Пару раз в месяц личный состав роты, не занятый службой в карауле и наряде, направлялся для работы на торгово-заготовительную базу. Название базы всегда стояло в первом ряду самых поэтичных и желанных армейских наименований. ТЗБ! От него за версту несло тушёнкой, майонезом и яблоками!
Перед построением для убытия на работу деды проводят тщательнейший инструктаж молодым. Ведь на месте все будут разбиты по парам или по три человека и не факт, что можно будет вовремя подсказать зелёному недоумку единственно правильный способ незаметного хищения драгоценного витаминного продукта, к которому на очень короткое время будет допущен служивый.
Технология воровства отточена годами. Везде есть «особые условия». Как правильно заныкать пару мешков картошки или лука при выгрузке вагона, как вынести в снятой с себя шинели два ведра яблок или упаковку тушёнки, на что обращать пристальное внимание, как улыбаться женщинам, работающим на базе, отвлекая их от постоянно мышкующих товарищей, когда и как забирать всё, нажитое непосильным трудом…
Это была целая наука. Она постоянно совершенствовалась и оттачивалась с каждым новым посещением этого благословенного учреждения. Бесценный опыт незаметных продуктовых хищений бережно накапливался старослужащими и старательно передавался ими всем служивым нашей роты. И никогда ещё ни один растяпа из роты не был пойман при попытке стянуть что-нибудь с базы! Хотя следили за солдатиками пристально и стращали самыми тяжёлыми наказаниями за хищение.
Нужно было видеть караван из ротных добытчиков, когда продукты, украденные на базе, извлекались из потайных мест и загружались на плечи! Обычно офицеры, сопровождающие роту, никогда не шли с ней обратно в расположение, ведь под боком был родной дом. И сержанты смело вели вереницу добытчиков до казармы, перед ней была остановка на отдых и перераспределение еды, часть съедалась за ужином, часть пряталась для перетаскивания в караул и КПП.
Дело в этот раз происходило зимой. Рота после прибытия нетерпеливо выстроилась на центральной площади базы. Командовал распределением жизнерадостный румяный майор, какой-то начальник. Он держал в руках листок с номерами складов и количеством бойцов, необходимых для работ на них. За ним переминались с ноги на ногу женщины, кладовщицы, которые и руководили работами на своих складах.
Майор выкрикивал:
- Склад номер пять, два человека!
Деды, которые назубок помнили номера складов и перечень хранимого в них, стояли кучно в заднем ряду и мгновенно принимали решение:
- Пятый? там что? картошка! - Молодые, пошли два человека!
Начальник продолжал:
- Двадцатый, десять человек!
Деды сразу же реагировали – это склад на железной дороге, нужно будет разгружать товарный вагон, быстро уходят два деда, которые будут руководить процессом и восемь молодых. Отлаженная за многие годы машина по грамотному улучшению норм питания доблестных ракетчиков начинает свою незаметную и уверенную работу.
Внезапно наступил непредвиденный момент, который поставил всезнающих дедов в сложное положение.
- Семнадцатый, проревел майор, выпуская облако пара, два человека!
Возникла заминка. Деды начали шумно спорить, лук на семнадцатом складе или морковка. Мнения разделились практически поровну. Самостоятельно проявлять инициативу и по своей воле вызываться на склад мы не имели права, ждали уверенную команду от наших, более искушённых в добыче «полезных ископаемых» старших товарищей.
Майор, который уже прочёл больше половины своего листка за столь короткое время и уже мысленно накладывал ароматное варенье в большую кружку горячего чая, чтобы согреться после выполнения такого сложнейшего распределения работ, чрезвычайно раздосадованный непредвиденной остановкой процесса, досадно поёжился на свеженьком архангельском ветерке, грозно обвёл слегка поредевший наш строй суровым взглядом и проревел:
- Семнадцатый!!! Вы что, оглохли там? Мне что, по два раза повторять надо!
Меня и стоящего рядом Серёгу толкнули в спину:
- Пошли! Скажете потом, что там на складе.
Мы уверенно шагнули вперёд, от кладовщиц отделилась женщина и махнула нам рукой. Склад номер семнадцать находился вдалеке от центральной части, мы прошли через несколько ворот и оказались перед металлической дверью.
Женщина указала на дверь в конце коридора и сказала:
- Пока я буду открывать дверь, сходите в туалет.
Мы ответили, что вроде бы не хотим пока. Она добродушно улыбнулась и сказала, что сходить всё равно придётся, потому что я вас закрою на три часа в складе и там туалета нет. Мы повиновались.
В довольно просторном помещении справа стояли от стены до стены деревянные ящики до самого потолка. Воздух был наполнен непонятным чудесным ароматом, это была далеко не вонь от гниющего лука и даже не так редко радующий нас приятнейший запах яблок. Было невозможно простыми словами описать его тончайшие оттенки. Мы интенсивно крутили головами и растерянно озирались.
