Накануне свадьбы Альбина принесла мне свои дневники – начиная с восьмого класса, – с просьбой, чтобы я сохранила их у себя, – сжечь их ей жалко, дома оставлять нельзя – мама обязательно наткнётся, а взять с собой на новую квартиру, которую они собирались снимать вдвоём с Алёшей, – совершенно невозможно, потому что, если на них наткнётся он, то это будет ещё хуже, чем если бы на них наткнулась мама.
– А тебе я абсолютно доверяю, можешь сколько угодно читать мои дневники, ты была в курсе моей любви и к Вадику, и к Славе… У меня нет от тебя секретов, – заверила Альбина.
– Однако ты же сохранила в тайне свою любовь к Алёше…
– А я далеко не сразу поняла, что это любовь. А симпатии – такой, как к Вадику или Славке, у меня к нему никогда не было. Я долгое время на него вообще не обращала внимания. И если бы в девятом классе мне кто-то сказал, что уже через год буду любить Дроздова, я бы ни за что не поверила и подняла бы предсказателя на смех. Ну а после того вечера, по случаю 8 Марта, я изменила отношение к Лёше безусловно в лучшую сторону. Я поняла, что он действительно талантливый, и мне стало стыдно, что я так безжалостно над ним издевалась. Но в первую очередь оценила то, что он никогда не отвечал на мои насмешки, ни разу не ответил мне грубостью. И это не по слабости характера, а потому что любовь в нём сильнее гордости. Я не могла не понимать этого. Именно с того момента я начала о нём думать, но даже не предполагала, что в итоге всё это выльется в любовь. Так что любовь к Дроздову была далеко не с первого взгляда, но она зрела во мне постепенно. Мне сложно было разобраться в этом чувстве, я бы не смогла подобрать точного определения, чтобы обозначить свое отношение к Алёше. Только поэтому я тебе ничего не говорила.
– Ну что ж, всё логично. Но теперь-то ты уверена, что любишь ЕГО, а не его к тебе отношение?
– Да, теперь уверена. Хотя его ко мне отношение сыграло здесь не последнюю роль, признаЮ!
Альбина оставила у меня дневники – семь общих тетрадей – и ушла домой, а я, воспользовавшись её разрешением, принялась их перелистывать. Причём, интересовали меня в большей степени записи, относящиеся к текущему году. То, что касалось её отношений с Алёшей. В предпоследнем дневнике, среди стихов, посвященных Славе, я обнаружила и несколько стихотворений, обращенных к Алёше, одно из которых мне запомнилось, ибо как нельзя более точно отражало ситуацию:
ГОЛОС СЕРДЦА
Я Вам так нравилась когда-то,
С меня Вы не сводили глаз,
И я одна в том виновата,
Что не со мною Вы сейчас.
Как холодна была я с Вами,
Поспешно отводила взгляд,
Встречаясь с Вашими глазами,
И расстояние меж нами
Я умножала во сто крат.
Была я с Вами равнодушной
И безразличной вновь и вновь,
Под этой маскою бездушной
Хотела скрыть свою любовь.
Не оставляя Вам надежды,
Давала шансы я другим
И мучила Вас, как и прежде, –
Того, кто мною был любим.
Прощали Вы великодушно
Мой неприступный, гордый вид,
И взгляд холодный, равнодушный,
И множество других обид.
Нет в мире силы, чтоб разрушить
Любовь, ниспосланную свыше,
Душе опасно разум слушать,
Когда ей голос сердца слышен.
Но, конечно, основное моё внимание было приковано не к стихам, а к дневниковым записям, одну из которых, помеченную третьим января 1990 года, привожу полностью:
«Сегодня я видела довольно странный сон. Мне снилось, что я в школе, иду по коридору, а вокруг какая-то перестрелка. В углу около прохода стоит некто похожий на Дроздова и отстреливается. И в его направлении чуть ли не целая обойма выпущена. Я благоразумно решаю в ту сторону не соваться и захожу в класс, где у нас должен быть урок. Почему-то оказываюсь за первой партой. Оборачиваюсь – а за нашей с Соней партой сидит Дроздов. И когда я обернулась, мы встретились взглядами – он, как обычно, смотрел на меня. В этот момент Стрельников его окликает: «Дроздов!» – и Лёша идёт к нему, они о чём-то говорят, а потом Дроздов выходит из класса. Я удивляюсь: почему он уходит? А оказалось, что он был ранен и потерял много крови. Именно поэтому его отправляют домой (на лечение), и вместо него остаётся Стрельников. (За командира.)
