А если вдруг пруд пересохнет? Вот беда-то! Нам без воды никак нельзя.
   И о человеке не забывай!
   - Это верно, - перебила ее улитка. - Мне написала родственница из южного города Адлера, что какой-то малолетний прохиндей, пребывая там на отдыхе, снял ее с виноградного куста - и самолетом в Москву. Мало того, что она плохо воздушный транспорт переносит, он ее в городе к стволу тополя прилепил. Хорошо, знакомые твари определили ее в чемодан отпускнику, летящего в тот же Адлер. Еле добралась до своих. Иначе могла бы до старости до родного куста не доползти.
   - И мне знакомая бабочка рассказывала, - зачастила гусеница, - что ее какая-то зараза с капустного листа сняла, только она пообедать собиралась, и тут же в банку стеклянную бросила. Чудом потом упорхнуть удалось.
   Кузнечики возмущенно застрекотали.
   Лягушка, недовольная тем, что ее перебили, сердито квакнула и, немного помедлив, продолжила:
   - Что тут скажешь... Действительно, мало кто из людей к нам с симпатией относится, а уж Ивана-царевича, лобзающего лягушку - и вовсе не встретишь. Отошли те времена. А жаль...
   Она опять квакнула, теперь уже грустно. Затем вперилась взглядом в только ей видимую мошку, резко прыгнула, рот захлопнулся и мошка исчезла.
   - Уф! - вздохнула лягушка. - Летом, конечно, жарко, не терпится поскорей в воду окунуться. Но и мокрой все время тоже неохота оставаться... Вот так и снуешь туда-сюда, наткнешься на какую букашку, закусишь ею, ну и давай квакать... И еще: предка моего портрет известный художник рисовал, правда, не похож он там на себя. Но портрет я сохранила, родичи от него в восторге.
   А вот в учебных заведениях нам не везет: лапы отрывают и током мучают. Убивцы!
   При последних словах, тень омрачила ее морду, и она насупилась.
   И опять вокруг возмущенно загалдели.
   - Это неприятно, очень неприятно, - пророкотал лев и повернулся к волку. - А ты, серый,  что все молчишь, только зубы скалишь, да зайцев зенками своими буравишь. Может, и у тебя есть, что рассказать занимательного?
   - У меня есть, что рассказать, - ответил волк. - Не знаю, занимательно ли это. Но все равно расскажу. Меня это очень занимает.
   - Ну, расскажи.
   - Вот ты, уважаемый лев, про зайцев упомянул. И скажу тебе откровенно - не лежит у меня к ним душа. Обида у меня на них тяжкая. Можно сказать, пострадал я из-за зайца.
   - Ты?
   - Да.
   - А что случилось? Говори давай.
   - Парламентера я съел.
   - Как же так вышло?
   - Просто вышло. Приходит однажды ко мне заяц в шкурке белой, парламентером представляется. Сам дрожит, а речь наглую держит:
   "Эй ты, волк, недруг наш, зайцами одержимый и враг всему остальному лесному сообществу! Так дальше продолжаться не может! Ты - отвратительный хищник! Мы не можем жить вместе в одном лесу и на одной травке валяться! Вот тебе ультиматум: или ты с сегодняшнего дня  перестаешь охотиться на лесных зверей, особенно хочу подчеркнуть - на зайцев, или тебе каюк!"
   "Ишь ты, каюк, говоришь, - отвечаю. - А я смотрю, ты зайчик-то упитанный, жирненький такой парламентер, аппетитный..."
   Сознаюсь, не удержался я, съел его. И тут такой шум поднялся, такой переполох сделался! Ну, и началось. Только и слышно было со всех сторон:
   "Вы не чувствуете угрызений совести, поедая своих лесных братьев?"
   "Вы не сгораете от стыда?"
   "Вас по ночам кошмары не мучают?"
   "К вам не являются призраки, съеденных вами зверушек?"
   "Нет!" - отвечал я всем твердо.
   "Какой ужас!"
   "Ну ты волчара!"
   "Спасибо, что напомнили, - говорю я им. -  А ужас, это когда ты голоден и живот к ребрам прилипает".
   А они опять за свое:
   "Позор!"
   "Таким в лесу не место!"
   "Где же мне место? - думаю. - К человеку пойти?.. Вряд ли он разделит со мной свой ужин".
   Короче, устроили мне обструкцию. Пришлось какое-то время пожить в уединении, пока все успокоится, вдали от общества.