Кладовщица объяснили нам задачу – нужно все ящики аккуратно переставить на левую сторону склада. Длинная узкая стремянка стояла, прислонённая к стене. Она ласково улыбнулась нам на прощание и пожелала:
- Только ешьте поменьше пожалуйста, мало ли что может случиться… Вышла и бесшумно закрыла за собой дверь.
Я резко сбросил с себя шинель, схватил стремянку, быстро забрался по ней к верхнему ряду ящиков и остолбенел. Все ящики были доверху заполнены спелыми румяными персиками!!! Я схватил один персик в правую руку, один в левую и начал судорожно заталкивать себе в рот, заливая брызнувшим соком лицо и руки.
Серёга орал снизу:
- Что там! Что там?
Я не мог ничего сказать, ведь рот был заполнен ароматным нектаром, я только громко мычал. И тут мой верный армейский приятель начал раскачивать стремянку из стороны в сторону и кричать:
- Мне сбрось что-нибудь, сволочь! Мне сбрось!
Я отбросил косточки персиков в сторону и судорожно уцепился за ящики, чтобы не рухнуть с высоты.
- Лови! - вниз в распахнутые Серёгины руки полетели экзотические фрукты. Так, не проронив больше ни слова, только довольно урча, как коты, мы умяли почти пол ящика персиков. Я стоял на стремянке, постоянно заталкивал фрукты себе в рот одной рукой, а второй рукой непрерывно бросал персики вниз Серёге, который умело ловил и с радостным мычанием поглощал их внизу.
Наконец Серёга остановился и сказал, отдуваясь:
- Ну мы с тобой и дятлы! Сейчас объедимся и не сможем потом ящики передвинуть. Давай остановимся и сначала работу сделаем, а уже потом покушаем. Против этого разумного предложения я спорить не стал.
Мы не спеша переставили все ящики на другую сторону склада, оставили на полу три из них. На два уселись, из третьего не спеша брали персики и смаковали. Все косточки складывали в ведро, предусмотрительно оставленное возле дверей.
- Что дедам говорить-то будем? Может, возьмём им немного? Недолго посоветовались и решили – в этот раз перетопчутся. Скажем всем, что лук гнилой перебирали, тем более что у кого-то из них была такая версия.
Кладовщица, открыв двери, первым делом с заботливой улыбкой поинтересовалась у нас, как самочувствие. Мы счастливо прижмурились, я сказал, что это самый счастливый день в нашей жизни за последний год. Она посмотрела в ведро, почти до верха наполненное персиковыми косточками и рассмеялась.
Несколько дедов уже топтались, покуривая, на площадке сбора. Настороженно осмотрели нас, не дышащих и до предела втянувших в себя набитые персиками животы и требовательно спросили:
- Ну и что там на семнадцатом?
Я медленно выдохнул, скривил лицо и как можно досаднее процедил:
- Да лук гнилой, и с собой - то взять нечего.
Видимо, сыграно огорчение было удачно и нам в тот раз поверили.
Но впереди было ещё одно серьёзное испытание – обед. Наш призыв сметал в армейской столовой всё содержимое бачков во мгновение ока и сейчас с набитыми персиками желудками мы просто физически не могли бы вместить в себя полноценный обед.
У наших же дедов был непревзойдённый нюх на подобные вещи. Если молодой не мечет самозабвенно пищу со всеми наравне, значит, умудрился, гад, где-то без согласования с ними нахомячиться и незамедлительно следовал разбор полётов с самым жестоким наказанием.
Я шепнул Серёге:
- Становимся на раздачу пищи.
Тот в ответ довольно улыбнулся, простой выход из ситуации был найден.
Пища солдатская в те славные времена тоже выполняла задачу по нашему воспитанию и выживанию, но никак не по насыщению молодого солдатского организма витаминами и калориями. На первое – каша с водой, на второе – каша без воды, на третье – вода без каши. Солдаты не свиньи, всё съедят, любил повторять наш старший повар.
Клейстер, жиденькая кашка из сушеного картофеля, по вкусу отдалённо напоминавшая картошку. Овёс, овсяная каша с огромным количеством шелухи в ней, которая мерзко царапала язык и рот. Шрапнель, постоянно недоваренная синяя перловка, отвратительно поскрипывающая на крепких солдатских зубах. Бигус, тушёная капуста, при приближении к столовой за сто метров уже начинали слезиться глаза от невыносимой уксусной вони. И нас не баловали разнообразием, если шёл овёс, то мы плевались шелухой месяц, если бигус, то столько же вытирали слезящиеся глаза.