Далее у нас кончается урок, и мы идём в столовую. Все оказываемся за одним длинным столом. И с противоположной стороны, по диагонали от меня, – девочка лет семи. Она начинает говорить про Алёшу Дроздова, – выясняется, что это его младшая сестрёнка (на самом деле у него никаких сестёр нет, но во сне была). Далее она подробно повествует о своей матери и очень нелестно о ней отзывается. Перед этим девочка говорила об отце – что отец у неё замечательный и она более всего любит отца и брата, а «мать-паразитка» никого не любит, кроме своего Алёши. Всё это девочка рассказывает кому-то из своих подружек, а поскольку те сидят недалеко от меня, я невольно всё слышу. А про себя думаю: «Как она похожа на девочку из вчерашнего фильма!..» (Во сне я помнила о кино, просмотренном накануне.) Потом Алёшина сестра оказывается прямо напротив меня и уже лично мне пересказывает свою занимательную историю, только что поведанную подругам. А я ей сообщаю, что она очень похожа на девочку из вчерашнего фильма. И пытаюсь вспомнить имя героя. А она подсказывает: «Алёша…» Я переспрашиваю: «Алёша? Почему?» Она не отвечает, но многозначительно смотрит на меня – чем повергает в смущение, – я пытаюсь понять: знает ли она, с кем говорит и что её брат любит меня? Ответ напрашивался положительный.
Потом во сне наступает какой-то провал памяти, а далее я оказываюсь на уроке математики, где заявляю, что математика мне не нужна, – и демонстративно ухожу с урока. Со мной рядом оказывается Сонечка. Сначала мы идём вместе, но по дороге я на минутку останавливаюсь с кем-то поговорить, а она идёт дальше, и через мгновение из-за угла раздаётся плач, – по голосу я узнаю Сонечку, – и одновременно доносится чей-то смех. Я скорее бегу туда и вижу: Соня упала в лужу и лежит там в грязи, плачет, а рядом какие-то несознательные подростки смеются над ней. Я шикнула на них, чтобы заткнулись, и начала успокаивать любимую подружку: мол, ничего страшного не произошло, не обращай на этих идиотов внимания, – помогла ей подняться из лужи, и мы пошли дальше. И не помню уж какими судьбами, но мы оказываемся в квартире у Дроздова. Соне нужно обогреться и обсушиться – и дроздовская квартира для этого самое подходящее место (и во сне в этом не было ничего удивительного). И вот, пока Сонечка обогревается, Лёша начинает объясняться мне в любви, говорит, что любит меня с того момента, как впервые увидел, что не может жить без меня, и предлагает мне руку и сердце. Я отвечаю, что тоже любила его, – но где он раньше был? – теперь я люблю другого. Конечно, я, возможно, и соглашусь выйти за него, но любить всё равно буду другого – и он должен это знать. Он отвечает, что на всё согласен – лишь бы я была с ним. Соня, присутствовавшая при этом разговоре, вдруг неожиданно вмешивается, и называет имя моего любимого человека – (я не хотела говорить, кого люблю, – а она меня выдаёт) – из её реплики становится понятно, что я люблю Славу Лисовского. И почему-то это открытие на Лёшу так подействовало, что он разрыдался прямо у нас на глазах, а я подумала: «Надо же, как странно видеть его таким! Я и представить не могла, что он может так переживать из-за моей любви к Славе и расплакаться прямо при нас». А он не просто плакал, но его буквально сотрясали рыдания. И я из-за этого разозлилась на Соню – что она встревает не в свои дела и вот, довела человека. Я начала её упрекать: зачем она сказала про Лисовского? Не помню, что она ответила, но кончилось тем, что я кричала ей: «Уходи отсюда! Уходи!» (Она была предательница – предала меня.) Вероятно, она вняла этому призыву и ушла, а я осталась с Алёшей и, помню, он всё плачет, а я пытаюсь его успокоить. Не знаю, почему его так убило, что я люблю именно Славу. Наверное, понял, что у самого в таком случае никаких шансов вернуть меня. Может, он оплакивал то, что потерял мою любовь, – ведь когда-то я его любила. Факт тот, что он был как ребёнок – или ещё точнее: как взрослый мужчина, убитый горем, буквально раздавленный. И мне его было очень жалко. Он лежал на кровати и рыдал, уткнувшись лицом в подушку, а я гладила его по голове, как маленького, и говорила что-то ласковое, пытаясь успокоить. На том и проснулась. И подумала: «К чему всё это снится?» Ведь на самом деле у Дроздова нет никакой сестры, и он и без Сони, вероятно, слышал о моём романе с сыном дипломата и не заметно, чтобы особенно переживал по этому поводу. К тому же, если в этом сне я действительно