   Но меня это не сильно мучило. По натуре я - философ. Всегда думаю, размышляю о том о сем. Вот, к примеру, задаюсь вопросом: почему волки самые красивые?
   - Не скажи, - попытался возразить заяц.
   - Ты что-то хочешь сказать, косой? - нахмурился волк.
   - Да нет, это нервное, - ответил заяц и мелко затрясся.
   - Вот тоже вопрос: почему зайцы такие нервные?
   - Ну...
   - Заяц, тебе есть еще что вякнуть? Ты меня перебил во второй раз. Смотри, в третий - я рассержусь, и тогда у тебя точно возникнет повод нервничать.
   Да... Вспоминаю... Была чудесная ночь, тихая такая, ласковая. Мерцали звезды и   будили мысль, заставляли задуматься о вечном. Хотелось тотчас же обложиться книгами по философии, астрономии, или роман какой про любовь прочитать. Увы! Библиотека наша, надо сказать откровенно,  находилась в состоянии запущенном, скудном: подшивка "Юного натуралиста" за 1970 год, за тот же год "Веселые картинки". Большинство листов выдрано. Да кипа старых пожелтевших газет, в которых поселились тараканы. Еще две - три книги по политической экономии, изгрызенных мышами.
   - Это клевета! - закричали мыши. - Мы терпеть не можем политическую экономию!
   - Это правда, - признались тараканы. - Мы очень любим старые газеты. Но тоже терпеть не можем политическую экономию.
   - Кончай, серый, оставь лирику, - скривил физиономию лев. - К сути переходи. Не тяни.
   - Извини, лев, отвлекся немного. Вот я и говорю: была чудесная ночь, совсем такая, как сегодня... И я думал о еде: что бы съесть на завтрак, на обед? Хорошо бы, конечно, деревенского петуха-крикуна, а то у меня от его воплей уши закладывало. И курочка не помешала бы, пожирней которая... Думаешь так, думаешь, представляешь в мечтах гуся, индюшку, жиром истекающую... А на ужин ягненка утащить. Слюна так и выделяется...
   Раз вот так я думал о еде, а рядом заяц, тоже о ней думал. И я его сожрал, ну и соответственно, на время перестал о еде думать. О зайце и говорить нечего: он уже никак о ней не мог думать.
   Вот еще каким вопросом я задаюсь: почему я самый сильный?
   - Что-о-о!!! - побледнел от возмущения лев. - Наглец! Самый сильный, смелый и красивый - это я, царь зверей! А ну-ка, пошел отсюда!
   - Прошу прощения, почтеннейший, - струсил волк. - Здесь я ошибся. Конечно, ты самый сильный. Погорячился немного...
   - То-то же! - смягчился лев. - Можешь продолжать. Но за своими словами следи.
   Поникший было головой волк, перевел дух, шмыгнул носом и опять ударился в воспоминания:
   - И о детстве своем думаю, отрочестве, юности. Проказничал, задирал всякого, шалил частенько - не от злобы, а так, от веселого своего характера...
   - Веселый и задиристый волк, - прошептал один заяц другому, - что может быть ужасней!
   Тот, испуганно вращая глазами, согласно пискнул.
   - Ох, и игрун же я был молодым волчонком! Бывало: тому банку к хвосту привяжешь, другого пнешь как следует, кого шишками с репьями закидаешь. А натянешь веревочку между деревьями - тут медведь и брякнется! Ну и сердился косолапый!
   - Я и сейчас сержусь! - проревел медведь.
   - Ежа подстрижешь, - настоящий футбольный мяч выходит. И давай его до вечера гонять, - глядя с некоторым трепетом на медведя, продолжал волк. - Или сучок какой обломаешь - вот тебе и клюшка для хоккея с мячом, опять же еж подстриженный сгодится. А то и... - здесь волк перешел на шепот, чтобы мишка не услышал, - краску сопрешь где, и из бурого белым медведя сделаешь.
   Да, порой ностальгия по счастливому детству так грудь сдавит, так сердце сожмется... Вот и сейчас... Даже курить захотелось. Ах ты, спичек нет!
   Тут волк взял за шкирку двух зайцев, стукнул их лбами и закурил от пробежавшей искры.
   - И воспитания я приличного, - гордо сказал волк. - Никогда так просто барана не съем, всегда скажу: "Не извольте беспокоиться, сударь, но вам пришел копец!" И овце тоже никогда в любезном обращении не откажу: "Сударыня, - говорю, - соблаговолите быть съеденной, я очень голоден!"
