В эту минуту Гарик стоял с гордо вскинутой вверх головой. Он делал так всегда, справляя малую нужду на улице, в помещениях же чаще смотрел в стену или разглядывал плинтус. Нет, он не хотел зла. Именно сейчас, пока случайные свидетели шумели и размахивали руками, он выращивал цветы, цветы, стебли которых только ещё пробивались сквозь трещину между старым асфальтом и вросшим в землю фундаментом, еле заметные ростки, прошедшие длинный путь к свету. В обычный сезон они могли бы пробиться и сами, но лето было засушливым, а Гарик хотел, чтобы они непременно выжили и расцвели буйным цветом. Моча теперь не отправлялась в небытие под напором белоснежных сливных бачков, а теплилась и питала слабые городские растения. Гарик был точен, ни одной капли не уходило впустую, и мир облегчённо наполнялся красками. Сделав дело и приведя себя в надлежащий вид, он повернулся к двум возмущённым женщинам. «Акт милосердия!» - провозгласил он и, уловив нотки замешательства в потоке сыплющихся на него проклятий, с достоинством покинул место происшествия. Вслед ему полетело: «Хулиган!» Но уже мягко и как-то по-хорошему. С чувством признания. Хулиган! Есть в этом слове что-то несвершившееся, незлое, бунтующее и непокорное.
Тем временем мимо ищущего приключений Гарика спортивной пружинистой походкой проследовала по своим делам Татьяна Николаевна Алфёрова. Мы бы убедились в этом, заглянув к ней в паспорт, но и так ясно, это она, молодая спортсменка - велосипедист. От упорного кручения педалей лицо её приобрело вытянутый лошадиный вид, а икры и бёдра налились здоровой силой. Казалось бы, в икроножной мышце нет ничего такого, что можно было бы вожделеть. Куда как лучше бёдра. Но, несмотря на кажущуюся второстепенность, икры соседки с пятого этажа занимали Гарика вот уже какое-то время. Не то чтобы они довлели или висели над ним дамокловым мечом, но, впрочем, в какой-то степени и довлели, так как жил Гарик прямо под Алфёровой. Все остальные её формы не вызывали у него никаких охов и треволнений. Но когда она расхаживала по его потолку, он всем свои существом чувствовал, как напрягаются её вожделенные, милые сердцу треугольники икроножных мышц.
На тот момент, когда мимо него как в тумане проплывала Алфёрова, Гарику уже стукнуло тридцать. Тут вы ахнете и осудите его, полагая, что к этому возрасту приличный мужчина уже делает выводы и воспитывает детей, а не писает на дома и вожделеет икры соседки, но ахнете вы зря, при такой скудности поступающей в мозг информации к тридцати годам просто антинаучно делать какие-либо выводы и уж тем более пересказывать непроверенные факты детям.
Клац-клац, цокают каблучки Алфёровой, сегодня она изменила привычным обтягивающим лосинам и белым благополучным кроссовкам: туфли на высоких каблуках, красное платье по колено и косметика. «Встреча одноклассников или свадьба подруги», - допустил Гарик. Ни то, ни другое не имело смысла. «Ну, или торжественное заседание и награждение лучших в клубе велосипедистов с участием президента», - на глазок прикинул он. Сейчас многие мероприятия проходят с участием президента, это вносит праздничную нотку и сводит желудки от страха, дисциплинирует и придаёт телу военную выправку. Шло это всё Алфёровой, как корове седло. Если не говорить об икрах, а на каблуках их великолепие достигало своего апогея, то платье было вызывающе декоративным, а боевой макияж, призванный сделать из Тани милую девушку, никак не клеился к грубым чертам лица. Ей во чтобы то ни стало нужно было помочь вернуться в своё прежнее состояние сильной и здоровой лошади, удержать от пустой траты времени и преступления против самой природы, и Гарик был готов взять на себя этот грех, хотя минуту назад у него ещё не было никакой благородной цели. Когда в его голове рождался план, пусть даже противоречащий здравому смыслу и особенно этике, он был неудержим. Цель – вот что нужно человеку, чтобы создать для окружающих атмосферу сюрприза.
