Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)
Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый» ДКБФ 1971-1974».
Глава 795. ВМБ Лиепая. БПК «Свирепый». Аврал! Не успеваем! 01-02.10.1974 года.
Фотоиллюстрация из третьего тома ДМБовского альбома автора. ВМБ Лиепая. БПК «Свирепый». Аврал. Момент, когда старший помощник командира корабля, капитан-лейтенант Ю.АК. Кличугин (слева) обсуждает с дежурным по кораблю (офицер в центре) и представителем Арсенала ВМБ Лиепая (офицер в «канадке» справа) сроки и порядок выгрузки боезапаса и секретного оборудования с БПК «Свирепый». 01 октября 1974 года.
В предыдущем:
Запись в моём ДМБовском альбоме рядом со своей знаменитой фотографией Андрей сделает 03 ноября 1974 года в 00:45 по МСК, но его мнение, утверждение и пожелание о нашей дружбе он говорил и повторял всегда, когда мы собирались с друзьями-годками в «ленкаюте» БПК «Свирепый» на «посиделки у Суворова».
Выгрузить боезапас с БПК «Свирепый» до темноты не успели. Все команды боевых частей, наряженные на выгрузку боеприпасов, чертовски устали, вымотались, вымокли под противным моросящим дождём и лиепайским бризом, продрогли и совершенно не хотели какого-либо повторения дневных геройств.
«ДМБовские годки» вспомнили, что они «ДМБовские» и потихоньку попрятались по своим «шхерам», предоставляя возможность «годкам», «подгодкам», молодым» и «салагам» геройствовать и показывать «свой характер» командованию. Пока старпом и другие командиры советовались и договораилваись с Арсеналом о сверхурочной работе, на БПК «Свирепый» наступила тишина, даже в столовой личного состава, где обычно звучит характерный шум и говор кушающих молодых людей, была тишина. Все старались поскорее насытиться и отдохнуть в тепле и сухости.
Я тоже включил в «ленкаюте» электрический обогреватель, соорудил из длинных реек нечто, напоминающее треногу над костром, и развесил свою мокрую пахучую робу и тельняшку так, чтобы они не загорелись, но просушились в потоке горячего воздуха. Чтобы не терять даром время, я решил проявить фотоплёнку, снятую в этот пасмурный день авральной разгрузки и напечатать фотографии для завтрашней корабельной стенной газеты «Полундра» (мне очень хотелось показать и рассказать ребятам как «Батоно» (Сергей Богданов по-богатырски один переносил в жёлоб реактивные глубинные бомбы РБУ-6000 «Смерч-2»).
В это время старший помощник командира корабля, капитан-лейтенант Юрий Авенирович Кличугин, замполит, капитан-лейтенант Александр Васильевич Мерзляков, командиры боевых частей, дежурный офицер по кораблю и дежурный по низам обсуждали проблему – как вовремя выгрузить весь боезапас с корабля и не сорвать срок постановки БПК «Свирепый» в сухой док 29-го судоремонтного завода «Тосмаре» ВМБ Лиепая. Естественно, они пришли к выводу, что надо объявить «Аврал!» и поставить на выгрузку боеприпасов весь личный состав БПК «Свирепый».
До этого выгрузкой боеприпасов занимались только специально наряженные команды из боевых частей и штатные хозкоманды службы корабельного наряда, плюс «бригады ДМБовского аккорда», которые зарабатывали себе поощрение в виде сокращения срока службы и увольнения в запас «до праздников» (до 7 ноября).
Вечером после ужина «сыграли аврал» или «Большой сбор!» - наш корабельный горнист выдул сигнал на горне №3, а «колокол громкого боя» (звонок) дал серию из одного короткого и одного длинного звонка. Этот сигнал звонком повторился 12-15 раз с промежутком в 1 секунду. Большой сбор! Аврал! Всем выйти на построение! А у меня в «ленкаюте» единственная рабочая матросская роба висит над электронагревателем, и из неё испаряются сверхпахучие испарения!
На корабле наступила «мёртвая тишина» и в «ленкаюте» повеяло холодом от бортовых переборок (значит «вырубили» машины и механизмы). Я развесил на шнурке, привязанном между балками стеллажей корабельной библиотеки мокрые листы отпечатанных фотографий, и только-только собрался сесть за фотоувеличитель, чтобы отпечатать очередные снимки из фоторепортажа о разгрузке боезапаса корабля, как в дверь ленкаюты грубо постучали.
