Английский след в убийстве Распутина.
О возможных мотивах для убийства.
(Продолжение. Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2017/07/27/445)
Как известно, «официальная» версия убийства Г.Е. Распутина, разработанная с участием Ф. Юсупова, в.к. Дмитрия Павловича и Пуришкевича, по «горячим следам», и впоследствии широко «распиаренная» Феликсом Юсуповым в его книжках и многочисленных рассказах и интервью, начисто отрицает какое-либо участие его английских «друзей» в подготовке и осуществлении этого преступления.
Это и понятно: одно дело совершение пресловутого «патриотического акта» по ликвидации «грязного мужика», дурно влиявшего на царицу и самого безвольного Николая Второго.
Такому «акту» открыто радовались и буквально аплодировали большинство членов царского «Дома Романовых» и высокопоставленных представителей правящего класса царской России, считавших, что этим убийством они «спасают» монархию и Россию от революции.
И СОВСЕМ другое отношение в народе и «обществе» будет к зверскому убийству группой вооруженных преступников безоружного мужика, который доверчиво пришел в гости, в дом одного из своих убийц, верно?!
Чем бы они, при этом, не «прикрывались», и не оправдывались, ясно одно: убийство гостя хозяином дома всегда считалось невиданной подлостью и вероломством!
А уж если бы выяснилось, что на эту подлость убийц «подбили» представители иноземной державы (а тем более, если бы они еще и участвовали в этом «деле»), то от романтического флера высокопоставленных участников кровавой шайки не осталось бы и следа…
Давайте посмотрим, что на сегодня известно, об участии английских «друзей» Феликса Юсупова в этом убийстве.
Оказывается, для «компетентных органов» царской России, общая картина преступления была понятна буквально на следующее утро.
В материалах Музея «НАША ЭПОХА» и на сайте исследователя С.В. Фомина (http://sergey-v-fomin.livejournal.com/185135.html) размешен перевод интересной книги английского дипломата и бизнесмена Альберта Генри Стопфорда «The Russian diary of an englishman» («Русский дневник англичанина»), изданной в 1919 году одновременно в Лондоне и Нью-Йорке.
Автор был исключительно компетентным и информированным человеком, являлся негласным сотрудником британской разведки, доставляя даже частную корреспонденцию от английского короля Георга V его кузену – Императору Николаю II.
В дневнике Николая II даже есть запись от 28 января 1916 года, о том, что он принимал Стопфорда:
«Тетя Михень завтракала. Когда остались с ней втроем (очевидно - в компании с царицей - мой коммент.), она долго говорила о Борисе».
(Тут речь в дневнике идет о попытке сватовства великой княгиней Марией Павловной (которую в «семье Романовых» и именовали «тетей Михень»)) за своего сына, великого князя Бориса Владимировича царской дочери – великой княжны Ольги Николаевны.)
К слову сказать, этот в.к. Борис Владимирович отличался особо большой любовью к выпивке и разнузданному поведению (мы о нем еще поговорим в одной из будущих глав).
Так вот, в тот момент, когда его маман пыталась уговорить царскую чету выдать их старшую дочь Ольгу замуж за Бориса Владимировича, этот 38- летний обалдуй сожительствовал с 17-ти летней дочерью своего подчиненного, полковника С.А. Рашевского, Зинаидой, у которой от него даже родится ребенок (вскоре умерший).
Разумеется, царица отказала «тете Михень» в этом сватовстве и заслужила у нее за это новую порцию жгучей ненависти.
(Вообще-то старшей дочери царя, в.к. Ольге Николаевне, на редкость не везло с кавалерами:
В 1912 году к ней сватался в.к. Дмитрий Павлович (известный своими педерастическими наклонностями) и получил от царицы вполне заслуженный «отлуп»;
В годы Первой мировой имелся неосуществлённый план брака в.к. Ольги с румынским принцем (будущим Каролем II). Считается, что тут уже сама Ольга Николаевна отказалась покидать Россию и жить в чужой стране;
В январе 1916 г. – вышеупомянутое «сватовство» «тети Михень» также закончившееся фиаско;
В марте 1916 года к Ольге Николаевне хотел посвататься влюбленный в нее родственник-Константин Константинович, сын великого князя Константина Константиновича Романова.