Несмотря на то, что Таня старалась держаться непринуждённо, на высоких каблуках у неё это получалось лишь на коротких дистанциях. Скажем, пройтись по ковровой дорожке кинофестиваля в Каннах от автомобиля до кресла в первом ряду без сенсации ей бы не удалось. «Наверно, очень ответственное мероприятие, - подтвердил свои догадки Гарик. - Иначе и быть не может, такие муки». Но план уже созрел. Мечтательная улыбка заиграла на его губах, и он двинулся следом, впившись глазами в манящие икры. Красная тряпка платья его ничуть не отвлекала, здесь он тореро.
До этого летнего дня Таня и Гарик встречались, но не были знакомы. Она появилась в его доме прошлой зимой в самый буйный метельный февраль. Гарик варил полпачки макарон и жарил сосиски, чад стоял на всю кухню, за окном выла вьюга, патриархальный московский быт кипел и плескался в квартирной ячейке. В ожидании сосисочного переворота Гарик подошёл к запотевшему окну и начертал на нём Анну Ахматову, точную копию работы Модильяни. Наблюдая за двором сквозь Ахматовские волосы, он разглядел в пурге въезжающую во двор машину, она остановилась как раз у его подъезда, в салоне зажёгся свет, пассажир долго расплачивался с таксистом, наконец дверца распахнулась и на мороз выскочил нахохлившийся южный водитель в лёгком свитерке. Южанин мучительно возился, извлекая на свет большую спортивную сумку и велосипед со снятым передним колесом. Когда с вознёй было покончено, с пассажирского сиденья в метель вышла девушка, закутанная в нелепый заменитель шубы. При всём многообразии природы, вряд ли в ней найдётся существо с такой противоестественной раскраской. Водитель быстро ретировался в разгорячённый автомобиль и через мгновение исчез за горизонтом. Сложив из ладоней козырёк, девушка посмотрела наверх, снег слепил ей глаза, она мельком взглянула на Гарика, которого, конечно, было трудно опознать за снегопадом и запотевшим стеклом, потом взгляд её скользнул ещё выше и в конце пути снова вернулся к велосипеду. Точным движением она поставила колесо на место, легко взвалила сумку на плечо и покатила велосипед в подъезд. Гарик оторвался от окна и перевернул сосиски на другой бок. Через минуту с лестничной клетки послышались шаги и шорох велосипедных шин. Над его головой на пятом этаже открылась и закрылась дверь, и всё стихло.
Зимой соседка иногда попадалась Гарику на глаза, но он не придавал ей значения. Пусть живёт, ну, иногда топочет босыми ногами по его потолку, пусть, та квартира давно пошла в разнос и сдаётся. Ещё под Новый год в ней жила пара с брехливым джеком расселом. В первый же день джек своим острым собачьим чутьём отыскал в полу иерихонскую трубу и залаял в неё, будто он один в целом свете и дом должен быть разрушен, а джек выпущен на вольные хлеба. Поступал он так каждый раз, когда хозяева уходили на работу. Гарик делал всё, что мог, и вот под Новый год старина джек съехал на новую квартиру. Тихая велосипедистка в два раза лучше брехливой собаки, это ясно каждому жителю города. Всё так бы и шло, но наступила весенняя оттепель. Защебетали птички, от крашеных окон отклеились утеплительные ленты, и люди стали чаще задумываться о путешествиях и радужных перспективах. Тогда соседка вышла из дома в коротких лосинах, запрыгнула на свой верный велосипед, натренированные икры сладострастно напряглись, ноги закрутили педали. Какая насмешка судьбы - отлить икры точно по лекалам красоты и беспечно пустить всё остальное тело на самотёк. Не то чтобы Гарика это беспокоило, но волновало. За два по-настоящему тёплых весенних месяца эти короткие видения Тани Алфёровой сформировались в небольшую мечту, а значит, появилась цель и как итог план, но разве он мог появиться, если бы не мечта.
Цок-цок, звучат по асфальту Танины каблучки, то гулко отражаясь от стенок Сретенских переулков, то теряясь в шуме открытых перекрёстков. Гарик идёт следом. У него есть десять минут до метро Сухаревская и два пути: или всё случится само собой, а при такой манере ходьбы вероятность, что каблук самостоятельно покинет туфлю, была велика, или нужно подстраховаться, если вдруг судьба не будет сегодня к нему благосклонной, как в былые дни. Но в эпоху повального увлечения самокатами не так-то и сложно договориться с судьбой.