думала, что люблю Славу и он дороже моему сердцу, чем Дроздов и кто бы то ни было ещё, то в реальности я далеко не так в этом уверена и не знаю, кто из них мне дороже и кого я действительно люблю. Я их обоих люблю – каждого по-своему – и если однажды придётся делать выбор, мне будет очень сложно отдать кому-то пальму первенства. Меня саму удивляет такое раздвоение – я никогда раньше не предполагала, что можно любить двоих одновременно. Но что касается выбора: мне кажется, предложения руки и сердца я не дождусь ни от того, ни от другого – поскольку Славик вообще не настроен на женитьбу, а если и решится на такой подвиг, то надо быть готовой к тому, что он всё время будет смотреть налево – и нужно либо закрывать на это глаза – чего я сделать не смогу, либо… найти себе такого мужа, который налево смотреть не будет, а будет смотреть только на меня-любимую. А кто же это, как не Лёша Дроздов? Так что он напрасно в моём сне предавался отчаянию, не исключено, что именно ему я и отдала бы предпочтение не только перед Славой, но и перед всеми прочими. Вот только признания от него до пенсии не дождёшься. Хотя он его уже сделал однажды – причём очень смело. И в весьма оригинальной форме. Но не думаю, что он решится на такое во второй раз. А значит, нужно будет ему помочь. Только вот каким образом? Я бы предпочла уступить право первого шага мужчине. Но будем считать, что он его уже сделал – на том вечере, в десятом классе. А мне остаётся лишь определиться – делать ли ответный шаг? Но я предпочитаю не торопить события, в конце концов, мне ещё рано думать о замужестве. Время всё расставит по местам, а я только постараюсь не совершить ошибки, о которой пришлось бы жалеть в течение всей оставшейся жизни».
Я не случайно привела эту запись целиком, ибо в ней был ключ ко всему, случившемуся впоследствии. Во-первых, меня поразило, что сон, приснившийся моей подруге в начале января – незадолго до того, как Слава сделал ей предложение, а Алёша, узнав об этом, поторопился сделать предложение мне, исполнился почти в точности. Впервые я столкнулась с явлением нематериальным и логически не объяснимым. Приходилось поверить в то, что действительно существуют вещие сны, и не напрасно Аля и все женщины в их семье придают снам такое огромное значение. Но насколько важен этот сон, Альбина не представляла и сама. Между тем он проливал свет на очень многие вещи. Ибо на тот момент, когда Аля его записала, всё было только в будущем – но всё сбылось – и сбылось именно со мной и с Алёшей – а частично и с ней. Я действительно – образно говоря – угодила в лужу, в самую грязь, от которой так просто не отмоешься, – ибо, когда моя беременность станет очевидной, общественное мнение будет отнюдь не в мою пользу, – напротив, меня ждёт всеобщее осуждение, хихиканье, сплетни за спиной и в лучшем случае – жалость, – и к этому я должна быть готова. Что касается Алёши, то если он и не рыдал у Альбины на плече, когда начался её роман со Славой, то переживал очень глубоко, а известие о том, что она выходит замуж за Лисовского, просто убило его. И узнал он об этом не от кого-нибудь, а именно от меня – значит, и в этой части сон Альбины был верен, и если в нём я оказалась по отношению к своей подруге «предательницей» – выдала Дроздову секретную информацию, назвав имя Алиного избранника, то и в реальности всё произошло аналогичным образом: именно я сказала Алёше, что Альбина принимает предложение Славы. А Аля на самом деле приняла совсем иное решение и в скором времени действительно как нельзя лучше утешила Алёшу, заверив его в своей любви и отдав ему предпочтение перед всеми остальными претендентами, включая и самого Славу, которого в душе всё же любила больше, чем Алёшу. Об этом свидетельствовал всё тот же сон – ибо во сне она сознает, что любит именно Лисовского, а Дроздова жалеет. Впрочем, замуж она за него выходила отнюдь не из жалости, а потому что действительно считала, что будет с ним более счастлива, чем со Славой и с кем бы то ни было ещё. Она по-своему любила Алёшу, но любила не сердцем, а скорее разумом. Она сознавала все его достоинства, ценила его таланты, а главное – она была уверена, что, женившись, он не будет смотреть налево, но все его взоры будут прикованы к любимой жёнушке. И в этом она не ошиблась. Однако это отнюдь не означало, что её расчёт был верен и она не совершила ошибки, о которой не придётся пожалеть впоследствии.
http://www.proza.ru/2017/08/20/1071