За дверью оказались аж трое молодых матросов во главе со старшиной-годком, помощником дежурного по низам. Он виновато сообщил мне, что «старпом приказал им силой привести меня на построение по «большому сбору», так как не хватает только одного меня».
- В чём причина? – спросил я годка.
- Всех собрали на пирсе по сигналу «Аврал!». Не слышал? Говорят, что будем работать, пока не выгрузим с корабля боеприпасы. Говорят, что работать будут все – матросы, старшины, мичманы и офицеры, все, кто есть на корабле, без исключения.
- Ясно! А почему приказано привести меня силой?
- Так старпом приказал. Сказал, что не потерпит «любимчиков» и «годковщины», что «этот Суворов возомнил себя выше крыши» и что пора «обломать ему рога и крылья».
- Это вы что ли будете мне крылья резать?! – спросил я с угрюмой угрозой молодых матросов и резко шагнул в их сторону. Ребята попятились и выскочили за дверь.
- Ты, Саш, давай поскорей решай, что будешь делать. Старпом приказал нам привести тебя через минуту…
Да. Положение было «аховое». Я чувствовал, что старпом сейчас выставит меня злостным нарушителем дисциплины, зазнавшимся годком, оторвавшимся от коллектива и т.д. и т.п.
Роба моя сохла и парила в клубах холодного мокрого воздуха, который веял из открытых дверей «ленкаюты», идти мне было не в чем, и появляться перед строем моряков экипажа БПК «Свирепый» в неприглядном виде я не хотел. Внезапно, как подсказка моих «внутренних голосов», пришла мысль и образ военного моряка, одевшего в важный и смертельный момент жизни, самую чистую и лучшую свою форму…
Я открыл крышку стола президиума «ленкаюты» и взял лежащий там мой парадный ДМБовский аттестат формы одежды №4.
- Как там, на улице погода? – спросил я молодых матросов от мокрых бушлатов которых тоже начали виться испарения в тёплом воздухе «ленкаюты».
- Утром было 7.5°С тепла, - лихо, по-военному, отчеканил один из матросов (видимо, рулевой). – Днём было плюс 10.4°С, вечером в 19:00 - 11.9°С тепла, сейчас температура понизилась до 8°С тепла и весь день моросит с перерывами дождь - 21.2 мм осадков.
- Ясно, – одобрительно и тепло ответил я молодому матросу.- Добро!
После этого я быстро, как учили, облачился в повседневно-парадную «ДМБовскую» форму одежды №4 для строя и для температуры наружного воздуха в тени от 0°С до+15°С: фуфайка морская – тельняшка, тёмно-синяя форменная рубаха «голландка» с белым гюйсом (чтобы в темноте было заметнее – автор), суконные брюки чёрные, поясной ремень с отполированной бляхой, бушлат без галстука (чтобы на груди был виден гюйс и тельник), хромовые ботинки чёрные и перешитая точно по размеру моей головы фуражка-бескозырка и небольшой овальной тульей.
Это был мой ДМБовский аттестат и таким я должен был «сыграть ДМБ», сойти с корабля и явиться домой к родителям. Однако сейчас, я чувствовал это, пришёл «момент истины» и «мой последний бой»…
Так оно и случилось. В свете прожекторов, спускаясь по широким и длинным сходням с юта корабля, я увидел в косых струях дождя длинные шеренги матросов и командиров, выстроенных по порядку следования номеров и названий боевых частей и служб. Здесь действительно был весь экипаж корабля, все офицеры, мичманы, старшины и матросы…
Мысленно ругая себя последними словами за леность и надежду на «авось пронесёт», я попытался было сразу же встать в строй РТС, но громкий голос старпома меня остановил.
- Матрос Суворов! Ко мне! – грозно в полной тишине при мерном мокром шелесте дождевых струй прокричал капитан-лейтенант Юрий Авенирович Кличугин.
- Старшина 2 статьи Суворов по вашему приказанию прибыл! – отчеканил я, подбегая и подходя к старпому строевым шагом.
- Почему не в объявленной форме одежды?! – рявкнул старпом.