Таня свернула за угол. Гарик молниеносно протянул руку куда-то в сторону и вытащил с той стороны упирающегося и брыкающегося паренька, самокат, оправдывая своё название, сделал кульбит в воздухе, приземлился на колёса, проехал ещё с десяток метров и буквой «г» завалился на бок. Удерживая паренька за шиворот, Гарик мягко поставил его на землю. Сразу предвосхищая оскорбления и угрозы, которыми парень был явно вооружен до зубов, Гарик отпустил его и присел на корточки, сравнявшись с ним в росте. «Притормози, притормози, у меня к тебе дело», - примирительно сказал Гарик. «Ты что, охренел нахрен?» - взвился парень. Было видно, что Гарику удалось серьёзно привлечь его внимание. «Тут вот какое дело, - сказал он, пропуская сопливые обвинения мимо ушей, - только нужно это сейчас». Кипя от ярости, парень промолчал, но не сдвинулся с места. «Короче, слушай. Только что за этот угол свернула девушка в красном платье, это моя хорошая знакомая, и я очень хочу её разыграть. Ты понял, очень!» В районе глагола «понял» Гарик стал выглядеть угрожающе. «Нужно по моему сигналу проехать и напугать мою знакомую каким-нибудь трюком, ну, там развернуться прямо у её ног или что-то ещё, но только так, чтобы она по-настоящему испугалась и шарахнулась в сторону». «И зачем мне это?» - начал торговаться паренёк, а, как известно, люди готовые торговать, сегодня воевать не намерены. Моральная сторона дела парня, как видно, не интересовала. У Гарика был нюх на такие дела. «Во-первых, я дам тебе вперёд пятьсот рублей», - сказал Гарик и направился к упавшему самокату, парень поплёлся следом. «Во-вторых, я куплю тебе пачку сигарет на твой выбор, - он поднял валяющийся на тротуаре самокат и вручил его парню. – В-третьих… Вообще и этого за глаза. Деньги сейчас, сигареты после». «Ну и розыгрыш», - усомнился парень. «Обычный розыгрыш, так для смеха», - уверил его Гарик. «Ну что, договорились?» - и он протянул открытую ладонь с пятисоткой. «Ладно, охреневший тип», - согласился парень, забирая деньги и пряча их в карман. Гарик и парень выглянули из-за угла. Цель удалялась. Алфёрова уже отмахала две трети пути до метро и собиралась выйти на финишную прямую. Если бы она была в своих привычных кроссовках, только бы мы её и видели. «Вот эта лошадь что ли, в красном?» - ткнул пальцем паренёк. «Да, она», - подтвердил Гарик. «Ты обгони её и покрутись там на расстоянии, а в нужный момент я дам сигнал, подниму и резко опущу руку вниз, вот так», - и Гарик показал сигнал, понятный на всех языках мира. «Ну что потянешь?» «Мальборо лайт», - хмыкнул парень и покатил в нужную сторону. Гарик выдохнул. Если бы судьба подбросила ему какого-нибудь юного любителя здорового образа жизни, на время отбившегося от массового заезда по Садовому кольцу, а такие заезды проводились теперь с какой-то дьявольской регулярностью, дело могло бы и не выгореть. Да и сейчас пока вилами на воде, но Гарик верил в свою звезду.
Алфёрова всё так же коряво, но неотступно приближалась ко входу в метро, паренёк на самокате уже кружился, преграждая ей путь к спасению. Гарик благородно дал ей шанс всё сделать самой, чертой была чебуречная "Дружба", дальше ей ходу не было, и он подаст сигнал. Атмосфера внутри Садового кольца накалялась. Гарик сократил дистанцию. Ну, давай же, давай, ломай этот чёртов каблук и дай мне в руки мою мечту. Здесь можно подумать, что я ухожу от действительности и хулиганы вместо слова «чёртов» употребляют совсем другую ненормативную лексику, но так можно только подумать, бывают и хорошо воспитанные образованные хулиганы.