   А хорошие манеры привила мне старая коза, славная своей ученостью - до пяти могла считать! - и безукоризненным умением себя вести. За ней папаша покойный специально набег в деревню организовал.
   Надо признаться, крутая была коза, и держала меня в строгости, Чуть что, линейкой по лапам - хрясть! На всю жизнь отбила. До сих пор побаливают. А то и плеткой охаживала. И орала-то как! Про то и не говорю. Но что не выдержишь, чтобы научиться хорошим манерам.
   - Вы ей благодарны?
   - Конечно.
   - Наверное, цветы ей приносите?
   - Непременно... На могилу.
   - Что?!
   - Долго я терпел, но вспылил однажды и сожрал ее, хотя и не забыл сказать, чтобы не изволила беспокоиться и соблаговолила... А косточки потом зарыл. Папаша, помню, долго смеялся. "Так, - говорил, - ей, мымре, и надо!" Но хорошие манеры она в меня вбила крепко, как гвозди в стенку.
   - А ты, рогатый, - лев бросил взгляд на телка, - что глазами хлопаешь, да мычишь бестолково. Или рассказать что хочешь? Ну, позабавь, или в тоску вгони.
   - По правде сказать, не теленок я вовсе, а братец Иванушка. А теленочком стал, когда сестрицу Аленушку не послушал, воды мутной напился, промышленными отходами загрязненную. Так и превратился в мутанта, в теленка то есть... А история моя вам знакома.
   - Что же ты сестрицу-то не послушался?
   - Да козлом был.
   - Мы в твоей беде не виноватые! - заволновались козлы. - Что же ты на нас напраслину возводишь!
   - Это художник так меня обозвал, тот, что Аленушкин портрет нарисовал. А на меня красок пожалел. "Козел ты!" - говорит.
   Засмеялся лев.
   И тут пронзительно заверещал заяц. Оказалось, что медведь наступил ему на ухо.
   - Вот черт слепой! - ярился раненый заяц. - Под ноги смотреть надо!
   - На помощь! Срочно нужны носилки! Зайца чуть не убили! - неслось со всех сторон.
   - Я же говорил, от зайцев одни неприятности, - желчно сказал волк. - Всегда нагадят, где только можно.
   - Не гадил я! - яростно возражал заяц. - А он мне все равно ухо отдавил!
   - Тащите его к Айболиту, - посоветовал волк. - Я при нем в санитарах служил. Костолом он отменный... Или костоправ? Не помню уже. Но просто так ничего не отрежет. Если только случайно... Но потом обязательно извинится. Вежливый доктор.
   Вопящего зайца уложили на носилки и быстро унесли.
   - Путается тут всякая мелочь под ногами, - недовольно проворчал медведь, -  шагу ступить некуда.
   Зайцы опасливо на него косились.


                7


   И пока все ждали вестей о покалеченном зайце, тощая вобла, энергично шевеля плавниками, поделилась с почтенной публикой грустной историей о трусоватом пескаре-одиночке, всех сторонившегося, по возможности никуда не высовывающегося,  который даже семьей не обзавелся - бука, одним словом. И в конце концов оказался никому не нужным. Долго жил пескарь, а потом исчез, и никто не знает куда. Похоже, что даже его вечный враг - щука, и та им побрезговала.
   "Вовсе нет", - ухмыльнулась про себя щука. Но промолчала.
   Общее мнение выразил усатый налим, сказав, что пескарь тот - дурак, и любой им бы побрезговал, а щука, хотя она ему и не нравится - молодец.
   Вобла же, прополоскав рот, опять забулькала.
   - Однажды я сама вляпалась, точно так же, как папаша того самого пескаря. Зацепилась я раз за крючок, поболталась на нем недолго - всю губу разодрала! - вытащили меня, и быстренько в ведерко кинули. Засыпать я стала. Вдруг слышу сквозь дрему, как сынишка с отцом разговаривают.
   "Папа, а отчего рыба в ведре такая сонная?" - спрашивает малец.
   "Оттого она снулая, что устала целый день от щуки улепетывать, - отвечает отец. - Вот мы ей и помогли".
   "Может, все-таки ушла бы я от зубастой, а то как в сказке про Колобка получается..." - промелькнуло у меня в голове.