В дневнике сотрудницы царскосельского Дворцового лазарета Валентины Чеботаревой имеется следующая запись, от 18 марта 1916 года:
"От М.Л. услышала подтверждение наших осенних догадок. В лазарете Маврикиевна (это - Елизавета Маврикиевна, мать князя Константина – коммент.) разоткровенничалась, что осенью Конст. Конст. усиленно ухаживал.
Ольга ему сильно нравилась, но через Нарышкину "нам дали понять, что он слишком молод, что им лучше водиться с людьми солидными. Вы понимаете - это следует прекратить".
(Валентина Чеботарева. В Дворцовом лазарете в Царском Селе. Дневник: 14 июля 1915 - 5 января 1918. Часть 1, 1915 год).
В результате, Ольга так и осталась незамужней и разделила участь своей семьи…)
Сразу же после записи о сватовстве «тети Михень» в царском дневнике 28 января 1916 года записано: «Принял англичанина Stopford…».
Такой чести, как Высочайший прием, да еще во время войны, удостаивались очень немногие иностранцы, и Альберт Стопфорд был одним из них.
Непосредственным его начальником в Петрограде был английский посол Джордж Бьюкенен, а супруга посла, Джорджина, являлась одной из доверенных лиц А. Стопфорда.
Скорее всего, одним из главнейших факторов, при назначении Стопфорда в Россию, было его близкое (еще со времен учебы в Оксфорде) знакомство с князем Феликсом Юсуповым. Их с Феликсом связывало очень многое, в том числе и гомосексуальные увлечения.
Сразу же по приезде Стопфорда в Петроград, Феликс Юсупов свел его с великим князем Дмитрием Павловичем, с которым них установились доверительные отношения.
Очень большое значение, также, имела дружба Стопфорда с великой княгиней Марией Павловной (Старшей) той самой «тетей Михень».
Она была вдовой дяди Николая Второго – великого князя Владимира Александровича. Принадлежавший же «тети Михень» Владимирский дворец был одним из центров великокняжеских интриг.
(Я так подробно останавливаюсь на личности автора книги The Russian diary of an englishman» («Русский дневник англичанина»), чтобы было понятно, что написал её не какой-нибудь фантазирующий журналист-«щелкопер», а ОЧЕНЬ информированный и компетентный человек, лично знакомый с основными персонажами той трагедии).
Опубликованные в книге Стопфорда дневниковые записи, а также письма с отчетами об убийстве Царского Друга, показывают, что они основаны на знакомстве автора даже с секретными (!) документами Охранного отделения.
Вот что он записывает:
«Воскресенье, 31 декабря 1916 г..
Великолепная погода: – 2 градуса по Фаренгейту. Целуя руку Великой Княгине Марии Павловне после Литургии, я сказал: «Сегодня даже солнце светит», – но она отвечала: «Мы еще не удостоверились в факте».
На завтраке нас было тридцать четыре человека; и трое Великих Князей, ее сыновей. Великий Князь Андрей только что вернулся с фронта после двухмесячного отсутствия.
Еще ничего определенного не известно; много рассказов, но все кончаются одинаково – что Распутин исчез.
В 1 ч. 16 пополудни я пешком отправился в посольство: блеск солнца, в котором сияло красное здание посольства. Я встретил посла, леди Джорджину, мисс Мериэль, генерала Хэнбери-Вильямса и полковника [Чарльза] Бёрна, который принес портфель.
Я рассказал им всё, что слышал об исчезновении Распутина. Я также сказал генералу, что десять дней назад написал домой о том, что политическая ситуация разрешится трагической развязкой.
Когда мы говорили, принесли копию донесения полиции с указанием разных прибытий, отъездов и звонков полиции в Юсуповском дворце той ночью….
Из посольства я поехал на моторе прямо во дворец Великой Княгини Марии Павловны и просил аудиенции. Обо мне тотчас доложили…
Я сказал ей всё, что мог вспомнить из донесения полиции, а потом она сказала мне, что Великий Князь Дмитрий Павлович посажен под арест – неслыханное дело, ибо с самого убийства Императора Павла (1801) ни одного Великого Князя не арестовывали по серьезному обвинению, и по этой причине Император Павел поплатился жизнью лишь за то, что угрожал этим.
Я вернулся в посольство и прямо, без доклада направился к леди Джорджине.
Она была одна, и я спросил, могу ли я поговорить с послом. Она позвала меня в его комнату, и он со мной повидался.
