Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)
Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый» ДКБФ 1971-1974».
Глава 786. ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Морской бой. 13.09.1974 года.
Фотоиллюстрация из открытой сети Интернет: Моонзундская (Ирбенская) операция 1915 г. Карта-схема обороны Рижского залива и прорыва германского флота 16-21 августа 1915 года. Боевые действия русских Морских сил Рижского залива 26 июля (8 августа) – 8 (21) августа 1915 года по отражению попыток прорыва германского флота в Рижский залив и минирования пролива Моонзунд. Источник: Сайт МО РФ. История войн.
Почти точно так же была составлена и оформлена карта-схема учебного морского боя КУГ в составе БПК «Свирепый» и ещё нескольких кораблей 128-й бригады 12-й дивизии ракетных кораблей ДКБФ по отражению попыток ВМС НАТО (самолёты, разведывательные корабли и, главное, малошумная ПЛ ВМС ФРГ) блокировать подходы к советской ВМБ Балтийск ВМФ СССР 13-14 сентября 1974 года.
В предыдущем:
Как реальный действительный и фактический свидетель, я с гордостью свидетельствую – корабельное оружие БПК «Свирепый» пр.1135 типа «Буревестник» успешно выполняло те боевые задачи, на которые и был рассчитан и построен наш большой противолодочный корабль, лучший противолодочный корабль в своём классе в 70-е годы XX века.
В «ноль часов» (00:00) ночи с 12 на 13 сентября 1974 года в «ленкаюте» БПК «Свирепый» раздался телефонный звонок. Я спросонья очень удивился, потому что должен был быть сейчас в кубрике РТС, но на той койке, которую мне определили, было тесно, жарко и парко от проходящего рядом пакета электрических кабелей. Поэтому я потихоньку пробрался опять к себе в «ленкаюту», открыв её запасным ключом, а печать для пластилиновой пломбы у меня была своя…
О том, что я сплю в «ленкаюте» могли знать только несколько человек на корабле: командир корабля, капитан 2 ранга Е.П. Назаров, новый старпом, капитан-лейтенант Ю.А. Кличугин и дежурный по кораблю (он же вахтенный офицер), которого я честно предупредил: «Если что, я в ленкаюте!»…
Я снял трубку телефона и услышал знакомый с хрипотцой голос, который сказал мне всего три слова: «Зайди ко мне». Так мог говорить, не представляясь по телефону, и говорил только один человек на БПК «Свирепый» - командир корабля.
Я быстро смочил вафельное полотенце водой из большого алюминиевого чайника (умывальника в ленкаюте не было), протёр им глаза, щёки, вспотевшую шею, глотнул несколько раз из чайника и побежал по коридорам к каюте командира корабля. Там собрались несколько старших офицеров, которые стояли вокруг сидящего в кресле Е.П. Назарова и что-то горячо обсуждали.
Я обратился по уставу с просьбой войти, на что один из офицеров в лёгкой кремовой тужурке-рубашке заметил: «Вошёл уже!» и доложил о прибытии. Евгений Петрович Назаров, не отвлекаясь от бумаг, разложенных на столе, деловито поманил меня к себе и показал рукописную схему построения кораблей КУГ (корабельной ударной группировки), схему какого-то морского «боя» (маневрирования) и листы с таблицами и перечнями корабельного состава КУГ и ещё какими-то данными.
- Надо к утру, часам к семи утра, - виновато сказал Евгений Петрович, - сделать из этих набросков настоящие схемы и таблицы на больших листах ватмана. Сделаешь?
- Постараюсь, товарищ командир, - ответил я, уже впившись глазами в схему и прикидывая, как лучше всё это разместить на листе ватмана.
- Что значит «постараюсь»! – «вскипел» тут же один из старших офицеров. – Вы как разговариваете с командиром корабля, матрос! Что значит, «товарищ командир»? Вы обязаны обращаться по уставу – «товарищ капитан 2 ранга»!
- Точно так! – ответил я этому старшему офицеру, спросонья не заметив количество звёзд на его погонах. – Разрешите идти?
Другой старший офицер, лицо которого мне показалось знакомым, мягко тронул меня за рукав робы, потянул к двери и сказал: «Идите, Суворов, идите и к утру сделайте так, как вы это можете».
Мне показалось, что Евгений Петрович из-за озабоченности и усталости даже не обратил внимания на то, как «вспылил» старший офицер. Другие офицеры тоже постарались не реагировать, а послушно стояли в душной и тесной для всех каюте командира БПК «Свирепый».
Я уже уходил, а в каюте командира БПК «Свирепый» неугомонный старший офицер всё возмущался «наглым поведением какого-то матроса» и ему вдруг начал возражать на повышенных тонах Евгений Петрович Назаров и тот старший офицер, лицо которого мне показалось знакомым. За спиной у меня нарастала ссора между начальниками…
- Только смотрите, никому не показывайте то, что вы несёте! – сказал мне в спину чей-то голос, но я его уже не слушал. Во мне всё ещё страдал нарушенный сон, мне очень не хотелось в условиях мягкой, но качки, рисовать и чертить всю ночь какие-то схемы и таблицы.