На мясо первые полгода были телячьи хвосты. Этот обрубок длиной полметра и загнутый, как турецкая сабля, предлагался нам в качестве полноценного мяса. И если растянуть его в разные стороны, то можно было исхитриться, хорошенько постараться и выгрызть кусочек мясца, сиротливо прилепленный к позвонку.
Гречку или плов мы видели пару раз в году по большим праздникам – на двадцать третье февраля и на день ракетчика. Из молочных продуктов мы вообще за время службы не видели ничего, по большим праздникам в армейском кафе можно было разжиться только сгущёнкой с непонятным цветом и вкусом.
Архангельская тайга с июня по октябрь щедро снабжала нас грибами и ягодами. Но собирать и тем более готовить пищу самим категорически запрещалось. В этом отношении самые выигрышные условия были у караула, на службу они шли пешком и почти сразу же сворачивали с бетонки и прочёсывали тайгу в поисках грибов и ягод. Потом всё собранное очищалось, готовилось и шло на дополнительное питание.
Во время наведения порядка на территории нас с дружком Витей однажды поставили пропалывать траву на рампе продовольственного склада.
Мы почти закончили работу перед обедом и решили отдохнуть, когда широко распахнулась дверь одного из помещений, на улицу вышел заспанный служивый в штанах и тапочках на босу ногу, душевно потянулся до хруста в костях и громко зевнул. Достал сигареты, прикурил и увидел нас, сиротливо сидящих на краю рампы.
- Эй, сыны, ну что, жрать хотите? - весело крикнул он.
- Хооотим!!! – радостно заорали мы. Гоняли нас от заката до рассвета наши старшие боевые товарищи без устали и есть нам дико хотелось постоянно и круглосуточно.
Солдат скрылся за дверью и через пару минут вынес и положил на траву рядом с нами буханку белого хлеба и килограммовую банку тушёнки.
- Держите подарок по дружбе. Меня зовут Олег. Шить на машинке умеете? Я начальник мастерской по ремонту постельного белья. Мне через три месяца домой, могу кого-нибудь из вас на своё место устроить!
Витя аж задохнулся от нахлынувшего волнения, на минуту отвлёкся от бесценного подарка и закричал:
- Я умею!!! Я шил!!! Меня устрой!!!
Олег спросил его фамилию, улыбнулся добродушно, спросил, в каком подразделении служит сейчас, пообещал всё устроить и, посвистывая ушёл в сторону столовой.
Банка тушёнки была в толстом слое солидола, который мы быстро сняли травой. Но как открыть её? Попросить что-нибудь острое у нашего благодетеля мы не успели. Ножа у нас с собой не было, да и быть не могло, нахождение в наших карманах любого колюще-режущего предмета безоговорочно приравнивалось нашими командирами к государственной измене и каралось безжалостно. Из металла, способного помочь нам в добыче тушёнки, на нашей одежде только бляха солдатского ремня. Её Витя и приспособил в качестве открывашки, наставив кромкой на крышку и нанося сверху удары камнем.
Это истязание тушёнки длилось несколько минут, взмокший от напряжения дружок, поминутно громко сглатывая слюну, как молотобоец в кузне, крякая лупил по пряжке камнем. После многочисленных ударов всю банку перекосило и частично сплющило, но жесть проиграла неравную битву с толстой латунью пряжки и часто сглатывающему слюну дружку удалось с одного краю пробить дыру и затем открыть её полностью.
Из ивовых прутиков выломаны вилки, и мы принялись за поглощение подарка щедрого портного.
Солдат, которому не повезло в столовой оказаться за обеденным столом третьим с краю лицом к выходу, оказывался раздатчиком пищи. После того, когда все быстренько рассядутся за столы в столовой, звучит команда старшины:
- Раздатчики пищи, встать! Приступить к раздаче пищи!
И бедолага вначале быстро разливал из общего бачка жиденький суп поварёшкой своим товарищам по оружию, потом, не успев зачерпнуть и ложки из своей миски и даже не присев, сразу же раскладывал в стремительно освобождённые от супа плошки кашу, и самому ему есть было уже некогда.
Деды, которые круглые сутки неизменно улучшали свой рацион с присущей советскому солдату величайшей изобретательностью, в столовой питались почти исключительно мясом, которое вылавливали из мисок. Они всегда, как только раздатчик с голодным блеском глаз заканчивал нервно разбрасывать кашу, давали команду:
- Хватит рассиживаться! Сержант, поднимай роту! Выходим!
Мы обычно старались точнее просчитать своё место за столом. Попасть в раздатчики значило остаться голодным. Но в тот раз мы с Серёгой сделали точный обратный расчёт и нам удалось с кислым выражением на лицах налить супчик, наложить кашку, ковырнуть пару раз ложкой в мисках и выйти из-за стола, не раскрыв страшной тайны семнадцатого склада.