Шли последние дни декабря. Город был засыпан снегом так, что дорожки казались тоннелями, проложенными в горах. Всё было бело, словно на картине. Небо ещё было светло, хотя первые признаки вечерних сумерек уже появились.
Саша, Юля и Лера проверяли кормушки. Девочки ещё по осени решили подкармливать птиц всю зиму, чтобы наблюдать за ними. И недаром: очень лютая была зима. Говорили, что снегири в городе. А эта птица редко подлетает близко к человечьему жилью. Боится она нас. Но раз красногрудые в городе, значит дело плохо! Значит, нужда оказалась сильнее страха, и птицы ждут нашей, человечьей, помощи.
Один из них нашёл пустую кормушку, летал-летал, потом устал и сел на ветку. Однако обессиленную птицу сбил снежок или даже камень, брошенный кем-то. Снегирь просто не заметил опасности. Только смех услышал. Такой противный, страшный, злой детский смех. Он пытался взлететь, чтобы не замёрзнуть, но всё было тщетно, только снег ворошил. Крыло болело. Единственной надеждой были люди. Но они шли мимо по своим делам, а один мальчик взял и швырнул в него снегом ещё раз.
- Девочки, там, кажется, снегирь! – задыхаясь, крикнула Лера, присмотревшись.
- Точно? – остановила её Саша, - не тряпка?
- Я проверю! – вызвалась Юля и побежала, утопая в снегу, к ещё трепыхавшейся красногрудой птичке.
Снегирь испугался. Девочки присмотрелись.
- Это снегирь! Саша, неси шарф, он ещё живой!
Девочки со всех ног рванули в школу, чтобы спросить в гардеробе чей-нибудь забытый шарфик. Но злая гардеробщица только ухмыльнулась, крикнув:
- Вот ещё теперь дохлых птиц таскать тут будете! Нет шарфиков, и чтобы птицы тут не было! Пошли вон!
Тогда Саша стянула шарф с себя, прикрыв горло воротником куртки, и побежала обратно к Юле.
Лера же подошла к учителю.
- Евгения Петровна! Юля снегиря нашла, он живой ещё. Можно нам в школу мне, Саше и Юле?
Учительница посмотрела на девочек, бережно кутавших птичку, потом на остальных ребят и, вздохнув, отпустила.
- Только принесите в школу и позовите Максима Сергеевича, он, думаю, поможет птичке.
Тем временем, девочки уже несли замёрзшую и ослабшую птичку к Лере. Снегирь почти не шевелился, но взгляд… Как много он говорил! Сначала снегирю было страшно, но потом, когда девочки положили его на подоконник, где было тепло, но не жарко, он немного повеселел. Красная грудка стала тихнонько двигаться. Саша пригнулась к птичке, чтобы услышать сердцебиение.
- Господи, - думала она, - хоть бы птичка выжила!
Но тут появилась крикливая гардеробщица. Она заорала, словно потерпевшая на пожаре, что птицу надо вынести на помойку – всё равно замёрзнет. Даже схватила Сашу за шиворот, но та вывернулась и прижала птичку к груди.
Девочкам хотелось одного: спасти снегиря. Они не понимали, как можно быть против этого. Живое же существо. Все трое ловили каждое движение, каждый вздох, каждый взгляд птицы.
Запыхавшаяся Лера села на скамейку, чтобы отдышаться после бега и волнения. Она пыталась что-то сказать, но дыхание так перехватило, что получались только отдельные бессвязные звуки. Наконец, несколько минут спустя, она выдавила из себя: «Максима Сергеевича позвать надо».
Юля побежала наверх, в кабинет биологии, а Саша, всё ещё держа птичку, села рядом с Лерой, продолжая словесную перепалку с уборщицей.
Женщина расходилась всё больше и больше, но девочки были непреклонны. Устав от крика, она сказала, что пошла писать докладную директору. Девочки просто переглянулись, понимая, что директор их защитит, а не её.
Для Юли же поиски класса оказались сложной задачей. Она стучалась то в одну дверь, то в другую. Но все были заперты. Наконец, девочка толкнула одну из них и оказалась прямо в лаборантской биолога. Учитель, пожилой и очень полный мужчина, абсолютно лысый и с усами, обвёл её удивлённым взглядом.
- Максим Сергеевич?
- Ну, я.
- Там птичка… Замёрзла… Снегирь…
- Ну замёрзла, и что?
- Она ещё дышит, помогите!!!
Услышав это, учитель переменился в лице. Безразличное спокойствие исчезло. Задыхаясь, он пошёл за Юлей. Только шёл он очень медленно, отдыхая после каждого шага. Юля хотела его поторопить, но понимала, что он и сам был бы рад идти быстрее.
Саша же с Лерой извелись, пока ждали учителя. Птичка чувствовала себя всё хуже. Дыхание становилось всё реже и реже. И только взгляд по-прежнему оставался живым.
На учителя они смотрели, как на спасителя. Но он – всего лишь человек. Осмотрев пациента, он заметил, что сломано крыло и отморожены лапки.
- Не знаю, чем можно помочь, - он тяжело вздохнул, - надо попробовать покормить её, чтобы силы были.
Юля достала из кармана пакетик с зёрнышками для кормушки и высыпала несколько перед птичкой. Но снегирю было не до еды. Болело всё, и только на сердце было тепло. Он посмотрел на столпившихся вокруг людей. Его взгляд был полон благодарности, боли и страха. А ещё – надежды. Силы таяли, но надежда оставалась.
Учитель лишь развёл руками и пожал плечами. Глаза погрустнели. Лера чуть не заплакала. Саша опустила глаза. Юля стояла молча, глядя в пустоту.
А птичка благодарно взглянула на девочек и из последних сил закрыла глаза. Понимала птичка, что они помочь хотели. Сердце больше не билось.
- Наверно, ей страшно было умирать, - вздохнула Лера.
- А как ей жить хотелось! Вспомните, как трепыхалась она! – ответила Саша.
- И всё же, девочки, вы не зря старались. Вспомните её последний взгляд. Это было птичье «спасибо». У неё было легко на душе. Вы сделали всё, что могли, – заключил учитель.
Они завернули птичку в платок и закопали там же, под кустом. Палочку поставили, чтобы потом придать земле. Живое же существо. Похоронить надо.
Все успокоились. На душе у девочек было тяжело. И ещё долго-долго мерещился им этот полный боли, надежды и благодарности взгляд. Последний взгляд. Прощальный взгляд.