В «ленкаюте» я привычно уложил на ряд банок зала большой фанерный планшет будущего стенда, раскатал рулон «голубого» плотного чертёжного ватмана, отмерил размеры листов по размерам укрепляющих верх и низ плакатов реек и «прикнопил» эти большие неформатные листы ватмана к планшету.
После этого я поставил планшет с листами ватмана на ребро, сделав из него экран, вытащил из дальнего стеллажа библиотеки эпидиаскоп ЭПД-1 («дралоскоп»), После этого, не «мудрствуя лукаво», просто спроецировал рукописные схемы командира корабля на листы ватмана в соответствующем масштабе. После этого я терпеливо, щуря глаза от напряжения, обвёл линии и знаки простым карандашом. Так у меня получилась схема завтрашнего учебного морского боя КУГ (корабельной ударной группировки) с самолётами, торпедными и ракетными катерами «вероятного противника».
На отдельном листочке с грифом «Секретно» была схема предполагаемого района местонахождения сегодняшней подводной лодки «противника», по которой мы стреляли противолодочной торпедой.
На рукописных схемах приблизительно были неумело и коряво нарисованы очертания береговой линии островов Балтийского моря, возле которых завтра должен был состояться морской бой. Идти в штурманскую рубку и рыться в походных картах мне жутко не хотелось, а кроме того мне было приказано сохранять всё в строгом секрете, поэтому я просто взял со стеллажа набор обыкновенных школьных контурных карт по истории, выбрал картинку-карту соответствующего участка Балтики и снова спроецировал это место на ватман-экран.
Снова простым карандашом я наметил контуры береговой линии островов и берега Балтийского моря и теперь уже подправил схему расположения и маневрирования кораблей КУГ и «противника» в соответствии с истинными контурами карты. Получилось очень достоверно и красиво, как на настоящей навигационной карте…
После этого началось самое ответственное и главное – нужно было обвести карандашный рисунок стеклянными гнутыми рейсфедерами разной толщины и разноцветной тушью. Эти стеклянные рейсфедеры я делал сам (научил меня это делать Славка Евдокимов). Валерка Маховик держал зажжённую зажигалку, а я грел на огне зажигалки стеклянную трубочку с тонким концом, сгибал её как надо, а также выдувал небольшой «пузырь» в том месте, где удобно было держать рейсфедер пальцами. В этот «пузырь» набиралась тушь, так можно было писать и рисовать достаточно долго.
Рукописный рисунок схемы морского боя, Евгений Петрович или кто-то из офицеров рисовал, как полагается, то есть с применением трафаретов офицерской линейки для обозначения условных знаков самолётов, кораблей разных классов и траекторий движения и маневрирования. Поэтому мне легко было точно рисовать точные условные обозначения и знаки.
К 02:00 я уже почти всё нарисовал на схемах-картах, теперь мне надо было плакатными перьями написать все данные в таблицах и комментариях к схеме морского боя. Писать текст уже не было сил, потому что глаза от напряжения не просто болели, а их немилосердно резало и щипало. Надо было что-то срочно делать…
Я даже не подумал, что можно, в принципе, обратиться за помощью к нашему корабельному доктору, капитану медицинской службы, Л.Н. Кукурузе, у него обязательно нашлись бы какие-нибудь глазные капли. Однако без глаз я больше не мог работать. Что же делать?
Машинально, жадно поглощая воду из чайника, который был у меня в ленкаюте вместо графина, я вдруг подумал, что мне надо принести из камбуза хорошего крепкого чая, чтобы не заснуть окончательно. Тщательно заперев за собой дверь и лаже заправив бечёвку под пластилиновую печать на двери, притиснув её своей печатью от сейфа с секретными документами (отчётами в разведотдел штаба соединения), я с чайником в руках побрёл по коридору личного состава на камбуз.
На мой стук в окошко двери камбуза высунулся недовольный дежурный по камбузу и зашипел на меня по-змеиному, матерясь и ругаясь «на этих лунатиков». Я тупо попросил у него чайник с чаем-заваркой и не отходил от двери камбуза, пока этот матершинник не открыл ей и не заменил мой пустой чайник на полный. Дверь в камбуз не закрылась, а я уже вошёл к ним, потому что увидел блестящие раковины из «нержавейки».
От такой наглости дежурный кок онемел и не смог меня задержать, а я вдруг набрал из чайника холодного чая и стал протирать и мыть свои глаза…
- Суворов, ты чего? – тревожно спросил меня дежурный кок. – Умом тронулся?
