Двадцать первая атака

Владимир Цвиркун
– Третий, третий, как слышишь меня? Приём.
– Третий у аппарата.
Вдруг в трубке раздалось: «Бах! Бах!».
– Третий, третий, что там у тебя?
– Вражеская артиллерия работает.
– Третий, приказываю отходить.
– Понял. Отхожу.
«Бах, бах», – разрывались немецкие снаряды, сметая и до того редкие цепи наступающих.
– Корольков! Корольков!  Да где тебя нечистая носит?
– Товарищ майор, я – тута.
– Да не тута, а здесь. Всё никак не научишься отвечать по уставу. Где ты запропастился?
– Товарищ майор, я раненого лейтенанта перевязывал.
– Кого?
– Журкина.
– Вот е… твою мать, совсем офицеров в полку не осталось. Давай ракету на отход.
– Есть!
Штаб командира дивизии располагался в бывшем правлении колхоза. На очередном совещании, а сколько их было – со счёта сбились, вызвали командиров полков и батальонов.
– Небось, завтра снова в наступление, - в полголоса  произнёс майор Кашин, обращаясь к своему соседу.
– Уже двадцать первое, – ответил майор Трухин. – У меня в полку половина личного состава осталась.
– Надо же подсказать комдиву, а то всю дивизию загубит.
– Да говорили, а он своё: мы в гражданскую, мы в гражданскую. Он-то не военный. Привык у себя в районе действовать напропалую, да кулаком по столу стучать. А тут, брат, война, да ещё какая!
– Я разговаривал с комиссаром. Он тоже не доволен действиями полковника. Обещал доложить командующему армией.
– Дай закурить, – неожиданно попросил Трухин.
– И я с тобой за компанию покурю.
– Слушай, Кашин, у тебя, говорят, толковый разведвзвод обозначился. Что, если ты слева, а я справа прощупаем немца, толкового «языка» возьмём.
– Можно. Надо зафиксировать хорошенько все их пулемётные точки, артбатареи и вдарить поточнее перед наступлением.
– И я об этом думал. Это ж просто арифметика войны.
Не только оставшиеся офицеры, но сержанты и солдаты понимали всю бессмысленность лобовой атаки. Бывшего председателя райисполкома в спешке назначили командиром дивизии. Да и личный состав собирали впопыхах. Некоторые солдаты впервые увидели винтовку на передовой.
Многие тогда командиры начали воевать с немцами  по старинке. Сколько угробили солдат, не успевали  их даже похоронить. Более четырёх миллионов бойцов до сих пор числятся без вести пропавшими.
– Офицеры, прошу на совещание, – объявил начальник штаба дивизии, выходя из просторной комнаты. –  Проходите, рассаживайтесь. Можно курить. Товарищи, к нам назначен новый  командир дивизии. Полковник Горностаев из военных. Имеет опыт боёв. Прошу любить и жаловать.
– Любить меня не обязательно, – прервал знакомство новый начдив. – Я ознакомился с диспозицией частей, выслушал доклад прежнего командира. Он, кстати, назначен моим замом по тылу. С горечью констатирую: численный состав офицеров очень скуден. Наступали часто, но однообразно. Враг к вашей тактике приноровился, и косил солдат, как травку.  В двадцать часов прошу собраться вновь. Все свободны.
После ужина собрались оставшиеся офицеры дивизии. Многие пришли со своими планами, тактикой манёвра. Те, кто видел полковника утром, заметили перемены: комдив побрился, был в боевой гимнастёрке, на которой – два ордена Боевого Красного Знамени. В его глазах читалась решимость изменить ситуацию в корне.
– Предлагаю следующий план наступления. Нам даются три дня для подготовки. Вот-вот должно подойти подкрепление личного состава и артиллерии.  Наступать будем не утром, как уже привык враг, а ударим неожиданно ночью под выстрелы пушек. В лоб, для вида, ударит только рота Суханова.
– Я.
– Садитесь. Полки Кашина и Трухина…
– Я.
– Я.
– Не вставайте, ударят в обход немцев.
Майоры переглянулись и улыбнулись.
– Разведка дивизии доложила, – продолжал Горностаев, – что захватила в плен гауптмана. Он сказал, мол, привыкли к лобовым атакам русских, поэтому не боятся их. С высоты «Безымянная» они даже отвели часть своих войск. Готовьте штурмовые отряды. Включайте в них побольше пулемётчиков. Глазомер, быстрота и натиск требуются от всех в этом бою. Об этом говорил ещё великий Суворов. Сам осмотрю каждую роту. На месте согласуем детали операции. Всё. Все свободны.
Бой – это время, когда секунды сжимаются в миг, а часы – в минуты. Ночь заставляет действовать с предельной осторожностью. Без сигнальных ракет, без привычного «Ура!» пехота пошла вперёд…
Утром новый комдив обходил батальоны после боя. Бойцы завтракали. Многие были перевязаны бинтами. Он подходил к ним и просто говорил: «Спасибо, братцы. Спасибо!».
– Ну, что, командиры полков, высота наша! – обратился к Кашину и Трухину.
– Взяли её проклятую.
– Наконец-то она наша.
Полковник пошёл дальше, а один из майоров сказал:
– А ничего у нас командир.
– Да. С ним воевать можно, – ответил другой.