Таня поравнялась с квадратом окна чебуречной, весь этот путь её изрядно вымотал. Она остановилась и, влекомая инстинктом большого зеркала, стала крутиться и рассматривать своё отражение в окне. Из-за стекла на неё уставились две пары внимательных глаз. Карандаши проворно заскользили по бумаге. Гарик поднял руку вверх, паренёк, нарезая круги, резко увеличил амплитуду, с каждым разом проносясь всё ближе. Она отвернулась от окна и сделала шаг, но голова запаздывала, в последний момент пытаясь оценить, как же её красное платье смотрится там со спины. Это интересует многих женщин вне зависимости от погоды и стиля в одежде. Она сделала шаг и ещё один, изучая своё отражение. Гарик резко опустил руку вниз. Паренёк начал свой разбег. Звук тревожной барабанной дроби заменила сигнализация в машине по соседству. Карандаши за стеклом чебуречной задвигались с удвоенной скоростью. Таня шагнула. Бордюр закончился внезапно, то место, где ожидалась земная твердь, вдруг оказалось пустотой. Не найдя под собой опоры, нога судорожно изменила траекторию и вонзила тоненький каблук в асфальт под очень нужным провидению углом, каблук мгновенно надломился и облегчённо отлетел в сторону. Парень удивлённо промчался мимо, но Гарик был уже на месте, он вовремя подхватил Алфёрову за талию и не дал приятным событиям перерасти в печальное происшествие. «Что же вы так неосторожно, девушка? У вас, кажется, сломался каблук». Таня ещё не успела прийти в себя, как молодой человек уже окликнул кого-то. «Эй, парень. Ты, ты. Катись сюда. Помоги-ка. А вы пока присядьте». Молодой человек сбросил с себя рубашку, оставшись в видавшей виды футболке. «Ну что ты стоишь? Двигай сюда», - снова окликнул Гарик мальчишку, и тот с сомнением на лице подкатился на самокате поближе. Оказавшись сидящей на бордюре на рубашке смутно знакомого молодого человека, Таня растерялась. «А ведь мы соседи, и вот такой случай! - сказал Гарик добродушно. - Не знаю уж плакать или смеяться. Вы, наверно, куда-то торопились. Теперь опоздаете, да и туфли жалко. Очень вам идут». Не дав Тане сказать ни слова в ответ, он обратился к пареньку на самокате: «Тебя как зовут?» Тот казался немного сбитым с толку, но всё же ответил: «Артём». «Слушай, Артём, ты же местный?» Артём нехотя кивнул. «Тогда не в службу, а в дружбу сгоняй вон за тот дом. Знаешь Сурена? Он там сидит в будке "Ремонт обуви", давно он там сидит, ты уж точно должен его знать, он тоже местный». «Сурен не Сурен, не знаю, - сказал парень, - предположим». «Вот тебе деньги, - и Гарик протянул ему тысячу, - сдачу оставь себе. Смотайся, а? Ты, я вижу, сегодня на коне. Пусть Сурен отложит свои заказы и срочно забьёт этот каблук на место. Скажи, что от Гарика. Скажи, чтоб надёжно!» Артём, потрясённый таким циничным лицемерием, взял туфлю с оторванным каблуком, запихнул в уже знакомый карман тысячу и укатил прочь. «И "Мальборо"», - сказал он куда-то в пустоту.
Гарик с видом человека, плюющего на собственное благополучие, опустился на оба колена перед обладательницей великолепных икр. Её вытянутое лицо приобрело испуганно удивлённое выражение. «Что вы делаете?» Она начала приходить в себя. «Разрешите, я посмотрю?» - обезоруживающе попросил Гарик. «Может случиться вывих, я в этом дока. Разрешите?» - и он протянул руки открытыми ладонями вверх. Как тут не пожать открытые ладони или попросту не отдать собственную ногу в пасть разъярённому тигру? Отступать было некуда. «Ну посмотрите, - смутилась она, - но мне кажется, что всё обошлось». «Я аккуратно», - уверил её Гарик. Он осторожно взялся за ногу и бережно обнял ладонью вожделенную икру. «Здесь больно? А здесь?» За стеклом чебуречной карандаши самозабвенно шуршали по бумаге.