Я рассказал ему об аресте Великого Князя Дмитрия [Павловича] и о том, что Феликс Юсупов сказал по телефону Великой Княгине из дворца Дмитрия: «Это недоразумение».
Его Превосходительство был весьма впечатлен новостями и тут же начал писать свое донесение.
Я спросил его, могу ли я принести донесение полиции Великой Княгине. Он сказал: «Конечно, только принесите назад».
Тогда я поехал на моторе во дворец Великой Княгини и вошел к ней в комнату. Она прочла документ вслух: там не было никого, кроме меня.
Когда я вернулся в посольство, я направился прямо в кабинет посла и вернул ему документ».
Как видим, копия секретного полицейского донесения о деталях расследовании убийства «Царского Друга», уже наутро, была на руках у сотрудников английского посольства, и именно они знакомили с ее содержанием родственников Николая Второго!!!
В приложениях к своей книге Стопфорт приводит и сам текст полицейского донесения, составленного наутро после убийства Г.Е. Распутина.
(Документ довольно обширный, но малоизвестный в нашей историографии. Приведем его с небольшими сокращениями и комментариями):
ДОНЕСЕНИЕ ПОЛИЦИИ ОТ 30 ДЕКАБРЯ 1916 Г.
(Следующее представляет собой буквальный перевод официального донесения, составленного полицией):
***
«Сегодня, около 2.30 утра, городовой, стоящий на посту у здания Министерства внутренних дел, находящегося на Морской, услышал стрельбу со стороны дворца князя Юсупова на противоположной стороне Мойки. Поскольку этот пост – особый, и городовому на посту запрещено его покидать, он зашел в Министерство внутренних дел и связался по телефону с унтер-офицером полиции на соседнем посту.
Затем известие о стрельбе дошло до Казанского полицейского участка, в котором расположен дворец. Пристав, полковник Рогов, с нарядом полиции отправился на место.
Допрос дворника на посту у соседнего дома установил факт, что выстрел был произведен в дворцовых покоях молодого князя.
Дабы установить причину стрельбы во дворце, младшему офицеру полиции, капитану Крылову, было приказано войти в здание, и дворецкий сообщил ему, что внутри идет прием, и что один из гостей, стреляя по мишени, промахнулся и попал в окно, в доказательство чего капитану Крылову было предъявлено разбитое окно цокольного этажа, выходящее во двор флигеля».
Вот и первая сенсация: НИ О КАКИХ РАЗБИТЫХ ПУЛЕЙ СТЕКЛАХ во дворце Ф. Юсупова нет НИ СЛОВА: ни в его многочисленных воспоминаниях, ни в подробнейшем описании убийства в дневнике Пуришкевича!!!
А выясняется, что это, пробитое пулей окно цокольного этажа даже было, еще утром, предъявлено полицейскому капитану Крылову!
Стало быть, рассказы Ф. Юсупова и Пуришкевича о том, что в комнате дворца Юсупов стрелял в Распутина всего один раз, и пуля застряла в груди «грязного старца» – самое обыкновенное вранье!
Продолжим изучение полицейского донесения:
«Данные, полученные в ходе допроса, были в ту же ночь доложены полковником Роговым полицмейстеру второго отделения, генерал-майору Григорьеву, и господину Чаплыгину, чиновнику городской управы.
Едва офицеры полиции покинули дворец, как по набережной Мойки проехал мотор и остановился около пешеходного мостика почти перед самым дворцом. В автомобиле можно было разглядеть четырех человек.
В тот момент, когда они вышли, шофер выключил фары и на полной скорости уехал вдоль канала. Свидетелем этой сцены был агент Охраны по фамилии Тихомиров, который был приставлен Департаментом полиции для слежки за Распутиным.
Тихомиров, полагая, что люди, вошедшие во дворец не с парадного входа, а через боковую дверь, выходящую во двор флигеля, были грабителями, поспешил через канал в полицейский участок, и оттуда по телефону доложил о виденном начальнику тайной полиции.
Полковник Рогов еще не вернулся домой, как его уведомили из Охраны, что получена информация о нападении на Юсуповский дворец.
Туда снова был направлен наряд полиции. Дворецкий, выйдя, пояснил, что из пригорода Петрограда только что прибыли некие высокопоставленные гости. Донесение об этом было сделано в течение ночи градоначальнику, генералу Балку».