   И так мне тоскливо стало, так на сердце тяжело - на котел глядючи, паром жарким дышащим, что собрала я остаток сил, напряглась, сосчитала про себя до трех - да как прыгну! И прямо в речку! А там уже дело техники: хвостом вильнула и вглубь пошла. Ищи меня, свищи!
   Рассказ встретили благосклонно. А тут и заяц из ветпункта вернулся: голова перевязана, лишь одно ухо задорно из бинтов торчит. Зыркнул глазами косой на медведя сердито, и поскакал к своим.
   - Говорил я вам, - пробасил волк, - что Айболит ветеринар знатный, правительственные награды имеет за оказание скорой помощи. Только странный он какой-то: все микстуры и порошки выписывает... А таблетки?  Ну, на кой ляд они нам нужны!
   А вот оперирует он отлично. Мне сразу десять зубов удалил. И все бы вырвал, да взроптал я. Чем же я, говорю, ваши таблетки жевать буду? Подумал Айболит. Согласился. Так, дернул еще пару зубов для порядка и отпустил. Хороший доктор, ничего не скажу.
   Он тогда в санитары меня взял, чтобы помогал я ему. Если кто вдруг в обморок упадет или ногу сломает, то сразу того мне на горбину - и должен я потерпевшего в санчасть ближайшую доставить, если у нас здесь в зоопарке в местной ветклинике мест не хватает.
  А знакомство мое с ним зимой вышло. Прибег я к нему однажды с температурой высокой, зуб на зуб не попадает. Да... - вздохнул волк. - Тогда у меня еще много зубов было, пасть целая... Ну так вот, он меня и спрашивает:
   "Что, серый, случилось?"
   "Хвост отморозил, рыбу ловил в проруби".
   "Хвостом?!"
   "Ага".
   "Кто же ловит рыбу хвостом, да еще в такой мороз!"
   "Так лиса, кума моя, посоветовала. Сказала, что сама таким образом тьму рыбы  наловила - и большой, и маленькой".
   "Дивлюсь я на тебя, волк! Лиса ему сказала... Тебе в первую очередь голову лечить надо".
   "Вот я и пришел. Вас все хвалят, говорят как о толковом спеце. Я и гостинчик принес".
   "Рыбу, что ли?"
   "Зачем рыбу. Зайца поймал. Зажарите. Или супруге вашей на воротник сгодится".
   "Холостой я", - пробурчал Айболит.
   Но подношение принял. Подлечил меня. И как я уже говорил, скоро на работу к себе пристроил. Хорошее было время... пока я одного пациента не сожрал. Ну ладно, не будем о грустном. Нет, ничего не скажу, - хороший человек, Айболит.
   - Волк прав, - сказал медведь. - И мне пришлось как-то к нему обратиться:
   "Вот хромаю, - говорю, - животина болит, один глаз почти не видит".
   "А что с глазом?" - вопрос задает.
   "Да козел один боднул".
   "Понятно. А с ногой?"
   "Да козел один..."
   "Ясно. А что едите?"
   "В основном - коз да овец, козлов да баранов..."
   "Необходима строгая диета! - так мне строго говорит. - Ягода, рыба,можно мед... И ничего жирного!"
   Так полегчало мне, после диеты-то! Согласен с волком - и человек, Айболит, хороший и доктор замечательный.


                8


   Очередной вечер подходил к концу. Лев, развалившись на почетном и удобном месте, лениво ковырял в зубах сломанной ветром веткой и слушал жалобы бегемота на человека с ружьем, на то, что он подслеповат, а потому является прекрасной мишенью для охотника.
   - Конечно, мы, бегемоты, для людей добыча лакомая! - восклицал он, поводя по сторонам глазками в поисках сочувствия.
   И ему сочувствовали.
   - Кожа наша идет на сумки, ботинки и другие поделки, - продолжал сокрушаться бегемот. - Помилуйте! Из наших ног табуретки изготовляют, а то и пепельницы. Клыки, как ручки для ножей используют, а зубы, как пресс для бумаги. Виданное ли это дело! И мясо наше в цене. Каждый бифштексом из нас норовит полакомиться. Нет нам покоя от человека! Еще повезет, если в зоопарк отправят.
   Тут лев немного оживился и сказал:
   - Что же, раз речь зашла о зоопарках и охотниках, давайте поделимся воспоминаниями - кто и как сюда попал?
   - Я поделюсь! - закричал кто-то.
