Сегодня Сашке исполнялось 16 лет! И это было самое настоящее событие. Вот только отмечать его пришли не друзья и одногрупники – именинник вот уж год учился в одном их техникумов города, оставив школу после восьмого класса - а товарищи и сотрудники отца. Тогда, в начале восьмидесятых, совместные застолья были общепринятым явлением. Вне зависимости от социального положения. Отметить в кругу друзей день рождения кого-либо из семьи было вполне нормально. И по ценам доступно.
- А твои товарищи подождут до завтра! – безапелляционно сказал отец Сашке. – Мои друзья и коллеги важнее, от них хотя бы толк какой-то есть.
Спорить сын, естественно, не стал. Зная, что в случае с собственным отцом спорить бесполезно, будет только себе дороже. К тому же, в его мальчишечью голову было надёжно вдолблено (кулаками, ремнём, и не только), что «он в этой жизни не заработал ещё ни одной копейки, балбес эдакий». Но, несмотря на все папенькины утверждения, дураком Сашка не был. Скорее приспособленцем, изо дня в день прогибающимся под муштру отца.
«Да и в конце концов! – привычно прогнулся он под отцовскую мысль – у меня ведь будет целых два дня рожденья. Разве это плохо?» Хотя в душе, конечно, он предпочёл бы отпраздновать этот день в кругу друзей. Даже без подарков. Но выбора не было. Тем более что застолье разогревалось и из разных концов стола то и дело слышалось:
- За именинника! – это кричало папенькино начальство. По крайней мере за этим столом им не надо было подстраиваться под чьё-то мнение. А вот с должностями пониже папенькиной дело было сложнее. Те на первую позицию выставляли своё прямое начальство:
- За родителей именинника! За отца и мать, которые воспитали такого замечательного сына!
Сашка по наивности своей краснел от таких похвал, не понимая ещё, что адресованы они не ему, а его отцу. Перед которым открыто подхалимничали его подвыпившие подчинённые.
Наконец гости сообразили, что пора и отцу сказать напутственное слово своему сыну:
- Степан Михайлыч, тебе слово!
И тот не заставил себя долго упрашивать. Говорить он умел – сказывались годы работы на руководящих должностях, где всевозможные доклады и тосты произносились ежедневно:
- Сын, тебе уже шестнадцать лет. Ты совсем взрослый! И это прекрасный возраст – ты молод и здоров и перед тобой открыты все дороги в этой жизни. – При этих словах отца Сашка подумал о том, что открыты ему только те дороги, которые не противоречат позиции отца. – Но я хочу пожелать тебе в этот день, чтобы в жизни ты всегда придерживался ЗОЛОТОЙ СЕРЕДИНЫ (два этих слова он произнёс с какой-то особенной интонацией) – не лез на рожон впереди всех, но и не пас задних. Будь как все, не выделяйся из толпы и всё у тебя будет хорошо.
Сашка слушал родителя, но сам думал о том, что слова отца семейства расходятся с делом: сам-то он никогда не стремился прозябать в толпе – будучи по образованию инженером, он по профессии проработал едва ли год. Весь остальной трудовой стаж занимали годы работы на ответственных (по совдеповским меркам) постах. То профоргом, то парторгом, а сейчас вон и вовсе выбился в начальники информационного отдела конструкторского бюро крупнейшего танкового завода в стране. Своё идеологическое влияние папаша распостранял и на сына, поэтому в свои шестнадцать тот был комсоргом класса и в школе, да и в техникуме…
На следующий день пришли Санины друзья. Но мысли его почему-то были заняты отцовскими словами: «ЗОЛОТАЯ СЕРЕДИНА!» - с какой стороны прилепить их к своей жизни?! Ведь всё остальное папенькино воспитание было направлено на другой результат – ты должен быть лучше других.
Прошло ещё несколько дней. Как-то после занятий в техникуме Сашка уединился в расположенном поблизости парке отдыха. Дипломат с конспектами положил рядом на скамью, а сам снова занялся вычислением золотой середины, которая не выходила из головы почему-то. Не вязались воедино в его комсомольской голове необходимость быть лучшим, примером для остальных в комсомольской ячейке… и одновременно «затеряться в толпе, не лезть на рожон», как учил его папаша, не приводя конкретных примеров. Надеясь, что сын и так его отчётливо поймёт отцовские тезисы.
Вдруг на примыкающей аллее вначале послышался топот нескольких пар ног и какие-то крики. Повернув голову в ту сторону, Сашка увидел, как из-за кустов выскочил какой-то мужик лет тридцати пяти и понёсся в его сторону. А следом из тех же кустов выскочило пару человек в форме милиции и один в гражданском, которые, с хрипотцой, уже кричали вслед убегающему: «Стой! Всё равно поймаем!».
Особенно думать было некогда. Мысли о золотой середине моментально покинули голову юного комсорга, а им на смену пришли другие – о необходимости задержать особо опасного преступника, каковым наверняка являлся этот беглец. Ведь это его долг как комсорга, как… Сашка сорвался с лавочки и бросился под ноги убегавшему. Тот попытался перепрыгнуть через внезапно возникшее на его пути препятствие, но споткнулся, не удержал равновесия и упал, проклиная всех комсомольцев вместе взятых. Естественно, на него тут же навалились догонявшие, сковали ему руки за спиной наручниками и увели, не обратив на Сашку ни малейшего внимания.
А тот и не ожидал благодарности. Просто поднялся, отряхнулся, взял с лавки «дипломат» и с чувством выполненного долга пошёл к трамвайной остановке. Всё вроде бы было нормально, только не оставляло парня странное чувство – что-то странное уже произошло, и что-то страшное ещё должно случиться. Но, как всякий порядочный комсомолец, Сашка списал всё на переизбыток эмоций и спокойно пошёл домой…
Только вот уже через три месяца его посадили за драку с таксистом. Идейный отец предпочёл не тратиться на откуп сына, и мальчишка получил свой первый срок. Вполне заслуженный. Хотя по первому разу можно было и просто по шее дать.
Потом второй срок, третий… Так и жизнь пролетела, оставив не так много достойных внимания воспоминаний. Но тот случай в парке, где столкнулись две судьбы – уголовника и комсомольца – всё чаще всплывал в памяти. И Сашка, уставший мужик на шестом десятке, часто думал: «Интересно, как бы сложилась моя жизнь, не кинься я тогда под ноги убегающему, не услышь проклятий в свой адрес?.. Неужели это тогда я резко принял в сторону от предписанной золотой середины? Да и смог бы я всю жизнь придерживаться тонкой проволочки под ногами?..»