Их было двое, моих новых попутчиков. Коротко стриженые (три дня на свободе),
жилистые и загорелые. Пыхтя и отдуваясь, они проталкивали в узкую дверь купе цветной
телевизор.
Дома у меня был такой же и весил ни много, ни мало – шестьдесят кило. Позади, в
дверном проёме, суетился проводник, дяденька в форменной кепке, и скороговоркой вещал:
– Куда же вы, куда, хлопчики?! Нельзя это, нельзя в купе негабарит! Несите его
в багажный вагон. Оформляйте под квитанцию. Двести тыщ всего будет…
– Ша, батя, без шухера, – мирно сказал один из парней. – Мы ящик в угол
задвинем. Кино будем смотреть. Тебя отблагодарим за доброту.
Как известно, углов в купе не бывает и телевизор уместили между полками,
загородив весь проход. Я подвинулся ближе к окну.
Поезд тронулся. За окном закруглился и поплыл серый вокзал.
– Я начальнику буду жаловаться, – жалобно вымолвил служитель РЖД.
– Обижаешь, родной, – укоризненно сказал другой парень. – Сам посуди, не тащить
же ящик в хвост, через пять вагонов. Сюда его притаранили еле как! Мы же люди
интеллигентные, артисты.
– Артисты! – усмехнулся проводник. – С погорелого театра, в Переплюевке.
– Не, батя, мы с под Улан-Уде, – сказал другой парень. – У кума гастроль
закончили, театр спалили, только телевизор и остался. А четверик с меня. Зуб даю!..
Тут проводника куда-то позвали и он исчез.
– Сева, – протянул мне руку один из парней .
У Севы на пальцах синела наколка – ВОВА.
– Боря, – представился другой.
Между собой они называли друг друга Севастополь и Боня.
– В картишки сбросимся? – спросил меня Боря и бросил на телевизор глянцевую
колоду карт.
– Спасибо, – вежливо отказался я, – Не умею.
– Научим! – уверенно заявил Сева. – В натуре, ничего хитрого. От копеечки до
трёх.
– Плохо с деньгами, – посетовал я и украдкой пощупал пакет с миллионами,
зашитый в тайном кармане.
В середине девяностых мы все были миллионерами.
– Эт-ты зря, – сказал Боря. – И время скоротаем, а масть пойдёт, так и с наваром
будешь.
– Новичкам везет, – добавил Сева.
Я не играю на деньги. Грех проигрывать свои трудовые. Поэтому, я забрался на
верхнюю полку и открыл книгу.
Попутчики вышли покурить и вернулись уже втроем. Третьим был толстый дядя
в очках и в белой майке с разводами пота. Раскинули карты, начали играть. Новичкам
везёт и скоро возле гостя образовалась солидная кучка денег. Дядя был азартным,
волновался и вытирал лоб махровым полотенцем. Потом поставили на всё. Боня сказал:
– Играем банк. Проигравший бежит за пивом.
– Замётано, – сказал Сева.
– Риск – дело благородное, – согласился толстяк и подвинул ворох купюр на
середину импровизированного стола. – Деньги на бочку, господа!
– На телевизор, фраера, – поправил его Боня.
Было видно, что играют двое против одного. Приятели обменивались незаметными
жестами и короткими, вроде бы не относящимися к делу, репликами. Скоро дяденька
продул всё.
– Лимит исчерпан, – огорченно сказал папаша и собрался уходить.
– Не везет в картах, повезет в любви, – утешил его Сева, сгрёб купюры и комом
сунул в карман.
– С тебя еще пиво! – напомнил Боня. – Уговор дороже денег.
– Сбросимся? – нерешительно предложил гость.
– Ещё чего! С деньгами и дурак возьмёт! – сказал Боня. – Шуруй, батя, Ерофей
Палыч сейчас будет.
Ерофей Павлович – это станция на Забайкальской железной дороге.
– За базар надо отвечать, – дожимал его Сева. – Позырь только, чтобы свежее было…
Толстяк вышел. Видимо, он проиграл не всё.
– Алямс барбуцеляки! – сказал Боня.
– Чего?
– В переводе с китайского – всё в ажуре! И бабло втарили, и пиво
будет.
Поезд плавно тормозил. В сумерках фиолетовый свет семафора осветил купе.