   - Нет, я! - возразил ему другой.
   Поднялся шум, гам, все заспорили.
   - Прекратить! - рыкнул лев. - Еще драки не хватало! Здесь приличное заведение.
   Собравшиеся притихли.
   - Давай ты, волк, начинай первым! - приказал лев, уже беззлобно.
   - Да, собственно, и рассказывать особенно нечего, - откликнулся волк. - История обыкновенная. Залез я как-то в курятник, ну и съел парочку кур. Отяжелел приятно. Еще пару добавил. Добавилось и тяжести. Увы! В отверстие я пролез только наполовину, второй половине помешало брюхо. Тут меня хозяин и огрел дубиной по черепу, - небо с овчинку показалось, думал и дух вон. А потом меня, сознание потерявшего, сдал охотникам за вознаграждение. А те, тоже не за бесплатно, в зоопарк сдали. Так я здесь и оказался.
   Лев хмыкнул.
   - Ну, а вы, лисоньки, что скажете?
   - Что тут скажешь, - вздохнула Алиска Чернобурова. - Съела я Колобка, вот и пострадала! Волк с медведем за то на меня сильно осерчали. Прошляпили они, Колобка, глупые. Уши свои развесили, нет бы чуточку хитрее быть. Зависть их взяла, - вон, говорят, пошла из леса! Расстроилась я, конечно. Из-за какого-то куска теста - родины лишили, в изгнание отправили. Бегу, по сторонам не смотрю, слезы глаза застилают, переживаю очень. Ну, и наскочила на капкан. Тут-то меня в полон и взяли.
   - А мне вот скверный Колобок попался, - с сожалением сказала Алиска Шубейкина. - Думала, обычный... Говорю ему: "Колобок, колобок, я тебя съем!" - А этот наглец мне и отвечает: "Ха! Зубы обломаешь!" - "Это почему? - удивляюсь. - Я же не железку есть буду, а тебя". - А тот так заносчиво: "Я в печи три дня закалялся, три на морозе. Знаешь, какой я твердый? Куда там железке!" И прыг мне на нос! Не поверила я, дура - обломала зубки свои красивые. А кто я без зубов? Сама добычей сделалась. Ну и сдалась представителям зоопарка. Здесь хоть кашкой питаюсь. А в лесу каши не сваришь.
   - Ну, слушаем тебя, Алиска Воротникова. Что ты нам поведаешь?
   - Со мной вообще какая-то ерунда случилась, - ответила та. - Как-то пробегала околицей деревенской, вижу - семейство мучается, никак репку вытянуть не могут. Табор целый: дедка, бабка, внучка, Жучка, кошка, мышка... Ну, думаю, помогу семейству растение вытащить. Пристроилась сзади, схватилась за мышку. И как-то так, само собой получилось - съела мышку... потом и кошку.
   Тем временем вытащили репку. Дед с бабкой уже ею закусывают, Жучка лает, внучка орет, а я... Короче, застукали меня. И только я хотела на мышиных косточках покататься, но прежде водички испить, кишочки свои прополоскать - так у меня в горле пересохло. И уже добежала да колодца... Там-то меня и тюкнул ведром по голове  дедка обозленный. Ладно бы я внучку съела. А то - мышь! Да полосатая в соблазн ввела... Ну и сплавили меня беспамятную, охотнику проходящему. А тот, не будь дураком, в зоопарк меня сплавил... За деньги, конечно.
   - Да, нехорошо вышло, - согласился лев, потянулся с удовольствием и, приметив недалеко кабана, жующего жвачку, говорит ему: - А ты, свин дикий, что глаза пялишь, давай рассказывай свою историю.
   Хрюкнул кабан довольно, что ему слово дали, и повел неспешно рассказ:
   - Сколько же я с самого детства наставлений наслушался! Тысячу, если не больше... Все за дитя малое считали. А я рос усиленно, и уже стал почти взрослым кабаном. Но все равно, только одно и слышал:
   "Будь внимателен!"
   "Смотри по сторонам! Враг в засаде не дремлет!"
   "Под ноги гляди! Иначе в капкан попадешь, или в яму сверзишься!"
   "С незнакомым зверьем не разговаривай!"
   "Возвращайся вовремя!"
   "Не выходи из леса! Там люди. А это всегда опасно. Очень опасно!"
   Ну, и в том же духе.
   Но, как известно, слаще запретного плода ничего нет. А уж эти люди! И чего мне только про них не рассказывали. Особенно велели охотников остерегаться.