- Вся рабочая одежда после работы по разгрузке боеприпасов мокрая и сохнет, товарищ капитан-лейтенант!
- Кругом! – скомандовал старпом и я чётко, как учили, повернулся лицом к строю экипажа БПК «Свирепый».
Моряки стояли, видимо, не одну минуту, а целых полчаса и на их лицах я не увидел ни единой улыбки или насмешливого блеска чьих-то глаз, все были угрюмы, удручены, серьёзны и нахохлились под холодным ветреным дождём, как курицы на насесте.
- Перед вами злостный нарушитель воинской дисциплины, в прошлом ваш комсорг, борец против годковщины, а ныне сам первый годок, показывающий вам плохой пример безответственного отношения к службе и своим обязанностям. Я этого не потерплю! И никому не позволю устанавливать на корабле свои порядки! Стать в строй!!
- Есть стать в строй! – ответил я экипажу корабля, чётко, по-строевому, подошёл к тесному строю РТС и встал на освобождённое место в первом ряду рядом с Пашей Каретовым.
- Ну, ты даёшь, Суворов! – не разжимая губ, прошептал Паша. – Идёшь, как будто только что из «учебки»! (морского училища рядового состава – автор).
- Смирно! Всем слушать сюда! – крикнул старпом, обращаясь к экипажу БПК «Свирепый». – Задача аврала: выгрузить, во что бы то ни стало весь боезапас и всё, что нужно выгрузить до утра! Работают все, без различия должностей и званий! Матросу Суворову быть здесь на пирсе, чтобы я мог любоваться его парадной годковской формой! Вольно! По рабочим местам… разойдись!
На берегу врубили дополнительные прожекторы на столбах и наш корабельный мокрый от дождя большой и длинный трап-сходни осветился, как столбовая дорога. Цепочка матросов, выстроенная на юте возле башен артустановки АК-726 и на трапе, передавала из рук в руки большие артиллерийские снаряды-выстрелы, похожие на огромные автоматные или винтовочные патроны. На пирсе у трапа их принимали матросы и старшины, цепочкой, как муравьи, идущие от корабля до склада Арсенала и обратно. На складе работники-служащие Арсенала и наши старшины-годки принимали эти снаряды, что-то с ними делали, а потом укладывали в снарядные ящики. Затем эти ящики они артельно укладывали в огромные ряды штабелей.
Непрекращающаяся морось и порывы ветреного дождя быстро намочили сукно бушлата и брюк, штанины стали противно прилипать к бёдрам, стало промозгло мокро, холодно и крайне неуютно. К этим ощущениям добавилось моё подавленное настроение, потому что я ходил в обнимку с сальными от смазки и скользкими тяжёлыми снарядами один. Ребята избегали встречаться со мной даже взглядом, молча уступали мне дорогу на узостях, но не заговаривали со мной.
Вскоре от тяжёлой и монотонной работы, от дождя и усталости я уже ни на что не обращал внимания и тупо, как заведённый, без рывков и выбеганий на настил дощатого пирса, ходил и ходил, молча принимая и отдавая тяжёлые снаряды. Почему-то мне ясно вспомнилось, как мы грузили из вагона на бортовую машину туго наполненные «под завязку», мешки с сахарным песком в июне 1973 года перед выходом БПК «Свирепый» на БС (боевую службу). Тогда я тоже, ослеплённый от липкого едкого пота, упрямо, на спор, таскал и таскал на себе тяжеленые мешки…
Я с детства не курил табак (Почему? Это отдельная история - автор). Поэтому я не нуждался в перекурах. Из-за этого я продолжал ходить и ходить со снарядами от корабля к складу и от склада к кораблю и никто из моих друзей-годков не пригласил меня к себе в компанию «перекурщиков», прятавшихся от глаз старпома за штабелями пустых ящиков и контейнеров для глубинных бомб.
Я уже еле-еле двигал уставшими ногами в хлюпающих промокших «хромачах», но упрямо продолжал ходить в порядком поредевшей цепочке молодых матросов. Среди «белых» штанов матросских роб и чёрных бушлатов, я в своей абсолютно чёрной форме № 4 выделялся, как «белая ворона»…
Глаза уже почти ничего не видели, плечи ломило от боли, а руки на пути от склада до корабля висели, как плети. Но я продолжал ходить, понимая, что сейчас я выхаживаю не потому что, а вопреки тому, что старпом показательно сделал меня изгоем. Я сейчас вышагивал свой «новый авторитет» упрямого, но стойкого «ДМБовского годка», который несмотря ни на что, молча, но зримо, устанавливал свой «годковский порядок».
