Приближающийся рассвет торопил её. Она нашла нужную траву. Торопливо обдирая кожу на пальцах, собирала жёсткие засохшие стебли впрок. Запас травы иссяк, так как трава уходила всё дальше от её пристанища.
Наспех завязав мешок на ходу и закидывая его на плечо, она побежала. Её гнал не страх опоздать. Её гнало желание испытать это вновь и вновь. Это – ставшее смыслом её жизни.
Подходя к пристанищу, она увидела силуэты встревоженных людей и одобрительно-успокаивающе кивнула им на ходу.
Она не забежала, а влетела в проём двери, достала нужную траву, скинула дождевик и присела у очага. Тут всё было готово. Осталось только чиркнуть спичкой. Да. Трава. Вот она. Чуть левее сухого крылышка летучей мыши.
Огонь тоже спешил. Он боязливо обошел все нужные ингредиенты, словно пересчитал их, и вспыхнул ослепительно-ярким пламенем.
Из пристанища-хижины во все щели брызнул свет. Для людей эта хижина потеряла очертания. Свет поглотил её, увеличиваясь до размеров холодного голубого шара.
Это видели люди, что были ослеплены светом.
А что же она? Она вздохнула, улыбнулась и нащупала бубен. Пальцы привычно обошли дробью полукруг и ударили гулко и протяжно.
Удар. Ещё удар. Свет пошёл яркими всполохами. Он бился, словно на привязи. Бился, больно ранив себя, и всплески алого огня жалобно падали к её ногам.
И она запела, тихо, радостно отпуская огонь от себя. И свет от огня стал подниматься сквозь худую крышу пристанища. Она пела, пока он не вышел весь.
Она закрыла глаза. То был краткий сон. Он длился для неё лишь миг. Сколько он длился для тех, кто был там, за стеной, она не знала.
Прервав этот сон, твёрдым усилием она встала и покинула хижину.
Никого не было рядом. Для неё это привычно, но тревога поселилась внутри.
Она вернулась и собрала мешок. Эти сборы означали, что уверенность уходит от неё. Или уходит что-то другое.
Привычным шагом она двинулась в самую гущу чащи. Ведь свет рождается только в самом тёмном месте. Там она впитывала составляющие света. И что это были за составляющие, знала только она одна.
Придёт время, и она выйдет из чащи.
На этот раз она не опаздывала. Она шла уверенным шагом. Казалось, все кочки и ухабы почтительно расступались перед её поступью.
Но что же это? Только она стала различать в темноте силуэт хижины, как чужой свет просочился сквозь щели и скрыл собой пристанище.
Она впервые видела это со стороны, и очарование этой здешней красотой остановило её.
Не веря до конца происходящему, она пошла на этот чужой свет.
Люди держали, не пропускали её. Люди стали сдирать с неё одежду, вырывали из рук мешок.
Мешок – это всё, что у неё было.
Она рванула мешок на себя, упала и поползла в темноту. Люди боялись темноту и остановились.
Зато она узнала, что такое слёзы. Это была другая энергия. Эта энергия тоже была сильной, как и огонь, который она держала в себе. Вытерев слёзы, она встала и пошла от людей.
Мешок был с ней, а это было главное. Слёзы успокоили её, и она шла. Шла в темноту, не отдав света.
Время пришло, но ей некуда было идти.
Огонь просился наружу, но она не видела двери, которая даст ему выход.
Идти было тяжело. И не только от тяжести того, что она несла.
Тяжело потому, что она подходила к тому месту, к которому шла. Усталость должна была обозначить место.
И она нашла это место. Это был огромный плоский камень. Она дошла до его центра, и силы оставили её.
Силы, что дают идти.
Она открыла мешок и принялась в тщательном порядке раскладывать его содержимое. Это отвлекало её от рвущей на части сущности.
Вздохнув, она взяла спички. Впервые она делала это без поддержки людей.
Но медлить она уже не могла. Если она не сделает это, огонь убьет её и уйдёт под землю. Смерти она не боялась. Она не могла умереть, не придав огню правильное направление.
Огонь привычно побежал, пересчитывая ингредиенты, и вспыхнул.
Огонь ничто не держало. Не было пусть и худых, но стен.
Поэтому огонь пошёл длинными испуганными всплесками. Так бывает, когда ошарашен своей силой, когда не успел привыкнуть к
ней.
Но это имело свои плюсы. Огонь с самого рождения ничего не сдерживало.
А испуг ушёл вместе с порядком. Этот порядок задавали удары её ладонями по камню. Они были тихими, успокаивающими, и огонь их услышал. Тревожные всполохи огня сменились ровным пламенем. Это пламя укрепилось в силе и опыте и ждало.
И она запела.
Огонь свернулся калачиком у её ног, словно огненный кот, изредка помахивая огненным хвостом.
Кот терял свои очертания, но всё так же лежал у её ног.
И они поднялись вместе.
Она не знала, что лес, люди остались далеко внизу. Она видела вокруг себя привычный огонь, и свет от него был управляем ею.
Она поняла, что ей теперь не выйти из огня, и это её устраивало.
Люди, что были далеко внизу, изредка смотрели в её сторону, жмурясь и прикрывая рукой глаза. Огонь слепил их, не давая её увидеть. Огонь её защищал и нёс всё дальше.
Люди в своём неведении назвали этот огонь солнцем.