Этот эпизод тоже НИКАК не стыкуется с «официальной» версией Юсупова-Пуришкевича, согласно которой сразу после выстрела Юсупова в Распутина, в.к. Дмитрий Павлович, зачем-то, ЛИЧНО, вместе с Сухотиным и Лазавертом, т.е. ВТРОЕМ ездили на Варшавский вокзал, чтобы сжечь в печке санитарного поезда Пуришкевича шубу Григория Ефимыча!
(Более идиотского занятия в ночь убийства, при том, что тело Распутина все еще лежало во дворце, и придумать было сложно!)
Потом они, якобы, опять-таки втроем, вернулись во дворец, чтобы избавится от трупа (шубу сжечь они так и не сумели).
Причем, приехали они с вокзала во дворец, якобы, на автомобиле в.к. Дмитрия Павловича, с великокняжеским стягом на капоте! (Это было ими заранее продумано, специально, чтобы никто из полиции не посмел остановить автомобиль с таким стягом).
Разумеется, агент полиции не мог не увидеть такой шикарной приметы на автомобиле «нападавших» на дворец или не сообщить о ней в своем донесении.
Не говоря уж о том, что никуда (по «официальной» версии убийц) великокняжеский автомобиль, после неудавшегося сожжения распутинской шубы, не уезжал от дворца «на полной скорости».
Его затем использовали в качестве «труповозки» для того, чтобы отвезти тело Распутина к знаменитой полынье на Большой Невке у Крестовского острова, где убийцы и сбросили труп под лед.
«Это было особенно удобно: великокняжеский стяг, прикрепленный к передней части машины, избавлял нас от всяких подозрений и задержек в пути» - вспоминал, впоследствии, Ф. Юсупов.
Затем в донесении содержатся и еще более удивительные подробности:
«Вскоре после 6 часов утра в полицейском участке близ дворца, в то время как городовые, пришедшие с поста, обычным порядком докладывали о ночных происшествиях, с улицы донесся звук нескольких полицейских свистков.
Городовые и унтер-офицеры полиции, выглянув в окна, увидели, что из парадного подъезда княжеского дворца выводят двух женщин, которые оказывают сопротивление и отказываются сесть в мотор, изо всех сил пытаясь вновь проникнуть во дворец. В соответствии с их протестами агенты Охраны, стоявшие вдоль канала, подняли тревогу.
Когда же полицейские выбежали из участка, мотор уже мчался по набережной. В погоне за этими людьми пристав полиции полковник [Михаил Корнилович] Бороздин, вскочил в мотор, принадлежащий тайной полиции, и ринулся вслед.
В то же самое время его люди поспешили во дворец.
Догнать ускользающий мотор ввиду его превосходства в скорости было невозможно; более того, у него не было ни номерных знаков, ни фар.
Полиции, явившейся во дворец с допросом, было предложено объяснение, что дамы полусвета дурно себя вели, и им было предложено покинуть дворец.
О ночных происшествиях на Мойке полковником Роговым и полковником Бороздиным утром был составлен общий персональный рапорт градоначальнику».
Стало быть, в полицейском донесении ОФИЦИАЛЬНО говорилось о присутствии в ночь убийства, минимум ДВУХ женщин в юсуповском дворце, которых под утро силой выводили из дворца и буквально заталкивали в еще один (неизвестно чей) автомобиль. После чего за ним по ночному Петрограду на «автомобиле тайной полиции» безуспешно гонялся целый полицейский пристав, в чине полковника!!!
Это – В КОРНЕ противоречит ВСЕЙ версии, сочиненной убийцами на следующий день, очевидно для своего оправдания и сокрытия, неприятных им, подробностей преступления.
(Как уже говорилось в прошлой главе, об участии в убийстве каких-то двух «дам» судачило тогда все «благородное общество» Петрограда. Но вот о том, что убийцам их, почему-то, пришлось, со скандалом, заталкивать в неизвестный автомобиль, и куда-то увозить, отрываясь от погони бравого полковника Бороздина, говорится только в этом донесении).
Но и это – еще не все:
«Дело, казалось, было кончено, когда из внутреннего дворика у дворца один за другим послышались четыре выстрела. В обоих полицейских участках вновь была объявлена тревога, и наряды полиции вновь явились во дворец.