Неизвестно, что могла думать Таня о состоянии своих икр на сегодняшний день, но она вздрогнула, каким-то образом ей передалось мечтательное тепло Гариковых рук и покатилось волной выше под сомнительное красное платье. «Остановись. Остановись, Алфёрова!» - приказала она себе, и, подчинённая спортивной воле, волна схлынула обратно к её ногам. Это было похоже на битву двух магов, хотя наши современники никогда и не видывали таких битв потому, что все они теперь происходят незаметно, энергии сшибаются, сыплются невидимые искры, но проигравший не валится замертво, как в прежние времена, а продолжает жить.
«Нет, мне не больно», - прошептала Алфёрова, отдаваясь в руки Гарика. Пальцы, не поднимаясь выше икры, нежно разминали её мышцы. Этого как раз хватило, чтобы горячая волна всё же расплескалась по всему Таниному натренированному телу и размыла контроль. Это длилось может быть вечность, каждый отдавался своему чувству, знакомясь и перебрасываясь незначительными фразами. Но вечность не может длиться бесконечно. И вскоре вернулся запыхавшийся Артём, возвращая Гарику отремонтированную Суреном туфлю. «Вы психи, и "Мальборо" не надо», - сказал он и, сделав прощальный круг, быть может навсегда скрылся между домами. «О чём это он? Какое "Мальборо"?» «А, пустяки, - отозвался Гарик. - Такой возраст. У них своё на уме. Давай я помогу тебе». Незаметно для себя они уже соскочили на «ты». Гарик надел туфельку, и Танино лицо вдруг стало приятным, лошадиные черты отошли на второй план. На авансцену вышли огромные ждущие глаза. Гарик больше не замечал пугающего боевого макияжа. Глаза были ничем не хуже икр, ими можно было так же бесстыдно любоваться. «А если ещё снять с неё это кошмарное красное платье…» - подумал Гарик.
«О чёрт! О боги!» - одновременно воскликнули за стеклом чебуречной два О. Оля и Олег. Мастера быстрого рисунка.
За последние два часа все выразительные посетители чебуречной были зарисованы ими в разных стилях и цветовых гаммах. Те же, кто не представлял собой особого интереса, прозябали на задних планах в виде подходящих для них закорючек. Ждали эффектной концовки, по глоточку потягивая коньяк из маленькой бутылочки. Чебуреки, купленные больше для проформы, лежали нетронутыми на пластиковых тарелках. Ждали и дождались. Со стороны улицы у окна завертелась девушка в красном платье, и четыре руки мгновенно пришли в движение. Цепкие глаза словно собаки кости хватали линии и даже целые крупногабаритные предметы и тащили их к себе в альбомы. Чуть дольше сопротивлялись люди, извивались и меняли позы, но карандаши и пастельки ловко запихивали их в бумажные листы. Мастера споро выводили дуги, углы и овалы. Девушка упала - карандаши повисли в воздухе. Сломала каблук, парень, надёжное плечо, девушка сидит на бордюре - руки перевернули изрисованную страницу. На бумаге образовался новый центр притяжения - девичья нога, к её икре прилипла пара преувеличенных мужских рук, рядом на асфальте в несколько штрихов брошены туфелька и сломанный каблук. Из неразберихи ног и рук выросли лица, в рисунки заехал самокат, из самоката вытянулся паренёк с крупной купюрой в руке, а за спиной у всей троицы, нарушая все пропорции, взвился до небес гигантский институт Склифосовского.
Нарисовавшись вволю, усталые, но довольные мастера захлопнули альбомы и засобирались домой. «Куда сегодня идём?» - спросила Оля, между делом складывая разноцветные карандаши в сумку. Она заглянула Олегу через плечо. Перед ним лежал листок, за неимением экслибриса фигурно сдобренный чебуречным маслом, там он изобразил поросшую травой железнодорожную ветку, на ветке ржавая дрезина, на дрезине он и она, со всех сторон к центру рисунка сжимается кольцо затемнения. Никто в чебуречной не видел, как они вышли. Только спустя пять томительных секунд кто-то подошёл к пустому столику, допил из бутылочки оставшийся коньяк и, приподняв за краешки остывший чебурек, с наслаждением впился в него зубами.
Александр Гуров, август 2017г.