   "Это хищники безжалостные, - повторяла мне мамаша изо дня в день. - Их хлебом не корми, дай на нас поохотиться!"
   Мама как в воду глядела... Ай! Ай! Ай!... Вот и семейство кровососов пожаловало! Ай, паразиты! Да что же вы так больно кусаетесь!
   - Какое семейство! Это армия целая! - заревел осел.
   - Это не просто армия, а хорошо вооруженная армия! Нет! Нет! Нет!.. Это невыносимо!
   - Изверги!
   - Враги рода звериного!
   - До исступления, гады, доводят!
   - Мы не изверги, а уж тем более - не гады. Совсем к ним никакого отношения не имеем. Да и чем же нам питаться? - защищались изверги.
   - Спасайся, кто может!
   Звери снялись с места, и каждый побежал, пополз, поскакал - кто как мог - в свое убежище.
   - Завтра доскажешь! - бросил лев кабану, и побежал вслед за остальными.


                9


   - Уф! Проняло-то как вчера! - сказал лев. - Прямо, как бешеные налетели. Сегодня вроде ничего. Пока, по крайней мере... Ну, кабан, заканчивай свою историю. Что-то я в атмосфере напряжение чувствую.
   - Мне немного сказать осталось, - отозвался тот. - Однажды искал я желуди. Дело серьезное и требует внимания. Нашел. Поел. Бок свой щетинистый почесал о дерево с корой шершавой, потом другим боком примерился. Начесался всласть. Хрюкаю от удовольствия. Хорошо! Думаю, соснуть пора. Прилег, готовлюсь с Морфеем обняться. Как откуда не возьмись - охотник! И целит в меня из ружья. Я в заросли рванул, только шум и треск пошел. Да куда там! Другие охотники меня поджидали. Поджидал меня и зоопарк.
   Воспоминания так взволновали кабана, что он заказал двойную порцию желудей.
   - Охотники, это беда, - признал лев. - Особенно, если опытные, да зоркие и проворные. Непременно застрелят. Все зло от них.
   - С ними всегда надо держать ушки на макушке, - подтвердил тигр. - Чуть зазевался - все! Кранты!.. Вот если бы они без оружия были... - и злые огоньки зажглись в глазах хищника. - У меня с человеком старые счеты.
   - Ждем твою историю, - сказал лев.
   - Однажды в студеную зимнюю пору... Помню, был сильный мороз... Но, главное не в этом, - остро встал вопрос с питанием. До чего с голодухи дошел - орешки стал кедровые вылущивать, да за мышами охотиться. Что за жизнь! А хотелось с оленем повстречаться, корову подстеречь... Не побрезговал бы и кониной. Но за коровой надо к человеческому жилью идти, и сами понимаете, это небезопасно. Стрельнет в тебя кто, и давай с предками целуйся! Прощай орешки и мыши.
   Но, как говорится, голод не тетка. Надо лыжи вострить - и ближе к человеку. Где, как не у него пожива. Опять же, кто не рискует, тот не ест коров и прочую одомашненную живность. - Тигр глухо и злобно заурчал. - А живность-то лакомая.  Подобрал я себе товарища, и двинулись мы к цели.
   Только не добрались мы до деревни. На охотников напоролись. Так наш вояж и окончился. Ну а дальше известно: или на месте прибьют, или в зоопарк отправят. Меня вот в зоопарк отправили.
   - А товарища?
   - На месте прибили. Сказали, что кочевряжился сильно.
   - Нет повести печальнее на свете, - вздохнул лев, подводя итоги.
   - Нет, есть! - возразил медведь. - Тоже, помню, голоден был: ни ягод, ни меду, рыба под лед ушла. Стал я думу думать, как из положения выйти. Только думай не думай, а надо к человеку идти. А тут он и сам объявился. Вот и хорошо, обрадовался. С голодухи - и человек сгодится.
   Как на зло, человек оказался охотником. Увидел меня - и давай палить из ружья. Побежал я от него, от страха голову потерял, да и в капкан попал, а в придачу и в яму свалился. Характера я кроткого и открытого, но если меня разозлить... Такая меня ярость обуяла, бросился я на охотника... Ан нет! Куда не ткнусь - везде  стенка. Глубокая яма оказалась, да и капкан проклятый мешал. Ну, бушевал я, бушевал, а потом и смирился. Тут другие охотники  набежали, вязать меня стали.