На сей раз вышло официальное лицо в мундире полковника, категорически заявивший, что во дворце князя присутствует Великий Князь и что Его Императорское Высочество желает лично в надлежащем месте дать необходимые объяснения…
Прошло около часа, когда вдруг от Синего моста ко дворцу подъехал мотор. Слуги при содействии шофера в присутствии офицера, несшего длинную шубу, вынесли нечто, похожее на труп человека, и сложили его в мотор.
Шофер вскочил в кабину, на полной скорости промчался вдоль канала и быстро исчез. Почти в то же самое время генералу Григорьеву из городской управы сообщили, что Распутин убит в Юсуповском дворце.
Полицейские чины, прибыв во дворец, на сей раз были встречены самим князем Феликсом Юсуповым, который сказал им, что необходимо составить рапорт об убийстве Распутина.
Сначала это заявление не было принято всерьез ввиду всех странных происшествий той ночи. Но полицейских пригласили пройти в подвальную столовую и показали место, где лежало тело. Они увидели на полу лужу застывшей крови, а следы крови были видны также во дворе флигеля. В ответ на вопрос, где тело, князь отвечал, что там, где ему следует быть, отказавшись от каких-либо дальнейших объяснений.
Вскоре после того дворец посетил начальник Департамента полиции и все генералы жандармерии. Полицейские патрули были направлены в различные участки, и в ходе последующего дознания посланы к чинам полицейского департамента.
В 5 часов следующего вечера во все полицейские участки была направлена секретная телеграмма в целях выяснения пути следования моторов, подъезжавших к Юсуповскому дворцу той ночью, и мотора, в котором утром увезли тело Распутина. В то же самое время ряд полицейских патрулей рассредоточился по Островам и в пригородах».
Как видим, полицейские, в ночь убийства Распутина, наведывались в юсуповский дворец с завидной регулярностью, 3 или 4 раза!
(А сами участники убийства сообщают только об одном визите, который, якобы, зачем-то спровоцировал полупьяный Пуришкевич (который, как известно вообще не пил, но, возможно его неадекватное состояние объяснялось приемом каких-то наркотиков).
Интересно, что в последний раз к наряду полиции вышло какое-то «неизвестное лицо» в чине полковника!!!
Которое и отправило полицейских восвояси!
Что это был за полковник из общепризнанной, «официальной», версии убийц понять просто невозможно.
Не правда ли, удивительно?!
Кроме этого донесения, в книге Стопфорда имеется и еще один интересный документ, который озаглавлен так:
«ИСТИННАЯ И АУТЕНТИЧНАЯ ИСТОРИЯ УБИЙСТВА ГРИГОРИЯ РАСПУТИНА, СООБЩЕННАЯ МНЕ 6 ИЮНЯ 1917 Г. В ЯЛТЕ УЧАСТНИКОМ УБИЙСТВА».
Не названный Стопфордом участник убийства изложил ему следующую, ОЧЕНЬ оригинальную версию МОТИВА убийства Распутина:
«Дело было твердо запланировано провести до пятницы, 29 декабря 1916 г., потому что Феликсу Юсупову на следующий день нужно было уезжать с двумя своими молодыми шурьями, чтобы вместе с женой провести Рождество в Крыму с ее семьей.
В роковую ночь не было «ужина». Феликс сам заехал за Распутиным – который никогда прежде не бывал в Юсуповском дворце – и лишь ценой больших усилий убедил его отправиться к нему и побеседовать о политической ситуации…
Великий Князь Дмитрий [Павлович] и Пуришкевич, депутат Думы, были в это время в гостиной в цокольном этаже, и донесение полиции не оставляет сомнения, что с ними были две дамы, хотя ни они, ни их друзья даже не допускали, чтобы во дворце той ночью были дамы…
Войдя в столовую, Феликс Юсупов вовлек Распутина в длинный разговор, в ходе которого последний подтвердил, что Императрица Александра Феодоровна собирается объявить Себя Регентшей 10 января (н.ст.).
Распутин, будучи приглашен освежиться, выпил стакан красного вина, куда был брошен яд…»
Ну и так далее. Остальные детали более-менее согласуются с «Юсуповской версией» убийства.
А вот упоминание о том, что Императрица Александра Феодоровна, очевидно, с «подачи» Распутина собиралась объявить себя Регентшей (при живом муже-императоре), необычна и оригинальна.