Мне очень полегчало, поэтому я только вздохнул, сказал ему «спасибо» и молча ушёл обратно по коридору к себе в «ленкаюту», унося почти полный чайник холодного несладкого чая. На ходу я несколько раз прикладывался к носику большого чайника, так что мне даже расхотелось спать.
Всё же раздражение этим внезапным заданием не покидало меня, потому что кроме вахтенных на корабле все спали, в том числе и эти напыщенные «старшие офицеры», поэтому вернувшись в «ленкаюту», я записал в свой дневник-ежедневник…
«2 часа ночи. Дали работу! Господи, когда же это всё кончится?! Опять повздорили мои наставники. Плохо. Очень плохо!».
Странно, но после двух часов ночи, умывания чайной заваркой и нескольких глотков крепкого, но холодного чая, я стал ощущать себя бодрее, сон прошёл, я начал что-то соображать. Вникать в смысл и содержание текста и комментариев к схеме-карте морского боя, не было времени и желания. Я торопился, потому что знал – скоро действие крепкого чая закончится, и я ещё сильнее захочу спать. Поэтому я торопился, но заставлял себя не делать орфографических ошибок.
Вскоре листы голубого ватмана превратились в настоящие схемы-карты с разноцветными знаками и значками, показывающими схемы маневрирования и атак различных морских сил и обороняющейся КУГ (корабельной ударной группировки). По моему, эта схема-карта показывала, как надо оборонять ВМБ Балтийск в случае провокации подводной лодки НАТО у границ нашей базы (эта натовская ПЛ была главным действующим лицом морского боя).
Схема-карта получилась красивой и точной по контурам Балтийского моря и побережья. Таблица хорошо читалась и воспринималась как дополнение к карте-схеме. Расположение текста и комментариев к условным знакам и значкам на карте-схеме я немного изменил, вывел в особые «окна» на свободных полях карты и таким образом получилась цельная картина морского боя.
Было уже раннее утро, сменились вахты, корабль оживал. Я чувствовал, что скоро ко мне кто-то придёт за моей работой, однако ощущение незавершённости чего-то не проходило. Сам того не понимая зачем и почему я в углу карты-схемы вдруг легко и свободно нарисовал морскую розу ветров», то есть многолучевую звезду с обозначением сторон света и картушки компаса с указанием четвертей румбов. Карта-схема сразу стала иной, красивой, романтичной, интересной…
Напоследок я прибил маленькими гвоздиками деревянные рейки сверху и с низу моих листов ватмана, «откнопил» их от планшета, убрал все мои инструменты и пузырьки с тушью (от греха подальше), выложил карту-схему, таблицу и плакат с сопроводительным текстом на стол президиума, а потом сел в своё вертящееся кресло и на минутку сложил голову на скрещённые на столе руки…
В тот же миг в двери «ленкаюты» начали жутко стучать…
Я открыл дверь и наш новый старпом, капитан-лейтенант Ю. А. Кличугин в сопровождении одного из старших офицеров, заспанное лицо которого ещё больше стало мне знакомым, с нетерпением ворвались в зал «ленкаюты».
- Я вам уже полчаса стучу, Суворов! – опять с трудом сдерживая гнев, начал повышать голос Кличугин. – А вы, оказывается, спите!
Я только кивнул головой, потому что мне было уже всё равно. Старший офицер молча подошёл к столу президиума «ленкаюты», внимательно оглядел мои карту-схему и плакаты, потом приказал Кличугину осторожно взять их и, не сворачивая, а только повернув их друг к другу «лицом», отнести в каюту командира корабля. После этого он взял у меня те рукописные листы, что вручил мне Евгений Петрович Назаров, молча пожал мою вялую руку, и они поспешно ушли.
Не помню, что было потом, но в своём дневнике-ежедневнике от 13 сентября 1974 года записано…
«Утром пришли из морей. Лёг в 06:00, встал в 07:00. Завтрак. Хотел снова поспать, нет, надо дело делать. Вот весь день одну схему и чертил. Не так устал, как разозлился. Нервотрёпка. Беготня. То так не так, то это не этак. Однако сделал дело. Теперь можно гулять смело».
Так 13 сентября 1974 года весь день ушёл на то, чтобы в базе командование БПК «Свирепый» согласовывало, меняло, изменяло и переиначивало свой план учебного морского боя на основании опыта встречи 13 октября 1973 года БПК «Свирепый» и двух больших противолодочных кораблей с натовской ПЛ у границ морского района, непосредственно примыкающего к ВМБ Балтийск.
Как я слышал «краем уха» из разговоров в экипаже корабля, кто-то из старших офицеров в штабе нашего соединения ракетных кораблей ревностно отрицательно отнёсся к предложениям Евгения Петровича Назарова и Юрия Авенировича Кличугина провести учебный морской бой на основе скандальной фактической реальной ситуации.
Видимо, у наших старших офицеров-командиров тоже существует «годковщина»…