Через несколько часов этой монотонной работы в условиях уже глубокой ночи, старпом объявил перерыв. Дождь на некоторое время кончился, и на звёздном небе высыпали яркие звёзды. Стоять на дрожащих ногах прислонившись спиной к снарядным ящикам было мучительно сладко: ноги мелко дрожали, руки и спина ныли болью так, что я даже не чувствовал «мокрости» штанин и «хлюпкого болота» в ботинках.
Через несколько минут я почувствовал и понял, что если я опять не начну ходить и идти, то уже не смогу этого сделать позже, просто повалюсь на мокрый и грязный дощатый настил дорожки, ведущей от склада к кораблю. Я слышал, что кто-то обращается ко мне, но не понял, кто это и чего от меня хотят. Машинально я подумал, что это команда прекратить отдых и начать движение…
Опять я один возобновил хождение по пути «снарядоносцев» и принял от молодого матроса на трапе очередной скользкий сальный снаряд, который всё время норовил выпасть из моих объятий. Мой «ДМБовский» бушлат спереди был уже насквозь пропитан этим «салом» и безвозвратно пропал для ДМБ, но я уже ни на что не обращал внимания, кроме как на свои ноги и на лужи, которые мы сначала обходили, а потом топали только по кратчайшему пути к складу Арсенала.
Проходя мимо штабелей, за которыми укрывались годки, я опять услышал злобное: «Выпендривается!», «Хочет показать, что он лучше всех!», «Ему больше всех надо!», «Устроить ему тёмную!», «Как же! Суворов!» и т.д. Я же хотел им сказать-крикнуть: «Да нет, ребята! Просто если я сейчас остановлюсь, то упаду и не встану!», но стиснутые, скованные судорогой желваков скулы не разжимались…
Вдруг всё внезапно кончилось. Я подошёл к трапу-сходням БПК «Свирепый», а крайний матрос сказал, что «все снаряды кончились». Кто-то потянул меня за рукав, и я наконец-то увидел Андрея Павлова и Валерку Маховика, они повлекли меня за штабель ящиков, где в промежутке между рядами сгрудились мои друзья, «ДМБовские годки». Саша Сенацкий сунул мне в рот зажжённую сигарету, я «курнул» два раза, закашлялся и он забрал у меня драгоценную для «курцов» сигарету.
Какое это блаженство стоять, прижавшись спиной к чему-то, чувствовать, как «гудут» и «мерцают» мелкой дрожью твои натруженные мускулы, слушать нарочито весёлый «флотский трёп» и ощущать рядом с собой тепло и заботу своих друзей-товарищей. Я глупо улыбался и молчал (так описали меня потом мои друзья – автор), а молчал я потому, что «слёзы душили меня»…
Через несколько минут этого счастливого отдыха и празднования конца аврала, прибежал вестовой и приказал мне явиться к замполиту. Теперь ребята-годки, которых в нашей компании собралось больше десятка, с сочувствием проводили меня со словами ободрения в спину.
С трудом сделав первые несколько шагов, я не спеша подошёл к группе офицеров, среди которых отдельно стояли старпом и замполит. Александр Васильевич Мерзляков принял мой строевой доклад о прибытии и вполголоса при офицерах обратился ко мне с просьбой-предложением от имени командира корабля…
- Надо собрать надёжных ребят и помочь выгрузить с корабля кое-какое оборудование, которое нельзя оставлять на время ремонта и стоянки корабля в доке, - сказал замполит. – Я понимаю, что все устали, но делать нечего, надо. Понимаешь, Суворов?
Я хотел в этот момент многое сказать замполиту и новому старпому, который нетерпеливо и недовольно присутствовал при этом и нервно ждал, что я буду возражать, сопротивляться, ехидничать, но у меня даже сил не было высказать то, что хаотично вертелось на языке и в мыслях…
- Хорошо, - вместо меня сказал кто-то из моих «внутренних голосов» голосом моего папы, Сергея Ивановича Суворова. - Надо, значит, надо.
