Таня Иванова всегда летала во сне. В детстве как ракета взмывала в небо, стоило только привстать на цыпочки. Причём летала вертикально, солдатиком и только вверх, пока земля не покажется с маковку, и ещё выше, нисколечко не задумываясь, как с такой высоты возвращаться назад. Потом высоту во сне будто ограничили и вертикаль заменили: Таня стала взлетать как птица, раскинув руки, и парить над городами, лесами-полями, морями-океанами. Чем старше становилась Таня, тем труднее становилось взлетать, и теперь нужно было хорошенечко разбежаться, чтобы оторваться от земли, и лететь можно было только в пределах взгляда, а не как прежде, куда душа пожелает. Вот разбежится, выхватит взглядом точку у горизонта – и полетела. Добралась до выбранной точки, приземлилась, осмотрелась, а дальше – снова разбегайся-взлетай, смотри-выбирай, сколько хватит взгляда. Но потом и эти полёты будто отменили. Даже во сне Тане приходилось изо всех сил разгоняться, мотать руками и, едва приподнявшись, скорее возвращаться, чтобы не упасть. Так постепенно Таня совсем перестала видеть летучие сны. Только однажды, спасаясь от погони, в самый опасный момент, когда уже Таню должны были схватить, она в отчаянии оттолкнулась от преследователей, будто лягушка в воде, обеими ногами, приподнялась над землей и поплыла по воздуху как по воде, изо всех сил помогая руками-ногами. Но выше подняться у неё никак не получалось, они бежали прямо под ней и, разъярённые погоней, подпрыгивали, чтобы ухватить, и даже несколько раз касались сверкающих от скорости её пяток. В такие моменты у Тани останавливалось сердце и перекрывало дыхание... Точно так, с перекрытым дыханием, в далёком детстве гребла она однажды со дна реки к небу: скорее, скорее, руками, ногами, всеми силами, чтобы вдохнуть и выжить.
Это случилось летом на даче. Маленькая Таня сидела на дебаркадере, свесив ножки, и смотрела, как старшие братья вместе с деревенскими мальчишками сверху платформы ныряют в реку. Вдруг кто-то подошёл сзади и столкнул Таню в воду: «Поплавай!» Таня даже испугаться не успела, как оказалась в воде, но, что интересно, ко дну пошла медленно-медленно, будто уже неживая. А вспомнила о маме – вот тогда испугалась, и глаза сами открылись в поисках света.
Река вокруг была совсем не такая, как видела Таня на картинках, а мутная, серая и пустая – ни рыб, ни медуз, ни водорослей, ни коньков, ни русалок. Даже взгляду не за что было зацепиться. Таня коснулась дна и посмотрела наверх. Сквозь толщу воды едва различим был тусклый кружок солнца. И такая вдруг сделалась тишина, что захотелось кричать. Таня изо всех сил оттолкнулась от песчаного дна: «А-а-а-а!!!». И быстрее, быстрее, руками, ногами, мама, мама, мамочка, неужели я больше никогда…
Конечно, помогли, вытащили, конечно, нахлебалась, ну ничего, отлежалась, отдышалась. Правда, с тех пор всю жизнь боялась глубокой воды и плавала только вдоль берега, но даже тут себе не доверяла: метра три проплывёт и обязательно дно ногой проверит, мало ли. Однажды на море то ли её чуть в сторону волной отнесло, то ли дно после шторма было неровное, с накатами – не нащупала Таня дна, так сразу же от ужаса начала задыхаться и тонуть. Всех вокруг рассмешила. И признаться стыдно, ведь с самого детства на море, а тот речной страх побороть так и не сумела. Всю жизнь он преследовал Таню и часто во сне, придавленная толщей мутной воды, изо всех сил гребла она к свету, на свет, едва различая над собой солнечный нимб: только бы выплыть, выплыть, вдохнуть…
И вот однажды, дети уже были взрослые, поплыли они с отцом за горизонт. Таня одна осталась возле берега и не заметила, как оказалась на глубине, но, обнаружив это, сама себе удивилась: почему не страшно? Страха не было никакого, ни речного, ни детского, ни глубинного, ни сердечного – никакого! Наоборот, Таня обрела вдруг такую лёгкость, будто не плыла, а парила в невесомости. Море само несло её на руках, оно было надёжным и прозрачным, любую песчинку на дне можно было рассмотреть. И Таня впервые положилась на волю волн.
Она плыла и смотрела то в небо, то в море. Две белые птицы, пролетая над Таней, синхронно вытянули шеи и повернули к ней свои головы с оранжевыми клювами. Синяя стрекоза присела на воду и, выпучив глаза, удивлённо смотрела на Таню. Серебристые рыбки внизу, сверкая на солнце, будто приглашали Таню поплавать наперегонки, и Тане захотелось их догнать. Но стоило подплыть поближе, они разбегались в разные стороны, оглядывались на Таню и будто смеялись, дразнили.
За игрой Таня не заметила, как догнала своих у горизонта.
- Мама?! – дети смотрели на неё, как недавняя стрекоза, выпучив глаза, один папа не удивился:
- А я всегда знал, что мама умеет плавать, просто её страх не пускал.
- А если бы ты нас не догнала? – волновались дети. – Ты хотя бы представляешь, где сейчас берег?
- Какая разница, я теперь могу плыть куда угодно и сколько угодно и даже при этом петь!
И Таня весело запела:
Ты видишь остров, дальний остров,
И паруса, и челноки,
И ты молчишь легко и просто,
И вот – крыло из-под руки!..
Тут Таня замолчала и резко остановилась в воде.
- Что? – испугались дети и подхватили её с двух сторон.
- Да нет же, нет! Я просто подумала, а вдруг мы и летать умеем не хуже?
Дети переглянулись и странно так улыбнулись.
- А что, - сказала Таня, - я же всю жизнь не плавала, не плавала, и вот, пожалуйста, смотрите, могу лежать, могу сидеть, даже стоять могу в воде!
И правда, Таня русалила в открытом море, будто тут родилась.
- Я ведь не знала, что умею!
- Ты хочешь сказать, - вступил папа, - что и с небом то же?
- Теперь я в этом уверена, - сказала Таня без намёка на улыбку. - Нам ведь даже в голову не приходило попробовать летать!
И тут уже все дружно засмеялись, а младший сказал:
- Вот вернёмся на берег, просушим крылья и попробуем!