Подчеркнем, что нечто подобное, по рассказам Юсупова, по пьянке, не раз говорил ему и сам Распутин:
«С «ним» (тут Распутин имеет ввиду Николая Второго – коммент.) вот бывает подчас трудно; как от дома далеко уедет, так и начнет слушать худых людей.
Вот и теперича сколько с «ним» намучились.
Я ему объясняю: довольно, мол, кровопролитий, все братья, что немец, что француз… А война эта самая – наказание Божье за наши грехи… Так ведь куды! Уперся. Знай, свое твердит: «Позорно мир подписывать».
А какой такой позор, коли своих братьев спасаешь? Опять, говорю, миллионы народу побьют.
Вот «сама» – мудрая, хорошая правительница…
А «он» что? Что понимает?
Не для этого сделан, Божий он человек – вот что».
Могло ли это предположение (о желании царицы стать Регентшей) быть основным мотивом для убийц, которые ВСЕ дружно ненавидели Александру Феодоровну?!
В принципе, конечно, могло.
Женщина она была властная, безумно любившая сына и ради него, и его будущего, способная на самые решительные шаги…
Важно подчеркнуть, что и сам Николай Второй, видимо, был неплохо осведомлен о наличии «английского следа» в убийстве Г.Е. Распутина.
Судя по мемуарам английского посла в России Дж. Бьюкенена, он знал о готовящемся акте по ликвидации «старца» заранее, но не стал информировать о нем никого из русских официальных лиц.
Рассказывая о своей последней аудиенции с Николаем Вторым, которая состоялась 12 января 1917 года, Бьюкенен заявляет, что говорил об этом царю:
«Я сказал, что за неделю до убийства Распутина я слышал, что на его жизнь готовится покушение. Я счел это пустой сплетней, но в конце концов это оказалось правдой».
Бьюкенен, также, упоминает о подозрении императора Николая II в причастности англичан к убийству «друга» Царской семьи:
«Я больше ничего не сказал (императору Николаю II - коммент) о внутреннем положении, но, так как я слышал, что Его Величество подозревает молодого англичанина, школьного товарища князя Феликса Юсупова, в соучастии в убийстве, я воспользовался случаем заверить его, что подозрение это совершенно неосновательно».
К сожалению, никакой стенограммы, или официальной записи этой последней аудиенции английского посла не велось, и что там на самом деле сказали друг другу Николай Второй и Бьюкенен, нам теперь остается только догадываться.
О том, что эта беседа велась на повышенных тонах и, скорее всего, Бьюкенен в своих мемуарах не рассказал всех её подробностей, он сам же невольно косвенно и подтверждает:
«Господин Барк, министр финансов, которому была назначена аудиенция сразу после меня, спросил меня на следующий день, что я сказал императору, поскольку он никогда прежде не видел его таким нервным и возбужденным…
Но минутное впечатление, которое мне, возможно, удалось произвести на императора, не было достаточно сильным, чтобы противостоять влиянию императрицы, чье неудовольствие я вызвал уже тем, что говорил на прошлых аудиенциях. Это неудовольствие было столь сильным, что, судя по слухам того времени, серьезно рассматривался вопрос о моем отзыве».
Очевидно, что всегда сдержанный и хладнокровный Николай Второй, после этой последней беседы с Бьюкененом, был настолько «выведен из себя», что даже не смог скрыть своего нервного перевозбуждения от министра финансов.
«Просто так» поднимать вопрос о возможном отзыве английского посла, в разгар мировой войны, царь тоже не стал бы, без ОЧЕНЬ веских на то причин.
Одной из исторических загадок того времени остается союзническая конференция, состоявшаяся в Петрограде с 29 января по 21 февраля 1917 года.
Отметим, что она закончилась НЕПОСРЕДСТВЕННО перед началом рабочих забастовок и беспорядков в Петрограде, которые и привели к Февральской революции и краху монархии.
Ни стенограмм, ни подробных материалов работы этой важнейшей конференции у нас до сих пор не опубликовано.
Имеются лишь различные разрозненные воспоминания в мемуарах некоторых ее участников.