- Вместе с вами ящики будут выгружать мичманы и офицеры, - торопливо добавил замполит. – Просьба, с ними не конфликтовать.
- И не задавайте лишних вопросов, - резко добавил старпом, капитан-лейтенант Ю.А. Кличугин. – Всё равно вам никто ничего не ответит.
Кто-то во мне тревожно встрепенулся, а вдруг это воровство? Тут подошёл начальник РТС, капитан-лейтенант К.Д. Васильев и с озабоченным видом доложил старпому, что «оборудование готово для выгрузки в Арсенал».
- У матросов нет вопросов! – ответил я старпому. – Разрешите идти?
Старшие офицеры корабля согласно закивали головами в фуражках, старпом разрешил: «Идите!» и я пошёл к годкам передавать просьбу командира корабля «сделать ещё одно усилие и выгрузить в Арсенал секретное оборудование спецсвязи».
- Идут только добровольцы, - сказал я ребятам сурово, - так что «салагам», «молодым» и слабакам беспокоиться не надо.
Годки и все присутствующие на «перекуре» матросы и старшины хмуро переглянулись, а Саша Сенацкий гневно сказал:
- Надо впрячь в работу по разгрузке «секретки» мичманов и офицеров, а то, как корячиться, так нам, а как медали получать, так им.
- Я уже замполиту об этом сказал, - взял я грех обмана на свою душу. – Я же сказал – идут одни добровольцы, офицеры и мичмана, коммунисты и комсомольцы остаются, будут работать вместе с нами столько, сколько надо.
- Я на этого старпома работать не буду! – заявил кто-то из годков.
- Чёрт с ним, со старпомом! – быстро сказал я. – Надо быстрее ввести корабль в боевой строй, а то скрипим по швам…
Я отошёл на открытое место из-за груды снарядных ящиков, как бы приглашая ребят за собой. Следом за мной пошли «ДМБовские годки»: Александр Сенацкий, Андрей Павлов, Валерий Маховик, Павел Каретов, а за ними потянулись и все, кто в этот момент находился на «перекуре».
Ящиков с оборудованием оказалось немного, но они были очень тяжёлые, и нести их надо было относительно далеко, в дальний подземный склад-капонир, поэтому работать пришлось артельно. Из-за присутствия мичманов и молодых офицеров, которые вместе с нами дружно надрывались в подъёме и переноске этих стокилограммовых ящиков, мы работали азартно, немного состязаясь с ними в ловкости и силе, в сообразительности поиска путей и способов перемещения этих ящиков по коридорам корабля, через узкие двери, по трапам, сходням, пирсу и дорожке, ведущей в подземелье.
У бронированных ворот в подземное хранилище нас встречали молчаливые мужики, подгоняли специальные тележки-подъёмники на колёсиках и увозили наши ящики за ворота, которые открывались перед ними и тут же быстро захлопывались за ними. Перед этими воротами наши весёлые артельные крики, ругань и шутки смолкали…
В самый разгар нашей ночной работы, которая, кстати, проводилась в условиях отключения прожекторов на причале Арсенала, опять пошёл дождь, стало холодно (около 6,5°С) и последние ящики мы уже тащили глухо молча и почти волоком по липкой грязи настила. Когда всё кончилось, никто из нас в это не поверил, и мы ещё некоторое время стояли перед трапом, не в силах преодолеть невысокий порог и вступить на борт корабля.
На юте БПК «Свирепый» рядом с вахтенным у трапа стояли дежурный по кораблю и старпом. Кто-то из наших офицеров хотел было доложить старпому о выполнении приказа, но тот замахал на нас руками: «Завтра! Завтра! Идите. Отдыхайте. Сушитесь, мойтесь и спите. Всё завтра».
Я совершенно не помню, как расстался с артелью «секретных грузчиков» и очутился в «ленкаюте». Последней моей мыслью было: «Странно, когда же завтра, если сегодня уже завтра, а завтра будет послезавтра?».
На моих часах было 04:50 среды 02 октября 1974 года, а разгрузку боезапаса БПК «Свирепый» в Арсенал ВМБ Лиепая мы начали ещё днём во вторник 01 октября 1974 года. Мы успели…