В клинику доктора N вошёл невзрачный старик и попросил его фирменную мазь N 22.
- Считаю своим долгом предупредить, что пользоваться ею Вам небезопасно. Вам подойдёт, в крайнем случае, N 40. Очень большая нагрузка, сказал доктор N.
Но посетитель был непреклонен, и врач уступил.
- Зачем ему?! - подумал доктор, пряча деньги.
Старик молча вышел вон.
...Старые кости сильно ныли. Мышцы когда-то мощных ног то и дело сводило, и он на минуту иногда позволял себе остановиться, зная, что остановившись на дольше, - не сможет пойти.
В свои восемьдесят два года он и не думал, что ему придётся вновь, как и шестьдесят лет назад, пройти через этот ад. Но тогда это было не так...
Сейчас кости ломило, а в голове как будто поднялась настоящая стрельба.
- Что будет? - подумал он. - Только бы не упасть... Дойти! Дойти любой ценой.
Он вспомнил то время... Измученная память вдруг открыла перед ним так ясно то, что уже почти перестало ему сниться, открыла так свежо и сильно, что он невольно приободрился, и, постояв ещё немного, смог идти дальше.
В подвале было сыро, и, бредя по колено в ледяной воде, он как будто слышал там, за стенами, смутный вой разметавшейся вьюги... Он увидел вырванный из тьмы мятущийся одинокий фонарь и подумал: "я, как и он... вот догорю в этой холодной вьюге... и... не станет меня..."
"Догорю..." - ещё раз подумал он, и в горле противно защемило, сдавило. Брызнули слёзы, как тогда, у вражеского дота... И, как тогда, вдруг очень сильно захотелось жить!
Старик поднял трясущуюся руку, поднёс её к мокрым глазам, ничего не видя, поводил ею, размазывая слёзы. Стало жаль себя. "Тогда я выжил, - подумал он. - А сейчас... Вот... Опять..."
Он гнал от себя назойливо крутящиеся в голове мысли, но они снова неслышно и плавно кружились, как большие чёрные мухи.
"Всё кончено", - подумал он. И вспомнил своего друга после - того - боя... То, что от него осталось, лежало на поломанных, грязных носилках и глядело в небо. Вряд ли он что-то чувствовал тогда, но... из его глаз, прежде чем их закрыли, тоже скатились слёзы.
- ПОЧЕМУ ОН ПЛАКАЛ?! - не давал себе покоя старик.
Но стало легче и можно было идти дальше. В темноте он натолкнулся на что-то большое и склизкое, вдоль ноги что-то плюхнулось и, скользнув по наполненному водой сапогу, одновременно с плеском, противно-молча поплыло по воде. "Крыса", - догадался старик. Ещё одна, с большого камня, прыгнула на винтовку, он почувствовал это: винтовка наклонилась под её тяжестью. Старик вздрогнул. Крыса упала. Ствол ударился об арматуру камня. В чёрной глубине подвала, отчётливым эхом, поплыла резкая металлическая волна.
Старик замер. "Случай постоять", - подумал он. Прислушался. Под кожу подсовывался холод, но тело уже не болело, не ныло: как тогда, в окопах, он почувствовал неожиданный прилив физических сил, словно кто-то невидимый поменял ему тело.
Он вспомнил, как к ним в роту привезли молоденькую и очень красивую девушку-санитарку. Потом все узнали, что её насиловал целый взвод оккупантов за то, что, готовя для них гречку, она не перебрала её, и один из них сломал себе зуб.
Потом с неё сорвали остатки одежды и, выведя во двор, пинали ногами.
Старик представил себе дюжину здоровых солдат, обутых в кирзухи, и маленькую хрупкую девчушку, созданную для нежной любви...
Девчушка эта лезла под пули и спасла более двухсот солдат, пока ей самой не оторвало ноги...
К горлу вновь подкатила ненависть. Оно снова сжалось. Стало трудно дышать. Старик широко открыл рот, жадно глотая тяжёлый воздух подвала.
Постояв ещё немного, он двинулся дальше. Осталось пройти ещё три перегородки, переползти через открытую площадку к другому подвалу - соседнего дома. Как оттуда попасть на крышу - он знал по рассказам однополчанина, который работал там.
Крыша дома - место опасное. Там дежурят почти круглые сутки. Но сейчас дежурство снято, поскольку "объект" отсутствует.
Старик уже не удивился тому, как легко это словечко пьявкой вползло в него, просто понял это, и ему поскорее захотелось всё кончить.
"Ещё сутки придётся сидеть на крыше", - подумал он и, просунув руку, погладил круглую, гладкую баночку на дне рюкзака. Это придало ему сил.
Воспоминания медленно и как-то незаметно исчезли. Появилась решительность. Она угадывалась теперь во всём: в отмеренных, как тогда, чётких движениях и мыслях, в неожиданно проявившейся выносливости рук, ног и сердца.
Работая чётко и уверенно, восьмидесятидвухлетний, потраченный и истерзанный войной старик, упорно двигался к своей цели... Он ни о чём не жалел и знал, что прав. Он ненавидел эти чёрные маски, но он не допускал даже и мысли, что не сможет выполнить теперь уже своё - личное - задание...
... Через два дня в вечерних новостях бойко передали:
- Неизвестный террорист, двадцати-двадцати двух лет, задержанный после попытки покушения на известного политического деятеля, неожиданно скончался на первом допросе, оставив в неведении относительно причин покушения и своих связей...
Затем служба новостей порадовала всех хорошей погодой.
16 января 1996 год