   И вот я в зоопарке! Засадили меня за решетку, гордого и могучего, - изъяли из родных мест и свободы лишили. Не печально ли это?
   - И со мной такое же несчастье приключилось, - вступил в разговор другой мишка. - А как угодил в капкан, тут и человек объявился, охотник вестимо, и без лишних слов предлагает мне войти в дружную цирковую семью. "Ты чего, - говорю, - я и в медвежьей не состою. Одиночка я. Шатун. Так, изредка родителей проведаешь... Да и что мне там делать? Плясать разве?" - "Вот-вот, - обрадовался он. - Именно, что плясать".
   Тогда сказал я ему, что родители мои будут беспокоиться. А он мне в ответ: "Мы и их заберем". Заревел я: "Ну уж нет!" Хотел врезать ему как следует. Но тут он в меня усыпляющей пулей стрельнул. Так я сюда и попал. Скажешь, это не печально?
   - Да нет, не скажу, - пробормотал лев. - Похоже, на эту тему веселых историй нам не дождаться. Да и закругляться надо. Погода портится. Что, брат бизон, завершай вечер, рассказывай свою грустную историю. Давай, мохнатый.
   - Что правда, то правда, - сказала бизон. - История действительно невеселая. Но, в отличии от других, я не голодал. Какое лето стояло! Птички поют, лягушки квакают, мышки летают. Еды - полно! Воды - залейся! Трав - море! Жуй да жуй. Только кудри расчесывай и мычи от удовольствия. Прекрасное лето! Пока не пришел охотник...
   Стою я как-то, жую, не тороплюсь никуда, только что еду у чужака отнял и самого турнул из кустарника. И вот откуда он взялся! Только слышу говорит:
   "Что, зверюга, жуешь?"
   "Ну и жую, - отвечаю. - А что, нельзя? Что-то я запретительного знака не видел. А если бы и увидел - то сожрал бы его немедленно".
   "Я не против, жуй на здоровье. Мне вот тоже пожевать захотелось. Мясо-то у тебя недурное... И шкурой твоей хорошо накрываться холодными зимними вечерами".
   Чуть было я не подавился.
   "Протестую! - закричал. - Да ты кто такой! Я тебя как соломинку переломлю! Ты посмотри на мои плечи, рога..."
   "А ты на мое ружье глянь", - спокойно так говорит.
   Глянул я, и оно мне не понравилось. Потом на охотника тяжело посмотрел, замычал громко, хвостом забил, шею напряг. Но и тот оказался не робкого десятка; лицо у него омрачилось, глаза кровью налились, весь трясется от бешенства, орет.
   Стою на месте, ногами перебираю, шансы прикидываю. Смотрю, и охотник прикидывает. Эх, если бы не ружье!
   В это время и второй охотник появился, и тоже что-то прикидывает, а второго бизона нет как нет. И чувствую, одному мне с ними не справиться. Тогда мы кончили прикидываться - и я сделал ноги. Но далеко не ушел. Дальнейший мой путь лежал уже в зоопарк.
   - Не люблю людей, - сказал в заключение бизон. - Свиньи они!
   На другом конце зоопарка кто-то страшно заревел.
   - Кто это? - испуганно спросила залетная ворона.
   - Длиннозавр наш.
   - Вы хотите сказать - динозавр?
   - Он и есть динозавр, только ужасно длинный. Такой длинный, что даже уму непостижимо.
   Словно гонимая этим ужасным ревом, показалась туча комаров, и она стремительно приближались.
   Прибежал волк, и, приковав себя к ножке столика, закричал:
   - С места не сойду, пока не вернут меня в родную стихию! Меня окружающая среда не устраивает. Хочу в тамбовские леса. Долой произвол служителей зоопарка! Лучшие куски мяса - волку! Требую новую подругу! Все равно убегу!
   Издалека доносился глухой рокот, словно где-то гигантские камни сталкивались друг с другом. Грохот постепенно нарастал и гремело все ближе. Сквозь мутно-сизые сгустившиеся тучи просверкнула молния, пока без грома. А вот и громовые раскаты не заставили себя ждать.
   Животные вели себя неспокойно.
   Гнусно засмеялась гиена, завели свои песни лягушки, залаяли павианы, яростно заревели носороги. Все вокруг кричало и верещало. Развонялся взволнованный скунс.
   В городе резко стемнело. Вот-вот должна была разразиться гроза.