Вот что рассказывает о ней Дж. Бьюкенен:
«29 января прибыли делегации союзников, и в тот же вечер состоялось предварительное заседание конференции под председательством министра иностранных дел Покровского. Великобритания была представлена лордом Милнером, лордом Ревелстоком, генералом сэром Генри Уилсоном и мной; Франция – господином Думергом, генералом Кастельно и Палеологом; Италия – синьором Шалойя, генералами Руджери и Карлотти и итальянским послом. 31 января делегаты были приняты императором, и 3 февраля мы все были приглашены на торжественный обед в Царскосельском дворце».
Во время этого торжественного обеда, Бьюкенен, по его словам, изложил Николаю Второму свой взгляд на следующие острейшие проблемы:
- «вопросы продовольственного кризиса и численности русских войск. Относительно первого вопроса я сказал, что, по моим сведениям, запасы продовольствия в некоторых губерниях настолько малы, что их не хватит и на две недели»;
- «Россия не полностью использует свои огромные людские ресурсы и при том, что она действительно остро нуждается в некоторых металлах, имеющиеся у нее природные богатства не эксплуатируются должным образом. Не рассматривает ли его величество, спросил я, возможность последовать примеру Германии и ввести ту или иную форму вспомогательной службы, обязательной для всего населения? Император ответил, что уже думал над этим вопросом и надеется, что удастся предпринять определенные шаги в указанном мной направлении».
Остальные вопросы, якобы, «не касались политики».
Вполне возможно, что на этой конференции тогда состоялся и куда более серьезный разговор между Николаем Вторым и главами союзных миссий, который и послужил мотивом для решения об отстранения от власти Николая Второго и ликвидации самой монархии в России.
Приведем, малоизвестное у нас, свидетельство русской монархической газеты «Призыв» (1920. № 50), издававшейся в Берлине:
«В 1917 году, летом, член Государственной думы Е.П. Ковалевский, бывший после революции комиссаром народного образования, рассказывал, как подготовлялся февральский переворот, непосредственным участником которого он был.
В январе 1917 года в Петроград прибыла союзная комиссия в лице представителей Англии, Франции и Италии.
После совещания с Гучковым, бывшим в то время председателем Военно-Промышленного Комитета, князем Львовым, председателем Государственной думы Родзянко, генералом Поливановым, Сазоновым, английским послом Бьюкененом, Милюковым и другими лицами, эта миссия представила Государю требования следующего рода:
I. Введение в Штаб Верховного Главнокомандующего союзных представителей с правом решающего голоса.
II. Обновление командного состава всех армий по указаниям держав Согласия.
III. Введение конституции с ответственным министерством.
Государь на эти требования положил следующие резолюции:
По первому пункту: “Излишне введение союзных представителей, ибо Своих представителей в союзные армии, с правом решающего голоса, вводить не предполагаю”.
По второму пункту: “Тоже излишне. Мои армии сражаются с большим успехом, чем армии Моих союзников”.
По третьему пункту: “Акт внутреннего управления подлежит усмотрению Монарха и не требует указаний союзников”.
В английском посольстве сейчас же после того, как сделался известным ответ Государя, состоялось экстренное совещание при участии вышеупомянутых лиц. На нем было решено “бросить законный путь и выступить на путь революции”, причем время для переворота было назначено на первый же отъезд Государя в Ставку.
На полученные от союзных представителей деньги началась вестись усиленная агитация в пользу переворота.
Так как русские участники заговора были уведомлены о том, что министр внутренних дел Протопопов что-то подозревает, то в силу этого, боясь ареста, они пристроились при членах союзнической миссии и жили у них на квартирах. Так, сам Ковалевский пристроился при генерале Кастельно.
Для обсуждения же вопросов текущего времени и более детальной разработки плана будущего выступления, собирались на квартире английского посла сэра Джорджа Бьюкенена».
Можно как угодно (в том числе и с сомнением, разумеется) относиться к этой информации.
Отмечу лишь, что упомянутый в статье Евграф Петрович Ковалевский был реальной политической фигурой, являлся депутатом III и IV Государственной Думы.
Там он был товарищем председателя комиссии о народном образовании и членом-докладчиком бюджетной комиссии по Св. Синоду и Министерству народного просвещения.
В 1917—1918 годах он член Поместного Собора по избранию от Государственной думы.
В 1919 году эмигрировал во Францию, жил в г. Ницца, потом в Париже.