– Ша, Севастополь! – воскликнул вдруг Боня. – Вспомнился один случай. Пока
этот баклан не вернулся, тисну тебе рОман за любовь.
– Про баб что ли? – спросил Сева.
– Увидишь. Слушай сюда…
***
Здесь я позволю себе короткое лирическое отступление.
Во все времена, когда в державе бедлам и у народа плохо с деньгами, на
поверхность выплывает дремучая средневековая муть.
Появляются дипломированные экстрасенсы, потомки Ванги и родственники
Нострадамуса. В фаворе бабки-гадалки, знахари, лекари и провидцы именем Господа.
При отсутствии спортивных залов рекомендовали бегать трусцой, а лечиться
по фотографиям и через телефон.
На центральных каналах Алан Чумак совершал таинственные пасы руками и
доверчивые граждане заряжали воду, кремы и батарейки у голубых экранов телевизоров.
Не грех вспомнить Анатолия Кашпировского. Тот вообще исцелял публику целыми
стадионами.
Предприимчивые люди мошенничали и в более мелком масштабе.
Однажды, нищий студент втюхивал мне фильтр для воды, наполненный
загадочными финскими кристаллами. Кристаллы превращали мёртвую воду в живую и
рассчитаны были на шестьсот лет. Я пожалел студента и приобрёл этот замечательный
фильтр. Правда, тут же выбросил его в урну.
На Светланской бабулька за пять рублей предлагала измерить ауру с помощью
обычного тестера. Нажимаешь ладонями на металлические пластины и стрелка прибора
отклоняется, показывая мощь твоей ауры. До этого я не знал, что аура измеряется как
и сопротивление, в килоомах.
Возле кинотеатра «Уссури» благообразный жулик предсказывал судьбу всем
желающим. К нему всегда толпилась небольшая очередь из женщин.
На каждом пустыре приземляются летающие тарелки. Инопланетяне охотятся на
людей и похищают их пачками. У мужчин берут пробы крови и спермы, а с женщинами
обращаются бережно и часто прелюбодействуют. Уфологи говорят, что космические
пришельцы стремятся улучшить наш генофонд или обновить свой.
Государство и по сей день закрывает глаза на безобразия инопланетян и поощряет
лечение по телевизору, дабы отвлечь граждан от мыслей о хлебе насущном.
Но, ближе к делу.
В прошлом году я ехал в поезде по тому же маршруту. В купе вещало радио и мне
запомнилась такая история. Женщина рассказывала о своем дорожном приключении:
– В купе я была одна. Стучали колеса, навевали грусть и волнение. Завораживали
мелькающие тени за окном. В воздухе разливалась тревога и слышался непонятный звон.
Он проникал в самую голову и отдавался где-то внизу. Вдруг всё озарилось
ослепительным синим светом. За окном, вибрируя, повис НЛО. Яркий прожектор бил
прямо в стекло. Его холодные лучи коснулись меня и приковали к постели. Я испугалась,
вскрикнула и упала головой в подушку. И тут появился ОН. Тощий, зеленый, с
огромными блестящими глазами. Я почувствовала его запах и грубую неотвратимую силу.
Словно загипнотизированная, я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. ОН что-то
сказал на своем языке. Что-то наподобие: «Альянс, Барби!» Потом ОН грубо овладел
мной. Все поплыло у меня перед глазами, словно я потеряла сознание... Не помню, что
было дальше.
Вероятно, посланцы других миров выбрали меня объектом для своих научных
экспериментов. Теперь я боюсь темноты и опасаюсь ездить поездом...
***
– Уматное приключение, Севастополь, – сказал Боня. – Слушай сюда…
Добирался я как-то в Ростов на паровозе. Как водится, хорошенько бухнул в кабаке
и по возвращении перепутал купе.
– Со всеми бывает, – заметил Сева.
– Открыл дверь – в окошко фонарь светит. Синим волшебным светом, вот как
сейчас. А на шконке – баба голая. В полной готовности, понимаешь, духовкой кверху.
«Алямс барбуцеляки», – говорю, извините, не туда попал. А она натурально не
кочевряжется: «Используйте меня», – говорит. И ещё что-то про братьев и про разум…
– А ты?
– Ха! – выдохнул Боня. –Догадайся с трёх раз!