Сегодня многие наши соотечественники, «изучающие» историю своей страны по современным малограмотным телесериалам (я уже не говорю о поколении «жертв ЕГЭ») уверены, что должности комиссаров в армии и народном хозяйстве России были изобретены лично Троцким, преследовавшим, разумеется, какие-то злодейские цели при этом.
Таки нет!
ВСЕ эти должности (как и многое другое: «особые совещания», бессудные высылки, пресловутые «карточки», солдатские комитеты, «отмена» у флотских офицеров погон и т.д.) – всего лишь «наследие» Временного правительства, а кое-что и царского режима, «перекочевавшее» в новые исторические условия.
Вот и должности «комиссаров» были учреждены в армии (и многих государственных структурах) именно по решению Временного правительства.
Так, 7 марта 1917 г. было подготовлено «распоряжение комиссаров Временного правительства по учебным заведениям и учреждениям бывшего ведомства императрицы Марии». Комиссар Е. П. Ковалевский и его заместитель М. М. Ичас извещали сотрудников, что «постановлением Совета министров от 4 марта сего года ведомство передано в ведение Министерства народного просвещения с назначением для временного управления при нем особых комиссаров».
9 марта «комиссары Исполнительного комитета Государственной думы Ковалевский и Ичас предложили подать в отставку Главноуправляющему ведомством императрицы Марии Булыгину и его помощнику Кистеру. Комиссары предполагают в ближайшее время произвести серьезные перемены в среде персонала, ведающего учебными заведениями императрицы Марии». 14 марта В. К. Кистер был уволен.
Так что Е.П. Ковалевский действительно был и депутатом и комиссаром и вполне мог владеть вышеизложенной информацией.
Надо сказать, что английская дипломатия и разведка, в годы Первой мировой войны, очень ревностно следили за попытками высокопоставленных царских сановников провозить зондаж возможности и условий сепаратного мира с Германией.
Английский посол Дж. Бьюкенен, во время своего посещения царской Ставки в октябре 1916 года даже поднял эту проблему в ходе своей аудиенции с Николаем Вторым:
«Я прибыл в Могилев 18 октября в сопровождении генерала Нокса и капитана Гренфеля, наших военного и морского атташе, а также секретаря посольства Брюса. Император сразу же дал нам короткую аудиенцию, в начале которой я произнес соответствующую речь, после чего вручил ему знак Большого креста ордена Бани».
После этой приятной миссии, Бьюкенен в беседе с царем затронул эту очень важную для Англии, тему:
«…я решился спросить, правда ли, что в ходе беседы между Протопоповым и германским дипломатическим представителем в Стокгольме последний утверждал, что, если Россия заключит мир, Германия выведет свои войска из Польши и не будет возражать против передачи Константинополя России.
Император ответил, что не может точно вспомнить, получал ли Протопопов подобные предложения или нет, но он совершенно точно читал это в донесении одного из своих агентов. Он заверил меня, что подобные предложения не имеют для него никакого значения.
В дальнейшей беседе я указал на распространившееся по всей стране глубокое недовольство, вызванное нехваткой продовольствия, и беспорядки, уже имевшие место в Петрограде»
Подчеркнем тут 2 момента:
1. Англичане были очень неплохо осведомлены, как о самих тайных переговорах Протопопова с немецкими представителями в Стокгольме, так и об условиях мира, которые немцы тогда предлагали царю. (Они, к слову сказать, были очень выгодными почетными: вывод германских войск из оккупированных областей русской Польши и Прибалтики, а также признание за Россией права на Константинополь).
Прими их тогда Николай Второй – и не было бы ни революций, ни развала страны. Миллионы россиян остались бы живыми). Однако царь предпочел сохранять «верность союзническому долгу» и в итоге - потерял все.
2. Вопрос о нехватке продовольствия и вызванных этим «беспорядках» в Петрограде «стоял на повестке дня» уже в октябре 1916 года! А нам все рассказывают солженицынскую мифологию о «февральских мЯтелях», которые -де и вызвали эти затруднения с продовольствием в столице и «хвосты» у булочных…
Как видим, одной из основных задач английской миссии было не допущение сепаратных мирных переговоров и мира с Германией, сторонником чего, как известно, был Григорий Распутин.
Так что серьезный мотив для его устранения у англичан имелся.
В следующей главе рассмотрим, какие для этого у них имелись «действующие лица и исполнители».
На фото: Г.Е. Распутин со своими детьми.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/09/01/611